Синдре Мантер, будучи классически воспитанным чистокровным волшебником, редко соприкасался с миром магглов. Он, несомненно, время от времени задавался любопытным вопросом о том, как жили немагики, и даже некогда имел привычку гулять по маггловскому Стокгольму, но никогда не тратил времени всерьёз на дотошное изучение быта людей, не привыкших решать свои проблемы с помощью магии.

После переезда Синдре в Лондон, впрочем, некоторые вещи изменились. Прославленная столица Великобритании была живее и громче, наполненная рядом увлекательных маггловских изобретений и мест, которых Мантеру не доводилось видеть в Стокгольме.

Одним из подобных открытий для Синдре стал Музей Виктории и Альберта – увлекательное заведение, в котором были представлены экспонаты не только маггловской, но и магической ценности – только магглы, надежно защищённые от столь разрушительного знания, об этом не ведовали.

Разглядывая блестящие драгоценными металлами и камнями экспонаты на третьем этаже, Мантер раздумывал о том, что в музеи, несомненно, стоило бы заглядывать почаще – они, очевидно, были наиболее ленивым и наименее затратным способом узнать магглов поближе. Мерлин лишь видывал, куда могли завести Синдре собственные философствования, не заметь колдун необычные манипуляции, которые вытворяла молодая женщина, стоявшая по левую руку в нескольких футах от шведа.

Стоило отметить, что движения, которые совершала незнакомка, могли выглядеть странно лишь для маггла. Для Синдре, в свою очередь, который был уверен, что уже видел подобную невербальную магию прежде, данные манипуляции были в порядке вещей.

Насколько это было возможно, учитывая что он и, очевидно, наглая волшебница стояли посреди маггловского музея, а вышеупомянутая представительница магического сословия, похоже, средь бела дня собиралась стащить одну из безделушек.

Мантер, не вмешиваясь, наблюдал за увлекательным действом со стороны, пока вдруг не отметил подозрительный взгляд охранника по другую сторону галереи. Парень явно не был уверен, что происходило, но шестое чувство подсказывало ему, что дело было не чисто. Синдре бы отсалютовал ему за сообразительность фляжкой, спрятанной во внутреннем кармане пиджака.

«Идеальное преступление», подумал Мантер, когда ведьма, заручившись добычей, неспешно отошла от витрины. Синдре, впрочем, едва сдержался от удивленного выражения лица, когда охранник, за которым он следил раньше, молниеносно оказался на том месте, где стояла женщина. Его глаза расширились в удивлении, когда он осознал, что стекло больше не защищало экспонаты, и одной из драгоценностей явно не хватало.

– Держите воровку! – завизжал мужлан, тыкая пальцем в сторону ведьмы. Синдре оценил ситуацию: помещение было чересчур открытым и многолюдным для мгновенной аппарации, а расстояние между мадмуазель и стражем порядка – не столь большим, чтобы она могла убежать. Тем более, что охранник уже что-то ворчал в рацию, передавая сигнал дальше.

Мантер действовал инстинктивно, когда, не дойдя до женщины, пробормотал «Accio», вынуждая драгоценность прыгнуть к нему в руки. Синдре не увлекался беспалочковой магией и заклятие призыва было, пожалуй, одним из немногих, что было Мантеру по плечу. Кто бы знал, что оно могло бы пригодиться ему в подобной ситуации. Кто бы, впрочем, вовсе мог представить, что Синдре Мантер будет помогать незнакомке в том, чтобы украсть побрякушку, вероятно, национальной ценности.

Мантер, воспользовавшись суматохой, наложил на украшение маскировочное заклятие и забросил его в карман брюк: теперь золото и драгоценные камни выглядели словно дешёвые часы, явно не представлявшие ни для кого интереса. В лучшем случае – несущие сентиментальную ценность для воображаемого владельца.

Синдре, никогда не отказывавшийся от игры с огнём, подскочил к незнакомке и изобразил праведное возмущение.

– Что здесь происходит? – строго спросил Мантер, пока двое охранников занимались выворачиванием сумки и карманов мошенницы.

– Руки прочь от моей невесты!

Синдре тронул локоть женщины, интересуясь заботливо:

– Солнышко мое, ты в порядке?

– Это воз-му-ти-тель-но!

Началось, подумал Синдре. Мошенница легко подхватила его историю, а охранник, сам того не зная, принял участие в представлении, дав спектаклю разыграться в полную силу.

Так что Мантер выглядел до глубины души оскорбленным, когда страж порядка признал, в чем обвиняли «невесту» мужчины.

– Что вы себе позволяете! – воскликнув, не унимался Синдре. Сказал что-то на шведском, в основном для того, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к государству иной от Великобритании страны. Как минимум – для драматического эффекта.

Мантер приобнял «будущую супругу» за талию и назидательно поднял указательный палец.

– Мы с невестой приехали в Лондон не для того, чтобы нас обвиняли в воровстве какие-то проходимцы. Кто вы такой? Какой вопиющий вздор!

Синдре на мгновение задумался, не переигрывал ли он, но положение спасла светловолосая незнакомка, которая вовремя заметила, что ей было нечем дышать.

– Смотрите, что вы наделали. Моей жене плохо! – укоризненно взглянул на охранников Мантер. Один из стражей порядка робко уточнил:

– Вы имеете в виду – вашей невесте?

– Невесте, которая скоро станет моей женой, – не изменившись в лице, нетерпеливо исправился Мантер и нисколько не смутился. Не выпуская талии мошенницы, сделал вид, что выворачивает свои карманы, и даже потряс перед лицом сторожей теми самыми «часами».

– Видите? У нас ничего нет! – фыркнул Синдре и заторопился к выходу, гордо растолкав локтями стражей порядка.

– Позор! – громко вздохнул Мантер напоследок, грозно зыркнув на охранников.

– Идём, ягодка моя. Ноги нашей больше здесь не будет!

Синдре никогда в жизни никого не называл «своей ягодкой», но решил, что больше, вероятно, ему такой возможности и не предоставится, поэтому пошёл ва-банк.

Не дожидаясь, пока охрана придет в себя после разыгравшейся сцены, Мантер, убедившись, что за ними никто не наблюдал, аппарировал из музея, прихватив с собой волшебницу.

На «магическом» берегу Темзы было безлюдно. Синдре дружелюбно усмехнулся, разглядывая ведьму.

– И часто ты ходишь подобным образом в музеи? – с интересом спросил Мантер.

Потому что для него, вне сомнений, подобное было в новинку.

– Если бы я знал, что в маггловских музеях бывает так весело, то, несомненно, бывал бы в них чаще, – воодушевленно подытожил швед.

Синдре улыбнулся шире, когда его новая знакомая подтвердила очевидное: маггловские музеи не обладали должным шармом, если очаровательная мошенница не уделяла им должного внимания. Разглядывая чужую усмешку, Мантер лишний раз убедился, что не один он получал удовольствие от происходящего. Несмотря на то, что ведьма могла посчитать, что её кража не увенчалась успехом, если учитывать разочарование, с которым чародейка обыскивала карманы собственных брюк. Синоде не торопился делиться хорошими новостями, но не со зла, а потому, что приобретённое знакомство представляло для него больший интерес, нежели драгоценная безделушка, скрывавшаяся в его кармане.

– Похоже, мне повезло, – оценивающе резюмировал Мантер, отдавая должное вкладу, который мошенница внесла в его действующую культурную программу. Очевидно, что в маггловские музеи швед ходил редко, но метко, но Синдре всегда предпочитал качество – количеству.

Вопрос о том, почему Мантер вовсе ввязался в подвернувшуюся авантюру, звучал резонно, но лишь для тех, кто вовсе не знал Синдре Мантера.

Колдун сделал вид, что обдумал и взвесил последовавший ответ.

– Матушка воспитывала меня джентльменом, – сказал Синдре, выбрав из зол, то бишь родителей, при упоминании меньшее, – поэтому я не мог бросить даму в беде.

Мантер продолжал разглядывать мошенницу, не скрывая собственного интереса.

– Тем более, – вдруг продолжил колдун само собой разумеющимся тоном, – ты видела выражения лиц тех стражей порядка? Уже ради этого игра стоила свеч, – усмехнулся швед. Он считал, что демонстрировал это в достаточной степени наглядно – что ни разу не осуждал её за содеянное.

– Синдре Мантер, – вежливо представился колдун.

Синдре выудил из кармана те самые непритязательного вида часы, которыми тряс перед носом ничего не подозревающей охраны. Драгоценность оказалась в руке Мантера аккурат тогда, когда с неё слетели маскирующие чары, представляя украшение во всем его величии.

Синдре лукаво, немножко горделиво улыбнулся, поймав взгляд ведьмы шкодливым своим.

– Суетишься для себя или для клиента?

Синдре широко улыбнулся, когда мошенница представилась. Филиппа Бьерре, очевидно, была не из робкого десятка, и чародею это нравилось. Тем более, что Филиппа была не похожа ни на одну из чистокровных мадмуазелей, что Синдре имел сомнительное удовольствие встретить в магической Великобритании, и это интриговало.

Мантер не сомневался, что Филиппе придётся по вкусу его небольшой сюрприз. Он наблюдал за мошенницей с интересом, пока демонстрировал Бьерре блестящее украшение, и не мог не оценить её прагматичный подход к случившейся краже: клиент, как предполагалось, имелся, готовый выложить кругленькую сумму за драгоценность, но Филиппа, видимо, не имея привычки обделять саму себя, предпочитала совмещать приятное с полезным.

Мантер сделал вид, что задумался над словами мошенницы о проклятии, наложенном на камень, переливающийся безупречной огранкой.

– Какая трагедия, – с серьезным лицом сказал Синдре. Будучи волшебником, швед не имел привычки недооценивать проклятия, но угроза «несчастной любви» его страшила мало, на счастье или на беду. В остальном Мантер считал очевидным, что он был не из пугливых.

Швед с интересом пуще прежнего взглянул на свою новую знакомую.

– Не боишься, поносив это сокровище, лишиться своего прекрасного принца?

Мантер, выдержав паузу, впрочем, улыбнулся шире следом, растеряв напускную серьёзность.

– Я не собирался оставлять себе твою добычу, – заверил Синдре Бьерре с лёгкостью человека, который всю свою жизнь ел с серебряной тарелочки. Тем более, он уже назвался джентльменом, ещё и с поклоном матушке, поэтому деваться было некуда.

– Думаю, нам действительно стоит рискнуть, прежде чем ты вернёшь эту безделушку заказчику, – поддержал мошенницу швед, припоминая свой недавний вопрос про мифического прекрасного принца, которого могла, согласно легенде, лишиться Филиппа, поносив украденный камень.

Синдре подошёл ближе к волшебнице и, мягко перехватив её запястье, ловким движением застегнул золотой браслетик, обрамляющий тот самый «проклятый» минерал. Полюбовавшись на дело рук своих (и, разумеется, безупречную работу мастера), Мантер, все ещё ненавязчиво удерживая женскую ладонь, поднял взгляд на Филиппу.

– Подобный капризный артефакт явно требует особенного обращения. Стоило бы принарядиться, выйти в свет, взять бутылку самого дорогого вина. Не ради его вкуса, разумеется, а чтобы соответствовать случаю, – усмехнулся Мантер.

– Что ты на это скажешь?

– Полагаю, так ты сможешь отплатить мне за оказанную услугу, – подытожил Синдре, лукаво улыбнувшись.

Синдре считал их знакомство интересным. Филиппа Бьерре, с её маггловскими музеями и жаждой наживы, была незапланированной графой в жизни Мантера, но отчего-то швед не смог запросто развернуться, отдав ей безделушку, и скрыться в английском тумане. Мошенница же, как считал Синдре, пошла ещё дальше. Мантер поневоле улыбнулся шире, когда Бьерре смело поделилась с ним своим, очевидно, домашним адресом, а после назначила время встречи.

Синдре не сомневался, что счастье ему, вне сомнений, улыбнулось, но не преминул заметить озорно в свою очередь:

– Если бы тебе не пришлись бы по вкусу «расценки», ты бы многое потеряла.

Мантер был одним из немногих людей, который мог превозносить собственную кандидатуру без мерзкой спеси; лишь с приземлённым, взвешенным чувством превосходства в тоне его голоса. К тому же, Гриндевальд – и тот бы не разобрал, насколько серьезно Синдре относился к своей персоне вовсе.

Ему нравились её дружелюбные выпады в его адрес и Мантер, ничтоже сумняшеся и не помышляя прочим выяснением отношений, отклонился, аппарировав и беззаботно оставляя браслет с заветным камешком сверкать на руке мошенницы.

– Увидимся в семь, Бьерре.

***

Синдре был образчиком помпезного воспитания и, как водилось, пунктуальности, когда сам того хотел. Предупреждение об опоздании Мантер воспринял, как часть правил игры, затеянной им и Филиппой, от того был у порога её дома немногим раньше назначенного времени. Дом, стоило отметить, был многоэтажным и был расположен в маггловском районе. Мантер, в свою очередь, был разодет в один из своих лучших костюмов-троек, держал в руке ту самую, «самую дорогую» (в прямом смысле) бутылку вина и смотрелся несколько карикатурно в создавшихся условиях.

Синдре потратил некоторое время, выкуривая сигарету, следом сверился с наручными часами и убедился, что у него оставалось в запасе несколько минут.

Мантер разглядывал окна многоэтажного дома, пока ему в голову пришла в меру странная, но на тот момент – показавшаяся ему остроумной идея.

Вычислив, как считал Синдре, окно, которое принадлежало Филиппе, Мантер подобрал из клумбы несколько декоративных камушков и запустил первым, а потом ещё одним, и следующим в оконное стекло. Взвесив прежде «снаряды» в руке, Синдре убедился, что те не должны были нанести большого ущерба; подтвердив теорию волшебника, камушки, ударившись с характерным стуком в окно, отскакивали прочь, скатываясь обратно в садовую клумбу.