Фрида отчасти теряет связь с реальностью, когда замыкается на мысли, что убила своего мужа, и следом за ней на том, что чувствует дыхание Бальтазара и как бьется его сердце. Она не думает о том, что разрыдается так по-детски, когда увидит его, потому что изначально собиралась только оставить ему дочь, чтобы он приглядел за ней. Вопреки тому, что происходило между ними эти два года, сейчас она не хочет никуда уходить.

Она не особо отдает отчет в происходящем, когда он втаскивает ее внутрь квартиры и вместе с ней зовет детей и Бубенчика. Она благодарна домовику за то, что он разбирается с детьми сам, потому что сейчас она не способна что-то объяснять им, не говоря уже о том, чтобы взять дочь на руки. Ей кажется совершенно всерьез, что она не удержит ее, даже если попытается поднять. Ее трясет от страха, непонятной слабости и медленного осознания, что она наделала.

Фрида ждет его послушно, когда он уходит, а после не сопротивляется, когда он, позвав ее отца, утаскивает за собой в ванну. Она думает отстраненно, что у нее впервые за все это время появилась возможность обнять отца, но не пытается этого сделать, откладывая, когда Бальтазар говорит, что ей нужно смыть кровь. Она снова забывает об этом – как выглядит сейчас в самом деле.

Ведьма не сопротивляется, когда он расстегивает ее платье, и сбрасывает его к ногам,  переступая. Она не задумывается о правилах приличия, потому что не думает сейчас ни о чем вовсе. После того, как он видел ее обнаженной не единожды, она и не считает, что ей есть чего стесняться. Если только отвратительных синяков, разбросанных по всему телу. На них ей, впрочем, по большей части наплевать, она успела к ним привыкнуть.

Девушка чувствует приятный аромат масел, но не может расслабиться. Она садится в ванну, подтягивая к себе колени, и бездумно водит рукой по воде, наблюдая за волнами. Ей требуется время, чтобы дрожь прошла хоть отчасти.

Фрида подмечает в его руках баночку, из которой он вытаскивает таблетки, отправляя в рот, а после следит за его движением, когда он отставляет ее на край ванны. Она не может припомнить, чтобы за то время, которое они прожили вместе, он принимал какие-то таблетки.

Она поднимает все-таки взгляд на его лицо, когда слышит вопрос, и с несколько мгновений смотрит заторможено, обдумывая его. Ей кажется, что она практически успокоилась, когда она чувствует новую волну истерики.

- Я убила Торфинна, - она очень хочет говорить связно, поэтому старается не торопиться, но ничего не может поделать с тем, что у нее дрожат губы и голос. – Ножом с кухни. Не знаю, зачем я его взяла, я не собиралась им пользоваться.

Фрида старается не плакать, но чувствует, как по щекам бегут горячие слезы. Она оправдывается и хочет, чтобы он понял, что она правда не собиралась делать ничего плохого, потому что до нее все ярче начинает доходить, что она убила человека. Пусть даже Торфинна, который издевался над ней столько лет.

- Я не хотела его убивать. Я хотела, чтобы он прекратил, чтобы больше не трогал меня.[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида смотрит испуганно, когда он выходит молча из ванны, и чувствует неприятный озноб, когда допускает мысль, что он пошел рассказать об этом ее отцу. Ее пугает, на самом деле, то, что тот все равно узнает о произошедшем, потому что она не хочет его пугать, как и не хочет его расстраивать. Она отдает себе отчет в том, что убийство человека это далеко не детская глупая шалость, но чувствует стыд перед ним как нашкодивший ребенок.

Она успевает умыться, пусть это и в целом бесполезно, потому что перестать плакать ей так и не удается. Она не может контролировать этот процесс, потому что слезы льются будто сами, и она разумно полагает, что когда-нибудь это должно прекратиться. Девушка рассматривает внимательно свои руки, убеждаясь, что на них больше нет следов крови, и чувствует легкую тошноту, когда наконец подмечает, что вода в ванной окрашена в розовый.

Ведьма не возражает, когда он приносит наполненный бокал, и сжимает его в пальцах, прежде делая внушительный глоток. Она морщится, потому что жидкость обжигает горло, но в целом не придает этому значения, потому что надеется, что сейчас ей станет легче.
Фрида ловит его взгляд, когда он разглядывает синяки у нее на плече, и рефлекторно прикрывает их рукой, не желая привлекать к ним внимания, но неосознанно привлекая еще больше. Она вздыхает глубже, когда поясняет бесцветно:

- Они никогда не проходят, - она замолкает на секунду, а потом все же исправляется, - то есть проходят, конечно, но всегда появляются новые.  [ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Она осознает, что сейчас делает именно то, чего делать никогда не хотела – жалуется ему. Ей не нравится это, потому что это ее проблема, подробности которой никому не обязательно знать, но не может ничего поделать с тем, что хочет просто выговориться. Впервые за эти два года кому-то, кроме своего отражения.

- Он держал меня эти два года взаперти в одной из комнат. Не разрешал видеться ни с родителями, ни даже позвать Бубенчика.

Фрида всхлипывает, делая очередной глоток, и не смотрит на шведа, обняв себя за коленки. Она не знает, как объяснить, насколько устала от всего этого, и насколько сильно хотела, чтобы это наконец закончилось.

- Не знаю, почему я вспылила именно сегодня, но я начала на него кричать, а он разозлился и ударил меня.

Она пытается вспомнить, почему действительно сорвалась именно сегодня, но не может найти разумного объяснения, потому что, кажется, до этого ей удалось свыкнуться с мыслью, что теперь ее жизнь выглядит вот так. Что есть определенные нехитрые правила, которые надо выполнять, чтобы Торфинн был доволен.

- Я всегда старалась не ругаться с ним, тогда все проходило менее болезненно, - ведьма не отдает себе отчет в том, что говорит, и в особенности в том, что пытается избежать прямых упоминаний насилия, потому что не хочет об этом говорить. – Сегодня я просто нервничала из-за ножа, боялась, что он увидит. Он бы обязательно увидел его в комнате.

Фрида закрывает глаза, чувствуя ком в горле, и как ей становится тяжело дышать. Она не знает, почему сделала это, но сейчас не чувствует ни облегчения, ни особой свободы от этих жутких двух лет.

- Там было столько крови, - она тянет глухо, вспоминая лужу крови под уже бывшим мужем. – Мне так страшно, Харт.

Фрида плохо воспринимает реальность, но чувствует, как он обнимает ее, и говорит, что все будет хорошо. Она знает, что так всегда говорят, и что он просто ее успокаивает, но хочет действительно верить в это, потому что ее пугает все то, что произошло и может произойти дальше. На самом деле, она представляет будущее довольно смутно, но до безумия боится за детей, потому что у Торфинна ненормальная мать, способная на все, что угодно.

Она не сопротивляется, когда он заворачивает ее в полотенце и подхватывает на руки, потому что сомневается, что способна дойти сейчас сама. Она цепляется за его футболку и отпускает неохотно после того, как он опускает ее на кровать. Девушка подбирает под себя ноги, закутываясь в полотенце, потому что после теплой ванны ей немного холодно.

Фрида забирает вновь наполненный бокал и делает большой глоток, не обращая внимания на то, как жидкость обжигает горло. Ей смутно хочется верить, что алкоголь может решить ее проблемы, хотя бы часть из них, и позволить ей забыться, потому что это единственное, что ей сейчас нужно. Она не хочет вспоминать ни опустевший, стеклянный взгляд Торфинна, ни то, сколько крови из него вылилось.

Она не имеет ничего против, когда он говорит о синяках, потому что ей в целом без разницы. Она не помнит, когда видела свое тело в последний раз без этих уродливых отметин, и обычно предпочитает довольствоваться малым – радоваться, что Торфинн тщательно следит за тем, чтобы на лице и шее не оставалось следов. Все остальное легко скрыть длинными юбками и рукавами.

До нее доходит не сразу, что он собирается лечить ее не зельями, а мазью, и она слегка напрягается, когда он стягивает с нее полотенце. Она знает, что это глупости, и что он не сделает ей больно, и что однажды они уже это все проходили, но все равно напрягается и невольно дергается, стоит ему докоснуться до нее. Ведьма делает очередной жадный глоток, надеясь, что так ей будет легче пережить этот процесс.

Блетчли кивает, позволяя ему продолжить, но все равно держится в напряжении. Вопреки собственным страхам, она благодарна ему за заботу и его бережное отношение, которого она была лишена эти два года.

- Я не хочу есть, - она мотает головой и всерьез опасается, что от вида еды ее попросту стошнит. Потому что ей все еще кажется, что она вся в крови, и что она чувствует этот отвратительный запах, знакомый ей еще с тех пор, когда Роули держал ее в клетке.

Фрида чувствует, как в уголках глаз вновь появляются слезы, стоит ему спросить о Софи, а в горле застревает ком. Она коротко кивает, отводя взгляд, потому что ее мужу удалось запугать ее настолько, что она боится даже после его смерти, и пытается перебороть дрожь, пробегающую по телу.

- Да.  Он бы убил ее, если бы я сказала кому-то о том, что происходит.

Она помнит все, что наговорила Бальтазару во время приема, и чувствует стыд и горечь от этого, потому что, возможно, должна была попытаться объяснить ему все как-то иначе, а не обижать его.

- Прости меня, - она вытирает слезы тыльной стороной ладони и все еще не хочет поднимать на него взгляд, - я не знала, как вести себя с тобой, но не хотела давать Торфинну повод трогать Софи. Я не хотела делать тебе больно.

Ей кажется, что ее объяснения невразумительны, и что она не может объяснить, как на самом деле выглядела их с Софи жизнь. Она делает еще глоток, в попытке пояснить:

- Он не был с ней жесток, если я вела себя хорошо. Разрешал домовикам отвести ее погулять, приносил книги. Но никогда не забывал напомнить, что может избавиться от нее в любой момент.[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида не контролирует то, сколько пьет, но к концу второго бокала обманывается тем, что, кажется, начинает чувствовать себя лучше. Она пьянеет быстро, потому что без малого три года не пьет вообще, не считая пары бокалов. Торфинн не спустил бы ей с рук пьянство на публике, несмотря на то, что ей порой отчаянно хотелось забыться.

Она говорит искренне, когда извиняется, потому что за это время думала обо всем это тысячи раз – и о своей вине в том числе. Перед ним, перед родителями, перед дочерью. Потому что ей следовало поставить точку в этом фарсе еще когда была возможность. Или же найти какой-то выход, намекнуть кому-то, что происходит. Она ненавидит собственную трусость, пусть и признает, что это нормально – бояться до безумия за своих детей.

Ведьма не может определиться с тем, что испытывает, когда он обнимает ее, и она чувствует его губы на своем плече. Она не может сказать, что ей неприятны его прикосновения, но не знает, как бороться с почти животным страхом. Вопреки этому, ей не нравится, когда он все же отстраняется от нее.

- Я была убедительна, - она не хочет обвинять его ни в чем, хотя и позволяет себе задуматься о том, что все могло быть иначе, если бы он действительно вытащил их. Она гонит от себя непрошенные мысли, потому что не хочет думать сейчас о том, кто оказался виноват больше.

- Тебе бы пришлось разобрать поместье по кирпичику. Роули никогда не позволил бы тебе нас забрать.

Фрида делает очередной глоток, опустошая бокал, когда он спрашивает о дочери, и молчит некоторое время. Ей действительно тяжело говорить об этом, потому что все это было еще несколько часов назад, и она все еще не может привыкнуть к тому, что больше никогда не повторится.

- Он не был, - она не врет ни на грамм и не пытается его успокоить, - только угрожал и вымещал злость на мне.

- Его угроз было достаточно, чтобы я слушалась.

Она морщится, как от зубной боли, вспоминая, что ей приходилось делать, чтобы не раздражать его еще больше, и думает, что не хочет вдаваться в подробности. Ей противно и гадко от всего этого, пусть у нее и не было другого выбора.

- Холодно, - она жалуется внезапно, потому что озноб не желает проходить, и поводит плечом, - дашь какую-нибудь футболку?

Блетчли ловит себя на мысли, что возможно ей стоит перестать пить и особенно так быстро, но все же принимает наполненный бокал, наблюдая как он делает глоток воды.

- Не присоединишься?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида терпеливо ждет, пока он заканчивает с синяками, и не пытается капризничать. Ей кажется, что она даже немного привыкает к его прикосновениям, потому что он лечит ее и не позволяет себе ничего больше, чем необходимо. Она думает, что и так знает это – что ему можно доверять, но просто ей нужно подтверждение.

- Спасибо.

Она не может избавиться от горечи, вспоминая, что точно также ходила в его вещах, когда заявилась на его порог в первый раз с Эрлингом на руках.  Ей не хочется думать о прошлом, потому что у нее есть проблемы серьезнее, чем ностальгия по тому, что было и могло бы быть, но ей требуется усилие, чтобы перебороть себя.

Ведьма на мгновение зависает на мысли об антибиотиках и об их несовместимости с алкоголем, полагая, что те таблетки это есть они. На самом деле, она не дружит с медициной, особенно маггловской, но вспоминает совершенно внезапно небольшую аптеку, в которой оказалась, думая, что у Бальтазара грипп.

- Ты заболел?

Она знает, что у него крепкое здоровье и на время отвлекается от собственных проблем, потому что переживает за него. Она оглядывает его деловым, цепким взглядом, прежде чем успокоить себя мыслью, что он вовсе не похож на умирающего. Ирландка разумно полагает, что возможно, антибиотики нужны еще от чего-то, а не только от высокой температуры.

Блетчли одевается быстро, когда он выходит в ванну, не слишком заботясь о том, как будет выглядеть в его вещах, потому что ее это волнует мало, и ей действительно холодно. Она забирает с прикроватной тумбочки отставленный бокал и делает глоток снова, как раз когда он возвращается с сухим полотенцем.

Девушка отжимает волосы, потому что с них стекает вода, и откладывает полотенце, возвращаясь к бокалу вновь.

Она медлит с ответом, потому что действительно хочет видеть отца, но не может представить, каково ему сейчас. Фрида знает, что он переживает, и хочет увидеть детей, поэтому после некоторых раздумий кивает, соглашаясь выйти.

Она рассказывает отцу в общих чертах, когда больше увлечена возможностью обнять его и сына. Ей требуется взять себя в руки, чтобы смириться с тем, что Эрлингу не приятны ее прикосновения, но она не может отказать себе в удовольствии дотронуться до него после того, как Торфинн два года не подпускал ее к нему.

Блетчли наблюдает за Бальтазаром, пользующимся моментом, чтобы наконец-то познакомиться с дочерью, и только сейчас в полной мере осознает, что за это время привыкла считать их с Эрлингом своими детьми. И если Торфинна, как отца, она не принимала в счет никогда, то сейчас ей кажется стоило пересмотреть свои взгляды, когда у Софи, наконец-то, появился самый настоящий отец.

Она помнит, что Бальтазар всегда относился хорошо к Эрлингу, но сейчас отчего-то боится, что он не сможет относиться к нему так же, как и раньше.

Тони требуется вся его убедительность, чтобы уговорить ее отпустить детей с ним, потому что оставлять их рядом с ней не лучший вариант. Фрида доверяет отцу, но медлит с ответом, прежде чем все же согласиться, взяв с него обещание, что он даст ей знать, если что-то случится. Она переживает, что Софи, привыкшей видеть ее круглосуточно, будет страшно без нее, и предупреждает отца, что та не привыкла спать одна.

Она чувствует, как ее начинает трясти вновь, когда квартира пустеет, и после она уже слабо отдает себе отчет в том, что пьет без меры. Ведьма просит у него сигареты и успевает скурить практически всю пачку и не хочет знать, сколько в итоге выпивает, прежде чем ее начинает клонить в сон.

Фрида устраивается на диване, положив голову ему на колени, когда рассказывает, почему Эрлинг так реагирует на нее. Она хочет верить, что сможет это исправить, и что малышу просто нужно время.

- Я хочу спать, - вопреки своим словам, она не торопится вставать, но ловит его взгляд, прежде чем попросить, - ляжешь со мной?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

На следующее утро Фрида просыпается, с трудом заставляя себя открыть глаза. Она как никогда осознает сейчас, что чертовски перебрала этой ночью, в попытках отвлечься и расслабиться. Ей требуется время, чтобы рискнуть пошевелиться, потому что она подозревает, что любое движение отзовется головной болью.

Она слышит его размеренное дыхание и чувствует, как он цепляется за ее футболку. Ей кажется это чем-то совершенно из другого мира – то, что она спала эту ночь у него под боком, как когда-то до того, как ее жизнь превратилась в кошмар. Она не знает, как описать все то, что чувствует к нему сейчас, но помимо прочего боится кажется сильнее, что все снова разлетится вдребезги. Что это утро – всего лишь затишье перед бурей. Ведьма панически боится Торфинна даже сейчас, когда он совершенно точно мертв.

Она отстраняется от шведа аккуратно, боясь потревожить, и впервые за это утро бросает взгляд на его лицо. Ирландка замирает, забывая как дышать, когда видит мокрые дорожки на лице и слезы в уголках глаз. Она вспоминает внезапно о том, что он сделал с ней вчера, и чувствует досаду и свою вину за то, что ему пришлось это пережить.

Фрида колеблется, прежде чем невесомо пробежавшись пальцами, стереть слезы. Она поддается порыву, когда тянется к нему, украдкой целуя в уголок губ, и только после этого встает с кровати. Она чувствует себя не лучшим образом, потому что считает, что не имеет права на подобные жесты, но она оправдывает себя, потому что за все это время успевает сойти с ума от одиночества и от того, как сильно скучает по нему.

Ирландка изучает его квартиру заново, когда первым делом идет на кухню, и испытывает какую-то дурацкую радость от того, что находит турку и кофе там, где они лежали и раньше, когда они жили вместе. Она успевает забыть, что значит заботиться о нем, но очень хочет отблагодарить его хоть чем-то.

Девушка ставит турку на огонь и морщится от очередной вспышки головной боли. Она знает, что виновата в этом сама, потому что должна была понимать, чем все обернется, но идет обратно в комнату, в надежде найти у него какое-нибудь лекарство. Фрида подмечает коробочку на тумбочке с его стороны и берет ее в руки скорее из любопытства, чем действительно надеясь, что это будет обезболивающее.

Ей ничего не говорит название, она полагает, что внутри должна быть инструкция. Она действительно находит бумажку, сложенную в несколько раз, и разворачивает ее, в поисках показаний к применению.

Блетчли кажется, что голова начинает болеть сильнее, когда до нее наконец-то доходит, что это не обезболивающее и вряд ли лекарство от гриппа. Она не может похвастаться знаниями в медицине, но вполне осознает значение слов «сердечная недостаточность», чтобы сделать далеко не радужные выводы. Ей кажется, что перед глазами немного плывет, когда она садится аккуратно на край кровати.

Она не хочет его будить, но все равно осторожно касается его руки.

- Баль, - она зовет его негромко и чуть трясет за руку, пока он наконец не начинает ворочаться.

Фрида ждет, когда он окончательно проснется и посмотрит на нее более осознанным взглядом, прежде чем показать ему коробочку с лекарством.

- От чего оно на самом деле?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида действительно не предполагает, что его приступ может быть связан с ней, хотя ни на секунду не сомневается никогда, что ему было тяжело пережить все это. Она знает, что он сильный и все это время надеется, что ему рано или поздно удастся смириться и забыть их.

Ей кажется, что она забывает как дышать, когда он все же рассказывает, что это случилось в день её похорон, и чувствует как бешено заходится сердце. Она, несмотря на свою медицинскую безграмотность, осознает сейчас особенно ясно, что его сердце могло остановиться и не запуститься вновь. Из-за ублюдка Торфинна и в не малой степени из-за неё самой. На самом деле, её внутренне перетряхивает от мысли, насколько он действительно любил её и их дочь тогда, если так тяжело пережил их исчезновение.

Ведьма молчит, позволяя ему самому разобраться с чаем, и в самом деле не знает, что ей сказать на это. Она считает, что он не заслуживает всего того, что с ним произошло, и что она в очередной раз доставила ему серьезные проблемы и сейчас делает это вновь.

- Торфинн сказал мне, что были похороны. Его это позабавило.

Она не знает, зачем говорит об этом и зачем вспоминает вообще, но помнит все своё отчаяние, когда он сказал, что её больше не собираются искать. Что им потребовалось меньше времени, чем он думал, чтобы сдаться. Блетчли никогда не винила за это никого, потому что понимала, что это был единственный верный выход. Она помнит, что пустой гроб Регулуса они опустили в землю через несколько дней, после его исчезновения.

- Я никогда не думала, что все обернулось так.

Она замолкает и вздыхает глубже, потому что под конец фразы срывается голос, и она не может взять себя в руки. Она снова не отказалась бы выпить сейчас, если бы не общее паршивое состояние после вчерашней попойки.

- Прости меня, - ирландка знает, что от её слов ничего не изменится, но не знает куда деваться от чувства вины. - Мне стоило послушаться тебя и рассказать обо всем Визенгамоту еще когда все можно было исправить.

Фрида считает, что ему не за что извиняться, потому что корень всех проблем вовсе не в нем. Это она не смогла защитить ни себя, ни детей, пойдя на поводу у своих страхов. Отчасти она даже боится представлять, что было бы, если бы в тот день Бальтазар был настроен решительнее.

- Пожалуйста, не извиняйся, - она просит глухо, не считая действительно его виноватым.

- Я просила Торфинна отдать тебе Софи, - ей кажется, что она помнит все, что было в эти годы до мельчайших подробностей. - Не знаю, на что я надеялась.

Фрида чуть хмурится, вспоминая прошедшую ночь, когда ловит себя на мысли, что он и так знает это. Что видел все, что происходило с ней и с их детьми.

- Тебе не стоило лезть ко мне в голову. Я не хотела, чтобы ты все это видел.[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида боится этого в самом деле – что ее могут посадить в Азкабан. Она не слишком хорошо подкована в законах магической Англии и даже представить не может, какой срок дают за убийство, но знает, что не выдержит там и нескольких дней. Она бывала в стенах этого здания пару раз, когда приходила к Барти, и каждый раз выходила оттуда опустошенная и разбитая, несмотря на то, что дементорам не позволялось трогать посетителей. 

Она льнет к нему ближе, когда он обнимает ее, и, не сопротивляясь, отдает свою чашку. Ей не нравится то смятение, которое она испытывает от его прикосновений, одновременно боясь их и наоборот желая сейчас больше всего на свете. Она делает выбор в пользу второго, когда переплетает свои пальцы с его, сжимая крепко, почти судорожно.

Ведьма хочет быть уверена в том, что с ней больше ничего не случится, также твердо, как и он. Ее немного успокаивают его слова, хотя она, вопреки желанию, сомневается в них, здраво осознавая, что за подобные действия всегда несут ответственность. Каким бы моральным уродом ни был Торфинн, ни у кого не было права отнимать у него жизнь. Самосуд, к сожалению, вряд ли поощрялся законом любой страны.

- Ей даже не нужны связи, чтобы отправить меня в Азкабан, - она возражает негромко и медлит пару мгновений, продолжая, - я убила человека. Закон не разрешает убивать даже таких, как Торфинн.

Фрида все еще не может поверить, что действительно сделала это. Как бы он с ней ни обращался, он вряд ли заслуживал этого, и она не понимает, как вообще решилась на подобное, тогда как никогда не отличалась жестокостью.

Она вздыхает глубже, когда он говорит, что они начнут сначала, и сейчас не слишком осознает, что он имеет в виду. Ей требуется время и его короткий поцелуй в щеку, чтобы все-таки прийти к мысли, что он хочет, чтобы они снова жили вместе.

- А как же Анн-Софи? Так нельзя, она будет расстроена.

Ведьма возражает неуверенно и не находит в себе сил задумываться об этом серьезнее. Она знает, что не хочет ни с кем его делить, и совершенно эгоистично хочет, чтобы он был рядом, особенно сейчас, но чувствует себя некомфортно от того, что вмешивается в их налаженную жизнь.

Блетчли забирает чашку, делая небольшой глоток после его предупреждения, и не выпускает из рук, когда он разворачивает ее к себе. Она разглядывает финик в его руках пару секунд, прежде чем слабо улыбнуться.

- Хочу, - она не думает долго, когда прихватывает аккуратно его зубами, не заботясь о том, чтобы взять цивилизованно в руку, и молчит некоторое время, занятая сладким угощением.

Фрида бросает беглый взгляд на часы, чувствуя напряжение вновь, и все же не удерживается от вопроса:

- Когда они придут? – она не конкретизирует, кто «они», но имеет в виду сотрудников аврората. Учитывая, что Торфинн был главой отдела правопорядка, к расследованию должны подойти с особым энтузиазмом.

- Торфинна должны были обнаружить уже ночью. Почему за мной еще не пришли?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фриде  не приходит в голову, что их отъезд может быть расценен представителями закона как-то не в ее пользу, потому что она не готова сейчас думать об этом вовсе. Ей хочется отсрочить момент, когда она предстанет перед судом, а она обязательно перед ним предстанет, и дать себе время разобраться в себе и в том, как им жить дальше.

Она выглядит озадаченной, когда он говорит, что не занимается компанией с момента инфаркта, и плохо прослеживает в этой информации причинно-следственную связь. Ведьма осознает только сейчас, насколько мало, на самом деле, знает о том, что включала в себя его работа, помимо возни с бумажками. Впрочем, еще меньше она знает о нем сейчас.

- Почему? – она спрашивает, отвлекаясь на какое-то время от основной темы их разговора, потому что ей действительно интересно. – Не захотел или была какая-то другая причина?

- И чем ты занимаешься сейчас?

Фрида понимает, что у нее слишком много к нему вопросов касаемо того, как он жил все это время без нее, и она спрашивает с живым интересом, потому что ей это действительно важно. Помимо прочего, она все еще испытывает дискомфорт от того, что нарушает его привычный уклад жизни, и хочет оценить масштаб, малодушно, впрочем, не находя в себе сил отказываться от его присутствия рядом.

- Нет, я не хочу во Францию, - ирландка мотает головой, отзываясь твердо, - там много знакомых. Хотя я не знаю, где их нет.

Магический мир не кажется ей таким уж огромным, когда в каждой европейской стране непременно найдется кто-то, кто знает тебя как минимум заочно, и она не может предложить даже навскидку, куда ей действительно хочется поехать.

- Мне все равно куда, хоть на Тибет, если там будет малолюдно, и я никого не буду знать.

Она не возражает, когда он прижимается ближе, правда не хочет, чтобы он торопился. Блетчли знает, что дает ему повод сама, когда целует его, но ее, как и тогда, пугает чужая инициативность. Вопреки этому, она позволяет ему поцеловать ее, касаясь рукой почти невесомо его шеи.

Она чуть отстраняется, ловя его взгляд:

- Спасибо, Харт.[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида не скрывает удивления, когда с интересом вскидывает брови, стоит ему сказать, чем он занимается в данный момент. Откровенно говоря, она слабо это представляет, потому что все время, которое знакома с ним, он занимался, по ее мнению, скучным бизнесом, но это ему всегда шло. Она никогда не пыталась вникнуть, но знала в общих чертах, что он на пару с братом руководит компанией, и ей казалось это вполне гармонирующим с его деловым, властным характером.

Она ловит себя на мысли, что с радостью посмотрела бы на его лабораторию, если им выпадет возможность, как и посмотрела бы на него в деле. Он говорит ей однажды, что практиковался в Мунго, и она знает, что он неплохо разбирается в травах, поэтому в целом приходит к выводу, что возможно он нашел занятие по душе. Ирландка не была раньше в Грассе и позволяет сейчас себе мысль, что непременно попросит его свозить ее туда, когда они со всем разберутся.

Фрида вздыхает глубже, когда он говорит, что ему стало тяжело в Стокгольме, и испытывает непонятное волнение и трепет от очередного подтверждения тому, как он относится к ней и детям.

Она слушает его внимательно, когда он все же переходит к объяснению, почему оставил семейное дело. Слушает и не может поверить в то, что он говорит, потому что его слова звучат для нее дикостью. И потому что за все то время, которое они провели вместе, он никогда не упоминал и словом о подобной опасности, грозящей ему и его брату.

- Пытали?

Ведьма переспрашивает, потому что хочет, чтобы он повторил это, несмотря на то, что все хорошо расслышала. У нее перехватывает дыхание от волнения, и она облизывает быстро пересохшие губы. Ее мало успокаивает то, что он говорит об этом в прошедшем времени, потому что она мыслит логически. Если им нужна была информация, то ничего не мешало напасть на него снова, чтобы эту информацию вытащить. Откровенно говоря, она считает, что Бьорн единственный из них троих поступает мудро, раз держится подальше от этой компании.

- Зачем вам эта компания, если из-за нее вы рискуете своей жизнью? - ведьма действительно хочет понять, потому что сама не способна найти ответ на этот вопрос. - И почему Амадеус вам это позволяет?

Она предпочитает не лезть в чужой монастырь, но изумляется искренне. Ирландка помнит о своеобразном характере старшего Харта, но никогда не ставит под сомнение отцовскую любовь.

- Им нужны какие-то секреты компании, да? - она уточняет, цепляясь за его футболку немного нервно, прежде чем продолжить рассуждать вслух: - Но у тебя же все равно есть информация, которая им нужна. Даже если ты отошел от дела, ты же не избавился от нее и не забыл.

Фрида старается не паниковать и подытоживает как можно спокойнее, хотя и плохо справляется с эмоциями, ловя его взгляд:

- Что если они нападут на тебя снова?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]

Фрида считает, что он относится к проблеме легкомысленно, если вообще проблему все еще видит. Ей одновременно и нравится и не нравится его уверенность в том, что все позади, потому что она боится, что он станет неосторожным, пусть и хочет верить, что он знает, о чем говорит. Она не принимает самоуверенность за плохое качество, но полагает, что та может выйти ему боком. Как и его брату, за которого она тоже переживает.

- Бьорн оказался мудрее вас, - она усмехается невесело, потому что все еще напряжена из-за новой информации и не может не беспокоиться. Ей все еще не понятна позиция их отца, как и традиции их семьи в целом. – Мне тяжело понять, в чем смысл и ценность компании, если на протяжении веков приходится рисковать своей жизнью ради нее.

Ведьма прикрывает глаза, на пару мгновений, когда он целует ее в шею, и не может избавиться от навязчивых мыслей о том, что ему угрожает опасность. Ей не слишком верится в его утверждение о том, что все позади, и что ей не  чем волноваться, но она отдает отчет в том, что их спор сейчас будет бессмысленным, потому что, по сути, единственное, что она может сейчас – это паниковать. В ближайшее время явно ничего меняться не собиралось, и она не знала, как эту ситуацию можно изменить вовсе.

- Ты знаешь, что мне есть, о чем волноваться, - ирландка ловит его взгляд серьезным своим, но старается говорить мягко, не желая провоцировать ссору. – И что я буду волноваться, потому что не хочу потерять тебя снова.

У нее неприятно сводит лопатки от собственных слов, и она чуть поводит плечом, стараясь избавиться от мерзкого чувства, прежде чем продолжить:

- То, что они не трогали тебя два года, еще ничего не значит. Я прошу тебя, будь осторожным.

Фрида вздыхает глубже, принимая как данность, что он переводит тему, и не настаивает на продолжении. Она улыбается внезапно шире, когда он интересуется насчет Тибета, потому что не думает, что он воспримет это всерьез.

- Я пошутила насчет Тибета, - она задумывается на пару мгновений и коротко пожимает плечами, в целом, не имея ничего против, - но если тебя устраивает, поедем туда.

Ведьма тянет его к себе, целуя коротко, а после, чуть отстранившись, выгибает насмешливо бровь, весело фыркнув:

- Мы что правда поедем в Тибет?[ava]http://s2.uploads.ru/XDhp5.jpg[/ava]