НЕПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ
AKSEL RØD, ESTER RÀCZ
MANHATTAN, NEW YORK MARCH 2015
Не все, кто не гонится за счастьем, хотят, чтобы счастье гналось за ними.
непараллельные
Сообщений 1 страница 2 из 2
Поделиться12015-06-05 17:21:29
Поделиться22015-06-05 17:23:24
Перелет был долгим и утомительным. Аксель летел до Копенгагена, высидев неположенные три часа в Берлине. Заночевав в первом подвернувшемся отеле, забрал у знакомого – по предварительной договоренности – машину и по мосту добрался до Швеции, любуясь животрепещущими видами. Несмотря на годы, которые Рёд провел в Америке, в душе он оставался европейцем. Страна света была с редкостной придурью, но оставалась его домом, и он не хотел ничего менять. Скандинавский полуостров мужчина любил как за кусающиеся морозы и причудливый язык, так и за своенравие, проявляющееся почти во всех сферах жизни общества. Не всегда положительно, но отрицательный опыт – это тоже опыт.
После того, как Мальмё встретил его новой гостиницей, норвежец ещё несколько дней провёл в пути, прежде чем добрался до отчего дома – и через три дня уже направлялся в противоположном направлении. Отпуск, к сожалению или к счастью, был не резиновый, а на Европу у него были свои планы. Если конкретнее, то интересовали его на данном этапе Румыния и Венгрия, каждая из которых являлась родиной своего собственного Дракулы. В последнее время душа требовала чего-то эдакого. И если в основном люди шли свои страдания есть или заедать, или пересыпать, как медведи в берлоге, закутавшись в одеяло, то у норвежца на непонятные ситуации ответ был один.
Не знаешь куда деть энтузиазм – пиши книгу. Тем более, что последний роман, вышедший из-под руки редактора, датировался отнюдь не минувшим годом: сказывалась работа и участившиеся командировки, сейчас, однако почти сошедшие на нет. Заручившись свободным временем, Аксель взялся за то, с чего каждая книга начиналась: с исследования. Он не знал, куда интерес его приведёт, но процесс всегда интересовал его больше результата.
В Нью-Йорк спустя три недели мужчина вернулся посвежевший и воодушевленный. В Восточной Европе ему удавалось бывать не часто, но эту часть света он любил. Раздав все нагоняи, которые задолжал команде, Аксель чуть-чуть умерил свой пыл и взялся за голову. Или головы, ибо преимущественно чужие: смышленые, но творческие личности порой до мозга костей, что выбивало практика Рёда из колеи.
Поэтому, фактически едва соскочив с самолета в редакцию, с раннего утра как с корабля на бал, к концу дня Аксель чувствовал, что ему надо было расслабиться, и, ведомый инициативными сотрудниками, загремел в один из гламурных баров, на презентацию очередной книженции, про автора которой читал только в жёлтой прессе. Приём был организован, однако, на высшем уровне, поэтому особо расстраиваться редактор не спешил: во-первых, расширение кругозора было всегда полезно, ибо никогда не знаешь, где найдешь. А, во-вторых, избирательный слух никогда не мешал Акселю наслаждаться хорошей выпивкой наедине со своими мыслями. Хорошая компания к хорошей выпивке шла редко… но в этот раз Рёду повезло. Чертовски.
От слова «чёрт», потому что, приметив складную фигурку Рац, Аксель осознал, что поленился сбросить женщине даже вшивенькую смс-ку о том, что приземлился. В принципе, они об этом не договаривались и у Рёда не было на это особого желания, учитывая занимавшие его голову мысли, но факт оставался фактом.
Говоря о мыслях, то во время поездки с Акселем приключился инцидент, оставивший его в недоумении – и о котором он вспомнил лишь тогда, когда взглянул на венгерку. К недоумению примешалась солидная порция раздражения, но Рёд не хотел заводить душещипательный разговор о том, что у него не встало из-за уровня эмоциональности табуретки по отношению к очаровательной даме, с места в карьер. Разрушая опасения норвежца, на мужиков у него не вставало тоже. И, сделав определенные выводы, Рёд не знал радоваться ему или нет.
Выглядела Рац, как обычно, сногсшибательно. У последнего наречия были причудливые грани характера Эстер, о которых догадывался не каждый, но которые чертовски нравились Рёду. Вот ведь нашла коса на камень.
Пожертвовав пару рукопожатий, он просочился к венгерке через толпу.
– Рейс перенесли. Я вылетел на день раньше, – вместо приветствия уведомил подругу (какое забавное определение) Аксель, появляясь из-за женского плеча.
Он не мог объяснить желание, но ему захотелось её поцеловать. Что, помедлив, норвежец и сделал, запечатляя на ярких губах нежный, непривычный для их отношений поцелуй.
---
Последние три недели выдались довольно странными. По приглашению одного из своих знакомых, променявших прелесть частной практики на необходимость вдалбливать в головы юных дарований знания о человеческой натуре, она читала несколько лекций, искренне радуясь тому, что когда-то отказалась от преподавательской деятельности. В храме знаний желание убивать, преследовавшее ее в последнее время, усиливалось в разы: блеска в глазах студентов и жажды знаний она не видела, хотя парочку забавных экземпляров все же обнаружила.
Помимо лекций Рац взяла двух новых клиентов, обладающих довольно интересными диагнозами, чтобы в действительности ее заинтересовать и, что было немаловажно, достаточно обеспеченных, чтобы оплатить ее услуги. В деньгах она не нуждалась, но и, не страдая лишним альтруизмом, за «спасибо» работать желанием не горела, каким бы интересным не был случай. Наличие исключений, конечно, предполагалось, однако статистика была такова, что у 90% пациентов в медицинской карте значилась банальнейшая «депрессия», с которой, правда, женщина связывалась лишь только за очень хорошую плату. Скучнее этого могла быть только анорексия, потому развлекаться приходилось с маниями и фобиями.
Времени свободного практически не оставалось - если венгерка что-то делала, то предпочитала делать не просто хорошо, а отлично, в особенности, когда ей было интересно.
Истина причина внезапно проснувшегося трудоголизма и легкой, но достаточно ощутимой прохлады к галерее, в которой она раньше могли проводить дни и ночи, носила определенное имя, обладала потрясающе наглым взглядом и восхищающими садистскими замашками. Аксель Рёд, покинувший Штаты почти на месяц, занимал ее мысли в последнее время непозволительно часто, что переставало вписываться в рамки секса по дружбе от слова совсем.
Эстер всегда считала собственное безразличие и отсутствие сильных привязанностей к людям одной из своих самых сильных сторон. Подобные чувства нарекались бестолковыми и ни к чему не пригодными, потому как прагматичной до мозга костей венгерке зашкаливающие эмоции по отношению к другому человеку, ничего хорошего принести не могли. Использовать в своих целях чужое к себе расположение она никогда не гнушалась, а потому прекрасно понимала, что наличие чувств в лучшем случае будет бесполезным, а в худшем – опасным.
Она напряглась почти сразу же, довольно быстро обнаружив в себе несколько иную реакцию на его отсутствие. До его отъезда, так получилось, что они проводили довольно много времени вместе, обнаружив друг в друге все то, чего им не хватало ранее и потому предпочитая не размениваться на варианты, приносящие меньше удовольствия. Зачем, если вечер и так мог стать в их понимании идеальным, стоило лишь пересечь Центральный парк.
Навязчивое ощущение дискомфорта, которое Эстер даже описать толком не могла за неимением его ранее в своей жизни, откровенно мешало и, что хуже, раздражало. Оказаться в зависимости от кого-то настолько, чтобы не находить себе места, было пугающей перспективой. Собственная свобода для нее всегда значила слишком много, чтобы спокойно от нее отказываться.
Она пыталась вернуть все на круги своя. Откровенно говоря, верностью и преданностью одному человеку она никогда не отличалась, поэтому решение напрашивалось само собой – нужно было отвлечься самым простым и приятным способом, просто переспав с кем-то другим. На Акселе свет клином не сошелся, пусть он и был определенно лучше многих.
Окончательно она запаниковала, когда ей не удалось этого сделать. Полное равнодушие к мужчине, который соответствовал практически всем ее требованиям, за исключением некоторых моментов, было очень плохим знаком.
Рац пошла на эту пафосную вечеринку, решив, что это отличный способ развеяться. Когда возвращается Аксель, она не знала, но по ее предположениям еще пара дней для осмысления происходящего у нее все же есть. Правда не здесь, атмосфера все же не располагала. Никаких лишних мыслей, много неплохого алкоголя, маленькие, но шансы на хорошее общество. Возможно, стоило потрудиться и узнать хоть что-нибудь об этой книге, но, признаться, она даже автора никогда не видела и, совершенно точно, не узнала бы его среди присутствующих. Учитывая, что она пришла сюда не за его автографом, расстраивало ее это не сильно.
Оказалось, что у нее нет не только пары дней, но и даже дополнительной пары часов. Он вынырнул к ней из толпы, уведомив о перенесенном рейсе, на что Эстер лишь успела легко пожать плечами, чувствуя, как в ней заворочалось все скопившееся на него раздражение. Мягкий и нежный поцелуй заставил ее на секунду опешить, так на него и не ответив.
Отстранившись от мужчины, она, не особо церемонясь, залепила ему пощечину, бросив злой взгляд.
- Никогда, слышишь, никогда не смей больше так делать, - процедила венгерка, не задумываясь, поймет ли он, о чем именно она, и отступая от него на шаг, - я считаю, нам больше не стоит видеться.
Решение, такое банальное и простое, пришло в гневе в голову само собой: нет человека – нет проблемы. Он делал все только хуже, но позволять она ему это явно не собиралась.
---
Аксель невольно дернулся, чувствуя, как горит щека. Возмущение, недоумение и легкое, нездоровое веселье смешались в причудливую смесь, когда он снова взглянул на венгерку. Отвечать на гневные претензии Рёд не спешил. Неторопливо облизнул губы, чувствуя привкус её помады. Быть уверенным в последующих выводах было бы опрометчиво, но что-то подсказывало Акселю, что не только у него начались проблемы личностного характера в прошедшие три недели. Это было насколько забавно, настолько и грустно. Рёд считал, что верность была у людей выработанным, а не условным рефлексом, которые он в большинстве своем презирал. Когда дело касалось отношений, она (верность) удовольствие лишь портила. Мужчина терпел лицемерие по долгу службы, но при общении с Рац оно казалось настолько пошлым, насколько нелепым до одури.
Докатились.
После пощечины с места норвежец не сдвинулся, с интересом рассматривая Эстер. Он чувствовал её напряжение и дискомфорт, а ещё ему казалось, что она изменилась. Неуловимо, но Акселю этого было достаточно. Почти животное чутье. К сожалению, толпа, подпирающая их со всех сторон, заставляя стоять ближе друг к другу, не давала ему ответить тем, что Рац бы наверняка понравилось и заставило изменить предьявленное решение, но отступаться так просто Рёд был не намерен. Тем более, что сказанное Эстер было скорее похоже на необдуманное, спровоцированное эмоциями решение, нежели на желание на самом деле поставить точку.
Он бы с наглядной демонстрацией переспросил как именно ему не следует делать, но на пощечину и без того люди начинали крутить головы. Выставлять их отношения на обозрение, а уж тем более на посмешище, Аксель не хотел.
Мужчина крепко сжал локоть венгерки, не давая ей отстраниться дальше, чем на сделанный шаг.
- Я считаю, что прежде нам нужно поговорить, - терпеливо резюмировал Аксель, делая акцент на местоимении, - как ты считаешь? - тон выходил бархатный, явно говорящий о нежелании устраивать разборки на публике.
Если бы Рёд не догадывался в чем была причина недовольства галеристки, он бы отреагировал резче. Не сказать, между прочим, что раскладом, который назревал, норвежец, несмотря на оптимизм, был доволен. Да, Эстер походила на чертов пресловутый идеал, но изменять своим принципам ради нее Аксель не собирался. Людей на земле было слишком много, чтобы не нашлось замены человеку.
Поэтому больше всего сейчас он хотел разобраться в ситуации. Если из-за Рац он не мог посмотреть на другую женщину, то Эстер была обязана хотя бы объясниться перед ним за своих тараканов. В монахи редактор подаваться не планировал: ни сейчас, ни в самом далеком будущем.
И смех, и слезы.
Тащить её силком куда-либо норвежец не хотел. Учитывая, что Эстер была на взводе, помимо прочего это могло быть ещё решением крайне поспешным. В значении "травмоопасным"; имелось время, но не место.
- И ты сможешь пояснить мне откуда у тебя взялись подобные бредовые мысли в моё отсутствие, - буднично уведомил Аксель, всё же ненавязчиво утягивая подругу в темный угол, подальше от света софитов очередного бездарного автора. Местечек укромнее норвежец навскидку не приметил, но собирался соображать по ситуации.
Он чувствовал, что начинает злиться на нее авансом: упрямства Рац никогда было не занимать - и вряд ли она собиралась делать исключение.
- Тебе бы тоже не мешало съездить в отпуск, знаешь? - вопрос был похож на риторический и явно служил больше мыслями вслух, нежели полноценным советом. - Выбивает из головы всякую дурь, - ласково, без издевки заметил Аксель, жалея, что, видимо, стал исключением.
---
Эстер поняла, что погорячилась, когда заметила удивленные взгляды и перешептывания. Конечно, глупо было полагать, что пощечина останется незаметной в баре, полной прессы и скучающих девиц, не нашедших себе лучшего развлечения, чем обсуждения собравшихся от нарядов до, теперь вот, отношений. И если по поводу первого она никогда не переживала, обладая неплохим вкусом, чувством стиля и безграничной уверенностью в собственной неотразимости, то вот насчет отношений уже была не уверена… Учитывая, насколько они стали личными, привлекать к ним излишнее внимание ей не хотелось.
Собственнические чувства, пусть норвежец и считал их пережитком переходного возраста, распространялись не только на вещи. Ничем своим она делиться ни с кем не хотела.
Аксель сжал ее локоть, не давая отстраниться, и Эстер бросила на него еще один раздраженный взгляд. Держал он крепко, поэтому, адекватно оценив ситуацию, вырваться она не пыталась – могла бы, но тогда точно все взгляды были бы обращены на них. Судя по тону и голосу мужчины, их мнения на этот счет сходились, и устраивать шоу, чтобы хоть как-то разнообразить прием, он тоже не собирался. Это радовало и все же давало определенную фору – возможно, их разговор будет короче, чем мог бы быть, будь они в более безлюдном месте.
Она не стала сопротивляться, и когда он увел ее в сторонку, только взъелась на него еще больше от слов о бредовости ее мыслей. Возможно, для него они были бредом, но иного выхода из ситуации, которая не давала спокойно жить, она не видела. Будучи далеко не фанаткой самоистязаний и переживаний на столь дурацкие темы, а также ярой противницей пресловутого комплекса «жертвы», заставлявшего некоторых экземпляров упиваться собственными страданиями, она предпочитала избавляться от проблемы раз и навсегда, не забивая себе голову. Сейчас Аксель был явно проблемой.
Да еще и проблемой, требовавшей объяснений.
В общем-то, это было логично. Норвежец не был похож на человека, от которого можно отделаться фразой «я так решила» без лишних объяснений. Что было бы очень удобно, поскольку объясняться и уж тем более оправдываться она никогда не любила и не считала нужным.
Оказавшись подальше от всей любопытной толпы, женщина резко дернула руку, вырываясь из его хватки:
- Пусти, - прошипела Рац, складывая руки на груди и бросая гневные взгляды, - не похоже, чтоб из тебя выбило.
Сдержаться от того, чтобы не огрызнуться на его последние слова еще больше, уточнив, выбило ли дурь из него и, если да, то почему он себя так ведет, было тяжело, но она и так была на взводе и не хотела размениваться на бессмысленную перепалку особо сильно. К тому же, она чувствовала, что ко всему прочему ее начинает раздражать еще и спокойный и даже ласковый тон Рёда, отнюдь не помогавший ей сосредоточиться на своем решении.
Он хотел объяснений? Прекрасно.
- Я не хочу больше видеться, - твердо произнесла венгерка, акцентируя внимание на «не хочу», - что-то в моем отношении к тебе изменилось, и меня это не устраивает.
Эстер всегда считала честность скорее оружием, чем слабостью и не видела в ней ничего постыдного и плохого, пока она не начинала приносить неудобства. Сейчас неудобства ей большие доставила бы попытка уйти от разговора.
- Поэтому наши встречи стоит прекратить.
---
Сопротивляться Аксель не стал, выпуская из хватки чужой локоток. Дело было сделано, начало разговору положено. Рёд наблюдал за Эстер с легким удивлением, отмечая, что при нем она никогда не была настолько взвинчена. В остальном - объяснила так объяснила. Норвежец взглянул на галеристку скептически.
- "Что-то", "это", - протянул Аксель, заглядывая в женские глаза. Гнать коней собственными догадками он не хотел. - Отсутствие конкретики тебе не свойственно, Эстер. Растолкуй по-человечески, - он старался не давить на нее; просто потому, что отчасти не знал как себя с ней вести. Такое открытое проявление эмоций, а уж тем более опасений, Рац было на людях не свойственно. Хоть они отошли в уголок, но для обоих это было далеко от понятия "наедине". Сейчас, по мнению Рёда, она увиливала от ответа. То, что ей может быть тяжело об этом говорить, норвежец не учитывал. Во-первых, не позволяла врожденная прямолинейность, во-вторых, это же была Эстер.
Он наклонился к ней, нависая. Старался не касаться кожи, но все равно чувствовал аромат ее духов. Если у венгерки были проблемы с его персоной, не продиктованные простым капризом, то у него были для нее забавные новости.
- Не только ты перестала понимать что происходит, - несмотря на почти интимный шепот у ушной раковины, Аксель говорил раздраженно. Редактор на самом деле чувствовал подступающую волну гнева: видимо, запаниковав, теперь Рац рубила наотмашь, не попытавшись разобраться. По крайней мере, с его участием. У Рёда были планы прямо противоположные.
По поводу же ее упрямства: что и требовалось доказать.
- Ты лезешь в мою жизнь, Рац. Глубже, чем тебе следует. И я не знаю, как тебе это удается, - Аксель отстранился, но не намного. Поймал взгляд светлых глаз:
- Можешь посмеяться, но мне не удалось ни с кем переспать в Европе. Даже теми экземплярами, кто был не так уж и отдаленно похож на тебя, - норвежец жестко усмехнулся.
- Поэтому давай перестанем ставить ультиматумы и расставим все точки над "i". Неразделенная любовь не входит в список моих хобби, Рац.
Как и любовь в общем. Аксель не отрицал существование "великого чувства", но предпочитал держаться от него подальше. Сплошная головная боль и никакого понятия о продуктивной трате времени. С точки зрения Рёда, это была уже епархия мазохизма. Он предпочитал находиться по другую сторону медали.
- Что случилось?
---
Ее объяснение его, конечно же, не устроило. Расплывчатость собственной формулировки раздражала даже саму Эстер, не привыкшую говорить загадками и предпочитавшую изъясняться коротко и жестко, но по делу, не заставляя собеседника додумывать самому истинный смысл слов. Однако сейчас обличать в слова мысли, которые портили ей очередной вечер, ей было не по себе. Произнести – значит, признать, и в первую очередь самой себе, наличие каких-то чувств к норвежцу. И хоть самообман не входил в число ее пороков, но от этого она все еще старательно открещивалась.
Будь они дома, она бы непременно его оттолкнула, посоветовав держаться как минимум на расстоянии вытянутой руки. Близость Акселя все только усугубляла, вызывая в голове совершенно неуместные мысли, если она хотела раз и навсегда с ним распрощаться от греха подальше. Несмотря на решение, принятое второпях, но все еще казавшееся единственно верным, было достаточно глупо отрицать то, что она по нему соскучилась и с куда большей охотой предпочла бы сейчас оказаться где-то с ним наедине, без посторонних любопытных глаз.
Рац слушала его, понимая, что легче отнюдь не становится. Смешно тоже не было совершенно. По всем законам жанра ей полагалось бы сейчас радоваться, планируя совместную долгую и счастливую жизнь, поскольку с его слов выходило, что он был ровно в той же ситуации, что и она. Правда радоваться было нечему – головной боли это скорее прибавляло, чем избавляло от проблем.
Однако от абсурдности ситуации она почувствовала странное веселье, позволившее ей восторженно фыркнуть. Надо же, за эти три недели, оказывается, не только она страдала от навязчивых мыслей, и не только она обломалась в попытке вернуть свою жизнь в правильное русло.
Впрочем, от упоминания «любви», тем более неразделенной, ее слегка передернуло. Вот уж чего она точно не желала ни себе, ни ему. Потом еще спасибо ей скажет за то, что она решила прекратить их отношения.
- Посмейся тогда и ты: за время твоего отсутствия я отличилась просто уникальной верностью. Отнюдь не по собственному желанию.
Раздраженно откинув назад волосы, Рац прижалась спиной к прохладной стене. Откровенно говоря, она сейчас испытывала далеко не самые теплые чувства к Акселю, заставившему ее это сказать. В идеале, она бы предпочла разойтись без лишних объяснений и, в особенности, без излияния души по поводу чувств, причину возникновения которых не понимала, а наличие признавать и вовсе не хотела.
- У нас с тобой одинаковые симптомы и неутешительный диагноз в перспективе, - неохотно сообщила венгерка, - уверена, что тебе это не нужно так же, как и мне. Так что давай просто разойдемся и не будем, как ты выразился, лезть в жизнь друг к другу.
Сделав шаг в сторону, Эстер проворно обошла мужчину, намереваясь уйти, прикинув, что лучше сбежать от разговора сейчас, чем дать ему возможность разбить ее аргументы в пух и прах.
- И ты знаешь, что я права.
---
Смеяться, как и Рац, Акселю не хотелось. Скорее, пришло чувство обреченности касательно ситуации, в которую загремели оба и от которой никто из них удовольствия не получал – и, надо добавить, получать не стремился. Рёд почувствовал острый укол разочарования во Вселенной, которая своими законами бытия всё портила. У них с венгеркой дружба была слишком идеальной, чтобы привлечь к себе закон подлости. Отчего-то с долей веселья норвежец думал о том, что услышь их кто-то со стороны – оба непременно вы загремели в место, где стремились лечить чужие души. И одиночные камеры им бы не дали из принципа, как и белый халат у Эстер не послужил бы для неё достаточной причиной для амнистии.
Венгерка на самом деле была права, но это никак не отменяло того, что вывод Акселя ей не нравился. Последствия их "расставания" его радовали едва ли не меньше, чем причины. Он знал, что будет скучать, однако всё-таки старался прикладывать усилия, чтобы не допускать особо лирических отступлений. Жизнь его смысла потеряла бы очень вряд ли, но, как ни посмотри, с Эстер она нравилась ему гораздо больше.
Машинально кивнув на последние слова, когда Рац уже засобиралась на выход, уйти галеристке Аксель, однако, не дал. Подход был далек от альтруистического, но если она обещала ему, что никогда с ним больше дел иметь не будет, то, по крайней мере, Рёд имел право на то, чтобы подтвердить теорию, которую вывел во время трёхнедельного путешествия в Европу.
Он догнал её, когда она пыталась избежать особо больших скоплений народа, преграждающих путь. Обхватив за талию, Аксель снова утянул подругу в полумрак, прижимая спиной к себе.
– Иди к чёрту, – лаконично, хоть и с запозданием отозвался Рёд на чужую прощальную реплику. Опротестовывать, впрочем, норвежец ничего не собирался. Как и спрашивать у Рац разрешения – тоже. Он чувствовал странную смесь из жалости и сожаления, которая редактору не нравилась определенно. И если Эстер предпочитала уходить от неприятных тем, что сегодня избегала прямых бесед, то он предпочитал подходить к проблеме с точностью до наоборот. Своеобразная, но действующая вариация перефразированной формулировки "выбить дурь".
Если бы рука редактора не нащупала дверную ручку, ведущую явно куда-то кроме уборной (хотя, возможно, стоило бы последовать за клише, но норвежцу они претили), Рац бы повезло. Что касается реальности, то Рёд перехватил чужое запястье, втаскивая следом за собой. Он бросил на обстановку взгляд мельком. Щелкнул замком, прижимая венгерку оголенной спиной к очередной прохладной стене.
Больше они не говорили.