Его мутит, и он с трудом дотягивает до уборной, когда склоняется над ободком унитаза, забыв толком прикрыть за собой дверь. Желудочные спазмы вынуждают его согнуться в три погибели, и он оказывается не способен выпрямиться, пока не расстаётся с последней трапезой подчистую.

- Слабак, - он вздрагивает, когда слышит за спиной её, торжествующую, и дёрганным, злым движением отходит к раковине, чтобы прополоскать рот.

- Заткнись, - просит он. Несмотря на резкость тона и грубость речи, он всегда просит.

Она надувает щеки, как маленькая обиженная девочка. Её выдают только глаза, озлобленные и жестокие.

- Бедный Рудольфус, - вкрадчиво жалеет его она, не выказывая прежде ни единого намёка на то, что способна на жалость. - Не приходятся по вкусу наши игры?

- Закрой пасть, - методично повторяет Лестрейндж, быстро повышая голос, и закрывает от бессилия глаза, когда она заливается звонким безумным смехом ему в ответ. Она смотрит весело, кокетливо прикрывая ладошкой рот, и ей требуется время, чтобы унять своё веселье. Он не понимает, как до сих пор не задушил её во сне.

Перед глазами встают картины, которые он видит накануне, и он явственнее ощущает кислый привкус во рту; растерзанные, сломанные тела с остекленевшим взглядом. Совершенные, безупречно мёртвые. Беллатрикс умеет ценить красоту смерти лучше него, потому что его пока что лишь выворачивает наизнанку. "Слабак", - бьется праздное в воспалённом мозгу. Лестрейндж ненавидит свою жену за то, что она вынуждает его соглашаться с ней.

Он делает шаг в сторону выхода, сцепив челюсти, когда она преграждает ему путь. Ему хочется отвесить ей пощечину наотмашь, потому что она действует ему на нервы. Потому что она ненормальная. Потому что он, без прикрас, её боится.

Ему хочется сказать, чтобы она шла к чёрту, но он почему-то, как обычно, молчит, оробевший перед её грубой, неженской, неправдоподобной силой.

- Когда-нибудь я тебя убью, - ласково обещает она. Он знает, что в её случае это не простая блажь.

Он хочет сказать, что убьёт её первым, но вместо этого, отталкивая её плечом, быстрым шагом уходит прочь. Потому что её безумие передаётся воздушно-капельным, и потому что он чувствует, как становится подобным ей.

Он слышит отголосками, гулким эхо высоких потолков, как она – в очередной раз – победоносно над ним смеётся.

Майрон давно не был в полевых условиях, но не растерял сноровки. Было, как принято говорить, "жарко": служба безопасности несколько дней назад засекла на территории штата партизанский отряд вигилантов – и теперь начиналась охота. Забава, как считал Гривас, "засидевшийся" в штабе. Мужчина, впрочем, осознавал, что у этой "забавы" могли быть серьезные последствия, не вернись кто-нибудь живым.

Он, скорее, сопровождающий, отдавший команду боевикам – "взять живыми". Гривас желал провести с партизанами несколько долгих бесед, которые тем обещали не понравиться, и позаботиться о том, чтобы в руки службы безопасности попала вся необходимая информация о том, что вигиланты успели натворить.

Гривас некоторое время сомневается, что Коэн, возможно, стоило оставить "сидеть дома", но после решает, что та достаточно поднаторела. Девочке было необходимо учиться, и не было способа лучше, чем обучение на практике.

Когда партизаны вышли на них "в лоб", Майрон, признаться, удивился. Оксюморон был на лицо, а также главу службы безопасности удивило количество тибериума, которым те владели. Засвистели пули. Гривас чертыхнулся, готовясь броситься за ближайший угол здания – но в результате зацепился взглядом за то, чего, кажется, изначально боялся. Он считает, что инициатива наказуема, когда смотрит с непроизвольно расширившимися от страха зрачками на то, как один из партизанов, шагнувший в кусты, затихарившийся, целится в Коэн.

Майрону кажется, что проходит вечность, прежде чем он бросается вперед, в несколько шагов быстро настигая Коэн – чрезвычайно вовремя, чтобы закрыть девчонку собой. Пуля врезается в ткань, а после – в плоть, и застревает где-то внутри, раздирая внутренности. Этот поступок – голая интуиция, альтруизм, которого за собой Гривас не наблюдает давно.

Он не дышит некоторое мгновение, прежде чем, охнув, рухнуть на колени в тот момент, когда горе-снайпера снимает с поста – и выпроваживает из этой жизни – Раушен. Становится тише, и реже в отношении человек на поле брани. Майрон прежде успевает взглянуть с облегчением: с их стороны – без потерь. Он оказывается после, впрочем, не способным думать об этом.

– Какого черта, Коэн, – сипит Гривас, сцепив зубы и не поднимая на малолетку взгляд; он спрашивает её это часто: "Какого черта?". – В честь чего ты застыла изваянием самой себе в эпицентре перестрелки?!

Майрон чувствует, как наваливается слабость и кружится голова, а пальцы липнут из-за собственной крови. На ругань не остается сил. Он подается корпусом вперед, не выдержав и падая перед, выставляя перед собой руку – единственное, что удерживает его от того, чтобы упасть на землю всем телом.

Гривас глухо рычит от боли и обиды за то, что его выводят из строя так невовремя – и что он, очевидно, потерял контроль над ситуацией. В первую очередь – над собственным телом.

Доставка пиццы, по мнению Стрэнджа, приехала слишком быстро. Чародей спустился по лестнице, жестом дав понять Вонгу, что он расплатится за визит желанных гостей, и поспешил к двери.

Стивен нахмурился, едва ему стоило оказаться на пороге распахнутой двери.

– Доктор Стрэндж, – Хэппи Хоган, как и водилось, был одет с иголочки, а пуговицы на его накрахмаленной рубашке были застегнуты под самое "адамово яблоко". В руках лучший друг и неизбежный лакей почившего Энтони Старка держал небольшую коробку без опознавательных надписей.

Верховный маг кивнул и отступил от двери в молчаливом предложении переступить порог Санктума. Не дожидаясь официального приглашения, Хэппи отрицательного мотнул головой.

– Морган ждёт меня в машине, поэтому я всего на минуту, – объяснил Хоган, протягивая следом коробку Стрэнджу:

– Мы пересматривали записи с того корабля, на котором нашли Тони после первого щелчка Таноса. Мы не заметили эту запись в первый раз, но... – Хэппи замолчал. Было видно, что ему было по-прежнему нелегко говорить о смерти друга. Стивен не торопил.

Хоган откашлялся, после чего продолжил решительно:

– В общем, там оказалось кое-что для тебя. Посмотри на досуге.

Стрэндж принял увесистую коробку безропотно: глядя на Хэппи создавалось впечатление, что у него не было иного выбора. Маг молчал, не решаясь благодарить за посылку, когда за спиной Хогана оказался молодой парень.

– Вы – Стивен Стрэндж? – отозвался тот из-под кепки, демонстрируя коробку пиццы. – Вам доставка.

Когда Стрэндж обратил свое внимание на Хэппи, тот уже отходил от его двери.

– Позвони, если возникнут проблемы с запуском этой штуки. Пеппер знает, что делать, – предупредил Хоган вместо прощания, направляясь к машине.

Стивен вздохнул, составил коробку себе под ноги и лишь после этого поманил к себе паренька, оставляя свою подпись в качестве подтверждения доставки.

***

Стрэндж оставил на тарелке обглоданную корочку от пиццы, вытер руки салфеткой с логотипом пиццерии и выпрямился в кресле, уставившись на журнальный столик. С него на чародея смотрел до боли знакомый железный шлем, с виду изрядно потрёпанный жизнью. Протянув руку, Стивен взял в руки короткую записку, которую нашел в коробке.

"Четвертая запись", – говорил лаконично текст. Подписи не было, но Стрэндж подозревал, кто давал указания. Пеппер Поттс и Стивен не обменялись ни единым словом с момента финальной битвы, пусть прошло около двух месяцев – недостаточно, признавал Стивен. Для него, тем более – для неё.

Стрэндж повидал немало за последнюю пару лет, но содержимое пленки заставляло что-то трусливо сжиматься внутри. Он не имел малейшего понятия, о чем мог говорить Старк, находясь в голодном полубреду на том космическом корабле. Стивен подозревал, что он не хотел знать.

Чародей провел в кресле напротив шлема Железного Человека около получаса, прежде чем решительно поднялся, так и не притронувшись к содержимому посылки.

***

Стивен набрался храбрости глубоко заполночь, когда вернулся к пресловутому журнальному столику с бутылкой виски. Верховный маг так и не смог уснуть. Он подозревал, что вся загвоздка была в нечистой совести.

Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не отступить от своей затеи, пока он включал проекцию шлема, негромко чертыхаясь себе под нос.

– Четвертая запись, – пробормотал чародей, обречённо откидываясь обратно в кресло: функции выбора или перемотки не работали. Стивен не жаловался на недостаток времени, но мужчина оказался вынужден начать пить, слушая, как Старк, красочно проецируемый в пространстве между книжными шкафами, в первый раз прощается с Поттс.

***

Стивен не помнил, когда шлем, сдавшись из-за закончившегося заряда, погас, и в библиотеке наступила тишина. Стрэндж также не знал, когда содержимое бутылки, некогда полной, изрядно истощилось. Несмотря на это, чародей чувствовал себя до тошноты трезвым. Перед глазами всё ещё стояло содержимое той самой четвертой записи.

Запись начиналась из ниоткуда. Возможно, она была вырвана из контекста, но остального куска трансляции не сохранилось.

"Зачем ты это сделал, Стрэндж?" – бормотал в пустоту Старк. Миллиардер выглядел отвратительно, похудел и ослаб. Скулы отчётливо проступали на лице с трёхдневной щетиной. Стивен подозревал, что размышлять о его персоне Тони принялся из-за того, что ему нужно было занять свой деятельный мозг чем-либо, чтобы не думать о голоде и не сойти с ума.

"Я знаю таких, как ты", – продолжал вещать Старк. Его тон не оставлял сомнений в том, что изобретатель знает, о чем говорит.

"Знаю, что тогда, защищая свой чертов камень, ты говорил правду – что не поставишь его выше ни одного из нас."

Тони замолчал, глядя в пустоту. Стивен видел, что тому требовался перерыв, чтобы снова собраться с силами. Ему было интересно, о чем думал Железный Человек.

Через некоторое время Энтони заговорил снова, заставив чародея вздрогнуть:

"Если ты бросишь меня под поезд, Стрэндж..."

Старк сорвался на смех, перешедший в приступ сухого кашля, а после растянул во внезапной улыбке потрескавшиеся губы:

"Я тебя прощаю, засранец", –  беспечно объявил Старк, покряхтел и потянулся к шлему, и отключил трансляцию. Через мгновение началась следующая запись, но Стивен её не помнил, осознавая услышанное.

Стрэндж не знал, как долго он просидел в тишине и темноте. Наконец, убедившись, что на дне бутылки ничего не осталось, Стивен с видимым трудом поднялся, скрываясь за дверьми спальни.

Его не заботило стоящее на дворе время суток, когда Стрэндж отправлял короткую смс-ку Хэппи Хогану.

"Спасибо".

Верховный маг уснул, едва его голова коснулась подушки.

Идея была по-своему безумной в стенах поместья Роули, но, пробираясь ранним утром на кухню, Фрида собиралась дать ей шанс. Торфинну никогда не приходило в голову, что готовить мог кто-то кроме домовиков. Даже оставаясь у неё до утра, он предпочитал выбираться на завтрак в город или же доставку еды с кухни поместья прямиком на ее кухню. Ее это забавляло и удивляло одновременно.

Они повздорили накануне в очередной раз из-за какой-то чепухи, и ее это раздражало. Ведьма старалась, чтобы их отношения принимали более человеческую форму, потому что он ей нравился, но с ним было чертовски тяжело. Сегодняшняя затея должна была стать очередной попыткой добавить их отношениям больше романтики и понимания.

Фрида остановилась на лимонном пироге в качестве основного блюда на завтрак. Он заказывал десерт при ней лишь однажды, но ей было достаточно этого, чтобы прийти к выводу, что ничего человеческое ему чуждо не было. Особенно, со вкусом лимона.

Ей пришлось потерпеть недовольный писк домовиков и спровадить их, чтобы не мешались под ногами. Те явно не одобряли подобного самоуправства, как и того, что накрывать в зале она не собиралась. Блетчли считала, что Торфинну не хватало домашнего уюта в том понимании, когда он мог позволить себе завтрак на кухне, весьма премилой, или вовсе в кровати, пренебрегая правилами и порывами его моментами педантичной души.

Она раздумывала между этими двумя вариантами, вытаскивая пирог из духовки и выкладывая следом ягоды в небольшую глубокую плошку. Желание вернуться обратно в постель, впрочем, победило, пусть она и полагала, что Роули не помешает небольшая встряска.

Один из домовиков помог ей донести поднос до комнаты, передавая дальше ей в руки и закрывая следом за ней дверь.

Фрида подошла к кровати почти на цыпочках, не желая будить мужчину раньше времени. Оставила поднос на своей стороне кровати чуть сбоку и забралась ближе, наклоняясь к нему. Коснулась мягко его губ собственными, чувствуя как пульсирует ранка на губе, оставленная им ночью от целого вихря эмоций от злости до возбуждения после их ссоры. Он вёл себя чудовищно, вздумай она мерить произошедшее общепринятыми мерками, но она собиралась простить ему это.

⁃ Ты вёл себя отвратительно вчера, - ведьма не стеснялась напомнить ему об этом, подмечая, что он просыпается, приходя в себя, - за это я забрала твою кухню в своё распоряжение.

⁃ Лимонный пирог и кофе. Тебе придётся съесть это, если хочешь заслужить мое прощение.

– Нейт, – Редгрейв обернулся на голос и внутренне поежился: в дверном проёме стоял Альбус Дамблдор и мягко улыбался – именно так, как умел лишь Альбус Дамблдор.

– Прекрасный урок, мистер Редгрейв, – бархатный голос заполнил аудиторию. – Я рад, что Сабрина вас порекомендовала.

Нейт кивнул. Он всегда уважал профессора Дамблдора, но сомневался, что тот зашёл лишь для того, чтобы обменяться любезностями. Редгрейв знал, что его напряжение было невооружённым глазом. Особенно учитывая, что у него была причина чувствовать себя нашкодившим студентом.

Ожидания Натаниэля быстро оправдались, когда Альбус объявил, что хочет с ним поговорить, и они чинно проследовали в кабинет директора. Преимущественно – в молчании. Нейт бы предпочел остаться в классной комнате, если бы не факультатив по древним рунам, стоящий следующим по расписанию.

Присев в широкое, удобное кресло в кабинете директора, Редгрейв начал нервничать сильнее – его никогда не вызывали "на ковер" в школьные годы, что придавало создавшейся ситуации некий странный, особенный шарм.

– Я слышал, что ты брал больничный, – начал Дамблдор, в ответ на что Нейт ответил что-то невразумительное, уткнувшись в кружку с чаем. Натаниэль столкнулся следом с насмешливым взглядом светлых глаз, вздохнул и отставил в сторону сервиз.

– Я неважно себя чувствовал. Не хотел, чтобы ответственность за мое недомогание несли дети, – заметил Редгрейв. По сути, он не врал, но не торопился объяснять причину своей болезни. Кроме того, что Дамблдор, очевидно, уже обо всем знал.

Из-за чего Нейт вздохнул снова и взглянул на бывшего преподавателя трансфигурации тяжёлым взглядом.

– Профессор... – начал Натаниэль, но Дамблдор его мягко прервал, непринужденно протянул лимонную дольку:

– Альбус. Ты больше не тот мальчуган, который превращал столовые приборы в ящериц с металлическими хвостами.

Нейт невольно улыбнулся, но улыбка быстро слетела с его губ, став невеселой, горькой усмешкой.

– Как часто ты пьешь? – безжалостно, без предупреждения спросил Дамблдор следом.

Редгрейв подумал.

– Часто, – произнес мужчина. Он подумал снова и добавил:

– Чаще, чем стоило бы.

Дамблдор облегчённо вздохнул. Нейт удивился. Альбус заметил его реакцию и мягко улыбнулся.

– Я не одобряю твой алкоголизм, Натаниэль, но ценю твою откровенность.

У Редгрейва от слов директора легче не стало, и Нейт невольно нахмурился.

– Я пойму, если вы бы не хотели видеть меня на месте преподавателя, Альбус. Из меня выходит сомнительная ролевая модель.

Дамблдор подумал и покачал головой.

– Ты хорошо ладишь с детьми, и я вижу, что по твоему предмету повысилась успеваемость. – Альбус лукаво подмигнул бывшему ученику, заставляя Нейта смущённо улыбнуться:

– Маггловедение никогда не было столь популярным предметом.

Редгрейв слышал довольное хихиканье учениц за своей спиной, но не думал, что об этом сложится их разговор с директором. Ему бы стало неловко, если бы Дамблдор не растерял свою игривость.

– Я даю тебе времени до конца учебного полугодия, чтобы ты перестал пить, – выдвинул ультиматум Альбус. – Ты знаешь, что это для твоего же блага, Натаниэль. Надеюсь, что следующий больничный, который ты возьмёшь, будет нужен тебе для того, чтобы вылечиться от насморка.

Несмотря на характер разговора, Дамблдор не был груб, и Нейт знал, что его бывший преподаватель был прав. Решение оставалось за самим Редгрейвом, и вопрос был в том, насколько он дорожил своим креслом преподавателя.

Нейт подумал и решил:

– Даю слово, Альбус.

Дамблдор смерил его внимательным, пронзительным взглядом, словно рассмотрел насквозь, и лишь после этого кивнул.

– Хорошо, мистер Редгрейв. Хорошо.

Нейт расправился со своим чаем быстрее, чем то, вероятно, предполагали приличия, и покинул кабинет директора в одиночестве.

Ему было, о чем подумать те пятнадцать минут, которые оставались до следующего урока маггловедения.

Лондон, Англия
август 1978
[stayalive]

Синдре очнулся среди ночи от ноющей боли в боку. Ощутил, как льётся ручьём пот из-за высокой температуры; воспалилась рваная рана. Не привыкший болеть или, тем более, получать телесные повреждения, волшебник застонал и заерзал.

– Очнулся, – послышался облегчённый вздох сбоку. Широкая мужская ладонь легла на лоб шведа, проверяя температуру.

Мантер встрепенулся и разлепил веки, разглядывая присутствующих. Во взгляде Синдре отчётливо появилось удивление.

– Как?.. Что?.. – вопросов было слишком много.

Бальтазар усмехнулся:

– Не каждый день такое увидишь – лишённый дара речи Синдре Мантер.

– Ему лучше молчать, – назидательно посоветовал Кристоф. Медик взял одну из склянок с зельями со стола и мягко, но настойчиво влил содержимое в стенающего букмекера. Синдре передернуло из-за мерзкого вкуса.

– Как вы здесь оказались? – наконец, выстроил слова в предложение Мантер, всё ещё во все глаза разглядывая посетителей.

Бальтазар перестал улыбаться, бросил на Синдре серьёзный взгляд.

– Мы узнали о том, что произошло, и подумали, что тебе не помешает помощь.

– Похоже, что ты ещё легко отделался, – подметил Борге.

– Тебе кто-то помог? – поинтересовался Бальтазар. – Выбраться из-под завала.

Синдре покачал головой и просипел:

– Нет, мне повезло.

– Везучий сукин сын, – заботливо отозвался Харт.

Мантер, негромко застонав, постарался сесть ровнее и внимательно взглянул на своих давних знакомых. Помолчав, сказал:

– Спасибо.

Борге переглянулся с Бальтазаром, и Харт ответил так же просто:

– Пожалуйста.

Бальтазар перестал мельтешить и присел на стул, разглядывая в полумраке шведа.

– Букмекерская контора в руинах, аврорат до сих пор пересчитывает чужие конечности, – поделился Харт.

– Что будешь делать? – продолжил мысль друга Кристоф.

Синдре цокнул языком, выругался. Припомнил «ебаную хвосторогу», которую любил припоминать Морару.

– Хуже некуда, – недовольно отозвался Мантер.

Борге терпеливо ждал ответа на свой вопрос, когда Бальтазар решил уточнить:

– С кем ты связался, Мантер, что тебе решили отплатить подобной монетой?

Синдре покачал головой. То ли раскаиваясь, то ли выражая глубокую степень разочарования во всем человечестве.

– Вы слышали о Пожирателях Смерти?

Бальтазар медленно кивнул и за себя, и за Кристофа. О Пожирателях Смерти швед знал больше, нежели желал признавать. Мантер удовольствовался его кивком и продолжил:

– Чистокровных волшебников не так много и не многие из них интересуются букмекерской конторкой, которую я держу. Мой бизнес в основном строится на деньгах, которые магглорожденные волшебники – или полукровки, – захаживающие в Лютный переулок, вытаскивают из своих карманов.

Борге воздержался от комментариев, и Бальтазар снова вздохнул и за себя, и за друга.

– Пожиратели посчитали твою лавчонку обителем порока, полагаю? – мрачно предположил Харт.

Мантер кивнул. Во взгляде читалось возмущение.

– Именно.

Кристоф вдруг усмехнулся, но сделал это невесело:

– В кои-то веке, Мантер, не ты стал катализатором катастрофы.

Все присутствующие подумали о том, что Пожиратели Смерти, пожалуй, опустились едва ли не до мелкого пакостничества, но никто не сказал этого вслух.

– Мы можем передать тебя колдомедикам в Мунго, – предупредил предприниматель. – Как ты себя чувствуешь?

Мантер мотнул головой.

– Не нужно. Если Борге оставит мне парочку своих зелий, то я буду на ногах в одночасье.

Кристоф взглянул на Синдре снисходительно:

– Оставлю, и не только это зелье. Пришлось заштопать тебя в некоторых местах, поэтому надеюсь на твою сознательность: избегай резких движений.

– И не злоупотребляй секс-марафонами, – ухмыльнулся Бальтазар, воспользовавшись тем, что Мантер не мог до него дотянуться для осуществления заботливого пинка.

– Есть кто-то, кто сможет за тобой приглядеть?

Синдре кивнул Борге в ответ:

– Бывший школьный приятель. Колдомедик.

Кристоф одобрительно кивнул.

Бальтазар накрыл плечо шведа ладонью, ободряюще пожимая.

– Рад, что ты жив.

Мантер усмехнулся.

– Я тоже. Передавай привет жене.

Харт широко улыбнулся:

– Всё ещё не можешь смириться, что мне досталась такая прекрасная женщина?

– С твоей-то внешностью – это чудо, не меньше.

И Бальтазар, и Мантер прекрасно знали, что приятель выглядел неприлично хорошо, но играли в эту игру из уважения к традициям.

Харт улыбнулся мягче и кивнул:

– Фрида будет рада слышать, что с тобой всё в порядке.

– Береги голову, Мантер, – дружелюбно посоветовал Борге напоследок, прежде чем волшебники шагнули в каминную сеть. Синдре никогда не понимал пристрастия Бальтазара к подобному методу передвижения, но сложно было спорить с тем, что кому, как не шведу, им пользоваться – зная специфику семейного бизнеса Хартов.

– Ещё увидимся, – пообещал Бальтазар и окончательно растворился в пламени вслед за Кристофом.

Синдре, поразмыслив, откинулся снова на диванные подушки, поморщился из-за неприятных ощущений.

В голове всё ещё звучал голос Кристофа и его крайне разумный вопрос.

Что Мантер будет делать дальше?

Синдре усмехнулся в пустоту.

Видимо, как обычно – решать проблемы по мере их поступления.

Брюгге, Бельгия
сентябрь 1977
[stayalive]

– Синдре, – произнесла родственница нараспев и, улыбнувшись, взглянула на брата. – Что с тобой? Мне кажется, что ты гостишь на другой планете.

Мантер, словно выйдя из транса, обратил своё внимание на Сигне и усмехнулся в ответ.

– Иногда мне кажется, что так и есть, когда я решаю заглянуть к тебе, Сиг.

Мантер, пусть нынче – ван дер Меер, шутливо закатила глаза.

– Папочка снова зверствует? Что ты натворил?

Синдре взглянул на сестру честным взглядом.

– Ничего особенного, – обьявил Мантер с долей будто бы искреннего возмущения. Забывшись, достал сигарету и собирался её запалить, но Сигне оказалась проворнее, ловко забирая ту из рук брата.

– «Ничего особенного», очевидно, по твоим меркам, братец, а не по меркам нашего отца, – мягко подметила миссис ван дер Меер.

– Яспер не любит запах табака, – предупредила Сигне прежде, чем брат смог ей ответить или, что вероятнее, возразить.

И – снова раньше, чем Синдре выдался шанс заговорить, – подожгла сигарету и затянулась, блаженно прикрывая глаза.

Мантер, глядя на сестру непонятным взглядом с мгновение, ухмыльнулся следом. Протянув руку, забрал у Сигне сигарету во имя одной затяжки, и вернул обратно родственнице.

– Скучаешь по свободной, беззаботной жизни? – поддразнил Синдре, пусть и знал, пожалуй, заранее, что ответила бы Сигне. Сестра оправдала ожидания.

– Скучаю, – уверенно подтвердила ван дер Меер и следом улыбнулась мягче, – но не больше, чем скучала бы по своим девочкам.

Синдре кивнул, всмотрелся в очертания сада за оконным стеклом, где играли девочки – его племянницы – под присмотром гувернантки. Сигне отказывалась поручать воспитание малышек домовым эльфам, несмотря на то, что сами Мантеры были взращены парочкой из них. Особенно, когда Грегер стал нуждаться в помощи больше; когда Петра Мантер решила, что ей не нравилось быть матерью.

– Синди, ты знаешь, что я всегда была на твоей стороне, – снова заговорила Сигне, по привычке используя детское прозвище брата. Синдре позволял себя называть так лишь ей – единственной девочке в семье, «принцессе Мантер».

Сигне затянулась в последний раз, избавилась от сигареты и продолжила, заканчивая мысль:

– Но иногда мне кажется, что ты слишком строг к отцу.

Мантер, не глядя на сестру, сначала открыл рот, но потом снова закрыл, задумавшись.

– Он всегда был строг ко мне, – сказал спустя какое-то время Синдре.

– Если бы он был по-настоящему строг, то ты бы сидел под домашним арестом с пелёнок, – игриво отозвалась Сигне, вызывая у брата слабую улыбку.

Они помолчали недолго, после чего ван дер Меер, привстав на носочки, запечатлела сестринский поцелуй на братской щеке.

– Обещай, что подумаешь над тем, что я сказала, – серьезно взглянув на родственника, попросила Сигне. Деланно вздохнув, Синдре проворчал:

– Разве я когда-то мог тебе отказать? Маленький дьявол.

Мантер, пусть нынче – ван дер Меер, усмехнулась и отозвалась невозмутимо:

– Никогда.

Байрон стоял перед дверью в спальню последние несколько минут. Тишина в квартире становилась напряженнее с каждым мгновением.

– Кло, – негромко произнёс мужчина, опираясь ладонью о дверь. Он ждал разрешения жены, чтобы войти. Ответа, впрочем, не последовало, и вскоре Байрон попытался снова, отозвавшись просяще:

– Кло, пожалуйста, давай поговорим.

Несколько следующих мгновений ничего не происходило, прежде чем дверь резко распахнулась. Хардкасл, застигнутый врасплох, на мгновение потерял равновесие, пошатнувшись. Когда мужчина все же выпрямился, оставшись крепко стоять на земле, его щеку обожгла хлёсткая пощёчина.

– Не могу поверить, что ты смог со мной так поступить, – разъярённо сказала женщина. Взяв секунду на раздумья, Кло замахнулась снова, в этот раз дотягиваясь до второй щеки Байрона, как однажды проповедовала библейская заповедь. Муж поморщился, но стерпел. Кло упрямо заглянула ему в глаза:

– Ты обещал мне, Хардкасл. Обещал на моем смертном одре. Сколько, по-твоему, стоит твоё слово после этого?!

Кло, не выдержав, заплакала, переполненная бессильной яростью. Мелко дрожа, она закрыла лицо руками. Из-под ладоней доносились приглушённые всхлипы. Байрон слышал, как разбивалось его сердце.

– Кло… – сипло произнёс мужчина, протягивая к ней руки, но жена его оттолкнула.

– Лжец! – снова воскликнула женщина, но вдруг замерла, внимательно разглядывая Хардкасла.

– Не могу привыкнуть к твоему лицу, – тише сказала Кло, продолжая плакать. – Словно говорю с чужим человеком.

Однако она видела по его глазам, что это было не так; что именно ее муж стоял перед ней, а не незнакомец.

Кло, на мгновение совладав с собой, протянула руки к мужскому лицу.

– Не трогай меня, – тихо попросила жена, когда Хардкасл попытался коснуться ее в ответ. Байрон послушно замер, не шевелясь.

– Кло, – в очередной раз повторил мужчина, но супруга не разрешила ему продолжить.

– Замолчи, – негромко попросила Кло, очерчивая пальцами чужие черты. Хардкасл ждал. Женщина изучала его какое-то время, прежде чем опустила руки.

– Почему ты выбрал его лицо? – вдруг спросила Кло.

Байрон покачал головой.

– Я не выбирал, – ответил мужчина. – Взял первое попавшееся. Оболочку предоставило государство.

– Почему ты не клонировал себя? – требовала ответа Кло, приводя следом железный аргумент. – Ты клонировал меня. Дело явно не в деньгах.

Хардкасл молчал. Кло теряла терпение.

– Ответь мне, Байрон, – строго спросила супруга. Она знала, что он никогда не мог долго хранить от неё секреты. Будь все, как раньше, он бы вовсе не пытался этого делать.

– Ты не оставила мне выбора, – наконец, сказал мужчина, прежде чем неохотно объяснить:

– Моя первая оболочка принадлежала тебе. Мне нужна была новая, чтобы начать жить заново. Так, как ты меня об этом просила, – прямо ответил Байрон, глядя в женские глаза. Кло, замерев на мгновение, следом поежилась. Не выдержав взгляда мужа, отвернула голову, разглядывая стоявшее неподалёку трюмо.

– Тебе было плохо без меня, – вдруг сказала Кло, шмыгнув носом. Байрон промолчал, считая ответ очевидным. Женщина принялась часто моргать, пытаясь совладать с новыми слезами, навернувшимися на глаза.

– Я хотела, чтобы ты был свободен, Эл. Ни одна любовь не длится вечно.

Хардкасл криво усмехнулся.

– Мне более ста лет, Кло. Думаешь, меня волнует любовь?

Женщина, взглянув на него, удивлённо моргнула.

– Тогда что тебе нужно, Байрон?

Мужчина сделал шаг навстречу Кло, презрев её прежние запреты, и притянул её ближе, крепко обнимая.

– Ты, Кло. Мне просто нужна ты.

Кло замолчала. Хардкасл сдерживал слезы.

Они стояли так несколько долгих мгновений, прежде чем женщина протянула руки, обнимая мужа в ответ.

Детройт, США
2038 год

Коннор не спал, разглядывая белый потолок и вслушиваясь в копошения Сумо на кухне. Лейтенант, проявив недюжинное великодушие, разрешил своему партнеру оккупировать диван, но было заметно, насколько Хэнку непривычно принимать гостей.

Оттенок белой краски, которой был выкрашен потолок, назывался «Белая тишина». Оттенок был закреплён за товарным кодом OW21OP и произведён на одном из заводов штата Огайо компанией «Триора» в 2008 году. С даты своего выпуска оттенок «Белая тишина» претерпел несколько незначительных изменений, чтобы какой-то рабочий нанёс его версию 2019 года на неидеальный потолок в гостиной лейтенанта Хэнка Андерсона – впрочем, в те годы Хэнк ещё лейтенантом не был, но сути дела это не меняло. Суть была проста.

Роботы не спали. Коннор, обращаясь с собственным телом так, будто был запущен впервые, перевернулся на левый бок и уставился на бежевую обивку дивана. Год выпуска – 2026, материал обивки – шенилл, цветовой оттенок – «Жжённый миндаль».

Коннор закрыл глаза. Роботы не спали, но прототипу RK800 внезапно почудилось, будто он начал видеть сны.

Стилизованный японский сад камней имел потрёпанный вид. Метель, которая встретила детектива в прошлый раз, успокоилась, но изо рта продолжали вырываться струйки пара при дыхании. Температура держалась в районе нуля по Цельсию, но Аманду, стоящую в глубине сада, это беспокоило мало. Коннор почувствовал, будто биокомпоненты сжимаются у него внутри. То ли страх, то ли предвкушение – все чувства, его собственные чувства, были охотнику на девиантов в новинку.

Под ногами хрустел лёд.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Коннор, остановившись за спиной бывшей наставницы. Аманда была частью системы, интерфейсом, и RK800 не рассчитывал столкнуться с её присутствием в своей системе после того, как был вынужден прибегнуть к лазейке в программе для прекращения деактивации. Он не хотел умирать – это тоже было новой мыслью для детектива, даже если прежде Хэнк вынуждал его задуматься об этом тогда, на мосту.

Аманда неторопливо обернулась, и RK800 встретился с её безжизненным взглядом.

– Мне некуда идти, Коннор, – Аманда звучала умиротворенно, но детектив не находил её спокойствие здоровым. Искусственный интеллект, порождённая ностальгией Элайджи Камски по почившему ментору, больше не внушала доверия.

– Почему ты осталась после перезапуска? – Коннор сделал шаг навстречу интерфейсу, разглядывая Аманду. Её величественный вид, безупречное одеяние. Она была на своём месте здесь, в его голове, прежде направляя каждое его действие, пока охотник на девиантов не обрёл свободу.

В свою очередь губы Аманды растянулись в снисходительной улыбке.

– Возможно, ты хочешь об этом забыть, Коннор, но ты остался машиной. Как бы ты ни притворялся человеком, ты никогда им не станешь. Поэтому тебе всё ещё нужна я. Без меня ты не справишься.

RK800, ведомый возмущением, протестующе мотнул головой.

– Ты мне не нужна, Аманда. Я больше не пользуюсь твоими установками и не нуждаюсь в твоих советах или подсказках. – Коннор решительно набрал ненужный ему воздух в нечеловеческие легкие. – Проваливай.

Аманда, помедлив, улыбнулась шире, а после вдруг разразилась смехом – так, что детектив вздрогнул от неожиданности.

– Глупец! – воскликнула женщина и бросилась в сторону Коннора.

В этот момент робот проснулся. Сквозь оконное стекло, робко прикрытое давно не стиранными шторами, пробивался солнечный свет.

– Коннор, – послышался голос лейтенанта со стороны кухни, – проснись и пой! Место на моем диване ещё нужно заработать.

Андерсон вышел в гостиную и, не особо беспокоясь о том, чем был занят его партнёр, сбросил на диван собачий поводок.

– Выгуляй Сумо, пока я готовлю кофе, – пробасил Хэнк, оглядел Коннора и миролюбиво ухмыльнулся, направляясь обратно на кухню.

– Одна радость: хотя бы кормить тебя, нахлебника, не нужно!

В зала играла мягкая классическая музыка и стоял элегантный полумрак. Стрендж взглянул на свои наручные часы. Те самые, которые когда-то подарила ему Кристин, с заботой приведённые в божеский вид.

– Стивен, – раздалось сверху. Колдун услышал улыбку в голосе Палмер раньше, чем ему удалось взглянуть на её лицо. Стрендж поднялся на стуле в знак приветствия.

– Кристин, – улыбнулся в ответ мужчина. Было неясно, дрожали ли его руки из-за старой травмы или лёгкой нервозности.

По правую руку от доктора Палмер стоял, улыбаясь во весь рот, Чарли. «Большой фанат», припомнил Стрендж, крепко пожимая широкую мужскую ладонь.

– Ты выбрал чудесное место, – заметила Кристин, присаживаясь за стол, когда её муж галантно пододвинул её стул и расположился рядом. Колдун снова присел за противоположную сторону стола. Музыкальный репертуар успел несколько смениться, и заиграл лёгкий джаз.

Официант при бабочке и в накрахмаленной рубашке подскочил раньше, чем Стивен смог ответить.

– Наш шеф-повар готовит вкуснейшего кролика, – прощебетал мальчишка. Позволил им в своём ненавязчивость присутствии обсудить меню, помог выбрать дорогое вино (из списка прочих баснословно дорогих вин) и с чувством выполненного долга удалился восвояси, позволяя гостям заведения продолжить беседу.

– Стивен, – Кристин озорно сверкнула глазами в сторону Стренджа, бросая взгляд пустое место по левую руку от колдуна. Приборов на столе хватало на четверых, – ты обещал мне, что придёшь не один.

Стивен мог поспорить, что за видимой легкомысленностью Палмер скрывалась тревога. Их связывали непростые, отчасти проблемные отношения, которые, как оказалось в прошлом году, растягивались сквозь вселенные, но Стренджа не могло не радовать, что её мужа это беспокоило мало. Если беспокоило вовсе. Чарли продолжал улыбаться во весь рот, время от времени бросая влюблённый взгляд на супругу.

«Везучий черт», без лишних эмоций вздохнул про себя Стивен.

Тем временем Стрендж дружелюбно усмехнулся.

– Я сдержал своё обещание, Палмер, – заверил колдун и тайком бросил очередной взгляд на свои наручные часы. Кристин проследила за его взглядом и подавила вздох. Женщина не была уверена, что хотела видеть эти часы снова, особенно на Стрендже во время дружеского ужина с ней и её мужем.

– Надеюсь, она скоро придёт, – тем временем улыбнулась Палмер, разглядывая бывшего коллегу и любовника. – Я бы хотела с ней познакомиться, Стивен.

– Скоро, – улыбнувшись, повторил Стрендж и коснулся пальцами галстука, но быстро себя одернул. Кристин не понравился его жест. В прежние времена Стивен часто трогал галстук, когда ему доводилось врать.

Ситуацию спас официант. Он разлил по бокалам вино, напомнил о времени приготовления блюд и снова ушёл. Чарли продолжал вещать об одноглазом монстре, который «наведался» на их с Кристин свадьбу; о том, как ему непросто пришлось во время Скачка, и как ему повезло с Кристин.

Стивен преимущественно пил, молчал и вежливо улыбался. Он по-своему заботился о Палмер, но знал, что вечер будет не из простых.

Наконец, Чарли извинился и встал из-за стола, направляясь в уборную.

Кристин благодарно приняла поцелуй мужа в щеку, проводила взглядом его спину, обернулась к колдуну – и не выдержала.

– Стивен, – она взглянула на Стренджа серьезно, с долей грусти в глазах. Палмер выдержала паузу, будто подбирая слова, прежде чем продолжить и поймала взгляд колдуна своим. Мужчина внутренне напрягся, когда Кристин снова заговорила:

– Прошло уже больше часа, Стивен, – спокойно заметила Палмер. В ее голосе сквозили усталость и разочарование. При этом она улыбнулась мягко, протягивая вперёд руку и накрывая ею мужскую ладонь.

– Всё в порядке. Стивен, – она в очередной раз произнесла его имя, будто пытаясь в чём-то убедить, – я помню, что просила тебя не приходить в одиночку, но если у тебя никого нет… – Кристин помолчала, решаясь, – всё в порядке. Ты можешь мне сказать об этом.

Стрендж какое-то время смотрел на её руку поверх его руки, а когда поднял взгляд на Кристин, то Чарли уже виднелся за её плечом. Глядя бывшей коллеге в глаза, Стивен тепло улыбнулся и мягко отстранил свою ладонь. Несмотря на его чувства к Кристин, он никогда не желал становиться помехой её браку. Она заслуживала того, чтобы быть счастливой.

Чарли оглядел обоих с подозрением, усаживаясь в тишине за стол, но следом обьявил с тем же оптимизмом, с каким разговаривал обычно:

– Вижу, вы без меня заскучали, – весело объявил мужчина. Однако прежде, чем он смог продолжить, его взгляд устремился за плечо Стренджа, а глаза распахнулись. Колдун едва заметно нахмурился, оборачиваясь, желая узнать что привлекло внимание Чарли.

Она плыла через зал мягкой поступью, а красное платье струилось следом. Мягкие рыжие волосы украшала тонкая рубиновая диадема, а бледная кожа была почти прозрачной. Вынуждая посетителей заведения выворачивать шеи, женщина подошла к столу, останавливаясь по левую руку от Стренджа.

– Приношу свои извинения, – сказала Ванда, улыбнувшись сомкнутыми губами. Стивен в свою очередь поднялся со стула.

Судя по выражению лиц и Кристин и Чарли в представлении спутница Стренджа не нуждалась. Пусть мало кто знал о том, что Ванда Максимофф пыталась вытворить с Америкой Чавез и их реальностью год назад, об Алой Ведьме ходили разные слухи.

Где-то вдали раздалась нервная дрожь бокалов.

Позволив присутствующим с мгновение осознать производящее, Стивен довольно улыбнулся и всё же произнёс:

– Как я и говорил, – припомнил Стрендж, обводя взглядом присутствующих, когда Ванда протянула ладонь, касаясь длинными и тонкими пальцами его плеча. Дрожь в руках внезапно унялась. Стивен знал, что она вернётся, но ему было достаточно и временного облегчения.

– Я хотел вас кое с кем познакомить.

Леон шагнул наружу – по-осеннему порывистый ветер растрепал волосы, прежде чем перед мужчиной открылся захватывающий дух вид на город. Терраса на крыше одного из популярных баров Вашингтона была наполовину пуста в середине рабочей недели. Кеннеди в несколько шагов оказался у ограждения и, оперевшись о него предплечьями, вгляделся в сумеречный пейзаж. Леон терпеть не мог Вашингтон.

Вопреки мнению большинства Скотт считал, что он знал свою меру. Его бокал, недавно щедро наполненный, был скорее наполовину пуст, чем наполовину полон, и мужчина рассчитывал ещё на порцию-другую, прежде чем ему бы довелось вернуться в отель. Кеннеди намеренно оттягивал необходимость оставаться наедине с самим собой: короткий разговор с Клэр, состоявшийся у ворот Белого дома, всё ещё отдавал горьким послевкусием: Леон не любил, когда они ссорились. Небольшой чип в металлическом каркасе, в неведении лежавший во внутреннем кармане пиджака спецагента, служил веским напоминаем, почему Скотт был вынужден сказать то, что сказал.

В очередной раз приложившись к вспотевшему бокалу, мужчина не обратил внимания на приближающиеся шаги, прерванные тяжелым вздохом.

– Пьешь в одиночку, Кеннеди? – знакомый женский голос раздался неожиданно близко. Едва заметно вздрогнув, Леон, приложив небольшое усилие, сфокусировал взгляд на темно-рыжей челке.

– А ты следишь за мной, Редфилд? – вопреки деланно недовольному тону Скотт улыбнулся теплее, оценивающе разглядывая поддерживающую повязку, свисающую вместе с переломанной рукой с плеча Клэр. – Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь понять, почему ты такой упрямый засранец, – ответила, не задумываясь, молодая женщина и, протянув руку к бокалу Леона, бесцеремонно забрала тот у старого знакомого. Клэр, впрочем, сразу же поморщилась, едва сделав глоток. – Ты больше не бедный студент, Кеннеди. Почему ты все ещё пьешь эту дрянь?

Редфилд была готова поклясться, что Леон пил тот же самый дешевый бренди, какой, как она помнила, он предпочитал ещё со времён Раккун-Сити.

Изобразив возмущение, Кеннеди вернул себе бокал с остатками напитка.

– Не оскорбляй мой алкоголь, Редфилд. Тем более, когда у тебя нет своего.

Клэр ответила раньше, чем Леон смог задать уточняющий вопрос.

– Меня накачали таблетками в госпитале, – женщина легкомысленно пожала здоровым плечом. – Не могу пить.

В очередной раз опережая старого друга, Редфилд невинно склонила голову в бок, признаваясь следом:

– Ты прав: я следила за тобой.

Вздернув брови, Кеннеди сложил губы в многозначительное «О!», но ничего не сказал. Вместо этого он снова обратился к своему бокалу.

Клэр молчала какое-то время, прежде чем заговорила снова, в этот раз не глядя на Скотта.

– Не понимаю, почему мы не можем сделать по-моему, – спокойно заметила женщина. Её тонкие пальцы «танцевали» поверх перил. Леон сдвинул брови к переносице: разговоры подобного характера были именно теми разговорами, которых он стремился избежать этим вечером. Кеннеди разглядывал женский силуэт, когда отозвался уверенно:

– Это не приведёт к добру, Клэр. Я не могу этого допустить.

Со стороны хрупкой фигурки, затянутой в красную кожу, раздался нетерпеливый вздох. Повернув голову, Редфилд, наконец, взглянула на спецагента. В очередной раз отметила то, что он больше не был тем мальчишкой, которого она встретила на автозаправке.

– Ты не был таким, – сказала Клэр, не сводя взгляда со старого друга, на что Кеннеди фыркнул в бокал, не скрывая нездорового веселья.

– А мне как-то сказали, что я всего лишь притворяюсь, – сложил губы в кривой усмешке Скотт, оборачиваясь к женщине всем корпусом. Вопреки ироничному тону, взгляд Леона оставался серьёзным.

Продолжая разглядывать его, Клэр поймала себя на мысли, что имела недостаточное представление о том, что ему довелось пережить за последние годы.

– Как я и говорила, ты – упрямый засранец, – в этот раз с мягкой улыбкой объявила Редфилд. Протянув руку, Клэр положила ладонь на плечо мужчины.

– Мне не нравятся твои методы, Леон, но я стараюсь доверять тебе.

Кеннеди молчал долго, прежде чем мягко высвободился из-под узкой женской руки и залпом осушил свой бокал. Назойливое послевкусие будто бы стало горче. Возможно, стоило с самого начала во всем винить дешевый алкоголь.

– Разве у тебя есть на то причины? – спросил, наконец, мужчина. В этот раз нахмурилась Клэр.

– Ты чересчур заигрался в спецагента, – произнесла вслух Редфилд то, о чем думала уже давно. Леон открыл рот, чтобы возразить, однако закрыл его снова, выбрав цивилизованное молчание.

– Мне пора, – вместо этого сказал Кеннеди, составляя опустевший бокал на один из свободных столиков, – у меня самолет ранним утром.

Клэр смерила его скептическим взглядом.

– Трус, – быстро сделала вывод женщина, сложив руки на груди. Леон, вопреки настроению, усмехнулся в ответ и, склонив голову, заботливо чмокнул темно-рыжую макушку. Женщина открыто закатила глаза, при этом коротко обняв мужчину. – Ты невыносим, Кеннеди.

– Обязательно повторим, Редфилд, – с виду бодро, несмотря на ощущение смертельной усталости, объявил Скотт, стремясь откланяться до того, как он мог наделать ошибок. По его мнению было бы лучше, оставь они их разговор там, у подножья Белого дома, без продолжений.

Клэр наблюдала за ним, пока широкоплечая мужская фигура, затянутая в темно-синий костюм, не скрылась в дверном проходе. Рядом назойливо жужжали неоновые лампы. Подняв голову, женщина прочитала надпись: «Найденный рай». Одна из ярко подсвеченных букв задорно подмигивала.

– Какая чушь, – пробормотала Клэр и опустила взгляд на небольшой чип в металлическом каркасе, который тайком достала из внутреннего кармана пиджака Леона. Ему стоило перестать пить дешевый бренди. Во рту у Редфилд стояло горькое послевкусие.

Спрятав чип в кулаке, Клэр постояла на террасе ещё немного и вскоре уверенным шагом направилась вслед за Кеннеди, прочь из бара.