Бальтазар считает её заботливо малолеткой, когда она выражает желание спать эту ночь в беседке. Он оставляет это решение на её совесть, но, вопреки словам Фриды, осознает точно, что нести ответственность за это решение, а также то, в каких условиях Блетчли будет спать, предстоит ему. Он по итогу всё равно усмехается, когда подмечает:

– В тебе живёт романтик, Блетчли. Если передумаешь, внизу найдется для тебя гостевая спальня.

На самом деле, из-за неё и пары сигарет Харт сомневается сам, что его интересует приготовленный ужин, поэтому не настаивает на угощении в дальнейшем. Швед, впрочем, не упускает показать кивком, что запомнил то, что Фрида ему обещает в отношении его стряпни.

Харт позволяет вернуть себе внимательный взгляд ведьме, когда та просит её обнять. Он помнит её истерику в ресторане, пусть и списывает её на свежие воспоминания о том, как гроб Регулуса опускают в могильную яму, но считает изменения в поведении Блетчли близкими к радикальным.

Бальтазар всё же не переспрашивает, когда притягивает Фриду к себе, обнимая, но стараясь не мешать ей разделаться с самокруткой. Он раздумывает ещё с мгновение, когда позволяет себе прижаться губами к женской макушке, в остальном не позволяя себе ничего более. Швед припоминает их предыдущие встречи, которые имеют тенденцию заканчиваться грубостью и насилием, и сейчас хочет сделать исключение. Потому что, на самом деле, не относится к ней так, как зачастую показывает. Он считает, что им было бы неплохо пережить стадию отношений "в постели с врагом" и быть более откровенными друг с другом. Впрочем, на самом деле, Бальтазар не уверен, что он, как и, вероятно, она, готовы к этому, но предпочитает не забывать о возможных вариантах развития событий.

– Обещай, что будешь себя беречь, – вдруг просит негромко Бальтазар. Он, несмотря на "обзывательства" малолеткой, считает её взрослой и самостоятельной, но в этот момент сомневается, что, из-за природной эмоциональности, Фрида сможет о себе позаботиться или легко дать позаботиться о себе кому-то ещё.

Бальтазар считает их отношения ненормальными, когда Фрида целует его в щеку. Он подмечает то, как она жмется к нему раньше, и не имеет ничего против, пусть окончательно перестает понимать, что их связывает. Вероятно, как мимолётно подмечает Бальтазар, понимать вовсе не стоило.

Швед не имеет ничего против того, чтобы вернуться в беседку, несмотря на отличный вид с крыши, потому что если не замёрзла Фрида, то он начинает подозревать в себе обладателя холодного носа.

Бальтазару всё же удается протопить помещение заклинанием, когда они достаточно проворно разбираются с порцией креветок.

– Моя стряпня оправдала твоё ожидание? – в какой-то момент, не скрывая озорного взгляда, интересуется Бальтазар.

Он отвлекается, впрочем, после этого, когда просит Блетчли привстать с дивана ненадолго, пользуясь простым заклинанием и увеличивая размеры предметы мебели ненамного; ровно настолько, чтобы они поместились с ведьмой на этом диване вдвоем.

– Устраивайся удобнее, – советует швед дружелюбно, отмечая, – я принесу одеяло.

Он тратит некоторое время также на то, чтобы переодеться, когда спускается в квартиру, но всё же приносит одеяло и пару подушек удобнее, чем диванные, когда возвращается обратно.

Бальтазар не спрашивает разрешения, когда ложится рядом с ней, немножко придвигая Блетчли к спинке дивана и обнимая. Он медлит с мгновение, целует ведьму мягко, поддаваясь порыву.

Бальтазар встаёт раньше, чем Блетчли. Он убеждается, что в беседке тепло, и целует ведьму коротко в висок, прежде чем спуститься в квартиру. Он возвращается после на несколько мгновений, чтобы оставить записку на небольшом столике о том, что ему нужно быть в ресторане в течение нескольких часов и что готовый завтрак ждёт её на плите.

Швед считает, что они неплохо уживаются, но в один из дней ему не нравится тишина, которая встречает его при возвращении домой. Впрочем, он не придает этому значения сразу, пока не отправляется в ванную для того, чтобы вымыть руки.

Бальтазар не понимает в первые мгновения, что происходит; скорее, впрочем, не хочет понимать. Он отрицает вероятность происходящего, однако здравый смысл срабатывает достаточно быстро, заставляя мужчину броситься к ванне. Его мутит мгновение из-за того, что всё залито чужой кровью. Он действует инстинктивно, когда зажимает чужие раны, перематывая после подвернувшимся под руку полотенцем. Бальтазар собирается с мыслями мгновение, когда достает палочку, фиксируя чужие раны заклинанием, и вынимает следом Блетчли из ванны, призывая плед и заворачивая в него ведьму. Он аппарирует следом без промедления в ближайший госпиталь, передавая Фриду колдомедикам. Ему требуется совершить над собой усилие, чтобы не стремится контролировать ситуацию и отдать Блетчли врачам.

Они говорят, что ей нужно прийти в себя, когда всё заканчивается, а Фрида, кажется, не собирается отправляться на тот свет. Бальтазар чувствует, как сильно нервничает за последние часы, но отказывается уходить из палаты, неизбежно засыпая в одном из кресел. Его злость на её поступок выматывает мужчину так же сильно, как и волнение.

Он выходит за чашкой кофе, стараясь прийти в себя и, в целом, мечтая лишь о душе, когда по возвращении отмечает, что Фрида медленно приходит в себя.

Бальтазар подходит к кровати, внимательно наблюдая за состоянием ведьмы.

– Я не буду спрашивать, почему ты это сделала, – предупреждает швед, однако в целом он не выглядит чересчур понимающим в этот момент.

– Как ты себя чувствуешь? – вместо этого интересуется Бальтазар. В целом не ради того, чтобы услышать о том, что чувствует себя Фрида паршиво, но ради того, чтобы услышать женский голос, доказывающий, что она осталась в живых.

Бальтазар сжимает челюсти крепче, стоит Фриде отметить, что она ждала его позже. На самом деле, он ощущает, что у него не хватает сил злиться, но не может так запросто успокоиться. Швед считает, что это чересчур после того, как перед его глазами всё ещё стоит залитая кровью ванна.

Швед отходит к окну, убедившись, что Блетчли не собирается терять сознание, и достает сигарету, затягиваясь, пренебрегая правилами госпиталя. Харт выдыхает в приоткрытое окно, прежде, впрочем, зная, что Фриде не дует. Её иммунитет должен был быть ослаблен после того, что она натворила.

– Ты планировала это с самого начала? – вдруг спрашивает Харт. Он интересуется резче, чем собирается, и затягивается в следующее мгновение, заставляя себя замолкнуть. Бальтазар не знает, ждёт ли на самом деле от нее ответа. Признаться, он не думает о том, что она способна на подобную расчётливость, а также о том, что это должно быть удобно – планировать самоубийство в чужом доме и при свидетелях. Однако он не может сейчас в полной мере мыслить трезво.

– Я терпеть не могу похороны, – подмечает швед. Он, в очередной раз, не ожидает её реакции на это замечание. Облегчение приходит с трудом от того, что она оказывается жива.

– Для тебя имело какое-либо значение то, что было между нами эти дни?

Бальтазар спрашивает об этом без лишней драмы, несмотря на драматичность вопроса. В этот момент ему важен её ответ, когда он старается понять то, что было у неё на уме, когда Блетчли резала себе вены.

– Я ещё не был дома с момента, как... – он замолкает, считая, что она сама понимает, о чем он хочет сказать.

– Уверен, домовики разделались с твоей кровью в моей ванной в несколько щелчков, – ровно подытоживает швед.

Он считает, что из-за его сигареты ему становится легче, но это явно временная мера.

Его внутренне передёргивает, когда Фрида заверяет, что для неё значили те дни, которые они провели вместе. Он взвинчен, и Харт считает, что, к его удивлению, предыдущий жизненный опыт, когда пытались убить его самого, не подготовил его к чужим смертям.

Говоря о том, что для неё значили минувшие дни, Бальтазар считает её слова абсурдом. В этот момент он не желает её понимать, движимый собственной болью из-за её поступка.

– За что ты испытывала вину, Блетчли? – он интересуется импульсивно. То, что Бальтазар говорит следом, он не собирается озвучивать вслух. Впрочем, он отказывает себе в формулировках прежде вовсе, не видя для них каких-либо причин.

– То, что ты натворила, говорит о том, что тебе было наплевать на то, что было между нами, – заявляет Харт.

– Ты ведь знаешь, Блетчли, – голословно отзывается Бальтазар, но в этот момент он мало себя контролирует, когда проговаривает вслух:

– Я люблю тебя.

Бальтазар не повторяет и, в целом, не ждёт от неё других реакций, когда выбрасывает дотлевшую сигарету в окно, возвращаясь к больничной койке, на которой лежит ведьма. Он не осознает до конца, о чем говорит вслух, но не торопится отрицать собственное признание.

Он ощущает интуитивно, что его слова не принесут ей облегчение, но продолжает молчать, пока не меняет тему:

– Если медики разрешает твоему отцу, он заберёт тебя в Блетчли-холл.

Бальтазар предполагает, что услышит от неё именно это – то, что она испытывает вину из-за Регулуса, и что их сомнительные отношения виноваты в этом. Швед наблюдает, как она тянется к нему эти дни, и считает умозаключения Блетчли причудливыми.

Он не знает, почему пытается убедить ведьму в том, что она должна была быть в курсе его чувств, когда, говоря объективно, в курсе них Бальтазар до конца не был сам. Он молчит, потому что считает вопрос резонным, и, кажется, снова хочет курить. Швед уверен, что во всем виноваты расшатанные нервы.

– Ты не должна была знать, – всё же признает вслух мужчина. Он испытывает подобное ей раздражение, но в этот раз из-за того, что не имеет понятия, что делать с ведьмой и их отношениями.

– Я не хочу, чтобы из-за того, что я тебя поцеловал, ты в один прекрасный день попыталась повеситься на люстре, – подытоживает Бальтазар. Он не говорит прямо о том, сожалеет ли о своем спонтанном признании, но считает, что оно становится плодом для размышлений для них обоих. В том, что происходит, нет ни грамма романтики.

– Мне стоило заметить раньше, – подмечает вслух мужчина, но не поясняет толком, что имеет в виду её отчаяние, а также то, как она цепляется за него.

Он отвлекается на её протест о Блетчли-холле и позволяет себе подытожить с долей нездорового равнодушия:

– Твой отец придумает, что с тобой делать.

Бальтазар не скрывает, что не видит её, делящей с ним жилплощадь, больше.

Он медлит, прежде чем подметить:

– Не держи меня за подростка, Блетчли, – отзывается мужчина раздражённо, когда она пытается придать его признанию меньшее значение.

– Я не так часто признавался в своей жизни в любви, чтобы не отличать зерна от плевел.

Бальтазар припоминает с трудом, признаться, когда в последний раз признается в любви кому-либо кроме матери или братьев.

Бальтазар позволяет себе восхититься её прагматизмом, когда Фрида говорит о перспективе повеситься. Он устает волноваться за неё, а также, вопреки собственному желанию, представлять, что может случиться, если бы ему пришлось вернуться домой позже. Могло бы, вероятно, хватить пары минут, чтобы происходящее привело к трагическому исходу. Швед не скрывает мрачного, нездорового веселья, когда считает, что его домовикам везёт в данный момент и ванну приходится отмывать лишь от крови, а не заниматься транспортировкой трупа и организацией похорон.

Бальтазар знает, что держится холодно, но не может вести себя иначе. Несмотря на то, что он может быть душой компании, швед тяжело доверяется людям. В этот момент, осознанно или нет, он считает поступок Блетчли предательством после того, как они проводят несколько минувших дней.

Бальтазар также знает, что, несмотря на её слова, он знает наверняка о том, что чувствует по отношению к ведьме; знает, что его обида вызвана отнюдь не иллюзорными тёплыми чувствами, в которых он ей признается прежде.

Бальтазар чувствует дистанцию, которая между ними встаёт, но не находит в себе сил вести себя иначе.

Мужчина вздыхает глубже, когда она обещает, что он будет от неё свободен. На самом деле, он не уверен, что хочет того, чтобы она уходила. Сейчас в нем говорит обида и, как ни странно, страх, потому что она непредсказуема.

– Я не смог за тобой уследить, – вдруг проговаривает вслух швед, устало потирая переносицу.

– Думаю, будет лучше, если за тобой присмотрит отец, – мягче, чем предъявляет претензии прежде, отмечает мужчина.

– Я знаю, что ты что-то чувствуешь ко мне, Блетчли, но каждый раз, когда я в этом убеждаюсь, ты словно берешь свои действия назад, – возражает мужчина.

– Ты обещала мне беречь себя, – вдруг припоминает Бальтазар, не переживая, что говорит несколько невпопад.

Бальтазар усмехается коротко и без должной доли веселья, когда Фрида объясняет свои мотивы.

– По-моему, Блетчли, ты противоречишь сама себе, – подмечает мужчина, – если твоё самоубийство – это разновидность "валентинки", то, очевидно, я имею право нести за происходящее ответственность.

Бальтазар не упоминает того, что он должен делать или чего делать не должен, и больше не говорит с ведьмой о своей вине. По крайней мере, напрямую.

На самом деле, он считает, что ему стоит уйти, потому что их беседа не имеет ничего общего со здоровой. Благодарить, не в последнюю очередь, стоило обстоятельства, которые к ней приводят.

Швед оборачивается следом, когда за его спиной открывается дверь, впуская Энтони Блетчли. Ему требуется меньше мгновения, чтобы, переглянувшись с отцом Фриды, посчитать, что это, по меньшей мере, знак свыше к его последующим действиям.

– Ты обещала, Блетчли, – напоминает Бальтазар, подхватывая собственную куртку со спинки стула после того, как обменивается приветствиями с Энтони. Швед больше не говорит с ведьмой о чувствах.

– Береги себя.

***

Она его, разумеется, не слушается. Когда Бьорн доносит до чародея новость о том, что Фрида Блетчли свалилась в лимб, Бальтазар, кажется, даже не удивляется. Несмотря на это, он не стесняется предъявлять брату претензии, потому что, зная о взбалмошном характере ведьмы, он должен был за ней следить. Швед делает это лишь потому, на самом деле, что понимает, почему Бьорн приходит именно к нему. Почему не идёт с просьбой ни к её брату, ни к отцу, когда те уже, несомненно, в курсе происходящего. Предлогом будут выступать, несомненно, умения Бальтазара работать со сном, но настоящая причина заключается не в этом. Иначе Бьорн мог бы сделать всё сам.

Бальтазар злится на ведьму и её безалаберность, когда просит обойтись без зелий и погрузить его в сон маггловским способом. Лимб, как таковой, интригует его в этот момент мало, ввиду наличия инстинкта самосохранения, но Харт не позволяет страху взять над собой верх.

Мужчина закрывает глаза, чтобы спустя мгновение оказаться в чужой голове. В этот момент он старается не думать о том, как беспомощно Блетчли выглядит, лёжа без сознании в одной из палат Мунго.

***

Бальтазар не бывает в лимбе прежде сам, поэтому руководствуется теориями. Он знает, что время здесь должно идти быстрее, чем обычно, но в этот раз не знает, насколько. Единственное, на что он надеется, что жизненных сил Блетчли хватит на то, чтобы он успел вытащить её отсюда до того, как в лимбе появится возможность организовывать её похороны.

Харт тратит некоторое время на то, чтобы оглядеться по сторонам. Он делает это не без любопытства, стараясь осознать, что выстраивает для себя Фрида в качестве комфортного местообитания, пока её реальность не выводит его к нужному месту. Бальтазар знает, на что смотреть, и умеет читать сигналы её подсознания, как бы глубоко они сейчас ни находились – это играет ему на руку.

Бальтазар толкает дверь в кондитерскую, слушая, как сверху приятно звенит колокольчик, оповещая о новом посетителе. Место, в которое попадает мужчина, впрочем, оказывается явно не обделено вниманием, собирая внутри небольшую толпу.

Швед не сразу ищет Фриду за прилавком, а когда находит, то не сразу отдает себе отчёт в том, что это она. Вероятно, потому, что при прежней разнице в возрасте в восемнадцать лет, она выглядит отныне, как его ровесница.

Мальчишка, который крутится рядом с ней, старательно помогая по хозяйству, заставляет лишний раз задуматься шведа о том, как много он упускает из жизни Фриды, которую та себе придумала.

Он дожидается своей очереди, принимая как должное, что Фрида поглощена процессом. За это время чародей успевает убедиться, что мальчонка – её сын, судя по тому, как он обращается к Блетчли. Ему также доводится узнать, что его зовут Орион, что намекает на отцовство. Бальтазар старается не давать себе поводов для дискомфорта, которые могли бы повлиять на первое впечатление Фриды.

Швед надеется, что играет свою роль неплохо, когда смотрит уверенно, поймав взгляд Блетчли:

– Ты всё-таки её открыла, – констатирует он, вспоминая их чересчур стародавний, особенно для ведьмы, разговор, а после поясняет:

– Свою кондитерскую.

Бальтазар предпочитает не здороваться, опуская формальности.

– Вероятно, запоздало, но поздравляю, Блетчли.

В этот момент он лишь надеется, что она будет не настроена против его визита. Особенно, если её сознание не озаботилось его копией, которая могла бы успеть натворить дел. С чем Бальтазар, в остальном, неплохо справлялся обычно сам.

Бальтазар подмечает растерянность, отразившуюся на лице Фриды, и позволяет принять её, как данность. Для ведьмы и впрямь прошло немало лет, а её удивление становится подтверждением для шведа, что сознание Фриды не считает нужным прежде озаботиться тем, чтобы предоставить копию его самого для регулярного общения с ведьмой.

Он ловит себя на мысли лишь сейчас, что, вероятно, действительно выглядит чересчур молодо, не изменив облик, раз Фрида обращает на это внимание сходу.

– Ты мне льстишь, – дружелюбно замечает швед, – уверен, у меня появилась пара-другая седых прядей, которые ты не видела.

Он не говорит о том, как выглядит ведьма, в этот момент привыкая к её внешнему виду.

– Сколько лет прошло? – переспрашивает Бальтазар, делая вид, что ему трудно сосчитать, когда желает узнать, как быстро для Фриды пролетело время.

Он отчего-то не знает, с чего начать, когда она спрашивает о том, как он. Вероятно, потому, что для него времени проходит недостаточно для того, чтобы его жизнь радикально переменилась. Однако Бальтазар ловит себя на мысли, что ему, в целом, не помешает легенда о том, чем он занимается последние годы.

Он оборачивается через плечо на толпу любителей сладкого, а также – их родителей, когда поднимает взгляд на Фриду снова следом.

– Долго рассказывать, – мягко констатирует мужчина, прежде чем выдвинуть смелое, как ему кажется, предложение. Смелое, пожалуй, для Фриды, когда ему самому обычно ничего не стоят подобные жесты.

– Как насчёт чашки кофе после закрытия, Блетчли?

– Если я начну рассказывать, леди и джентльмены позади меня не дождутся своей очереди, – позволяет себе дружелюбную усмешку швед.

– Я угощаю тебя и твоего сына, – не скрывая наблюдательности, подмечает Бальтазар, прежде чем добавляет, наблюдая за реакцией ведьмы:

– Он очень похож на Регулуса, – подтверждает мужчина.

Он меняет тему, принимая на себя роль покупателя, отвечая запоздало на чужое замечание о пригодной слалостие, однако с недюжинной уверенностью:

– Да, всегда любил лимоны. Ты всегда вяжешь на коробках такие красивые банты?

Бальтазар не возражает ни против двух тарталеток, ни против того, чтобы зайти за ними в восемь. Он всё ещё привыкает к тому, что видит – к повзрослевшей Блетчли, а также её малолетнему сыну, – и осознает, что сейчас, вероятно, он её совершенно не знает. По крайней мере, он предполагает, что хотя бы чать её собственного малолетства должна была израстись за минувшие пятнадцать лет.

Несмотря на назначенную встречу, швед стараетсы подыгрывать Блетчли в меру, потому что не забывает о цели своего визита. Он считает, что у них есть в запасе пара лет нынешних лет для того, чтобы он смог убедить её уйти, однако время в этом вопросе было как спасением, так и проблемой. Чем дольше Фрида пребывала в лимбе, тем сложнее ей обещалось привыкнуть к реальности. С другой стороны, как считает Бальтазар, она и без того пребывала в выдуманном мире достаточно долго, чтобы они могли подумать, как решить её проблему по-взрослому, не принимая импульсивных решений.

Ему нравится Орион, но швед осознает в полной мере, что ребенок, вероятно, грозится стать главной проблемой, из-за которой Фрида имеет полное право не желать покидать лимб, каким бы вымышленным её ребенок ни был.

Он, как и обещает, заходит за ними в восемь, когда закрывается кондитерская, и уведомляет Блетчли о том, что тарталетки действительно пришлись ему по вкусу. Они оказались немного более приторными, чем ожидал чародей, однако устроили его и несмотря на это.

Бальтазар позволяет парнишке потратить достаточно времени у витрины, выбирая мороженое у Фортескью, и в какой-то момент не стесняется участвовать в процессе, обсуждая с мальчуганом вкусы различной причудливости.

Когда они забирают мороженое, швед предлагает прогуляться, потому что в Англии стоит погожий сезон. Они добираются до ближайшего парка, где у Ориона, помимо мороженого, появляются альтернативные варианты того, как занять себя и перестать обращать внимание на мать и её спутника. Швед не хочет задавать вопросы при мальчишке. То, что он хочет знать, явно не должно было касаться детских ушей, особенно учитывая, что это были дополнительные уши подсознания Блетчли, от которых и так было некуда скрыться.

– Как это случилось? – интересуется швед, прежде чем пояснить, – возвращение Регулуса.

– Меня не было в Англии слишком давно, чтобы я читал местные новости, – не испытывая иллюзий в прочности собственного объяснения, отзывается чародей. Впрочем, он понимает объективно, что Швеции до Пожирателей и воскрешения одного из отпрысков благородного английского рода было дела мало.

– Ты отлично выглядишь, – вдруг, не стесняясь комплимента, подмечает мужчина, бросая дружелюбный взгляд на Блетчли.

Бальтазару нравится её сын. Мужчине, впрочем, по-прежнему даётся с трудом осознание, что Фрида становится старше на пятнадцать лет, но он понимает, что придется играть по её правилам. Нельзя было говорить ей сходу, что мир, в котором она живёт, существует без году неделю, а Регулус всё также лежит в какой-нибудь канаве вместо собственного гроба. Отчего-то Бальтазар никогда не сомневается в этом – в том, что Блэк мертв, а не держит в неведении лучшую подругу, прячась от посторонних глаз.

Швед помнит, как они проводят время до того, как Блетчли пытается свести счёты с жизнью, и отчётливо чувствует имеющуюся между ними дистанцию сейчас. Бальтазар не сомневается, что имя этой дистанции – живой Регулус Блэк. Мужчина вряд ли сможет забыть, какие боль и вину доставляла Фриде связь с ним самим, несмотря на то, что она не была больше обязана хранить верность своему пропавшему парню.

Бальтазар считает, что ему в любом случае доведётся нарушить чужую семейную жизнь, поэтому не торопится делать этого сейчас. Швед даёт Фриде время смириться с собственным присутствием, а также себе – надеяться, что ведьма начнет замечать огрехи, которые укажут на нереальность происходящего. Бальтазар, впрочем, не строил иллюзий, готовясь надеяться тщетно.

– Если бы покупатели так часто не обращались к тебе по имени, вряд ли я был бы столь уверен, – усмехнувшись в ответ ирландке, подмечает Бальтазар ей в тон. Она действительно меняется чересчур сильно, но он не врёт ни на грамм, говоря, что ему нравится. Признаться, сейчас, как мужчину, она интриговала его больше, чем та малолетка, которую он повстречал по ту сторону лимба. Блетчли, впрочем, оставалась собой в любом возрасте.

Швед зачерпывает ложечкой розмариновое мороженое, давая себе мгновение на размышление, прежде чем ответить на вопрос Фриды об его отношениях с Англией.

– Помнишь наш с Бьорном ресторан? – напоминает Бальтазар, отчего-то не сомневаясь, что Фрида помнит. В том числе о том, что они там делают в тот день.

– Мы собираемся открыть ещё один в Лондоне. Бьорн женился, поэтому занимается своей суженной; я приехал начать поиски в одиночку.

Бальтазар, признаться, не знает, почему женит младшего брата, но считает, что это было бы логично. Учитывая прошедшие пятнадцать лет. В этот момент о себе швед не задумывается.

– Можешь что-нибудь посоветовать? – вдруг интересуется швед, глядя на Фриду с любопытством.

Он вдруг невольно вскидывает брови, когда подмечает за плечом ведьмы знакомый силуэт – Ларса, которого не должно здесь быть. Бальтазар с трудом сдерживается от того, чтобы чертыхнуться, но быстро берет себя в руки, стараясь не привлекать к произошедшему внимания.

– Сколько твоему сыну лет? – спрашивает несколько невпопад Бальтазар, в целом удовлетворяя свой интерес.

– Почему Регулус не мог предупредить тебя или родных до того, как состоялись похороны? – продолжая прежнюю беседу, решает уточнить Харт, не стесняясь собственных расспросов.

– По-моему, вовремя в нашей семье женился только отец, – усмехнувшись, отмечает Бальтазар. Он кивает, обещая тем самым, что передаст Бьорну её пожелания. Для начала его брату, впрочем, потребуется жениться, но швед думает про себя не без доли озорства, что готов подождать.

Он чувствует поднимающийся ветер, но не придает ему особого значения. Бальтазар осознает, что обстановка является отражением душевного состояния Фриды, но также не ожидает, что ей будут приятны все его вопроса. Более того, приятными они быть не должны были.

– Спасибо, – благодарит следом Харт за чужую отзывчивость, когда Фрида предлагает показать подходящие места для выдуманного заведения. Бальтазар считает это неплохой возможностью остаться с Блетчли наедине, насколько это было возможно в лимбе.

– Не откажусь от компании и опытного взгляда, – принимает чужое приглашение швед.

Его вводит следом в небольшое, секундное замешательство её вопрос о том, женат ли он. Бальтазар отчего-то считает, что ему не помешает подыграть, когда осознает, что в её и представлении ему скоро обещает перевалить за шестьдесят:

– У меня есть невеста, – мягче улыбается швед. Он считает в то же время, что имеет право, как бы это абсурдно ни звучало, говорить с Фридой об отношениях, потому что ведьма сама была замужем. Как и она, Бальтазар в этот раз планирует свадьбу понарошку.

Харт отвлекается, когда наблюдает за тем, как играет Орион, и в этот момент, на короткий промежуток времени принимает нежелание Фриды осознавать, что она живёт в лимбе. Бальтазар, помимо этой, не собирается по итогу делать поблажек ни себе, ни ей.

– Хороший парень, – всё же выносит вердикт швед.

Он знает, что ей не нравятся его вопросы, и молчит некоторое время на её твердый ответ.

– Я бы как-нибудь спросил, – всё же подмечает Бальтазар. Он не советует, но делится своим мнением, которое преследует лишь одну цель – зародить в голове Блетчли сомнение и начать задавать вопросы о происходящем.

Харт, впрочем, не настаивает, когда достает пачку сигарет.

– Ты не против? – он кивает в сторону мальчугана, но предлагает следом Блетчли:

– Угощайся, если хочешь.

Он позволяет себе усмехнуться коротко, напоминая:

– Обычный табак в этот раз.

Бальтазар бросает на Фриду короткий взгляд, когда она проявляет интерес к его невесте, после отвлекаясь на сигарету, затягиваясь.

– Она не смогла поехать со мной, – сдерживаясь от того, чтобы уклониться от ответа, прямо отзывается швед. Он испытывает нездоровое веселье, потому что его "невеста" не путешествует с ним по простой причине, что её не существует. В этот момент Бальтазар позволяет себе задуматься о том, будет ли у него невеста или жена через пятнадцать лет в самом деле, потому что он не задумывается о браке в этот момент. Кроме того, для него проходят недели, а не годы с того момента, как он эмоционально признается в любви Блетчли. Мужчина старается не тратить время попусту, жалея о своих поступках.

– Считаешь, вас бы стоило познакомить? – интересуется Бальтазар дружелюбно, бросая на Фриду любопытствующий взгляд. Отчего-то из всех возможных формулировок он выбирает именно эту. Он считает, что ведьма держится напряжённее, спрашивая его о невесте, нежели стоило бы счастливой замужней женщине. Харт старается особо не акцентировать, впрочем, своё внимание на подобных деталях. По крайней мере, в этот момент.

Он понимает её позицию, когда Фрида не видит смысла в расспросах спустя пятнадцать лет счастливых отношений с Регулусом; понимает, почему она не хочет спрашивать, но также считает, что это стоит сделать. Для того, чтобы её мозг попытался дать ответ на этот простой, как казалось бы, вопрос, и отчего-то сейчас Бальтазар уверен, что подсознание Фриды предпочло избежать расспросов как раз потому, что у него проблемы с правдивой легендой.

Швед ведёт плечом, прежде чем заметить в ответ:

– Я бы предпочел знать, какая опасность может угрожать близким мне людям. Порой такие вещи не имеют срока давности, – он говорит, в первую очередь, об её сыне, и подтверждает следом, соглашаясь внезапно легко:

– Впрочем, возможно, ты права, и это пустое.

Он делает вид, что не имеет желания влезть в их личную жизнь, когда они меняют тему разговора следом.

Бальтазар старается не измениться в лице, когда она едва ли не благословит Регулуса за возвращение. Швед боится представить, какого придется Фриде, когда та узнает, что Регулус никогда не возвращался. Он помнит особенно ярко, как Блетчли пыталась свести счёты с жизнью, и не хочет повторений.

Бальтазар молчит недолго, прежде чем констатировать мягче, делая последнюю затяжку и избавляясь от сигареты в стоящей рядом мусорке.

– Думаю, Блетчли, он бы в любом случае хотел, чтобы у тебя всё было хорошо.

– Да, – всё же признает Харт, стараясь звучать искренне, – хорошо, что твой парень вернулся с того света.

Бальтазар улыбается в ответ на чужую честность, прежде чем признать:

– Да, согласен, – когда Фрида говорит о том, что потенциальное знакомство будет неловким.

Швед в свою очередь подавляет вздох, считая, что спектакль с его несуществующей невестой затягивается, стоит ведьме спросить о дате свадьбы. Он понимает, что, как у счастливого жениха, данные расспросы должны бы вызывать у него больше положительных эмоций. Бальтазар старается делать вид, что его это волнует, но всё же отказывается врать в этот раз:

– Нет, – сознается мужчина.

– Мне нравятся осенние свадьбы, – вдруг снисходит до небольшого откровения чародей, признавая, – по крайней мере, меня мало прельщает палящее летнее солнце.

– Когда вы поженились с Регулусом?

Он спрашивает между делом, в целом считая данную информацию полезной мало, однако предпочитает говорить об этом, нежели о своей выдуманной невесте. Бальтазар не хочет, чтобы его поймали на лжи, а для этого ему стоит поменьше говорить. Он не обращает внимание на поздравление Фриды, не считая улыбки, потому что поздравлять его не с чем.

Бальтазар отвлекается от обсуждений свадеб, потому что ему не нравится, как Фрида говорит о безопасности своей семьи. Впрочем, не обо всех, а об одной её конкретной составляющей.

– Помимо Ориона и Регулуса, есть ещё ты, – напоминает Бальтазар, не торопясь щадить женские чувства, и напоминает, как тогда:

– Береги себя, Блетчли.

Он хочет, чтобы она помнила, что его это волновало и волновать продолжает.

Харт не ожидает вопроса о том, как он её нашел вовсе, и прежде интересуется миролюбиво:

– Почему ты считаешь, что я тебя искал?

В отличие от Блетчли, погодные изменения не остаются вне внимания шведа, поэтому он старается не провоцировать ведьму лишний раз, когда признает легко, пусть без лишней конкретики:

– Полагаю, мне повезло.