Бальтазар относится к тому, что Фрида уходит по-английски на следующее утро, легко. Его больше, с течением времени, начинает волновать, что он не видит её следующие несколько дней, однако швед не сомневается, что рано или поздно она появится. Он считает, что накануне они неплохо проводят время, и не прочь составить ей компанию снова, если выдастся случай. Бальтазар не сомневается, что ему удалось подтвердить её догадки о том, что мужчины постарше хороши в постели.

Он надеется, что в Англии его не тронут, однако его конкуренты решают внезапно пренебречь расстоянием. Бальтазар может их понять: вероятно, их терпение подошло к концу, потому что в Туманном Альбионе Харт стал проводить непорядочно много времени. Он по-прежнему присматривает за кондитерской до тех пор, пока не сталкивается с очередным похищением, и всё ещё считает, что Фриде стоило послушаться его: новые работники прекрасно справлялись со своими обязанностями.

Когда один из его мучителей спрашивает о кондитерской, Бальтазар смотрит на него поначалу непонимающе, прежде чем его озарят крайне неприятная догадка. Он не верит в это в первое время – то, что Фрида могла его предать, – однако шведу не требуется много времени, чтобы сложить дважды два. Признаться, отныне их проведенную вместе ночь он рассматривает в другом, менее лицеприятном свете, чем прежде.

Он был бы рад сказать, что он недооценил ведьму, однако в тот момент испытывает лишь ярость, потому что малолетка вмешивается в то, о чем она не имеет понятия. По крайней мере, Бальтазар хочет думать, что после того, как Фрида узнала об его отношениях с медициной, она не идет на происходящее на этот момент осознанно.

Бальтазар кричит, не сдерживаясь, когда его бьют особенно больно. В какой-то момент ему кажется, что он слышит, как трещат его ребра, а также чувствует, как наливается, опухая, разбитая скула. С него льется ручьями холодный пот, когда, обессилев, Бальтазару, наконец, удается потерять сознание – из того, что получают конкуренты, им явно не хватает информации, чтобы завершить задуманное. Бальтазар считает забытие спасительной стратегией если не для себя, то для секретов фирмы – совершенно точно.

Он почти не приходит в себя, лишь глухо постанывая в ответ на совершаемые над ним манипуляции. Бальтазар не помнит, как оказывается у двери кондитерской, а также не имеет понятия, когда его переносят к Фриде домой. Ему, кажется, тяжело дышать, и мужчина сипит на каждом вдохе в избитые легкие.

Бальтазар щурится в первые мгновения, когда пытается открыть глаза в один из последующих разов. У него некрасиво оплывшее веко, когда он пытается что-либо разглядеть сквозь дневной свет, бьющий из-за окон. У него, кажется, ломит каждый дюйм тела, когда он с трудом елозит на кровати лишь потому, что ему тяжело лежать на одном месте.

Его немного лихорадит, когда швед ощущает озноб, но старается держать себя в руках.

Он подмечает её не сразу, но, когда подмечает, чувствует, как в глубине клокочет злая обида:

– Какого черта, Блетчли, – интересуется Бальтазар не своим, севшим до глухого свиста голосом. Он размышляет над тем, своеобразно ощущая собственное тело, что, возможно, после общения с конкурентами ему стоило умереть, потому что нынешнюю боль он выдержать, вероятно, будет не в состоянии. Швед переживает некоторую апатию, потому что прежде побои не ставили его на грань между жизнью и смертью.

Он больше не объясняет, о каком "черте" идет речь, считая, что Фрида сможет понять, о чем он, сама.

– Почему я здесь? – лишь спрашивает напоследок швед, оглядывая комнату, покуда хватает его взора, лежа на спине.

Бальтазар не помнит, когда его в последний раз избивали до такого состояния. Бывали инциденты, разумеется, когда били сильно, но сейчас он с трудом мог пошевелить и пальцем без боли, не говоря о желании глубоко вздохнуть.

Ему не хватает сил на ненависть, но он, без сомнений, разочарован. Бальтазаром движет незрелая обида, когда он не хочет, чтобы она была рядом или заботилась о нем. Из её слов, когда в голове между этим шумит, он понимает лишь то, что его, похоже, вернули на порог кондитерской, уже без сомнения ему ненавистной.

– Они вернули тебе её? – Бальтазар считает, что упоминание кондитерской приходится, в остальном, как нельзя кстати.

– Уверен, сделка стоила свеч, Блетчли, – замечает швед, по-прежнему сипя. Он знает на собственной шкуре, что можно сделать ради бизнеса, но отчего-то не ожидает, что Фрида сможет пойти по его стопам. Ей это не шло – подобная жестокость.

Харт считает Мунго неплохим лечебным заведением, но не в его случае. Он воздерживается от качаний головой, чтобы не провоцировать приступ мигрени:

– Мне бы больше помогли в маггловской больнице, – замечает швед. По крайней мере, тех врачей был больше опыт лечения ломанных костей с помощью гипса и терпения, а не с помощью "Костероста", о гадком вкусе которого ходили легенды, не говоря о болезненном процессе срастающихся костей.

Он не считает, что оставаться у неё – это подходящий вариант, но, признаться, ему не хватает сил для того, чтобы на данный момент спорить. Пусть её забота сейчас его коробила, но это было лучше, чем валяться на последнем издыхании в одном из переулков – Бальтазар считает, что его конкуренты могли оставить его и там, а не вернуть Фриде в качестве подарка; головы "дракона" после сделки с предприимчивой принцессой.

– Я считал, что ты непригодна для бизнеса, Блетчли, – замечает Бальтазар, возвращаясь мыслями к своему, без прикрас, плачевному положению.

Он не гордится ей, но констатирует очевидное:

– Похоже, я ошибался.

– Если позвать одного из домовиков, он сможет вернуть меня в родовое поместье, – прикрывая глаза, отзывается швед.

– Не хочу быть для тебя обузой.

Он считал, что его костям действительно обещался долгий срок, прежде чем должны были срастись. Бальтазар остается неуверен, кто из них больше не желает терпеть общество друг друга, она или он сам.

Бальтазар считает больницы унылыми, несмотря на его импульсивное желание держаться подальше от ведьмы. Он был приверженцем домашнего лечения, если не самолечения, да и не знал хорошей маггловской больницы в Лондоне. Подсказать в этом вопросе, как он был уверен, было некому.

Он не смотрит на неё, когда Фрида предлагает остаться. Бальтазар считает, что, даже если она действительно хочет помочь, то, вероятно, до конца не осознает, насколько тяжело ей может с ним быть.

– Если ты делаешь это потому, Блетчли, что испытываешь вину, то не стоит, – замечает Бальтазар. Несмотря на то, что он продолжает на неё злиться, швед не может отрицать её человечность.

– Это не доведет до добра, – предупреждает швед.

Он устает лежать на одном месте, когда, немного пошевелившись, невольно глухо стонет, не размыкая губ, немного привставая на постели.

– Так намного лучше, – сипит швед, прижимаясь лопатками к спинке кровати. Он знает, что это не пойдет на пользу его организму, но делает это, пожалуй, из банального упрямства. Бальтазар не переносил лежать дома с простудой, не говоря о предвкушении ближайшего месяца, когда за ним должна была ухаживать малолетка.

– Я гораздо крупнее тебя, – качает головой швед, желая, чтобы она подумала лучше, когда делится наблюдениями.

Бальтазар отвлекается, когда отзывается риторическим вопросом на её замечание о методах его конкурентов:

– Откуда, как ты думаешь, взялась моя коллекция шрамов?

– Я – не любитель уличных потасовок, Блетчли, – на всякий случай предупреждает швед.

Он молчит некоторое время, когда подытоживает:

– С тобой бесполезно спорить, я прав?

Чародей считает её чересчур патетичной, когда Блетчли заявляет, что ей есть за что нести ответственность. Он смотрит на неё с мгновение, прежде чем с едва слышным вздохом смириться, что, видимо, ближайшее время проведет у ведьмы.

– Я подожду, пока тебе надоест нянчиться со мной, а после перееду, – заверяет Бальтазар.

Он дышит ровнее, чем прежде, когда организм, кажется, привыкает к бодрствованию. Бальтазар всё ещё чувствует усталость, но ненавидит мир меньше, чем на момент, когда приходит в себя.

– Не в первый раз, – миролюбиво замечает швед, когда Фрида советует ему соблюдать постельный режим из-за повреждённых костей.

– Ублюдки, – бормоча, выдыхает Бальтазар, вымещая в ругательстве отношение к произошедшему. Единственное, что его успокаивало, что им так и не удалось выбить из него что-то стоящее в отношении секретов компании.

Бальтазар, впрочем, не сдержался от усмешки, вопреки неприятным ощущениям из-за лица, перетянутого синяками и зпживающими ссадинами:

– Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз, – обещает швед, когда Фрида вопрошает, почему его устраивает такая жизнь в целом.

– Иначе твой энтузиазм в отношении заботы обо мне пропадет, Блетчли.

– Мне тоже есть, за что нести ответственность, – Бальтазар отзывается, становясь серьезнее на мгновение, прежде чем смерить ведьму оценивающим взглядом.

Он решил, что отдохнёт позже, прежде чем, наверняка пренебрегая предписаниями врача, поинтересоваться:

– Поделишься сигаретой?

Бальтазар, что это на данный момент станет приемлемой заменой еде, как и неплохим ритуальным успокоительным для него нервов.

Он прижимается затылком к спинке кровати и старается дышать ровно, задумчиво кладя ладонь на перебинтованный торс.

– Ты задрожала мне пахлаву, Блетчли, – предупреждает Бальтазар, в целом не сомневаясь, что Фрида готовит хорошо.

***

Бальтазару требуется время, чтобы смириться с происходящим – с тем, что Фрида ухаживает за ним, и во многих аспектах это неловко для них обоих, а также с тем, что именно из-за неё он оказывается в подобном положении. Швед не прощает предательств и, несмотря на чужую заботу, не может до конца принять добрую волю ведьмы первые недели – пусть со временем он и выглядит гораздо дружелюбнее, чем когда только приходит в себя у неё в квартире.

Бальтазар ведет себя "хорошо", когда не спорит с Блетчли в бытовых аспектах, в том числе касающихся его здоровья, но не отказывает себе в ворчании. Швед считает, что имеет на него полное право, потому что первые дни ему нестерпимо больно двигаться в целом, не говоря о том, что чародея всегда выводила из себя беспомощность.

Когда он перестает злиться на неё, то не может уже отрицать, что они, в целом, неплохо ладят. Компания Фриды оказывается приятней, чем компания множества людей, который Бальтазар знает или имеет честь встречать хотя бы раз в жизни. Бальтазар улыбается чаще и начинает позволять себе короткие прогулки, по-прежнему бережно относясь к собственным костям. Он вздыхает одним днем, когда насчитывает очередную "горстку" шрамов на собственном теле после последнего нападения.

В какой-то момент швед просит принести из его квартиры в Швеции настойки, которыми он пользуется для поддержания здоровья, в том числе в похожие критические обстоятельства. Единственное, что в какой-то момент он теряет сон, не способный сомкнуть глаза в ночи. Его клонит под утро в сон, но швед спит не больше пары часов в итоге, разбуженный дневным светом, вне зависимости от того, задернуты шторы или нет.

Ему кажется, что он медленно сходит с ума одной из ночей. Взгляд не концентрировался на книге, которую Харт позаимствовал в небольшой домашней библиотеке ведьмы.

Он раздумывает какое-то время, прежде чем подняться с кровати, а потом направиться сначала на кухню, а после, возвращаясь в собственную комнату, замереть напротив входа в комнату Фриды. Ему всё ещё было неловко, что он занимает её кровать.

Ему кажется, что он замечает подозрительное шевеление, когда делает шаг внутрь, щурясь в темноте:

– Блетчли, – зовет негромко швед, а после набирается наглости, проходя вглубь помещения:

– Ты спишь?

– Не могу уснуть, – объясняет Бальтазар, когда спустя какое-то время ловит её взгляд.

– Не хочу принимать больше таблеток, чем пью уже, – замечает Бальтазар, когда Фрида предлагает ему начать принимать снотворное.

Он криво улыбается следом, констатируя:

– Я могу позволить себе обеденный сон, пока я не вышел на работу.

Бальтазар подходит к ведьме ближе, оглядывая внимательнее.

– Тебе стоит вернуться на кровать, – он, впрочем, присаживается, словно проверяя диван на достаточное удобство, то ли для себя, то ли для неё. Бальтазар, расположившись комфортнее, снова обращает взгляд на Фриду, прежде чем та интересуется его беспокойством.

Вопрос, признаться, был интересный. Бальтазар старается не думать об этом часто, боясь потерять контроль над ситуацией, но всё же отзывается, внезапно – откровенно:

– Я боялся потерять компанию многие годы, – начинает швед, отворачиваясь от Фриды и глядя перед собой, – пока не появилась ты и твоё желание вернуть кондитерскую.

– Мои конкуренты в жизни не видели чего-то ближе к исполнению их мечты, чем та информация, которую ты им предоставила, – заверяет Бальтазар многообещающе.

Он молчит с мгновение, прежде чем подытожить вслух, отчасти с удивлением для самого себя:

– Сейчас я не знаю, стоило ли так упрямиться, или, может, лучше было рассказать им всё и "прикрыть лавочку".

Он делится сомнениями, не ожидая всерьез каких-либо советов в ответ.

Бальтазар сбивается на усмешку, решая:

– Побыть безработным – звучит, как неплохая затея.

Швед переводит взгляд на ведьму, прежде чем поинтересоваться:

– А тебе почему не спиться?

Бальтазар смотрит на ведьму насмешливо, немного сощурившись, когда та заявляет, что ей и без того удобно:

– Тебе обязательно быть такой упрямой?

Он считает, что его пора было перестать жалеть.

– Мне лучше, – заверяет её Бальтазар, пусть и понимает, что она и сама об этом знает.

– Благодаря тебе, – не таится швед. Он также не забывает о том, кто виноват в подобном его состоянии, но не хочет больше акцентировать на этом внимания, замечая следом открыто:

– Спасибо, Блетчли.

Он не желает говорить о довольстве конкурентом, пусть и последующая тема для беседы радует его мало. Бальтазар не может рассказать ведьме всего, потому что считает, что ей знать об этом не нужно. Потому что это его ноша, и она никого не касалась. Те же родители уже относили необходимый траур много лет назад, чтобы он воскрешал старые прегрешения.

Бальтазар также знает, что это нормально – то, что его работа удивляет ведьму. Вероятно, она удивляла его самого, когда он был моложе, но ко всему привыкаешь.

– Мой отец готовил меня и братьев для того, чтобы управлять семейным бизнесом, с детства, – отозвался Харт после небольшой паузы, обдумывая свой ответ.

Он не хочет напоминать Фриде о её пригрешениях, но становится серьезнее, когда замечает:

– Я делал вещи страшнее ради этой компании, Блетчли, чем сделала ты ради своей кондитерской.

Бальтазар помнит, что она не хотела жертв, но подсчитывает их по итогу, а не по намерениям.

Он считает, что, не говоря прямо, он тем не менее достаточно прямолинеен.

– Я потерял право отказываться от этой работы так запросто, – подводит итоги Харт. Порой он осознает, что эти нападения для него – это выверенная система наказаний за ошибки ценою в чужие жизни.

Он улыбается шире, впрочем, отвлекаясь, когда она упоминает возможную конкуренцию.

– Я бы хотел, пожалуй, сменить профиль, – "размечтался" чародей, делясь мыслями:

– Мне всегдв нравилась восточная кухня. Пожалуй, я бы открыл небольшой ресторан.

Бальтазар улыбается шире и внезапно для себя думает о том, что она милая. Ему даже нравится то, как она упрямится, и в самом деле не имеет ничего против её дивана. В какой-то момент он дружелюбно думает, что заслужил эту кровать в её квартире, даже если только на эти две недели.

Чародею, очевидно, не нравятся её вопросы, но он понимает, что замолчать после всего, что он говорит прежде, будет малодушием.

– Нет, – без лишних сомнений отвечает Бальтазар, – никогда не стоило.

Он "переключается", желая закрыть разговор о своих ошибках.

– Скорее, лапшу с креветками, – весело фыркает Бальтазар, заверяя следом:

– Впрочем, против твоей пахлавы я ничего не имею против.

– Но если ты вздумаешь готовить лапшу с креветками, положи туда побольше креветок, – просит Бальтазар заранее. – Люблю креветки.

Он размышляет над её определениями слова "восточный", когда упоминает:

– Если где-то есть место, где я чувствую себя так же комфортно, как в Стокгольме, это Индия или Вьетнам.

Бальтазар хочет поинтересоваться, что бы она хотела научиться готовить, воодушевленный разговором о восточной кухне, когда замолкает, наблюдая, как Блетчли придвигается ближе. Швед не ожидает подобного поворота событий, когда ловит её взгляд на своих губах, а после почти не удивляется её поцелую.

Он не торопится отвечать и, признаться, не имеет понятия, что ею движет:

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, – Бальтазар, впрочем, выглядит на этот счет нет так уверенно, как прежде, но всё же продолжает:

– И что ты переспала со мной в прошлый раз, чтобы попасть в мою квартиру.

Он больше не обвиняет, предпочитая оставить прошлое в прошлом. Пожалуй, с момента, когда она "продала" его конкурентам, утекает много воды.

– Что это было, Блетчли? - он улыбается мягче.

Вопреки, впрочем, своему "допросу", Бальтазар не торопится отстраняться и не торопится давать отстраниться ей, подсаживаясь ближе к ней в ответ. Он не знает, как она относится ему, но ведьма сейчас нравится ему больше, чем две недели назад.

Бальтазар решает, что пообещает научить её чистить креветки позже. Ему нравится её интерес к его интересам, и он считает, что они ладят не в пример неплохо для двух людей, один из которых недавно пытался подставить другого.

Он также обещает, что побольше расспросит её о командировках отца. Он был бы наслышан об Энтони Блетчли, если бы интересовался политикой, но в остальном ему хватает заголовков новостей, без необходимости читать сводки целиком.

Он признает это резонным: то, что он отныне у неё в квартире, а здесь ей мало что может представлять материальный интерес. Содержимое данной местной Фрида явно знает лучше его самого.

В остальном Бальтазар не знает до конца, как объяснить свою уверенность в том, что не нравится ей. Он не берет в расчет её заботу, считая, что та может быть продиктована в основном чувством вины за поступок, который не стыковался с человечностью, которой располагала Фрида.

– Потому что я мало кому нравлюсь, – Бальтазар отвечает намеренно уклончиво, усмехаясь.

– Или, например, потому что я хозяйничал в твоей кондитерской без спроса, – припоминает Харт, в основном имея в виду эпизод с увольнением её персонала. Признаться, у них с Фридой в целом мало что ладится за время их общения, не считая последнюю пару недель, которую он живет у неё.

Он признает смиренно, что к своим годам действительно должен знать, что такое поцелуй, и не имеет ничего против подобных подтруниваний. Бальтазар готов признать, что его вопрос во многом был некорректен.

Швед позволяет ей извиниться, но отстраниться ей всё-таки не дает до конца, когда наклоняется к ней ближе.

– Может быть, покажешь ещё раз? – без лишних расспросов интересуется Бальтазар, стараясь сохранять лицо:

– Что такое поцелуй, чтобы я наверняка запомнил на будущее.

Он не ждет действий с её стороны, когда в этот раз касается её губ своими сам, неторопливо целуя.

– Сделаю вид, что я этого не слышал, – бормочет Бальтазар, когда она обещает забрать свои слова обратно. Он улыбается, впрочем, следом шире, заверяя ведьму:

– Не имею привычки прибедняться.

Когда он говорит о том, что мало кому нравится, то имеет в виду, что мало кому нравится по-человечески. Ему, впрочем, нравится, что Фрида знает, как отделять зерна от плевел, не смешивая их личные разборки, имевшие место ранее, с удовольствием.

Бальтазар проводит задумчиво подушечкой пальца по её линии подбородка после того, как она отстраняется. Ему нравится, что она отвечает на его поцелуй, а особенно – как увлекается процессом. Пожалуй, они никогда прежде не мог предположить, что его увлечет малолетка. Или почти малолетка, когда ей, как ни крути, перевалило за двадцать лет.

– Мне тоже понравилось, – не стесняется признавать Бальтазар, улыбаясь следом шире, когда выглядит, как озорной мальчишка:

– Впрочем, мне кажется, что мне тоже есть, чему тебя научить.

Он считает, что это – преимущество его возраста, а также форы в более, чем десяток лет.

– Похоже, ты была избирательна в парнях прежде – или я ошибаюсь, Блетчли?

Бальтазар не скрывает, что ему нравится подобное положение вещей. Он никогда прежде не гнушается своим собственническим инстинктом, но считает это удивительным, что испытывает его по отношению к ней.

– Ты очень красивая, – не гнушается на комплименты швед, прежде чем поцеловать её снова.

Такой ведьма нравится ему больше, чем со дня их знакомства, когда они не могли найти общий язык. Бальтазар прежде не может предположить, что их отношения выйдут за пределы деловых, если их общение можно будет назвать "отношениями" вовсе. Он прежде никогда не пытается "молодиться", заводя отношения с девушками настолько младше его, но сейчас ему, как и ей, нравится происходящее, а также то, как она реагирует на его прикосновения.

Бальтазар слушает её внимательно, когда она говорит об издержках, и, не задумываясь, замечает весело в ответ:

– У тебя же было ещё два года "форы" после школы, – он припоминает, что прежде она говорит ему, что ей – двадцать, и никогда прежде не получает повода усомниться в её словах. Не видит причин в целом, зачем бы ей врать на этот счет.

Бальтазар переспрашивает без задней мысли, когда замечает, не стараясь уличить её во лжи, но слишком ей самой для более осознанных вопросов:

– Или я ошибаюсь?

Он не спорит с ней, считая шанс взаправду уникальным, когда дело касалось восполнения её опыта. Швед улыбается шире, когда чувствует, как она цепляется за его футболку.

– Звучит, как серьезные отношения, – он шутит, но ему нравится, что она дает сексу меньший приоритет, когда доходит до ответственного обучения, нежели кулинарному мастерству.

Бальтазар бросает взгляд на её диван, припоминая:

– Думаю, теперь тебе точно стоит вернуться в кровать, – чародей оставляет несколько поцелуев вверх по женской шее, когда прижимается к ведьме ближе. Он не скрывает, что нынешние условия устраивают его больше, чем если бы прежде они просто обменялись спальными местами.

Он помогает ей снять свою футболку следом, забывая о синяках и затягивающихся ссадинах, усеивающих тело.

Бальтазар не волнуется в отношении того, что она ему соврала, но, признаться, ему требуется какое-то время, чтобы переварить новость о том, что ей нет ещё и двадцати. Визуально её восемнадцать давили на его психику взрослого мужчины, который прежде не имел отношений с кем-то младше себя на большее, чем лет пять.

Швед отстраняется, но не может сдержаться от фыркания и последующего глухого смеха, переходящего в стон:

– Мерлин, Блетчли, – он, впрочем, не отстраняется на много, когда весело добавляет, – так ты всё-таки малолетка.

Бальтазар считает, впрочем, что раскаиваться с его стороны больше нет необходимости, ибо один раз они уже переспали. На самом деле, это наглядно говорит о том, что ему, если задуматься, наплевать на её возраст. По крайней мере, тот факт, что ирландка заканчивает школу, явно говорит о том, что ниже восемнадцати тот "упасть" впоследствии не должен.

Она влияла на него так же плохо, как влиял на неё он.

– Как же низко из-за тебя пали мои моральные ценности. Что ж, по крайней мере, ты совершеннолетняя, – бормочет швед, со вздохом смиряясь с обстоятельствами, когда, поднимаясь, тянет ведьму за собой, не отказывая себе в удовольствии целовать её на ходу.