У Фриды перед глазами красная вспышка непростительного, знаменующая чью-то смерть. Следом еще одна и знакомый голос, командующий ей прийти в себя, потому что им надо убираться живее с этого чертового кладбища. Резкий толчок вверх и земля, уходящая из под ног из-за аппарации. Бьорну тяжело аппарировать с ними обоими – с ней и телом брата, но он не собирается задерживаться в этом пристанище Пожирателей Смерти.

Фрида смотрит исступленно на тело, не находя сил ни встать, ни подойти ближе. Рег, Барти, отец, Бальтазар. Все те, кого она потеряла за последнюю пару лет. Кто бросил ее совсем одну на холодном полу в чужом родовом поместье. У нее бьется в голове набатом – Рег, Барти, отец. Бальтазар.

Они видятся с Бьорном в следующий раз на похоронах. Когда в землю опускают гроб, уже не пустой, как это было в прошлый раз. В этот больше никаких надежд на чудесный, волшебный исход. Ей кажется, что она до сих пор ждет, что однажды Регулус придет к ней как ни в чем ни бывало и затребует свою порцию лимонных пирожных. В этот раз она уверена – Бальтазар не придет. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще. Никто из них не придет.

Фрида не знает, на что надеется, когда идет к отцу вновь. Вновь получает отказ, вновь слышит от Алекса, что отец заботится о них и хочет, чтобы они жили дальше. Она слышала это сотни раз от них всех, словно ей пять и ей нужны правильные слова для утешения. Ей плевать, чего хочет отец, она считает, что он не имеет на это никакого права – бросать ее одну.

Ей вспоминаются каждый вечер бредни девчонки, явившейся к ней в дом и утверждающей, что она ее дочь. Бредни о будущем, в котором ее отец учит ее рунам, а Бальтазар не смог сохранить рассудок после ее смерти. Выходит, что она пережила их всех. Выходит, что девчонка и впрямь была сумасшедшей и ничего не знала о будущем, которое их ждало.

Фрида закрывает глаза и видит красную вспышку, сводящую ее с ума и отнимающую последнее, что у нее есть. Она злится на Эву снова и снова, потому что все ее слова ложь, и действует импульсивно, аппарируя в поместье. Она знает, где этот чертов маховик, и не мыслит разумно, когда отсчитывает нужное количество оборотов. Чтобы доказать себе и этой взбалмошной девице, что все ее будущее выдумка. В отличие от Эвы, она умеет считать и останавливается вовремя, вздыхая глубже, перед последним поворотом.

***
Они идут по коридорам госпиталя молча, потому что им не о чем говорить. Эвелина обещает доказать ей, что все, о чем она говорила, правда, и Фриде больше ничего не нужно слышать. По крайней мере, до тех пор, пока она не увидит это собственными глазами.

Они подходят к двери, и Эва еле заметно кивает, подтверждая, что это – та самая, а за ней, Бальтазар. Блетчли не медлит ни секунды, открывая ее, потому что ей кажется, что еще мгновение, и она сойдет с ума.

Она замирает как тогда на кладбище, когда видит его вновь, несомненно живым, но изрядно повзрослевшим и измотанным. Он замечает их не сразу, а заметив, подходит быстро и порывисто, заставляя ее сердце колотиться быстрее. Фрида молчит, разглядывая его завороженно, осознавая только сейчас, как много лет прошло с тех пор, когда она видела его в последний раз.

- Я искала тебя, - она отзывается чересчур откровенно на выдохе, забыв, что они не одни, но не зная никакого иного ответа. Она проделала путь в десятки лет и лишь это было в самом деле правдой.

- Я жива, - ведьма не знает, почему это так важно, произнести это вслух и убедить его в этом. – Жива благодаря тебе.

Фрида оглядывает белые стены бегло, после возвращая взгляд на мужчину. Тянет руку аккуратно, немного осторожно, касаясь его лица.

- Что ты здесь делаешь, Харт? Разве это место для тебя?

Фрида считает все происходящее чистой воды сумасшествием. Она помнит, что говорит ей Эвелина – что он здесь из-за нее. Что не смог пережить ее смерть, что сошел с ума от той боли, которой было чересчур даже для такого как он. Видеть подтверждение этому было поразительно до дрожи, до мурашек по коже. Видеть его таким было страшно.

- Так уж вышло, Харт, что я потеряла все, что мне дорого, - она сжимает его руку в ответ крепче, подаваясь чуть вперед, не зная, что из ее слов будет ему понятно и помнит ли он хоть что-то о ней. – Потерять еще и тебя было слишком.

Она не хочет драматизировать, но не знает иной причины, почему стоит здесь перед ним, испытывая облегчение от того, что хотя бы в одной из реальностей он жив. Пусть пока нездоров, но жив, и ей вовсе необязательно жить с мыслью, что он погиб из-за нее, погиб, стараясь защитить ее.

Эва говорит, что он ничего не помнит, но ей кажется, будто это не так. Будто Бальтазар касается ее так, словно знает, кто она такая. Она, пожалуй, только сейчас, ведомая его прикосновением, в самом деле готова верить, что они прожили многие годы вместе. Ни одно из воспоминаний Эвы не выглядит настолько убедительным.

- А у меня есть твой, - ведьма отзывается с еле заметным, неуместным весельем на замечание о некрологе, считая, что они квиты. – Но ты ведь жив.

Фрида не знает, как ответить на его вопрос о произошедшем. Все, что она может сказать, прозвучит безумно, но она полагает, что безумия в этих стенах и так достаточно, чтобы кого-то этим удивить. Ему стоило лишь только ей верить, все остальное было совсем неважно.

- Там, откуда я пришла, ты спас меня от Пожирателей Смерти и расплатился за это своей жизнью.

Блетчли опускает взгляд, когда он обращается к Эвелине, признаваясь, что не помнит ее. Не знает, как выражается сам. Она слышит, как шумно и разочарованно выдыхает девушка, теряясь, и помнит ее отчетливо в стенах Блетчли-холла, пытающейся заставить ее поверить, что она их дочь. Ведьма считает все это злой насмешкой судьбы.

- Ты знаешь, просто не помнишь, - она ловит взгляд мужчины, оборачиваясь следом к девушке, - оставишь нас? Обещаю, теперь все будет хорошо.

Она все еще слабо представляет себя матерью, но отныне отчетливо осознает боль утраты, чтобы быть не быть жестокой.

Фрида дожидается, когда Эвелина выйдет за дверь, прежде чем перевести взгляд на Бальтазара вновь. Она знает, где он должен быть, и это явно не стены госпиталя.

- Ты не должен быть здесь.

- Поедешь со мной домой?

Она не знает, где их дом, но думает, что в Блетчли-холле им будут рады.

Фрида не торопится отвечать на вопрос о том, кем была Эвелина для него и для них обоих. Вероятно, потому что ей самой по-прежнему странно осознавать, что их с Бальтазаром могло связывать больше, чем странная, забавная интрижка, которую не одобрял его старший брат, а младший считал достойным поводом для шуток.

- Ее зовут Эвелина София Харт, она – твоя дочь.

Она вглядывается в его лицо внимательно, прежде чем признать следом неохотно для самой себя, потому что она ничего в самом деле не знает об этом и не чувствует собственной причастности, будто все это не про нее, а про кого-то совсем другого.

- Она утверждает, что она наша дочь. Кажется, придется ей поверить.

У нее перехватывает дыхание от его признаний. Бальтазар, которого она знала, был совсем другим, и она, пожалуй, чертовски хочет отныне знать, что могло его привести к этому дню, что могло сделать таким. Вот только неясным было к кому идти за ответами на эти вопросы. Эва вряд ли знает больше, чем успела сказать – о том, какой счастливой семьей они были.

- Я тоже не знаю, где наш общий дом, - она качает головой, не собираясь его обманывать, - но я знаю, где нам точно всегда найдется место.

Фрида знает, что у него нет причин верить ей и соглашаться на ее предложение. Пусть он и помнит ее, как сам говорит, но помнит лишь ее имя и образ, не более того, чтобы хотеть отправиться с ней куда-то. Она не знает, почему ей это так важно сейчас – забрать его отсюда, но хочет, чтобы он доверился ей. И тогда все будет хорошо, как она и обещает.

- Я смогу позаботиться о тебе, Баль, - она утверждает горячо и просит искренне, - доверься мне.

Блетчли не ожидает «нападения», когда выдыхает вслед за ним также судорожно и пораженно, и обнимает его в ответ, чувствуя, как бешено колотится сердце.

- Я расскажу все, что знаю.

Она чуть отстраняется так, чтобы видеть его лицо, и ловит его взгляд озорным своим:

- Думаю, стоит начать с того, как мы познакомились, пока поблизости нет любопытных ушей девицы, зовущей себя нашей дочерью.

- Ей вряд ли стоит это слышать, но тебе должно понравиться.

Фриде нужно было это как воздух – видеть их рядом, как напоминание о том, что они живы и заботиться о нем, обещая себе и им, что все будет в порядке. Так, как должно быть, потому что никто из них не заслуживал того исхода, к которому их привела жизнь. Мысль о собственной смерти в этом времени коробила, но сейчас, в родном поместье, ожившем больше, чем в момент, когда она его оставила, ведьма чувствовала себя живее всех живых.

Она не возражала, когда он занял одну из гостевых комнат, но чувствовала настойчивую потребность держаться ближе. Возможно, немного навязчиво, но не в силах с собой что-то поделать. Бальтазар ничего не помнил из своего прошлого и ничего не знал о ее, и если посудить здраво, они были сейчас чертовски чужими друг другу людьми, несмотря на общую дочь. Несмотря на это, она цеплялась за него отчаянно, выстраивая свою новую жизнь вокруг него.

Они несомненно оба подводили Эвелину, желавшую казаться взрослой, но отчаянно нуждающейся в родителях, как и Фрида нуждалась в отце. Видеть его дома вновь после приговора Визенгамота, было почти сродни чуду.

Бальтазара «сдали» домовики, сообщив, что он покинул поместье. Бубенчик нашел его в два счета, в отличие от нее действительно зная, где искать. Ей потребовалось несколько долгих минут, прежде чем признать, что она не может так просто сидеть дома, ожидая его возвращения. И что ее, в самом деле, тянет туда, где они жили вместе какое-то время, не меньше, чем его.

Ее перенес Бубенчик. Она помнила его квартиру, но с тех пор, когда она была здесь пару раз, многое изменилось. Фрида оглядывалась с любопытством, проходя вглубь и не слишком скрывая собственное присутствие.

- Ты мне не в тягость, Баль, - она отозвалась мягко, желая напомнить ему, что вернуть его домой было ее решением. Она знала, что ему некомфортно с самим собой и той жизнью, которую он не помнил, но он совершенно точно не был никому обузой.

- Я помню эту квартиру немного иной, - ведьма поделилась задумчиво, улыбаясь следом, - со мной она стала не такой… строгой.

- Что ты здесь ищешь?

Эвелина действительно не заслуживала происходящего, но в последние дни Фрида думала о том, что им всем удивительно повезло. Больше, чем многим, кто лишился своих родных на этой жуткой войне. О ней ей рассказал отец, а колдографии в старых выпусках Пророка показали то, о чем он великодушно промолчал, не желая вдаваться в особо жестокие подробности. Он рассказал ей и о том, что они все были там – среди тех чудовищ в масках, кто творил эти зверства.

- О, поверь, она чертовски везучий ребенок, - ведьма усмехнулась невесело, - просто пока не понимает, насколько.

Разочарование дочери было понятным, но Фрида чувствовала впервые с момента смерти Рега, что ей словно удалось обмануть судьбу, какой бы стервой та ни была, и ведьма не собиралась отказываться от этого чувства маленькой, но такой важной для нее победы. Эвелине рано или поздно тоже предстояло это ощутить, просто сейчас у ее надежд были слишком большие расхождения с реальностью.

Она присела на подлокотник кресла, не торопясь уходить, поскольку Бальтазар казалось был не против ее компании. Находиться в этой квартире с ним было по-своему странно - их квартира, в которой они прожили многие годы, была сейчас чужой для них обоих.

Странным по-прежнему было и осознание того, что с их знакомства прошло для него почти двадцать лет, в то время как для нее это было не так давно, и она помнила отчетливо его совсем другим.

- Ты был ужасно упрямым, - девушка фыркнула весело, начиная с главного, - и раздражал своей самоуверенностью. Отказывался есть мои завтраки, не любил сладкое и не нравился моим друзьям.

Она перечисляла его "грехи" озорно, загибая пальцы, признавая следом:

- Но нам было хорошо вместе.

Фрида помолчала немного, разглядывая мужчину внимательнее. Все, что говорили его братья, было несомненно правдой, и если для него сейчас все это казалось, вероятно, забавными байками из далекого прошлого, которое он не помнил, то для нее отзывалось неприятным, болезненным чувством.

- И ты мне нравился. Наверное, я всегда хотела, чтобы у нас... сложилось, но потом появилась Эва со своими рассказами о нашей счастливой семье и все разрушилось.

- Ты не собирался жениться и заводить ребенка. По крайней мере, точно не собирался жениться на мне.

Она улыбнулась мягко, выдвигая самую очевидную теорию:

- Полагаю, в твоей реальности, ты женился на мне по нелепой случайности из-за Эвы.

Блетчли поднялась, подходя ближе, чтобы разглядеть кольца, которые Бальтазар держал в руке. Простые и аккуратные, из белого золота или платины, как подтверждение их статуса, до сих пор казавшегося чем-то фантастическим. Она коснулась их невесомо и нерешительно, чувствуя прохладу металла и своего рода трепет перед ними.

Его "озарение" было и впрямь забавным, добавляя абсурда всей ситуации, в которой они оказались. Она усмехнулась мягко, отзываясь следом шутливо:

- Хотела бы я посмотреть на это - как Бальтазар Харт встает на колено, чтобы сделать предложение.

- О, это у нее от тебя.

Фрида фыркнула на описание Софи, считая, что пусть они и были похожи внешне, но характером та пошла больше в отца, чем в нее. Упрямством и нежеланием замечать какие-либо преграды на своем пути - чего стоили только ее гневные речи в их адрес об их неподобающем для ее родителей поведении. Им, мол, полагалось заботиться о ней, а они сами о себе-то позаботиться не могли.

- Мы разберемся с этим, - она отозвалась уверенно, не допуская сомнений, что вернуть ему память - это лишь вопрос времени. Времени-то теперь у них было достаточно. - Эвелина не даст тебе так просто отделаться от нее, даже не мечтай.

- И когда вновь решишь устыдиться, вспомни, что я называла ее сумасшедшей шарлатанкой, когда она заявилась в Блетчли-холл и объявила себя нашей дочерью.

Софи несомненно досталось от них обоих за последний год, и она заслуживала того, чтобы в их странной отныне семье все было хорошо. Блетчли считала, что они все для этого старались изо всех сил, Эвелине нужно было только немного потерпеть. Пусть Фрида и вряд ли могла ей заменить ту, другую себя, которая была ей видимо любящей матерью, но вот вернуть настоящего отца к жизни собиралась твердо.

Бальтазар определил безошибочно, о каких именно друзьях шла речь, заставив ее широко улыбнуться, подтверждая невозмутимо:

- Именно тем, - она бросила на него озорной взгляд, считая, что им и так достает драмы, чтобы вдаваться в подробности всех взаимоотношений, и продолжила невозмутимо, - но знай, что я бы сделала это и без спора.

Фрида не хотела умалять его симпатию к себе, но в отличие от него хорошо помнила его в те годы. Она чертовски хотела знать, как так вышло, что их отношения стали совсем другими в браке, но в тот период им очевидно двигало его невероятное, ужасно порой раздражающее благородство.

- Ты просто всегда был чересчур благороден. И вряд ли собирался умирать за меня - скорее спасти, чтобы потом отчитать за безответственность, - она фыркнула, предполагая это самым логичным исходом, если бы все пошло хорошо.

- Но я тебе все равно нравилась. Зато Ларсу - нет, наше знакомство с ним было ужасно. Это сейчас он делает вид, что всегда был от меня в восторге, но тогда он грозился, что из-за меня у тебя будут проблемы.

Она задумалась, прежде чем подытожить невесело:

- И, похоже, он был прав.

Блетчли проследила за тем, как Бальтазар убирает кольца в шкатулку, и следом вздернула брови на обещание нового кольца. Технически, они действительно, вероятно, были женаты в этой реальности, фактически у них было на руках по одному некрологу, одна совершеннолетняя дочь и невероятное множество вопросов к реальности, с которой они столкнулись.

- Собираешься сделать мне предложение? Поторопись, пока я не нашла здесь кого-то еще.

Она дразнила шутливо и уж совершенно точно не собиралась никого искать. Ее заставило задуматься его упоминание "другой женщины", и она чуть нахмурила лоб, протягивая неуверенно следом:

- Так странно говорить о них так, словно мы не имеем к ним никакого отношения.

- Я ей даже завидую - той Фриде. У нее, кажется, была замечательная семья.

Фрида никогда раньше не могла представить тоже, что с помощью маховика можно забрести так далеко в прошлое или будущее. Профессор Флитвик не скупился на подробности, объясняя, в чем опасность пользования маховиком, но они с Эвой нарушили все возможные правила. Вероятно, стоило заглянуть к профессору, чтобы рассказать об их своеобразном приключении, может он смог бы найти этому объяснение. Вопрос последствий стоял остро, но ни она, ни Эвелина не ощущали никаких изменений в собственном состоянии, чтобы беспокоиться всерьез.

Блетчли считала, что он совершенно чуточку, но невольно идеализировал их отношения, полагая, что у его благородства в отношении нее должны были быть определенные причины. Мысль об этом доставляла ей дискомфорт, учитывая, чем все закончилось по итогу. Если бы она могла, она хотела бы услышать от него, почему он пришел туда за ней. Бальтазар, стоящий перед ней, к сожалению, мог лишь предполагать.

Не имея большего, Фрида предпочитала довольствоваться тем, что ей по-своему щедро предлагала жизнь. По крайней мере, Бальтазар был жив, и у нее была возможность заботиться о нем, и поэтому чем дальше, тем больше она задвигала куда-то вглубь мысль о том, что ей необходимо было вернуться обратно. Появившись в этом будущем, она руководствовалась лишь эмоциями, желанием доказать что-то себе, ему, Эвелине, но сейчас все было по-другому. Ведьма обманывала в первую очередь саму себя, убеждая, что не может так просто бросить их и уйти сейчас.

- Я так и знала, что рано или поздно ты захочешь от меня избавиться, - девушка фыркнула шутливо, - не представляю, как мы прожили вместе столько лет.

Она понимала, что так и не ответила на его вопрос, но отвечать не торопилась беря паузу на раздумья. Ответ, впрочем, казался очевидным:

- Не знаю, хочу ли я возвращаться туда... Там больше ничего нет.

Несмотря на то, что все происходящее в этом мире было страшным, странным и не понятным, мир, из которого она пришла, казался ей сейчас вовсе пустым. В нем не было даже отца, в то время как здесь он был рядом, и здесь она могла быть действительно нужна.

Фрида поймала взгляд мужчины в момент, когда он сделал шаг к ней ближе, и будто знала, что он собирается сделать, раньше, чем почувствовала его губы на своих. Ей понадобилось несколько мгновений промедления, прежде чем она поцеловала его смелее, подаваясь ближе и касаясь пальцами его лица.

Она чуть отстранилась, не торопясь впрочем отходить от него далеко, и взглянула на шведа внимательнее, протягивая задумчиво:

- Может, так и должно быть? Может Эва попала в то время не для того, чтобы все исправить, а чтобы привести меня сюда?

Фрида не ожидала, что Бальтазар отстранится, ведомая смутной надеждой, что они оба получили своеобразный, но второй шанс на то, чтобы в их жизнях все было нормально. Слово "нормально", впрочем, к происходящему вряд ли можно было применить так легко, как ей хотелось бы. Тем более, что она отдавала себе отчет в том, что здесь, в этом мире, они были друг другу чужими людьми, связанными жестоким стечением обстоятельств.

- Почему? Почему нечестно по отношению ко мне?

Ведьма считала, что у этого вопроса было много вариантов ответа, но хотела, чтобы он продолжил свою мысль, встревоженная его замечанием. Она знала, что в ее попытке устроить жизнь здесь так, словно все в порядке вещей, было много малодушия, но невольно задумывалась о том, что будет, когда к нему действительно вернутся его воспоминания. Она отчасти этого даже боялась, осознавая, насколько все может стать сложнее.

Блетчли никогда не вдавалась в подробности своей жизни в последние несколько лет, толкнувшие ее на путешествие в будущее. У них и без этого было полно забот, и они, в основном, обсуждали его забытое прошлое, стараясь найти возможность вернуть ему воспоминания. То, как сложились их отношения в ее мире, не имело здесь значения, не считая того, что закончилось все трагично.

- У меня была отличная жизнь, когда Эва заявилась в Блетчли-холл, - девушка усмехнулась, не обвиняя. - Двое друзей, отец, брат, собственная кондитерская.

Она помедлила, прежде чем улыбнуться мягче:

- И даже с тобой все еще было в порядке.

Фрида помрачнела следом, взяв паузу, прежде чем продолжить, стараясь сохранять будничный тон. Для нее все же воспоминания все еще были достаточно свежи:

- Сначала умер Регулус. Об этом сказал его домовик, тело так никто и не нашел. Барти так и не оправился от горя и через пару лет попал в Азкабан. Он пытал семейную пару до тех пор, пока они не сошли с ума. Возможно, они до сих пор в Мунго.

Она задумалась об этом внезапно - о судьбе Фрэнка и Алисы, у которых в тот момент только родился сын, взятый в дальнейшем на воспитание бабушкой. Их история была схожей с тем, что произошло с Бальтазаром, и возможно следовало навести справки о них. Сейчас, спустя столько лет, возможно их врачи могли чем-то помочь.

- Через некоторое время в Азкабан попал Тони. Он отказался от встреч с нами, решил, что так будет проще.

- У Алекса к тому моменту был сын, ненормальная жена, метка и карьера в Министерстве. Развлекать сестру времени было уже не хватало.

Она подытожила с усмешкой, не желая превращать свой рассказ в драму, но веселья в ней было мало:

- Вот так я и осталась одна. Что было с тобой, ты знаешь.

- Поэтому у меня нет причин торопиться обратно.

Бальтазар озвучивал вслух все то, что она и так знала в глубине души, но не хотела ни признавать, ни произносить вслух. Иначе пришлось бы быть честной с собой в том, что несмотря на то, что он в какой-то степени нуждался в ней сейчас и здесь так или иначе все считались с тем, что она – почти она – была ему женой последние 20 лет, на самом деле они были друг другу чужими. Он не был тем Бальтазаром, от которого она отчаянно хотела взаимности, и как бы ей этого ни хотелось, дать ей этого не мог. Ни сейчас, ни тем более потом, вспомнив ту Фриду, с которой прожил долгие годы. Потому что она не была ею и не могла ее заменить.

- Необходимость скрываться – не самое страшное. Может быть однажды получится уехать туда, где никому нет дела до Фриды Блетчли, - она пожала плечами, стараясь сохранить в голосе легкость, но неизбежно чувствуя напряжение.

Ведьма кивнула просто, принимая сожаление относительно ее друзей, но больше не продолжая эту тему. Она рассказала ему все, о чем он спрашивал, и более добавить было нечего, да и не за чем.

Она усмехнулась следом, несмотря на мрачные мысли, заслышав обращение, оставшееся глубоко в памяти о хороших временах.

- Похоже, это обращение будет со мной в любой из реальностей.

Несмотря на то, что ей это не нравилось, Бальтазар во всем был прав, говоря о несправедливости. Пусть даже «несправедливо» - не было самым подходящим словом, но она знала, что все может обернуться жестоко в ее слепом желании закрыть глаза на обстоятельства и получить то, что было ей желанно.

Вести себя разумно, не поддаваясь импульсам, сил у нее, впрочем, не было, поэтому после секундной заминки, она коснулась в ответ на объятие его лица. Непривычно мягко и нежно, не в силах до конца поверить, что действительно может сделать это вновь. Ведьма поцеловала его коротко, не настойчиво, прежде чем поделиться очевидной мыслью, вертевшейся у нее в голове.

- Ты мне ничего не должен, Харт. Я бы хотела, чтобы у тебя были эти чувства ко мне, правда, - она улыбнулась мягко, отстраняясь, - но заставлять тебя изображать что-то я не буду.

- В конце концов, в последние наши встречи, мы с тобой расстались… друзьями, - девушка усмехнулась, считая это забавным определением в контексте всего произошедшего.