Когда Хэнк сказал, что заболел, Чарльзу показалось, что он ослышался. Хэнк не мог заболеть, Хэнк никогда не болел! Нет, серьезно, он никогда не видел, чтобы парень хотя бы чихнул, не то что слег с температурой. Даже за те десять лет пьянствования и самоуничтожения, легшие темным пятном на идеально чистенькую репутацию Ксавье, Зверь ни разу не позволил себе отвлечь внимание страдающего профессора на собственное недомогание. А тут, вы посмотрите, пришел с просьбой отменить на ближайшие две недели уроки физики.
Мужчина был в растерянности. Одно он знал совершенно точно – уроки отменять нельзя ни в коем случае, так как дети обладали чудесной способностью забывать все пройденное с моментальной скоростью, а уж что произойдет с ними за две недели, он даже предполагать не хотел.
Чарльз с радостью бы провел занятия сам, если бы не одно но: его скудных познаний в области физики не хватило бы даже на один полноценный урок. Не то чтобы все было так плохо, но куда комфортнее он все же ощущал себя, рассказывая об анатомии человека, чем о законе Ома. Вариантов было не так уж много. Все имеющиеся преподаватели вежливо отказались, ссылаясь на то, что физика не входит в число их любимых предметов. Предатели.
Оставался лишь один человек, в общем-то, идеально подходящий на роль преподавателя. Знаний у него было предостаточно, учитывая некоторую специфику способностей, вот только доверия он не внушал. Хэнку. Услышав, кем его собирается заменить Ксавье, Зверь долго отказывался поверить, после чего разразился гневной тирадой, по всей видимости, призванной вразумить профессора. Однако он был непреклонен.
Ему не нужно было напрягаться, чтобы коснуться сознания Эрика, когда он был без шлема. Порой ему даже казалось, что он чувствует его, как бы далеко друг не находился.
Сигнал бедствия, звучавший как «Мне нужна твоя помощь, Эрик!» отдавал легкой паникой на грани с истерикой, учитывая, что дальнейших разъяснений Чарльз не дал, настойчиво посоветовав поскорее явиться в Школу. Возможно, не стоило так пугать старого друга, но о том, как выглядит его послание со стороны, мужчина не подумал.
Зверь не забывал усиленно прикладывать ладонь ко лбу и закатывать глаза.
Ксавье не дал другу ничего сказать, когда тот влетел в его кабинет, тут же протараторив:
- У нас физику вести некому, я тут подумал – ты идеальная кандидатура.
К тому же, у Леншерра был опыт общения с детьми. И даже вполне удачный – все выжили, а Банши полетел.

Говоря откровенно, идея Чарльза друга вдохновила не сильно. Впрочем, он был не дурак и прекрасно понимал, что Эрик вряд ли будет прыгать до потолка от перспективы общения с детьми. Определенный опыт воспитательной работы у него, конечно, присутствовал, но будем честны – Братство от Школы отличалось разительно, в том числе и отношением к студентам. К своим Леншерр был требователен, не считал за детей вне зависимости от их возраста и вообще никоим образом не поощрял те дикие поблажки, которые были постоянной практикой здесь.
Да и дисциплина играла не последнюю роль.
Вот с дисциплиной были явные проблемы. Ксавье был слишком понимающим, чтобы устанавливать жесткие ограничения, и еще не до конца понимал ту грань между деспотией и чересчур свободными взглядами. Демократия была хороша в меру, но меры он, на радость детям, пока не знал.
- Не очень, - честно признался на вопрос друга профессор, миролюбиво улыбаясь, - Эрик, пожалуйста!
В голосе отчетливо прозвучали почти умоляющие нотки. Ему не нужно было даже оборачиваться, чтобы определить, насколько недоволен Маккой, мужественно молчавший за спиной. Вообще, молчание Маккоя в последнее время было удовольствием, достававшимся все более и более тяжелой ценой. В то, что Эрик встал на путь истинный он не верил также сильно, как верил сам Чарльз.
Он не исправился, он что-то замышляет. Да как его можно вообще к детям подпускать.
Можно. Отчего-то Ксавье казалось, что общий язык они все-таки найдут. Ну, когда пройдут этап взаимного непонимания, что друг с другом делать. И легкой ненависти к самому Чарльзу, поставившему их в такое положение.
- Приведи мне хоть один аргумент, почему ты не подходишь на эту роль. «Я ненавижу детей» не подходит, я знаю, что это не так.
Отсутствие преподавательского опыта вообще было штукой не слишком важной. Здесь ни у кого не было опыта, когда они только-только открылись. А иных причин для отказа он не видел в упор. Тем более же не навсегда, а буквально на пару недель.
- Кстати, первый урок начнется через сорок минут, - кинув взгляд на часы, сообщил Чарльз, лучезарно улыбаясь. – Обещаю, после этого ты получишь свою порцию кофе. И даже с пончиком.

Чарльз к заявлению друга отнесся практически даже воодушевленно. То, что он предпочитал детей с яблочком в зубах, конечно, было не очень педагогично, но профессор цеплялся за слово «предпочитал», начисто игнорируя продолжение фразы. То есть друг признавал, что в каком-нибудь виде он все же относился к кактусам жизни благосклонно. Это внушало надежду на благополучный исход дела.
Несмотря ни на что, Ксавье был идеалистом до мозга костей. Прекрасно, в общем-то, отдавая себе отчет в том, как это бесит людей. И как бесит людей то, что он по славной привычке порой слышит только то, что хочет слышать.
- Хватит так громко думать, - парировал не менее возмущенно мужчина, считая, что его вины в том, что Эрик сожалеет об упущенном кофе на весь кабинет, никакой нет. Впрочем, что друга не устраивало в пончике и в кофе, он так и не понял. По его мнению, он предлагал достойную оплату труда и прекрасные социальные условия. Не на каждой работе, между прочим, готовы кормить вкусностями. К тому же, комната Эрика все еще была свободна, так что это было почти как возвращение домой.
Рационально зерно в вопросе друга, конечно, было. Подготовить лекцию за сорок минут было тяжело, в особенности, учитывая, что опыта научной работы у него действительно не было. Зато был огромный жизненный опыт и страсть к публичным выступлениям. Насколько профессор помнил, толкать речи у него всегда получилось неплохо.
- Никак, - согласился покладисто мужчина после чего, с секунду помолчав, добавил, - импровизируй. Ты же когда свои речи толкаешь, заранее их не готовишь. Или готовишь?
Насмешливо фыркнув, Чарльз приподнял бровь, не отводя заинтересованного взгляда от Леншерра. И даже не скрывая того, что просто всей душой жаждет признания, что тот репетирует их перед зеркалом каждый день.
«Признайся, Эрик, репетируешь? Я не скажу Маккою, честное слово».
К слову, что дети проходят на физике, Чарльз позорно не знал. Хэнк продолжал мужественно молчать, лишь рыкнув недовольно на «симпатягу». Сообразив, что с его стороны помощи ждать не придется, мужчина задумчиво протянул:
- Смотри, мы уже определились с темой урока! Я же говорил, что ты – идеальная кандидатура.
Обернувшись к Зверю, он все-таки уточнил:
- Магнетизм же еще не проходили?
Парень неохотно помотал головой, чем заставил профессора довольно засиять.
- Зверь не может, потому что болеет, - терпеливо пояснил он другу, - вообще-то это и так его предмет, но на ближайшие две недели он берет отгул. Да, кстати, не забудь предупредить в своем Братстве, что у тебя отпуск. Там же будут волноваться!
«Потому что ты мой друг, Эрик!»

Чарльз действительно не слушал. Точнее слушал, но не слышал. В его воображении Эрик уже согласился вести урок, более того, вовсю продумывал, что будет рассказывать детям. Магнетизм так магнетизм, у профессора не было к этому претензий, раз до этой темы они еще не дошли. В конце концов, все остальное они смогут нагнать вместе с Хэнком, когда он выйдет с больничного.
- Болеет, - упрямо подтвердил мужчина, - что в этом необычного?
В общем-то, удивление друга он понимал и разделял, но придерживался мнения, что даже если Зверь болел воспалением хитрости, то все равно имел право на отдых. Учитывая, что он носился вокруг все те запойные десять лет, две недели отпуска были достойной платой. Правда, кажется, парень уже сам жалел о том, что решил бросить детей. Нет, ну а кем он думал его заменят?
В одном Эрик был прав – Братство на кружок вязания было похоже мало. Также как и на вышивания и даже лепки из глины. Скорее на колонию для малолетних преступников, как мысленно ласково называл их сам друг, а потому оставлять их одних на долгий срок было крайне опасно. Как для общества, так и для них самих. Тащить же их в школу…
Не то чтобы Чарльз испытывал привязанность к предметам, и особняк был всего лишь особняком, но, признаться честно, ему бы очень хотелось, чтобы он продержался еще не один десяток лет. А с выводком друга этого гарантировать было нельзя.
- Найди самого адекватного и оставь за главного, - уверенно посоветовал Чарльз и, после секундного колебания добавил, - самых буйных можешь привести сюда. Только тебе придется за ними следить.
Потому что, по всей видимости, если кто-то и мог заставить их вести себя прилично, то явно только Эрик. По поводу своих детей Ксавье иллюзий не питал – большинство из них приносили вместе с собой хаос и беспорядок, но, во-первых, по его мнению это были милые детские шалости, а во-вторых, расстраивать директора никто не хотел. И не только потому, что это было чревато неприятными последствиями.
Предположение про стадион заставило мужчину удивленно моргнуть и с трудом сдержать улыбку. Вообще-то, про стадион он уже почти забыл, но теперь…
- Теперь мщу, - с совершенно искренней радостью поделился Чарльз с другом, чувствуя, что обреченность Зверя становится все сильнее и сильнее, - смотреть надо, куда такие конструкции бросаешь!
«А если бы придавило?!»
Профессор просиял как начищенная монетка, наблюдая за другом, вытаскивающим платок и отдающим распоряжения. Все-таки он в нем никогда не сомневался и знал, что тот не бросит его в беде!
- Хэнк, организуешь?
«Да, я знаю, что я делаю. Нет, я не сошел с ума».
Судя по выражению лица Зверя, в последнее, да и в первое утверждение, он поверил очень смутно, однако, бросив испепеляющий взгляд на Леншерра, вышел из кабинета.
- Тебе понравится, честно. Только Эрик, помни, это дети. Их нельзя ниоткуда скидывать, и кричать на них тоже нежелательно. О, и не смотри на них так, будто бы ты с радостью отправил их на костер инквизиции. И на меня так не смотри!
Энтузиазму Чарльза можно было только позавидовать.