Поездка в Будапешт вышла насыщенной, но пришлось возвращаться с небес на землю. Разбирал чемоданы Аксель долго и лениво, пока не выудил из них последнюю футболку то ли из надобности, то ли из-за того, что была любимая. После творческого отпуска работы навалилось достаточно, поэтому на бытовые вопросы мужчина обращал относительное внимание, в основном замкнувшись между кофе и необходимостью поспать. В сутках часов стало заметно больше, учитывая один день незаметно перетекающий другой, пренебрегая разделительной чертой в двадцать четыре по шестьдесят.
Первая подвернувшаяся среда, никогда не славившаяся в редакции активностью, была настойчиво «вырвана из контекста»: редактор оптимистично объявил, что хочет посмотреть на чужую самостоятельность, и взял работу на дом. Команда с шутливо-покровительским тоном Рёда давно смирилась в достаточной степени, чтобы не обижаться, но осознавать, что при необходимости получит по шее. Акселя же это избавляло от необходимости тащиться в редакцию к восьми утра для того, чтобы в течение пяти минут утвердить макет или отправить его на переработку. Печатные прототипы, конечно, обладали своими преимущества, но одним днём редактор был готов стерпеть необходимость открыть «Adobe» и подглядеть спросонья один глазом присланный .pdf  файл.
Вопреки ожиданиям, разбудил его не разместившийся на свободной половине кровати открытый ноутбук, обещающий поток сообщений на электронную почту в ближайшие полчаса. В творческом коллективе редакции «сов» хватало, но обещание свежего маккиато из «Абрасо», кофейного магазинчика с седьмой улицы, вытаскивало из постелей даже самых ленивых. Пожалуй, в отгуле причудливым образом находились свои минусы.
Аксель, толком не просыпаясь, спрятал голову под подушкой в попытках избавиться от настойчивого звона в ушах, однако вскоре был обязан признать поражение. Звон к тому времени перерос в настойчивое стучание дверным молоточком о клён, и в результате Рёду уже пришлось опасаться за дверь.
Обреченно вздохнув, норвежец спихнул одеяло в сторону и, набросив футболку вдобавок к джинсам, босиком проследовал к выходу, но не на выход. Более-менее проснувшийся организм начало снедать любопытство на тему того, кого в столь ранний час принесло выразить почтение. Или не-почтение. Но для последнего его, видимо, надо было сильно ненавидеть.
Он открыл дверь, предвосхищая очередной стук – и замер на пороге, ощущая новый, совершенно незваный прилив бодрости. Аксель грешным делом сначала списал увиденное на галлюцинации и сморгнул для приличия, однако две светлые макушки, представшие перед ним, никуда не делись.
Та, что помельче, что-то восторженно щебеча, быстро приветственно обняла его в районе коленей и прошмыгнула в квартиру, не особо заинтересованная во взрослых разговорах.
– Тебя как-то припозднились выгонять из дома, – дружелюбно заметил Рёд, оценивающе оглядывая сестру, всё ещё пытаясь смириться с реальностью. Выдержал паузу, пока анализировал ситуацию, и заглянул в глаза:
– Като, – вкрадчиво, почти ласково поинтересовался Аксель; последнюю, кого он ожидал увидеть на пороге, это свою "малолетнюю" родственницу (обеих, ибо одна прилагалась к другой), – что ты здесь делаешь?

Чарли и Астрид гуляли по центру Нью-Йорка, уминая очередную порцию мороженого. Несмотря на то, что они здесь были уже неделю, привыкнуть к смене часовых поясов, им еще не удалось, а потому вставали они рано, а ложились поздно. И совершенно, конечно же, не высыпались. Уложить мелкую спать пораньше было довольно проблематично – вечный белокурый двигатель, носящийся по квартире и фонтанирующий разными идеями для игр, совершенно, ну просто ни в какую не желал посидеть хоть пять минуточек спокойно, не то что уж поспать. Поэтому засыпала она, только когда падала совсем уже без сил. Причем преимущественно на кровати Като.
Девушка бросила взгляд на наручные часы и обреченно вздохнула. Было все еще слишком рано – в Центральном парке еще даже спортсмены-энтузиасты не бегали, только Астрид, распугивающая уток на пруду в попытках поймать хотя бы одну. Шарлотта уже почти с нетерпением ждала истинно колфилдовского вопроса о том, куда деваются птички зимой.
На самом деле, она понятия не имела, как рано встает ее брат. Их отношения всегда были довольно ровные, благодаря тому, что виделись они достаточно редко и не успевали вынести друг другу мозг, а потому ни о какой привязанности или же хотя бы дружбе речи не шло. Поэтому рассуждать о подобных мелких привычках в попытке угадать, было заведомо провальным делом. Но руководствовалась норвежка банальной логикой – в такое время спят все. Совы - уже, жаворонки – еще.
С трудом оттащив дочь от восторженного созерцания уток, Рёд взяла ее за ручку, решив, что больше ждать не может. Терпеливость вообще не была ее коньком, в особенности, когда время тянулось так медленно-медленно. Они бодро прошагали до самого дома Акселя под веселый щебет Астрид, которой любовь к болтовне передалась, видимо, с генами, поскольку казалось, что долго молчать ей просто физически тяжело.
Оказавшись перед дверью, девушка позвонила в звонок. Потом еще раз. Потом еще два, и с каждым разом он звенел все дольше и требовательнее, однако открывать им никто не спешил. Не сложно было догадаться, что брат спал. Будь это не разгар рабочей недели, она бы подумала, что он еще не вернулся домой с какой-нибудь вечеринки, но тусоваться в ночь на среду главному редактору модного журнала было, конечно, можно, но нежелательно.
Решив, что пора переходить к более решительным действиям, она присела на корточки, передавая дверной молоточек дочери, и дала добро на то, чтобы та стучала. И посильнее. Судя по звонкому смеху, Астрид это понравилось, потому как будила она дядю с поразительным энтузиазмом.
Дверь открылась, когда девочка в очередной раз занесла руку с молоточком, собираясь ударить. Перехватив его у нее из рук, Чарли встала и приветственно помахала брату, улыбаясь. Особой радости у него на лице написано не было, но ничего поделать уже было нельзя – племяшка, не растерявшись, поздоровавшись, унеслась вглубь квартиры, оккупируя территорию. В такие моменты она гордилась дочерью особенно сильно.
- Живу, - радостно объявила Като в ответ на его вопрос и тут же быстро затараторила, - уже целую неделю. Здорово, да? Вообще-то, я хотела в Сан-Франциско, но мама сказала, что либо Нью-Йорк, потому что здесь ты, либо они не отпустят со мной Астрид. Кстати, если будут спрашивать, скажи, что я позвонила тебе, как только прилетела, ладно? А то я забыла, а им сказала, что позвонила. Может впустишь, раз уж я все равно здесь?

На самом деле, Аксель был удивлён; ворчание было скорее постфактумом, что проснулся редактор недавеча, как пару минут назад, однако Рёду то, впрочем, не мешало. Столь легко, что Шарлотта на Манхеттене живёт – и аж целую неделю, – звучало необременительно исключительно для Като. Брови норвежца невольно съехались к переносице, когда он, наконец, отступил на шаг, пропуская сестрицу сквозь дверной проём вслед за своей племянницей. Гостеприимством Акселя руководила отнюдь не вселенская доброта, но желание удовлетворить собственное любопытство; беседы на пороге, как бы ошарашен редактор ни был, признавались всё-таки дурным тоном. К тому же, желания, чтобы их услышали соседи, у Рёда не было. Несмотря на то, что Чарли была из плоти и крови, обстановка по-прежнему призывала реальность творить в рамках сюрреализма.
По мнению норвежца, всё было не так здорово, как казалось Шарлотте. Просьба, касающаяся родителей, вызвала в Акселе вдохновение ещё на парочку воспитательных реплик, которых в жизни Чарли очень не хватало. Хотя, присутствуя, они не очень помогали, но попытка, как известно, не пытка (хотя с какой стороны было посмотреть).
Он указал, где кухня, следуя по пятам. Аксель не был таким пай-мальчиком, каковым его считала сестра, но необходимость пусть мелко, но врать родителям, вызвала в нём недовольство. Воображение предоставило ещё тысячу и двести шестьдесят вариантов, когда Шарлотта забудет позвонить, и это обернется ей менее приятными последствиями. Между ними никогда не было прочной связи, кроме дружелюбного родственного безразличия, но не переживать Рёд не мог. Тем более, что с Като была Астрид. К племяннице Аксель испытывал достаточные тёплые чувства и иногда даже жалел, что не мог навещать её чаще. Их знакомство, впрочем, было достаточно поверхностным и не предполагало реализации сожалений.
Бойтесь своих желаний.
Аксель невольно улыбнулся, когда зашёл на кухню. Астрид уже что-то вычерчивала в его рабочем блокноте, найденном на краю стола. Рёд обошёл сестру, опускаясь на корточки, и протянул руки, обнимая отвлекшуюся от творчества девочку и чувствуя, как та отвечает на прикосновение, повисая у него на шее.
– Привет, малышка, – Аксель слегка отстранился, разглядывая племянницу, после со всей серьезностью заглянул в светлые, как у мамы, глаза: – Мне ещё можно тебя так называть? Ты ужасно выросла. Расскажешь, как тебя и твою маму угораздило забраться в такую даль?
Вопрос, впрочем, остался риторическим. На предложение о том, чтобы поведать ему о том, какая классная штука – самолёт (включая технические детали, учитывая образованию её матери), Рёд пообещал, что уделит этой беседе время попозже, и поднялся, выпрямляясь. Взгляд, подаренный сестре, оказался серьёзнее. Аксель понимал, что она давно доказала, что перестала быть ребёнком, воспитывая свою дочь – и, по рассказам отца и матери, не так плохо, как те ожидали, – но сейчас ситуация была иная.
– Тебе повезло, что у нашей маменьки бурное воображение – и если я не совру во имя твоей безалаберности, то её любящее сердце может не выдержать, – говорил Рёд с долей сарказма, но вполне миролюбиво. Он ощущал причудливую смесь из недоверия, обреченности и опасения: неделя в Нью-Йорке выглядела для норвежца слишком долгим сроком. Они должны были где-то жить и чем-то питаться, а "Большое Яблоко" обладало своеобразной спецификой в этих вопросах, включая финансовые.
– Где вы живете? – он надеялся, что она подобрала квартирку подальше от того же Бронкса. – Не понимаю, как ты могла забыть позвонить мне, – упрямо сообщил сестре Аксель. Самостоятельность Шарлотты его убивала. Они всё-таки, несмотря на прохладные отношения, были друг другу не чужие – хотя Рёду было бы спокойнее, если бы Чарли вместе с ребёнком оставались в Норвегии.
– И в честь чего ты вспомнила обо мне сейчас? – норвежец взглянул на родственницу с любопытством, отдававшим долей сарказма. Он не хотел её отталкивать, но ситуация возмущала. Аксель вздохнул, кивая в сторону мелкой.
– Хотя бы долетели вы, вижу, не только хорошо, но и познавательно.

Внутрь Аксель ее все-таки пустил, но особой радости на лице от этого у него все равно не появилось. Она, в общем-то, его понимала – сильно младшая сестра, да еще и с маленьким ребенком в другой стране… Все это звучало достаточно проблемно и хлопотно, тем более, что логично было предположить, что сестра пришла за помощью, в лучшем случае материальной, в худшем – придется водить ее за ручку. У Като действительно была к брату просьба, которая могла его обременить достаточно серьезно, но всего на несколько дней.
Она весело фыркнула, глядя, как ее взрослый брат обнимает племяшку. Астрид любила внимание и, судя по всему, была тем еще кинестетиком, выбравшим довольно нехитрый способ познания мира – потрогать, понюхать и попробовать на вкус. А потому она довольно мужественно позволяла себя обнимать, целовать и брать на ручки, и сама не оставаясь в долгу.
Шарлотта посмотрела на дочку с гордостью, когда та предложила рассказать о самолете во всех подробностях. Порой ей казалось, что для пяти лет она все-таки обладает не тем набором знаний, который у нее должен быть в этом возрасте, и интересуется она совсем не тем, чем должна, но норвежку это искренне радовало. Еще чуть-чуть и можно не просто рассказывать, а показывать мелкой из чего состоит автомобиль. С самолетом подобное было проблематичнее.
- Я знала, что на тебя можно положиться, - Рёд просияла, услышав, что Аксель, как и полагалось заботливому брату, все-таки спасет ее от родительского гнева. Ну, не ради нее, так хотя бы ради мамы, действительно. Главным был результат, и сейчас он ее вполне устраивал.
- В Бруклине, в той части, которая немножко получше, - бодро отрапортовала блондинка, после чего состроила извиняющуюся мордашку, - не обижайся, котик, я замоталась. Пока прилетели, пока нашли квартиру, пока осмотрелись… Кстати! Мы с Астрид побывали уже в парке аттракционов и в Аквариуме. Ты же там наверняка был? Там та-а-акие рыбки! Астрид час отлипнуть не могла от них, теперь мы хотим купить домой рыбок. Они правда бесполезные, зато ей нравятся.
Подобной простой логикой у Шарлотты вообще многое определялось в жизни последние пять лет. Возможно, потакать детским капризам было непедагогично, но ей было совершенно наплевать – если ребенок хочет рыбок, у него должны быть рыбки.
Судя по всему, его то ли действительно обидело то, что она не позвонила ему, когда прилетела, то ли возмутило, что она заявилась сейчас, когда ей определенно что-то нужно. Обидеть Чарли было достаточно тяжело, в особенности, когда ей что-то было нужно, поэтому отчетливо сквозивший  в голосе сарказм, она пропустила мимо ушей.
- На самом деле, мне нужна твоя помощь, - Като села на стул, поджав под себя одну ногу, и пояснила, - мне нужна работа, а искать ее вместе с Астрид немного проблематично. Не хочу ее таскать целый день с собой по городу, а дома оставлять ее одну боюсь. Я подумала, может ты заберешь ее к себе на пару-тройку дней, а?
Норвежка бросила просящий взгляд на брата, в надежде, что он все же не откажет, но на всякий случай повторила:
- Это всего на пару дней, честно. Тем более вы вроде неплохо ладите.

ксель осознал, что никогда, по сути, не чувствовал себя чьим-то братом. Он любил и Чарли, и белобрысую (фамильная черта) Астрид, и отца и мать, но семейный человек выходил из него очень так себе. Да и не было у него повода учиться ремеслу опеки: Шарлотта оставалась под крылом родителей. Знать бы заранее, что ей настолько осточертеет Тронхейм, что она навострит стопы к брату в Нью-Йорк.
Рёд почувствовал, что теряет контроль: как над собой, так и над ситуацией. Ни один из вариантов Акселя не устраивал, поэтому он решил взять крошечный тайм-аут для того, чтобы успокоиться и дать мыслям прийти в порядок. Особенно после того, что запросила от него сестра. Рёд чувствовал бы себя гораздо комфортнее, попроси она денег.
Одарив Шарлотту взглядом, щедрым на причудливые сочетания эмоций, Аксель перевел его на племянницу и обратно. Не спеша приходило осознание, что уезжать из Штатов они в ближайшее время не собираются (своенравность – фамильная черта также), поэтому с обстоятельствами волей не волей приходилось мириться. В пределах разумного, само собой.
– Вы голодные? – внезапно поинтересовался Рёд. – У меня по расписанию завтрак.
Рёд не давал обещаний, которых не мог сдержать; просьба Като была похожа на принуждение к подобному маневру. В чём-то Шарлотта была права: они с Астрид действительно неплохо ладили. Но стоило учитывать, что общение у них всегда было поверхностное. Не так сложно было побыть хорошим дядей пару часов в кругу родственников. Сейчас она предлагала ему "выходные" с племянницей тет-а-тет. К тому же, в середине рабочей недели. Видимо, то, что Аксель взял выходной именно в эту среду, было чудом.
– Не думаю, что это хорошая идея, – признался Рёд. Мужчина, однако, не отказывал. Скорее, предлагал Шарлотте подумать дважды, прежде чем отдавать ответственность в руки кого ни попадя. Акселя сложно было назвать человеком, имеющим богатый опыт общения с детьми. Ему не доводилось даже общаться с теми, чьи являлись отпрысками знакомых или коллег по работе. Рёд испытывал к Астрид тёплые чувства и отличался элементарным уровнем ответственности, но отцовские качества были ему чужды. Поэтому когда дошло до того, чтобы исполнять роль няни, боялся редактор больше за сохранность малышки, чем за свои нервы. Это говоря об убытках.
Он поразмыслил, ища альтернативы. Достал сковородку, после извлекая провизию для завтрака из холодильника. Даже если нагрянувшие в его квартиру дамы завтракать откажутся, спросонья Аксель был голодный.
– Если хочешь, я могу подыскать няню, – выдвинул предположение Рёд, пока включал плиту и разбивал в мисочку первое яйцо, после принимаясь нарезать помидоры, пока прогревалось оливковое масло на сковородке. Норвежец понимал, что предложение было очень так себе, но таким образом выигрывал время.
– На что ты рассчитываешь? С работой, – пояснил, интересуясь, Аксель. Удостоверившись, что процесс справится без него, повернулся к Като, одаривая тяжелым взглядом. Но после усмехнулся:
– Расскажи, наконец, как ты докатилась до такой жизни, сестренка.

То, что Аксель не будет в восторге от ее просьбы, она понимала еще до того, как оказалась в его квартире. Он был достаточно своенравен и свободолюбив, чтобы добровольно обременять себя подобными обязательствам, и она вполне его понимала. Дети всегда требовали к себе внимания, а Астрид требовала его вдвойне. Она не была капризной и вечно орущей, как большинство детей, родители которых были больше заняты собой, чем их воспитанием. Не сказать, что из Като была образцовая мать, но они как-то нашли общий язык, сойдясь на обоюдном нежелании друг друга расстраивать. Ей всегда казалось, что намного эффективнее с детьми разговаривать как со взрослыми, чем запрещать что-то, не считаясь с их мнением.
Однако несмотря на все это, Астрид была очень живым и энергичным ребенком, способным замотать любого взрослого. А еще случайно потеряться, найтись и снова потеряться, так что за ней нужен был глаз да глаз, хоть по большей части она и была крайне самостоятельной девочкой.
Вспомнив о том, что они с мелкой сегодня завтракали только мороженым, Рёд благодарно кивнула на предложение позавтракать.
- Я не хочу оставлять Астрид с чужим человеком, - протянула девушка, понимая, что здравый смысл в предложении брата, конечно, был. По сути, это было легче, чем обременять кого-то и, возможно, правильнее, но она знала, что дочери это не понравится. Она легко шла на контакт, была крайне дружелюбной и вежливой девочкой, но вряд ли с восторгом отнеслась бы к идее несколько дней провести с незнакомым человеком. – Если они друг другу не понравятся, это будет катастрофа.
Шарлотта уже думала о том, что все равно, когда она устроится на работу, ей придется завести няню – брать мелкую с собой на работу было невозможно, а оставлять дома одну еще рано. Однако тогда она очень тщательно подошла бы к выбору и постаралась бы их для начала познакомить, чтобы Астрид попривыкла к своей будущей воспитательнице. Сейчас на подобные маневры времени особо не было.
- Кафе, бары, рестораны. Туда всегда нужны официантки, хостес и бармены, так что без работы не останусь, - оптимистично заявила Като и, взяв пример с дочери, стащила из вазочки на столе печенье, - если повезет, возьмут в автосервис. Правда, мысль о том, что я могу разобрать и собрать обратно машину, обычно с трудом укладывается у людей в голове.
Девушка весело фыркнула и хрустнула печенькой. В общем-то, чтобы ее взяли в сервис, ей должно очень повезти, потому как стереотипы были штукой слишком сильной. Маленькая, хрупкая блондинка обычно не вызывала доверия и желания пустить ее под машину и уж тем более разрешить там покопаться.
Вопрос, озвученный братом, не сказать, что ее удивил. Скорее заставил чуть недовольно сморщиться. В ней говорило уязвленное самолюбие девочки, от которой если и не ожидали чего-то грандиозного, то все равно точно не предполагали, что к двадцати двум годам она окажется без высшего образования, с пятилетним ребенком на руках и без каких-либо перспектив на престижную работу. Хотя ее все и устраивало, но подобные темы она не любила.
- Мне стало скучно, и, честно говоря, меня достала опека родителей. У меня вечно ощущение, будто они все ждут, когда я снова выкину что-то такое, что доставит им проблемы, - честно призналась норвежка в одной из причин своего отъезда, после чего, улыбаясь, добавила, - к тому же, Тронхейм слишком маленький для нас с Ас. Нью-Йорк, нам кажется, в самый раз.

Пожалуй, Аксель Шарлоттой восхищался. Не тем, что она попала в ту ситуацию, в которую попала. Но тем, как она отнеслась к происходящему после и как позиционировала себя в глазах других. В семнадцать гораздо проще наплевать на последствия и сделать аборт, чем решиться воспитывать ребёнка. Чарли всегда была храброй. Хоть и сейчас Рёд бы сказал, что не в меру, учитывая её приезд в Нью-Йорк. Но сестрица на то сестрицей и была, чтобы обладать ещё большим – культивируемым – упрямством, нежели её брат.
Америка была удивительной страной: здесь люди не стеснялись работать. Поэтому если бы работу подобного характера Като искала бы в Норвегии, Аксель получил от этого меньшее удовольствие. Но он знал, как это начиналось здесь – и ничего ненормального или, боже упаси, постыдного в этом не было. Американская мечта в здешних краях существовала, но для этого требовалось распрощаться со сном, свободным временем и личной жизнью – и это было меньшим из жертв. Рёд лишь молча кивнул на положенную информацию. Вопрос с Астрид становился острее: найти работу – это одна беда, работать в местах вроде бара или ресторана, где на тебя навешивали все возможные смены (особенно если ты хотел заработать) – было бедой иной.
– Дай знать, если не заладится, – уведомил сестру редактор, доставая тарелки из буфета. – Я посмотрю, что можно сделать.
Он мог бы предложить ей помощь сразу, но это, по сути, означало лишить Шарлотту (в каком-то смысле) автономии. Сестрица ехала в Нью-Йорк явно не для того, чтобы попасть под новую волну опеки со стороны брата, которого, будем честны, едва ли знала – и это было взаимно.
Накрывать на троих было непривычно.
Аксель размышлял над тем, что Чарли сказала о чужом человеке. Аргументы оказались как против возражения, так и за. Тот, который был против, выглядел в глазах норвежца не слишком презентабельно: "но так же делают все".
Вдобавок к тарелкам и приборам он выставил остатки не разложенного по блюдам омлета, наполненный заварочный чайник и прочую уместную снедь на стол, усаживаясь по другую от сестры сторону. Пожелал приятного аппетита, прежде чем заговорить снова, возвращаясь к вопросу об Астрид. Он благополучно "замял" объяснение касательно того, почему эта парочка внезапно перешагнула территорию Америки. На самом деле, Аксель не хотел, чтобы Чарли соглашалась на меньшее, но пока не находил уместным говорить об этом. Загадывать в принципе было рано, а быть голословным Рёд не любил.
Говоря о незнакомых людях и том, как это могла воспринять племянница, то травмировать последнюю Аксель бы не хотел. Что возвращало на исходную точку дебатов, которые затеяла сестра. В воздухе появился налёт обреченности. Тем более, Астрид грела уши на соседнем стуле и наверняка внимательно наматывала на ус, чтобы прочие аргументы сработали. Рёд взглянул на Като, потом на чудовище поменьше. Женская дружба – страшная сила. Мужская солидарность была лишь жалким её подобием.
– Что-то подсказывает мне, что апелляция насчёт того, что Астрид – девочка взрослая и всё поймет, не сработает, – подытожил редактор. Он обращался к её матери, но низко сидящая светловолосая макушка уверенно покивала. Аксель закатил глаза, но всё равно почувствовал себя крайне уютно. Он взял паузу ещё на мгновение, пока расправлялся со своей порцией завтрака, прежде чем снова оглядеть родственников. Пожалуй, главная проблема была в том, что Като просила об этом в середине недели, и "пара дней" ознаменовалась тем, что ему тоже надо было работать.
– Я попробую остаться до конца недели дома. Если что, возьму её в редакцию на случай кризиса, – Рёд заглянул в светлые, похожие на свои, глаза: – но тебе придётся что-нибудь придумать после. Она не сможет быть всегда с тобой рядом после того, как ты устроишься на работу.
– Като, – Аксель оптимистично повёл уголком губ, – добро пожаловать в Нью-Йорк.

Чуть поразмыслив, Шарлотта кивнула на предложение помочь с трудоустройством, если у нее что-то не заладится. Она точно знала, что обратится с этим к брату только в самом крайнем случае. Упрямство у них было семейной чертой так же, как и выходящая за все границы самостоятельность. И если она хотела жить, не будучи ни от кого зависимой, то стоило приложить все усилия для этого. Чтобы впоследствии доказать всем, а в первую очередь себе, что она может позаботиться как о себе, так и об Астрид сама, без чьей-либо помощи.
Однако за предложение она была благодарна. За сам факт его наличия. Несмотря на жажду независимости, осознание того, что Аксель не просто очередной далекий родственник из числа всех тех кузин и кузенов, которых она видела изредка на семейных сборищах, было приятным. Шестнадцать лет были достаточно сильной разницей в возрасте, чтобы она никогда ранее не ощущала его присутствия в жизни на правах родного брата.
Мелкая, затихнув, устроилась на стуле и, как образцовый ребенок, дожевывала свою печеньку, пока Аксель выкладывал еду на стол. Причина ее примерного поведения была довольно очевидна – она ждала его решения с тем же нетерпением, что и Чарли. Если даже не большим. У Астрид не было выбора: если братец откажется забрать ее к себе, то ей придется, хочет она того или нет, остаться с няней. Об этом они уже говорили и сошлись на том, что обе предпочитают верить в лучшее, а проблемы решать по мере их поступления. Потому сейчас на ее мордашке отчетливо была написана вера в чудо.
- Ей пять, она взрослая только, когда хочет быть взрослой, - подтвердила девушка, вооружаясь вилкой и потянувшись к разложенному на тарелочке сыру.
Брата Рёд торопить не хотела. И не хотела давить, ныть и уговаривать, прекрасно осознавая, что ничем хорошим это не закончится, если он заберет к себе племянницу под ее давлением. К тому же, она всегда уважала чужих тараканов и считала, что, несмотря на родственные связи, он имеет полное право вежливо отказаться. В конце концов, у него была своя жизнь и свой график, в котором не значились очаровательные пятилетние девочки похожие на вечный двигатель.
Аксель согласился неожиданно. Норвежка предполагала, что он задаст еще сто и один вопрос, прежде чем согласится или откажется, чтобы взвесить все «за» и «против» и отговорить ее саму от этой идеи. Однако брат принял решение достаточно быстро.
Просияв, Шарлотта бросила взгляд на такую же довольную мордашку дочери, и спрыгнула со стула, подлетая к мужчине. У нее, как и у мелкой, были такие же нехитрые способы выражения радости, поэтому через секунду она уже обнимала его, мешая наслаждаться завтраком, а потом и вовсе звонко чмокнула в щеку.
- Спасибо-спасибо-спасибо! – выпустив, наконец-то, его из объятий, затараторила девушка, чуть не хлопая на радостях в ладоши, - после того, как я найду работу, ей точно придется остаться с няней. Но я пообещала, что мы возьмем только ту, которая ей понравится.
Усевшись обратно на стул, Чарли отправила в рот вилку с кусочком яичницы, прожевала и затрещала вновь:
- Я привезу к тебе ее вещи тогда сегодня, ладно? С ней не так уж много проблем, но она очень-очень активная, поэтому от нее легко устать. Но зато с ней можно договориться, чтобы она не мешалась, когда ты работаешь. Особенно, если пообещать, что потом ты с ней поиграешь или пойдешь гулять. Кстати, ей ужасно нравятся утки в Центральном Парке и вишневое мороженое, ну а об остальном она непременно расскажет тебе сама.
Девушка замолчала, решив, что самую важную информацию уже выдала, и аккуратно все же решила уточнить:
- Она точно тебе не помешает?

Объятие застало Акселя врасплох. Нью-Йорк, как известно, был городом возможностей, однако это обязывало к подобному стилю поведения. Чинные поклоны, этикет, сухие рукопожатия, самые сердечные – с касанием свободной рукой локтя. От подобного выражения эмоций Рёд в будние дни отвык. Однако ничего против не имел. Радость сестры вынудила норвежца весело фыркнуть, замирая с вилкой в руках и аккуратно, чтобы не задеть, обнимая Шарлотту в ответ после небольшого промедления. Чуть поразмыслив, Аксель обнял Чарли крепче, после выпуская из кольца рук, разрешая отстраниться.
Рёд бросил взгляд на довольную жизнью мордашку племянницы и улыбнулся шире, обнажая передний ряд зубов. В чём-то с сестрой Аксель был согласен: с нянями было всё не так радужно, как обычно, и приличную стоило поискать. Тем более, Астрид была своенравным ребенком, к которой требовался подход явно не укоренившегося в старой школе метода кнута и пряника. Тараторя, догадки – или, пожалуй, очевидные выводы после наблюдений, – брата подтвердила Като.
Он кивнул на заверение, что они обязательно найдут няню, как только Шарлотта будет трудоустроена. Они найдут – а он теперь проследит. Аксель никогда не чувствовал в себе "братского инстинкта", но осознавал, что сейчас делает это не для того, чтобы покрасоваться перед родителями. Лавры ради лавров его никогда не интересовали. Като вряд ли поддержка мешала. По крайней мере, если переубедить её ни у кого не получилось – а Аксель даже не собирался пытаться – то стоило хотя бы показать в каком направлении находится путь истинный.
Редактор выслушал наставление относительно племянницы внимательно. Уток и вишневое мороженое он определенно намотал на ус; информация грозила быть страшно полезной. Тем более, Рёд давно не выбирался в Центральный парк без причины помимо вечерней пробежки. И то – не каждый день; работа к свободному времени была неблагосклонна, а Рёд ещё и претендовал на подобие личной жизни. Не самой стабильной, но так или иначе присутствующей. Пусть и порой исключительно для расширения кругозора.
– Я думаю, мы разберемся, – Аксель усмехнулся, бросив оптимистичный взгляд на Астрид, уплетавшей завтрак и обнявшей между делом кружку с чаем. После перевёл его на Шарлотту, уверенно заглядывая в глаза:
– Не переживай. И ищи работу, – после, впрочем, Рёд хмыкнул, криво улыбнувшись. – Надеюсь, впрочем, что ты знаешь, к кому обратилась.
Вытерев руки о лежащее рядом полотенце, Аксель поднялся из-за стола и без предупреждения удалился из кухни, возвращаясь через несколько минут, пока женщины разбирались с едой. Остановившись рядом с Като, протянул ей мобильный телефон:
– Возьми. Даже если успела обзавестись своим, лишним не будет. Один из моих корпоративных, но последние месяцы я им не пользуюсь, однако тариф оплачивается. Я знаю его наизусть, а в телефонной книжке есть номера, по которым сможешь связаться с редакцией, если не застанешь нас с Астрид дома; гораздо более действенные, если надумаешь что-нибудь "нагуглить", – не дожидаясь, пока молодая женщина протянет руку, Рёд положил аппарат на край стола рядом с её тарелкой и вернулся на свой стул.
– Оставишь мне свой адрес? – поинтересовался Аксель, подхватив чашку за ручку.
– Не надрывайся. С вещами. И не теряй времени. Если нет ничего критичного, то мы выкрутимся, – улыбнулся норвежец, взглянув на низко сидящую светлую макушку. – Астрид расскажет мне о всех премудростях проживания с пятилетними девочками.
Племянница оживилась, а Рёд с долей обреченности, далёкой, впрочем, от мрачной и помноженной на искоренимое любопытство, усомнился о том, насколько это было к добру.