Несмотря на зашкаливающий уровень романтики и милоты, спалось Джемме достаточно отвратительно. Домик у озера навевал непроизвольные ассоциации с какой-нибудь слащавой мелодрамой, которые так любила ее мать. Ассоциации были настолько сильны, что девушка даже поделилась ими с Долоховым, не сдержавшись от вполне миролюбивой колкости насчет своеобразного способа пригласить ее на свидание.
Свиданием, впрочем, это было в последнюю очередь. Не сказать, что ее как-то покоробила или ужаснула необходимость помогать Кэрроу, да и на более теплый прием она тоже не рассчитывала. Хотя быть обязанной жизнью Долохову аж дважды – было перебор. Самолюбие страдало и буквально кричало о том, что лучше уж схлопотать это несчастное Круцио, чем терпеть насмешливый взгляд мужчины. На Аваду она, впрочем, согласна все еще не была.
Бывший аврор в доме Пожирателей Смерти. Тоже бывших. Или бывших Пожирателей не бывает? Впрочем, сейчас брату с сестрой было явно не до милых фантазий о возвращении Милорда. Отдавало легким сюрреализмом, учитывая, что настроена сама Фарли была достаточно доброжелательно. У ее пациентов не было имени, фамилии, меток и грехов на душе. По большей части она различала их по степени интересности заболевания. Были исключения, были любимые пациенты, к которым она относилась с большей теплотой, нежели к остальным. Но по большей части к их личности она была достаточно равнодушна.
Спалось ей все же нервно. Долохов, конечно, был в ответе за того, кого притащил с благой целью в Лиссабон, оторвав от работы в Мунго, но настороженность и недоверие Амикуса видны были за версту. Негласно, но все же, ее, конечно, было обещано вернуть в Британию в целости и сохранности, но стоило быть честной – двадцать четыре часа в сутки находиться рядом на случай, если у кого-то из Кэрроу недоверие затмит здравый смысл, он не мог. Да и Мерлин упаси, ее психика к подобному была не готова.
Проснувшись в очередной раз, Фарли почувствовала, что больше не заснет. За окном уже вовсю светило солнце, но, судя по времени, оставалась надежда, что все обитатели еще спят. От часа-двух тишины и спокойствия она бы точно не отказалась, а если в этом доме еще и кофе есть, то она от всей души желала троице Пожирателей спать сладко, крепко и подольше.
Выцепив пачку сигарет из сумки, девушка вышла из комнаты. Насчет курения в доме она как-то забыла поинтересоваться, но считала, что это будет достойной платой за тот стресс, на который ее обрекли. Или она сама себя обрекла?
Она услышала звуки, доносящиеся с кухни, когда уже спустилась вниз. Кто-то уже точно проснулся, и, откровенно говоря, она даже не знала, на кого стоит рассчитывать больше. Возможно, на Алекто.
Проснувшимся раньше всех, оказался Антонин. Ну, конечно, феерическое везение Джеммы не позволило бы ей столкнуться с кем-то еще.
Бросив пачку на стол, девушка потянулась к шкафчику, где по ее догадкам должны были храниться чай и кофе. Обведя взглядом столешницу, даже обнаружила турку. Интересно, она сюда затесалась случайно или помимо нее в доме тоже были любители хорошего кофе. Бегло заприметив, что себе мужчина достал чай, Фарли воздержалась от предложения оценить ее таланты варки кофе.
Когда он соизволил обратить на нее внимание, девушка насыпала в турку кофе.
- А ты и не думай, - дружелюбно посоветовала Джемма, после чего честно добавила, - непривычно спать на новом месте.
- Ну а ты? Всю ночь мучился от переживаний? – насмешливо выгнув бровь, поинтересовалась колдомедик, ставя турку на огонь.

Джемму никогда не интересовало, что именно о ней знает Долохов. До какой части правды, которую она не желала выставлять напоказ, он докопался, если копал вообще. Отчего-то ей казалось, что копал. Небрежно, чтобы удовлетворить собственное любопытство, но наверняка знал больше многих.
Ей было, в общем-то, все равно. Пожиратель не вызывал у нее желания устраивать спектакль, манерничать, быть может только самую малость на грани с легким флиртом, как неотъемлемой частью ее жизни, но не переходить грань, как в случае с остальными. И дело было вовсе не в страхе или стеснении. Пропагандировать честность в отношениях с врагом было удивительно, но Антонин каким-то само собой разумеющимся образом стал тем, с кем приятнее играть честно. Насколько это возможно.
Однако, несмотря на все это, она искренне предпочитала, чтобы он молчал. Свою осведомленность о ее жизни он мог оставить при себе, точно также как и свое мнение о полукровках. Джемма не любила, когда ей напоминали об этом, в особенности не переносила она этого по вполне объективным причинам от Пожирателей. Чистота крови, которую они так рьяно взялись защищать, порой напрочь затмевала в них здравый смысл.
Впрочем, было одно презабавное «но». Сам Долохов чистотой крови также не отличался.
Джемма не могла точно сказать, почему ее так вывела из себя фраза Антонина о ее полукровности. По сути своей в ней действительно не было обидной издевки, а она была всегда слишком умна и слишком хорошо держала себя в руках, чтобы не вестись на подобные мелкие провокации. Но сейчас она чувствовала легкое бешенство от того, что он, именно он, лез не в свое дело.
Она потянулась за чашкой, проигнорировав сведения о состоянии здоровья Алекто. Если бы с ней что-то случилось, в доме уже били бы во все колокола. Колдомедик вообще рассчитывала на то, что женщина все еще спит – в ее состоянии ей действительно лучше было не тратить понапрасну силы.
- Аврорат – это слишком убого, а вот ваша секта, конечно, другое дело, да? – Фарли взяла в руки пачку, выуживая сигарету и щелкая зажигалкой. Затянулась и, выдохнув дым в потолок, совершенно искренне поинтересовалась, - всегда было интересно: каково это прислуживать ненормальному фанатику? Правда, что он заставлял падать пред ним ниц и целовать его руку? Ни разу не стошнило, Долохов?
Перехватив сигарету в левую руку, сняла с огня турку, аккуратно наливая кофе в чашку. Логика и здравый смысл громко кричали о том, что в ее положении неплохо было бы следить за языком, раз уж добровольно живешь под одной крышей с тремя Пожирателями. Природное любопытство, впрочем, активно подбивало проверить, какая именно капля станет последней в чаше терпения Пожирателя.

Джемма была несколько разочарована его реакцией. С трепетом ожидала большей эмоциональности, но Долохов всегда умел держать себя в руках, чем вызывал еще больший азарт. Назвать его скучным, однако, у нее не поворачивался язык, но сейчас она думала, что посмотрела бы на него в гневе. Холодное недовольство ее словами не вызывало в ней особого трепета, когда ей в голову пришло, что она никогда не видела его в бешенстве. Инстинкт самосохранения, впрочем, тихонько подсказывал, что она могла и не пережить его вспышку гнева, а она не считала, что это было тем, за что стоило умереть. Однако природная самонадеянность не позволяла ей всерьез размышлять о подобном раскладе.
Она успела затянуться, пока он не заговорил снова. Не знала, как ему это удавалось, но почувствовала, что начинает выходить из себя. Мысль о том, что ей за эти годы, с той самой первой встречи, ни разу не удалось одолеть его, хотя она была не самой слабой волшебницей, жгла задетым самолюбием. То, что он, по сути, не воспринимал ее всерьез, выводило ее из себя не меньше.
Джемма отставила турку на плиту, разобравшись с кофе, но не глядя на Долохова. Пыталась взять себя в руки, не сомневаясь, что он говорит все это специально, и не желала доставлять ему подобного удовольствия, но чувствовала, что у нее это не получается. Она знала, что это глупо, но не могла избавиться от навязчивой идеи, что не должна ему ни в чем уступать. Понимала, что он старше и сильнее, но не хотела это принимать. Могла отчего-то со скрипом, но простить превосходство кому угодно, но не ему. У него на это не было права, и рано или поздно она собиралась ему это доказать.
Ее довела окончательно его просьба. Она не знала, почему взорвалась именно после нее, хотя всегда спокойно относилась к такого рода просьбам. Не видела никогда его курящим, а потому не знала, курит он или нет, но считала, что если ему что-то не нравилось, он мог убраться с кухни. В конце концов, это он ее сюда притащил, и это ему нужна была ее помощь.
Она выкинула сигарету резким движением в приоткрытую форточку. Не подчиняясь ему, а чтобы в следующее мгновение выхватить палочку. Она не разменивалась на долгие церемонии, как и не считала нужным предупреждать его или же угрожать.
Направила на него палочку, не особо задумываясь, но желая причинить ему боль:
- Axelitus! Semiprogunom!
Axelitus! - Заклятье удушья.
Semiprogunom! – Вызывает кровоточащие раны (произвольно).