|
|
|
Говорят, человеческие пути неисповедимы. И вряд ли найдется подходящий разум, чтобы представить насколько неисповедимы пути божественные. Олимп оказался вполне подходящим местом, чтобы потеряться, когда Земля на поверку превратилась в тесную жестяную клетку, где шагу без встречи коллег ступить некуда.
О встречах на трассе и не совсем, мнимых противоположностях,
совсем каплю – о родственных связях.
И азарте.
black sabbath – die young.
---
Если бы я была человеком, то не спала бы, пока жизнь не заставит. Пока не упала бы где-то на углу, поддавшись чарам Морфея. Когда выделить время для сна, если в этом мире так много всего увлекающего?
Ранним утром улицы пусты, почти безлюдны, и душа светится от счастья_свободы. Пройдет один человек или двое, но лишь дополнят картину своим взором внимательным изучающим, когда ты так радостно в компании босой смеешься ерунде какой-то, которую даже может и не понимаешь. Машина проедет мимо, а взгляд ее номер уловит. И вслед за автомобилем полетят шутки от расшифровки аббревиатуры.
Днем - возможность посетить выставки, посмотреть фильмы, или даже снять собственный! В главной роли какой-то чудак, тот, что говорливый самый. Он расскажет на камеру рецензию к жизни, о паре картин с выставки и фото с макро. А потрм затронет ночное небо.
Небо. Ночь. Звезды. На сцене звезды, а ты танцуешь уже под их музыку. Как они ее сочиняют? У людей столько песен, что просто не счесть. Мне нравятся те, что о жизни юной, а простой или сложной, счастливой или горестной, о любви или отчаянии - не важно. Они о молодости. А если ты чувствуешь, то жив. Куда приведет эта музыка - на влажную кошенную траву в парке? Чтобы обсуждать, протыкая пальцами небосвод, мешая звездам сиять своими подсчетами. Или на трассу, чтобы себя звездой почувствовать?
В этот раз мелодии повлекли меня за собой, ко второму варианту. Пленимая голосами подпевающими_опьяняющими я вновь поддаюсь людским развлечениям. Наверное, жду чего-то нового - свежих ощущений. Не назвать их свежими. Нет. Но скорость никогда не приестся, как и дух соревнования, благодаря столь сладостному представлению ощущения победы. Сколько подобного было на моем счету - не счесть. Но начиналось еще с оседлания лошадей, хотя больше и любимее всеми богами гонки на колесницах. Это больше походит на приверженность Древней Греции, когда олимпийцы были в почете, кто восхваляли их песнями, воспевая о величии. Когда один за другим возводились храмы, статуи. Когда дары подносились регулярно, и столь часто, в просьбах людских о помощи.
Каждой эпохе свое время. И сейчас время Юности. Мое время. Это мой мир, где дорога уступается молодым. А те амбициозны, и не пожелают стареть душой и в 40 и в 50, оставаясь с желанием жить и для себя - они не забудут о развлечениях, и я дам им насладиться юности порывами хотя бы еще немного. Благодарностью мне будет их счастье и признание молодости главой всего существования человеческого - мировым смыслом.
В мою эпоху другие гонки. Без груза смертной казни от проигрыша, но с не меньшим азартом, адреналином. Это привлекает молодых людей, становится центром их жизни, пусть и на какое-то время, но познавший это чувство, больше никогда его не забудет. И видеть их лица - тех, кто выходит из машин, придя к финишу первыми, - столь великая отрада. Ради этого даже стоит проиграть, не особо спеша выруливать на поворотах. Но в этот раз не тот случай, и мне не удасться насладиться сладкими эмоциями от радости победы двадцати трех летнего гонщика, у которого все сложно с девушкой - сложно ее добиваться, когда она не про гонки, не про его жизнь. Главное лицо сегодняшней ночи - бог. Нет, я не называю так смертного, как иногда это делают девочки-подростки, пуская слюни на фото кумиров.
Герой короткой истории, которая пока не имеет своего начала, стал для меня неожиданностью. Мне всегда счастье видеть более старших людей, решивших поддаться порыву (есть еще порох в пороховницах - кажется так выражаются они, обычно). Но бог? Один из трех верховных правителей? Даже в силу своей беззаботности мне сложно поверить, что самому Темному Лорду (быть может не самое удачное сравнение с литературным персонажем новой книги от ранее неизвестной никому Джоан Роулинг, но звучит поэтично) интересен такой спорт. В подземном мире, должно быть, развлечения куда более изысканные. Так или иначе, но Аиду удалось внести коррективы в мои планы на ночь одним своим присутствием. Что и говорить об участии в стрит-рейсинге и победе в заеде.
Он сидит в окружении тех, кто чтит сферу моего покровительства - юность. Он так гармонично с ними, на фоне свободных порывистых парней и девиц. Кажется, ему здесь самое место. Кажется, что он часть всего этого мира грез, волшебной пыли молодости, которой сполна опорошены ныне большие города. Мне бы наблюдать за братом отца, в попытке разглядеть, где заканчивается его Тьма, запахом гари пропивавшая каждую пору его кожи, и где начинается юность. У всех богов есть есть это, и вряд ли он исключение, даже под всем этим громадным слоем из душ мертвых.
Узнал ли ты во мне племянницу, помнишь ли, что вообще существую - дочь Зевса и Геры. Я потревожу твой не_покой своим вопросом. Всех вокруг заглушает музыка, и даже саму себя она глушит, душит битами из колонок вырывающимися мелодию, и та теперь неразборчива.
- Никогда бы не подумала, что сам Владыка Царства мертвых будет выпивать в баре со смертными, после заезда на уличных гонках, - мне не приходится перекрикивать шум разговоров и скрежет звуков, от испорченной некачественной аппаратурой музыки, ведь ты услышишь меня и без слов. Я успела рассмотреть, изучить твой облик от стрижки до мысков обуви. И, знаешь, от тебя веет той чертой, что единственная имеет для меня цену. Иначе тебя бы здесь не было. А я не улыбалась бы, облакотившись о браную стойку, со стаканом холодным и запотевшим виски_колы в руке, без многозначительного взгляда, но просто_легко. В голосе больше интереса, чем иронии, что выдает мое любопытство. Но я ведь и не пыталаюсь скрыть его. Не в моих интересах лукавить, и тем более лгать. К чему осложнять первую личную встречу с дядей неискренностью?
---
Череда огней вязью Млечного Пути застилает горизонт, и небо, переливаясь в Тахо, отражается в глазах десятков молодых людей, для которых невыносимый свист гоночных шин на старте – первая изысканная струнная в оркестре. Привет, павшая, некогда всемогущая. В это время суток – снова всесильная, потому что своим малолетним безрассудством они взращивают твоё величие заново в своих сердцах. Заласканная солнцем, истрепанная временем, тебе нравится, что с тобой происходит? Сегодня твои новые территории – это юные сердца, по праву отвоёванные «прыжком веры» в одиннадцать миль.
Он небрежно прижимается поясницей к низкому капоту, спрятав кисти рук в карманы узких джинс и закусив дужку свободно болтающихся в общем и целом солнечных очков, и прикрывает глаза, смакуя кроткой усмешкой любимую амбициозную Португалию и несущиеся, подходящие к концу, аморальные девяностые. На внутренней стороне век бликуют восторженные яркие пятна чужого безумия, и Айта лениво, вальяжно улыбается, как пресыщенный пойманной добычей кот, приготовивший коготок для того, чтобы распороть мягкое брюшко и получить заслуженный ужин. Нет более завораживающего зрелища, чем человек, находящийся у бездны собственного сознания. Этой ночью у «подножья» моста, пересекающего здешнюю речушку, таких экземпляров был ни много ни мало заповедник.
Богу здесь нравилось: в царстве мотыльков, летящих на яркий свет, не осознающих, не предполагающих, не желающих знать что с ними будет дальше; в царстве дешевых сигарет и лживо дорогого алкоголя, потому что на оригинальных изысках наверняка наживается здешний бармен; в царстве чужой восхищающей своей абсурдностью веры в провозглашенные такими же, как они – трогательными глупцами, свободу и братство.
Но не равенство.
Они приходили сюда побеждать.
Только не равенство.
Это делало им хоть какую-то честь.
Дит, однако, всегда был человеком дела, и он пришёл сюда не философствовать и не карать человеческую натуру. Первого ему изрядно хватало наедине с Персефоной, а второе выглядело бессмысленно. Всем воздастся, и он собственноручно рассадит каждого в подходящую тому колесницу. Возмездие за бестактность по отношению к чуду не было его частной практикой. Раз за разом в последние года, для вечности – практически каждую минуту, бог приходил сюда за частичками смертных душ, пропитанными насквозь обжигающим больным юношеским азартом.
Внутренне дернувшись, он, как ищейка, улавливает знакомые нотки не от мира сего, уже когда садится в салон ализаринового Caspita, и особо впечатлительная девчушка кричит ему вслед: «Азазель».
Губы трогает резкая усмешка, но он не оборачивается. Неужели это не видение и не жар? У олимпийцев появились стоящие интересы на земле?
Он пахнет отныне чужими приторными духами и адреналином; мужчина отделяется от заливающейся смехом толпы, как от воронки разрушительного урагана, с механической точностью в доли секунды обрывая собственный, и заказывает джин, проскальзывая к главенствующей инстанции – бармену – между не останавливающихся ни на минуту тел, следит за ней вскользь, разгильдяйски постукивая пальцами по столешнице, выбивая неизвестный этому миру ритм.
Кто-то тонет в том, что они называют музыкой; он тонет в хвойном аромате бесподобного вечного «Хендрикса». Джин был напитком бродяг, пропойц и королей одновременно. Кем ещё мог являться повелитель царства мёртвых в мире живых?
Она появляется близко-близко, нарушая его зону комфорта, когда мужчина прикрывает глаза, беззаботно делая глоток, небрежно сжимая проскользивший с долей изящности по барной стойке бокал парой-тройкой пальцев. Аид даже не пытается гасить собственное любопытство.
Привет, бунтарка. Плод редкой верности собственного отца – и дитя каждой следующей зарождающейся эпохи. Малолетний ненасытный авантюрист из вечного будущего, танцующий танго с уходящим временем. Ты, сама того не замечая, приверженец обоих миров, и это вызывает у него улыбку.
Бог мимолетно улыбается идее, миру и этому вечеру.
Привет, мотылёк, которому запретила гореть его природа.
Мотылёк, который в бравадном отчаянии отныне разжигает пламя в других.
Он налегает на столешницу локтями, мальчишески непринужденно сцепляя ноги щиколотками, и заинтересованно поднимает бровь, оборачиваясь в сторону адресата, склоняя голову чуть ниже, чем того требует заурядное любопытство.
– Как ты уговорила свою матушку отпустить тебя гулять в такое позднее время суток? – бог беззлобно насмешливо щурится и меняет бокал на бутылку, отмахиваясь от тех, кто зовёт его обратно на шабаш, неторопливо обхватывает темное стекло за горлышко, отводя брошенный на племянницу взгляд. Иногда и вечность превращалась в мгновение. Такие моменты надо было ценить.
