Фриде было страшно. Она не смогла до конца успокоиться, когда они шли до ее комнаты, и сейчас в темноте ей было еще страшнее. Торфинн мог собой гордиться – он сделал все, чтобы она не забывала о нем ни на минуту, и чтобы не думала об измене как таковой, пусть даже от их брака было лишь название. У судьбы непременно было чувство юмора – в то время как муж считал ее шлюхой, она не могла даже спокойно целовать того, кого целовать действительно хотела. Иногда ей казалось, что он прекрасно это осознавал. Получал особое удовольствие от того, что если не привязал ее к себе, то сделал так, что и ни с кем другим она быть не сможет.
Фриде было страшно. Закрывая глаза, она видела раз за разом то, о чем отчаянно пыталась забыть. Торфинну всегда нравилось, как она вздрагивала от его прикосновений. Как пугалась его ласкового голоса, потому что вслед за ним, непременно, бывало еще больнее, чем когда он кричал. От его пальцев на коже оставались следы, грозившие расцвести синяками. Ему они тоже нравились. Он считал, что тем самым воспитывает ее, и она должна быть ему благодарна, и чем больше она сопротивлялась, тем больнее он ей делал.
Он считал, что так она лучше усвоит урок. Ничего особенного – всего лишь условные рефлексы. Отчасти он мнил себя благодетелем, вряд ли – садистом.
Фриде было страшно. Потому что там, чуть подальше по коридору, был Бальтазар, не заслуживавший к себе подобного отношения. Потому что, несмотря на то, что он сказал, мог быть обижен, мог неправильно ее понять. Потому что он – не Торфинн и никогда им не был, а она вела себя так, словно перед ней снова был ее муж.
Ей было страшно, потому что она не знала как объяснить ему все то, что она к нему испытывала, и то, что меньше всего она хотела его отталкивать.
Фрида притянула к себе ближе Эрлинга, слушая его размеренное дыхание. Поймала себя на дурацкой мысли, что ей нравилось, как он называл шведа отцом. А после не удержалась от еще одной почти крамольной – какова была бы вероятность, не разойдись они в семьдесят девятом, что сейчас у нее в действительности был бы от него сын.
Она обнимала его еще какое-то время, прежде чем аккуратно отпустить, подтянув одеяло почти до носа, и встать с кровати. Устроила мелкому крепость, обложив со всех сторон одеялами и подушками, и тихонько выскользнула из комнаты.
Фрида устала бояться. Устала от воспоминаний этих двух лет, преследовавших теперь ее неотступно, и устала делать все в угоду своему мужу. Она считала, что должна найти более действенный способ перебороть свои страхи и хотела начать с малого – перестать изводить себя самой и быть чуточку ближе к шведу. Насколько это вообще было возможно.
Девушка приоткрыла дверь в его комнату, заходя внутрь и стараясь его не потревожить. На носочках дошла до его кровати, приподнимая одеяло и забираясь под него.
Бальтазар спал и, наверное, крепко, раз не услышал, как она зашла. Она смотрела на него еще несколько мгновений, прежде чем решиться коснуться осторожно руки чуть ниже запястья.
Фрида одернула руку, когда мужчина заворочался, и поймала его сонный взгляд виноватым своим.
- Прости, я не хотела тебя разбудить.
- Можно я останусь сегодня здесь?