Фриде не с кем было сравнивать, но она предполагала, что он не соврал, сказав, что после него ее вряд ли устроит кто-то еще. Она ни капли не жалела, засыпая у него под боком изнеможенная, о том, что не выбрала раньше кого-то из сверстников: ей нравились его уверенные действия, лишенные напрочь какого-либо стеснения или неловкости, позволяющие ей самой расслабиться и поддаться собственным желаниям, а не страхам.

Она не знала, в какой именно момент во сне устроилась удобно на нем, но, просыпаясь, отметила краем сознания, что раньше не позволяла себе подобных вольностей. Ее, в общем-то, все абсолютно устраивало, и она лишь повела плечом, устраиваясь с большим комфортом, и улыбаясь тепло и сонно.

- Не знаю, зачем довольствоваться малым, - она пробормотала сонно, выражая свое отношение к своей позе и прижимаясь губами к его плечу. - Мне нравится, когда ты говоришь, что тебе во мне нравится.

Ведьма фыркнула следом весело, касаясь мягко пальцами его лица, и считая, что он ее и впрямь этим балует. Ей нравилось, как у него это получалось - убеждать ее ненавязчиво, что ей не о чем беспокоиться в отношении себя, как подходящей для него пары. Она поднялась губами выше по шее, останавливаясь под мочкой уха и прихватывая ее легонько зубами, не слишком впрочем после сна отдавая себе отчет в действиях. Ей доставляло удовольствие касаться его и целовать, и она не видела смысла себя в этом ограничивать.

Блетчли не сразу осознала, о чем он говорит, упоминая свитера. Признаться, сейчас она готова была согласиться на поездку с ним куда угодно и когда угодно, лишь бы не допускать досадную необходимость рано или поздно отстраниться от него и выпустить из под одеяла, но она отдавала себе отчет в том, что его вопрос был немного серьезнее, чем ей хотелось бы сейчас.

Она вздохнула глубже, поднимая голову и ловя его взгляд, чтобы, впрочем, следом улыбнуться широко и довольно:

- Я предпочту, чтобы в твоей постели никого кроме меня больше и не было, - она коснулась его губ, целуя коротко, прежде чем спросить уже серьезнее, - ты хочешь, чтобы я поехала с тобой насовсем?

- Я слышала, там ужасно холодно.

Фрида выдвинула аргумент шутливо, но чувствуя непонятную растерянность от его предложения. Когда она говорила вчера о его отъезде, ей не приходил подобный расклад в голову.

- Я не могу, Баль, - она покачала головой расстроенно, поясняя следом, - меня приводит в ужас мысль, что ты уедешь, но я знаю, что это будет правильно. И неправильно, если я поеду с тобой, когда тут все так, как есть сейчас.

Фрида считала это ощущение удивительным - собственнический инстинкт по отношению к кому-то, кому-то другому, не члену семьи. Она могла ревновать братьев к их девушкам, когда они уделяли ей из-за них меньше внимания, и редко когда одобряла их выбор. Могла ревновать даже отца к матери, если он принимал ее сторону, но все это были детские, несерьезные обиды ребенка, жаждущего всегда быть в центре внимания. Младшей в семье, на долю которой выпало все обожание, которое только возможно, и которая болезненно реагировала, когда этого лишалась. Ревновать кого-то еще было странно. Особенно, ревновать к потенциальной другой женщине. Мифической, но вместе с тем отчего-то чертовски осязаемой.

Ей нравились его прикосновения, и она позволила себе на несколько мгновений прикрыть глаза, чуть улыбаясь уголками губ, несмотря на тему их разговора. Тему не самую приятную, требующую от нее решения, на которое ведьма не была готова. Ни оставить семью, ни с легким сердцем попрощаться с ним. Она считала со стороны судьбы нечестным ставить ее перед таким выбором.

Она понимала, что он говорит правильные вещи - Торфинну не составит труда докопаться до истины, если он найдет способ напоить ее сывороткой правды в обход требования Энтони, чтобы его дочь оставили в покое. Ее по-прежнему пугала мысль об Азкабане, подпитанная осознанием, насколько шатким было ее положение.

- Не дави, Баль, - ирландка чуть поморщилась, когда он упомянул Азкабан, - я тоже не горю желанием там оказаться.

Блетчли не сдержала улыбку в ответ на уточнение об одеяле и стокгольмских морозах и коротко поцеловала его, отвлекаясь, куда-то рядом с ключицами. Ее немного вело от его близости и ощущения уюта, когда он обнимал ее так крепко, и она предпочла с большим удовольствием, чтобы они поговорили о чем-то другом. А лучше - перестали говорить вовсе.

Ее в самом деле пугала идея уехать с ним и к нему настолько далеко от дома. Она любила Англию, любила свою работу и свою квартиру, и все это было крайне предсказуемо и привычно. Отношения с Бальтазаром доставляли ей удовольствие, и она чертовски не хотела их прекращать, но осознавала ясно, что не имеет ни малейшего понятия, как они повернутся в будущем. К подобным неожиданностям она всегда относилась нервно.

Фрида не успела ответить, отвлекаясь на его поцелуй и приподнимаясь чуть выше. Ей давалось это с трудом - обдумывать его предложение всерьез, взвешивая все "за" и "против", когда у нее сбивалось дыхание, а сердце билось быстрее от его действий. Она, как и он, не торопилась возвращаться к их разговору, позволяя себе блуждать подушечками пальцев по его коже, пробегая к ключицам, а после ласково касаясь его лица.

Она вздохнула через какое-то время глубже, немного обреченно, заставляя себя все же собраться и вернуться мыслями к тому, что он сказал раньше:

- Меня это действительно пугает. Я вообще не самый храбрый человек, как ты заметил, - она усмехнулась, становясь следом серьезнее вновь. - Мне страшно, что через какое-то время ты пожалеешь, что позвал меня с собой. И страшно, что я не захочу уезжать, если поеду.

- Это будет тяжелее, чем если ты просто уедешь один.

Фрида взяла паузу на несколько секунд, признавая следом очевидное:

- Но, наверное, я могла бы взять отпуск на пару недель. Только не уверена, что это действительно хорошая идея.

Конечно, он неизменно давил. Не мог не давить, потому что вся эта ситуация была неприятна ей в целом, а осознание, что он ждет от нее какого-то решения заставляло ее нервничать сильнее. Она никогда не была поклонницей моральных метаний между собственными желаниями и чувством долга по отношению к тем, кто ей дорог.

Она подумала внезапно, что, возможно, с радостью действительно съездила бы куда-нибудь, например в Италию. Она любила их поместье и была не против провести там время с Бальтазаром, хотя бы те же две недели. На самом деле, она и против Стокгольма ничего не имела, если они только обговорили бы это четко - время, на которое она соглашается туда с ним поехать. Ее коробила, впрочем, неизбежность того, что после этого им пришлось бы расстаться. Она не верила в отношения настолько на расстоянии, как и не видела в них смысла. Держать привязанным к себе человека, не давая ему наладить собственную жизнь. Ей не нравилась такая идея.

- Для этого мне придется учить шведский, - ведьма усмехнулась шутливо, отчего-то не рассматривая всерьез мысль, что она сможет продолжать заниматься своей работой. Для нее пока это были лишь рассуждения, имеющие мало общего с реальностью, потому что не могло все быть так просто. Отчего-то такой масштабный переезд ассоциировался у нее лишь с проблемами.

Фрида взглянула на него внимательнее, когда он заговорил об увольнении, и не могла не подметить, что кажется ему самому чертовски нравилась эта мысль.

- Тогда сделай это в понедельник и не тяни с этим. 

В общем-то, этот аспект добавлял привлекательности его предложению, став, кажется, для ведьмы решающим. Она помолчала недолго, прежде чем все же кивнуть:

- Учти, ты обещал мне, что я не замерзну в твоем Стокгольме, - она припомнила ему шутливо, после все же обозначая конкретнее, - две недели, договорились?