Бальтазар ожидает, что недовольство Блетчли – вполне очевидное прежде – не заставит себя ждать, когда они оказываются наедине. Он сносит рассерженный взгляд ведьмы и держится сначала отстраненно, прежде чем дать выход своему дискомфорту.
– Думаю, ты сможешь ему объяснить о помолвке позже, – резюмирует швед раздраженно, не считая это их насущной проблемой в этот момент.
– Может быть, он сам задумается, наконец, о помолвке, – ворчит Бальтазар, после переключаясь с отношений Блетчли и её парня на то, что в большей степени касалось его и Фриды. Мужчину больше устраивало говорить об этом без присутствия публики, в которой ни он, ни ведьма не нуждались.
– То, что я не забочусь о чувствах Блэка, ещё не говорит, что я не забочусь о тебе, – резюмирует мужчина. Он перехватыет её руку резче, чем того хочет, когда демонстрирует Блетчли кольцо на её собственном пальце, вставая на шаг ближе к девушке.
– Это кольцо, чары на нём, спасли тебе сегодня жизнь, – строго отзывается Бальтазар. Он не ждет благодарностей или объятий, но хочет, чтобы она поняла то, о чём он изначально рассказывать не собирался; то, что их шутливая помолвка была для него немного больше, чем спором.
– Ты разве не чувствовала себя в большей безопаности, чем остальные, всё это время? – интересуется Харт, но по большинству считает вопрос риторическим.
Бальтазар замолкает на мгновение, прежде чем констатирует так же сурово, как и прежде:
– Ты мне нравишься, Блетчли, – растолковывает чародей Фриде, словно как маленькой, прежде чем выпустить её руку из своей.
Бальтазар переводит дух на мгновение, прежде чем небрежно указать рукой вперед. Вдруг зашуршали листья, повеял северный ветер. Они оказались на улице, а впереди ждал "зеленый" коридор из аккуратно стриженных кустов. Он и ещё неизвестное количество таких образовывали лабиринт. Стояли сумерки.
– Вперед, – бросает швед, стараясь сдерживать некоторую нервозность, которая обычно была ему несвойственна.