Фрида чуть мрачнеет, когда он говорит о той части их отношений, которая осталась неизменна, и думает, что это, пожалуй, тоже станет для него открытием. Потому что ему приходится менять свои привычки после того, как они в течение достаточно долгого времени пытаются избавить ее от страха. Она благодарна ему за это, потому что даже сейчас, несмотря на то, что прошло уже немало, она хоть и не боится его, но предпочитает более мягкие по отношению к ней действия.

Она знает, что они непременно дойдут до этой части, но сейчас хочет оттянуть момент. В определенной степени она чувствует неловкость от того, что ей приходится показывать это ему, потому что он сейчас для нее чужой, несмотря на то, что она всеми силами пытается это отрицать. Ее коробит вновь, как и тогда, когда она только появилась на его пороге, что сейчас он помнит ее совершенно иной. Она ловит себя на неприятной мысли, что именно этого, пожалуй, всегда стыдилась больше всего – что кто-то узнает, что она позволила так обращаться с собой.

Ведьма улыбается ему уголками губ, когда он говорит, что не жалеет о том, что помог, и немного веселится с того, что кажется безрассудного благородства в нем не убивалось, ни на грамм. Она думает, что он даже представить себе не может, насколько прав, и что Торфинн действительно их не заслуживал. Как минимум он не заслуживал огромной детской любви Эрлинга, прощавшего ему холодность и пренебрежение.

Она морщится, вспоминая тот день, когда Роули заявился к ней, чтобы рассказать, кто чуть было не свел Бальтазара в могилу.

- Почти. Магдалена Роули, его ведьма мать, - она не может сдержать раздражение, потому что за все то время эта карга успела изрядно ее достать. – Магия Вуду. Марта просила тебя не говорить мне, но Торфинн сделал все за вас, когда пришел к Эрлингу.

Фрида все еще считает, что ее бабушка не в меру самостоятельная, и что они должны были ей сказать, но прекрасно понимает, почему никто из них не горел желанием это сделать. Она порывался уехать много раз, но тогда уехала бы с большей вероятностью, потому что эти дни, которые он был при смерти, до сих пор остались одним из самых страшных ее кошмаров.

Она в самом деле надеется на чудо, когда думает о том, что с ним произошло, потому что все не может закончиться так. А оно непременно закончится, если они не найдут способ вернуть ему память, потому что они не могут остаток жизни жить в разных спальнях и делать вид, что кроме интрижки в семьдесят девятом между ними и с ними ничего не было. 

Фрида вздрагивает, когда он обнимает ее, прижимаясь щекой к плечу, и чувствует, как ее перетряхивает от его близости. Она не торопится обнимать его в ответ, но не выдерживает долго, когда все же смыкает руки на его плечах. Она почти не шевелится, но сглатывает судорожно, чувствуя застрявший в горле ком, и обнимает крепче, не отдавая себе отчета в том, сколько сейчас в этом объятии ее отчаяния.

Ведьма теряет голову, закрывая глаза, и думает, что ей все равно, что он сейчас не такой, как пару недель назад. Она обнимает его, позволяя себе забыть, что это может доставить ему дискомфорт.

- Я не хочу, чтобы ты уходил, - ей тяжело дается контроль над собой, и она не до конца отдает себе отчет в том, что говорит.

Она отстраняется от него буквально на пару миллиметров и лишь за тем, чтобы провести подушечками пальцев по его щеке. Ирландка забывает обо всем, когда находит его губы своими, мягко касаясь. На самом деле, она все еще помнит их утренний разговор, и это единственное, что помогает ей цепляться за реальность.

Блетчли осознает, что делает через пару мгновений, и почти отшатывается от него, убирая руки. Ей не нравится то, что она не может справиться со своими чувствами к нему, потому что сейчас это необходимо им обоим.

- Прости, - она извиняется поспешно и глубоко вздыхает, прикрывая ненадолго глаза, - мне пока сложно привыкнуть, что это все не просто дурной сон.

Она слабо улыбается, все еще приходя в себя, и пытается успокоить бьющееся в волнении сердце.

- Я покажу тебе завтра остальное. Ты удивишься, как легко находишь общий язык с детьми.
[AVA]http://savepic.ru/7938134.jpg[/AVA]

Фрида благодарна ему за то, что относится с пониманием к ее поведению, но чувствует досаду от того, что не может удержать себя в руках. Она понимает, почему так реагирует на него и ни на грамм не преувеличивает, когда думает, что совершенно сходит с ума от невозможности лишний раз его коснуться. Потому что за долгое время он первый, кому она позволяет прикасаться к себе и единственный, кому доверяет настолько, что готова делить с ним постель. Она отдает себе отчет в том, что он не понимает этого сейчас, насколько ей тяжело.

Ведьма дожидается, когда он уходит, и обнимает себя за локти, убеждая, что все непременно наладится. Она знает, что подобный метод самоубеждения не действует на нее уже давно, но не знает иного способа, чтобы прийти в себя. Ей чертовски одиноко, потому что несмотря на то, что дом полон, она снова один на один с тем, что ее мучает, вот только теперь ситуация во много раз хуже. Она не представляет, что будет делать, если к нему не вернется память.

Девушка сидит так еще некоторое время, прежде чем выйти из комнаты и неслышно оказаться в детской. Она смотрит на малышку пару секунд, прежде чем аккуратно вытащить из кроватки, стараясь не разбудить, и выйти из комнаты. Ирландка знает, что Эрлинг предпочитает прибегать по утрам к отцу, и не собирается нарушать традиций, забирая еще и его. Она помнит, что попросила его идти утром к ней, если вдруг он проснется раньше, но в самом деле прекрасно знает, что утром он окажется привычно под боком у Бальтазара.

***

Фрида просыпается за ночь пару раз, когда Софи требует к себе внимания, но в целом они обе спят достаточно крепко. Она вымотана вчерашним днем и отчасти напугана, пусть и не хочет в этом признаваться, потому что, прежде чем заснуть, разглядывая дочь, она думает, что возможно переоценила себя, и возможно не выдержит видеть это все вновь.
Ведьма во сне крепко прижимает к себе крохотный сверток, отчасти беспокоясь, чтобы она не свалилась с кровати, и отчасти из-за дурацкой потребности, от которой она пока не может избавиться, чувствовать кого-то – его – рядом. Ей категорически не нравится спать одной, и она засыпает долго, до абсурда ощущая дискомфорт во всем.

Она не знает, от чего просыпается – от веселого щебета Эрлинга или теплого, сладкого аромата. Ей крайне сложно дается установить, чем конкретно пахнет, но одно она определяет безошибочно – пахнет чем-то сладким.

Фрида не хочет будить Эвелину, но с трудом борется с любопытством, и после секундного раздумья зовет Бубенчика. Она просит его последить за малышкой и сказать ей, когда та проснется, и знает, что их любовь друг к другу до ужасна взаимна. Особенно любовь к его звенящим бубенцам на колпаке.

Девушка выходит из комнаты и идет в буквальном смысле на запах, чувствуя, как к нему примешивается еще и аромат кофе, и считает, что мир определенно перевернулся. Насколько она помнит Бальтазара из семьдесят девятого, он не слишком жалует завтраки, и обычно они ее забота.

Она замирает в дверях и чувствует какую-то дурацкую, щемящую к нему нежность, когда видит их вдвоем с Эрлингом, колдующих над сковородкой.

- В семьдесят девятом мне казалось, что ты и завтраки совершенно не совместимы.

Ведьма улыбается сонно и трет глаза, окончательно просыпаясь.

- Доброе утро.

Она устраивается на стуле и подзывает к себе малыша, целуя в макушку. Фырчит, когда видит перемазанное личико, и закатывает шутливо глаза, обещая, что после завтрака они пойдут отмываться, пока он, липкий с головы до ног, к чему-нибудь не прилип.

Фрида разглядывает вафли на тарелке, пока он заканчивает с приготовлениями, и почему-то с трудом осознает происходящее. Она не знает, почему для нее это так странно, хотя швед за время их совместной жизни готовил не единожды, но сейчас почему-то это вызывает у нее особый восторг.

- В шкафчике сверху есть всякие джемы, кленовый сироп и шоколадная паста. Представляешь, ее Фишер посылает каждый месяц с тех пор, как привез попробовать впервые. Уверена, что здесь в магазинах ее тоже можно найти, но он утверждает, что самая вкусная та, которую покупает он.

Блетчли не может избавиться от настороженности, потому что опасается, что он снова начнет отстраняться от нее как до вчерашнего вечера, но делится информацией с живым энтузиазмом. В общем-то, ей не хочется возвращаться к обсуждению серьезных проблем за завтраком, потому что в этом мире должно быть хоть что-то святое. К примеру, вафли.

- Я хочу сходить сегодня в детский магазин, - она делится планами рандомно, но не вдается в подробности, зачем именно ей туда нужно. Ирландка весело фырчит, продолжая:  - Никогда не думала, что в детских магазинах может быть так интересно.
[AVA]http://savepic.ru/7938134.jpg[/AVA]

Фрида считает, что ему должно быть не слишком комфортно пытаться найти общий язык с телом, успевшим обзавестись за эти шесть лет иными привычками и потребностями. Она сочувствует ему со всей искренностью, но не может избавиться от шкодливой мысли, что отчасти это забавно. По крайней мере, если абстрагироваться от того, сколько проблем за собой повлекла ситуация в целом.

Она помогает сыну устроиться удобнее на стуле и пододвигает к нему тарелку с теплыми вафлями. Ей требуется пара секунд, чтобы заметить, что Эрлинга больше интересуют действия отца, чем завтрак, и что он терпеливо ждет, когда тот присоединится к ним за столом. Отчасти ее это напрягает, но она не хочет портить сегодняшнее утро никому из них и полагает, что ей остается лишь решать проблемы по мере их поступления.

- Спит, но подозреваю, что это ненадолго, - ведьма усмехается, потому что знает, что их дочь, пусть и любит в целом поспать, предпочитает частенько просыпаться и требовать их внимания, чтобы никто не смел расслабляться. – С ней Бубенчик, он скажет, когда она проснется.

На подвисает на мгновение на неожиданной мысли, прежде чем на всякий случай уточнить:

- Ты же помнишь Бубенчика, да? Домовик с красным колпаком и пришитыми бубенцами, он тогда только родился и вечно крутился под ногами.

Она почему-то не помнит точно, сталкивался ли он с ним напрямую, но уверена, что запомнить был обязан, если видел. Бубенчик всегда производил неизгладимое впечатление как на людей, так и на остальных домовиков, своей неумной энергией и сводящим с ума звоном бубенцов. Вальбурга Блэк так и вовсе запиралась на весь день в комнате с мигренью, стоило им появиться в ее поместье. Впрочем, возможно, у нее была просто аллергия на Блетчли.

Фрида фырчит, пытаясь сдержать смешок, рвущийся наружу, когда Бальтазар не выказывает сомнений, что шоколадная паста Фишера несомненно самая лучшая:

- О, нет-нет. Самая лучшая и самая шоколадная из всех шоколадных паст на свете.

На самом деле, она думает в этот момент о том же, о чем и он, но вспоминает к тому же, что он застал их в еще один крайне неподходящий момент на Рождество. Она молчит, потому что он вскоре увидит это сам, и потому что разговоры об этой стороне их отношений не слишком вписываются в милое утреннее пиршество.

Ведьма отламывает кусочек вафли, щедро смазывая его шоколадной пастой, и подносит аккуратно к губам Эрлинга, вынуждая откусить. Вторую часть она отправляет себе в рот, вполне довольная выбором завтрака.

Она не сдерживается, когда он говорит о нормальном завтраке, и коротко, но весело смеется:

- Неожиданно, да? Не могу сказать, что ты привык к завтракам быстро, но я, признаться, ожидала большего сопротивления.

Блетчли тянется за апельсиновым соком, когда мимоходом заверяет, что их с Эрлингом вполне устраивают вафли, а почти полная банка пасты настойчиво требует их внимания.

Она не ожидает, что он захочет пойти с ней, и на мгновение он ставит ее в тупик своим вопросом. Ей требуется пара минут на раздумья, стоит ли сознаваться в этом, но рассуждает логически, что он так или иначе узнает.

- Помнишь коллекцию моих медведей? Я решила ее пополнить, и теперь мне нужен самый большой мишка, которого мы сможем найти. 

Фрида усмехается отчасти невесело, но продолжает вполне бодро:

- В твоей квартире слишком широкие кровати, Харт. Для меня одной там многовато места.
[AVA]http://savepic.ru/7938134.jpg[/AVA]

Фрида улыбается ему в ответ и наблюдает с удовольствием за тем, как он выкладывает на тарелку завтрак. Пахнет действительно аппетитно, но она не готова менять вафли с шоколадной пастой на яичницу и подозревает, что Эрлинг тоже, судя по тому, с каким аппетитом тот их уплетает. Впрочем, после того, как Бальтазар садится рядом, малыш проявляет к еде больше интереса, видимо, решив, что теперь-то точно можно кушать. Ее одновременно и забавляет и напрягает привязанность сына к шведу.

- И пошли тебе на пользу. Уверена, твой организм будет благодарен мне до конца жизни, - ведьма отвечает шутливо, но совершенно в этом уверенная, и не спорит с ним, когда он безошибочно «обвиняет» ее гены в том, что Эрлинг любит сладкое.

Вопрос о кондитерской застает ее врасплох, и она на мгновение еле заметно мрачнеет, но быстро берет себя в руки. С тех пор проходит много времени, и она предпочитает не вспоминать об этом, пусть и помнит неизбежно, однако отдает себе отчет в том, что из-за обстоятельств вспомнит еще многое плохое, что произошло с ней, если хочет помочь Бальтазару вспомнить то хорошее, что произошло с ними.

- Я закрыла ее после смерти Регулуса. Не смогла больше заниматься этим.

- Ты мне очень помог, когда она только открылась, - ирландка улыбается, не отвлекаясь, впрочем, от смазывания вафли джемом для Эрлинга, - я-то понятия не имела, что именно с ней нужно делать, а Регулус с Барти были помощниками только по части поедания сладкого.

Фрида бросает на него благодарный взгляд и улыбается тепло, когда он обещает подыскать достойного мишку, и испытывает облегчение от того, что он принимает это как должное, не пытаясь шутить. Ей на самом деле, если отбросить сегодняшнее утро, уже давно не до смеха.

- Самого большого? – она интересуется озорно, не собираясь рассчитывать на меньшее.

Ведьма прислушивается к происходящему в квартире несколько мгновений, прежде чем поделиться соображениями:

- Судя по звону бубенцов, Софи проснулась и теперь мучает Бубенчика.