Бальтазар не знает, сколько проходит времени с тех пор, как он проваливается в дрёму, и смотрит по первости осоловело, когда открывает глаза, почувствовав чужое прикосновение. Швед разглядывает ведьму внимательно, когда не видит её с их последней встречи несколько месяцев, и мотает головой заторможенно в ответ на её вопрос о том, выгнал ли его отец из дома.

– Я живу один, – хрипловато замечает швед спросонья, начиная подниматься на ноги.

Бальтазар наблюдает за тем, как она открывает дверь, и чувствует себя неловко, потому что после того, как Блетчли возвращает ему кольцо, он может предполагать лишь худшее в её отношении к нему.

Харт собирается начинать не с этого, когда, избегая приветствий или комментариев в отношении пирожных, импульсивно произносит на выдохе:

– Прости меня, – он останавливается на пороге после того, как Фрида проходит в квартиру, и раскаивается в этот момент искреннее. Потому что за эти годы он устает жить без ведьмы или делать вид, что успешно находит ей замену.

– Прости меня за то, что не вернулся тогда, – Бальтазар, как никогда хочет, чтобы у них всё было хорошо. Он понимает, впрочем, от того "долго и счастливо", которое он обещает ей тогда, когда делает предложение, остаётся немного.

– Я действительно этого хотел, – поясняет швед, – чтобы ты, надев кольцо, после надела красивое платье и сменила фамилию.

Бальтазар, несмотря на прошедшие годы, сейчас помнит её слова, когда она соглашалась на его предложение, особенно четко.

– Прости за то, что оставил тебя, когда нужен тебе был больше всего, – продолжает швед, помня о том, что тогда, когда он уезжает, арестовывают её отца. У мужчины садится от волнения голос, но он прикладывает усилие, беря себя в руки.

– Прости за то, что вёл себя, как кретин, на том приеме, когда должен был начать с извинений с самого начала.

Бальтазар вздыхает глубже, проглатывая ком в горле, когда делится тем, что узнает совсем недавно:

– Ты считала, что я перестал отвечать тебе, – напоминает Харт, переходя после к сути:

– Отец перехватывал твои письма, ничего не говоря мне о них, и так же поступал с моими тебе. Я не мог ответить на то, чего не получал, и даже не мог написать тебе лишний раз.

Несмотря на свой уже в полной мере великовозрастный статус, сейчас Бальтазар чувствует себя тем самым двадцатилетним мальчишкой.

Он не знает, чего ждёт от неё, когда осознает отчего-то ясно, что после всего, что он натворил, не стоит надеяться.

Бальтазару требуется усилие над собой, чтобы не оправдывать отца, когда Фрида называет того чудовищем. Швед так же, как и ведьма, считает поступок Амадеуса бесчеловечным, но молчит, пока Блетчли подытоживает, а у парня встают волосы дыбом от её слов. Он осознает всё яснее, что никогда не хотел оставлять её, а также то, что она не должна была переживать арест своего отца. Он знает, что она сильная, но ему не нравится, как это звучит – уведомление, что она справилась без него.

Он проходит внутрь квартиры с молчаливой благодарностью, потому что боится, что она его прогонит. Бальтазар боится вдвойне, что иначе не придет вовсе, окончательно убедившись, что между ними нельзя ничего вернуть. Говоря откровенно, он не до конца уверен, что подобное необходимо им обоим, но поддается слабости сейчас, желая их прежней, чересчур правильной жизни отчаянно.

Швед не спрашивает разрешения, когда взмахом палочки ставит чайник на плиту и успевает присесть за стол на её кухне, когда Фрида интересуется насчёт его внешнего вида. Мужчина на мгновение теряется и думает почему-то первым делом о цепочке с её кольцом, глупо боясь, что она её увидит. Он после осознает, что прежде застёгивает ворот наглухо, и сдерживается, чтобы не поморщиться, когда вспоминает о синяке.

Бальтазар вздыхает и тянет время, потому что ему нечего ей сказать.

– Издержки производства, – невесело подытоживает Бальтазар, невольно касаясь подушечками пальцев покраснения на шее.

– Не думай об этом, – мягко просит швед. Он усмехается после, стараясь перевести тему:

– Я не претендую на твоё пирожное, учитывая, как нежданно я заявился.

Бальтазар действительно не ждёт, что их беседа примет подобный оборот, и ведётся на её просьбу повернуться к свету лишь из-за женских прикосновений и потому, что он скучает по ней, как сумасшедший. Швед не отрицает, что за эти года у него было больше девушек, чем когда-либо, но он так и не находит ту, кто может вызвать у него те же чувства, что и Блетчли.

Бальтазар отвлекается, когда Фрида принимается расстёгивать пуговицы на его рубашке, и напрягается по нескольким причинам. Начиная с того, что он не хочет, чтобы она видела его "во всей красе", и заканчивая тем, что его, как и тогда, ведёт от её близости и, как мужчина считает, заботы.

Он мотает головой легонько, когда ей открывается лучший вид на его красочный синяк, и почему-то удивляется без лишних внешних признаков, когда она начинает сердиться.

Бальтазар медлит какое-то мгновение, смиряясь с весомой угрозой о том, что она прогонит его, и переступает через себя, когда, как считает, жертвует её душевным спокойствием ещё больше, чем прежде, принимаясь снимать рубашку.

Он оголяет израненное тело постепенно, синяк за синяком и шрам за шрамом, а также неизбежно открывает ведьме вид на знакомое колечко, которое швед носит с недавних пор на цепочке. Бальтазар забывает, какого это – доверять ей себя целиком, и опасается привыкать заново, потому что не знает, как надолго Фрида может этого хотеть.

Харт вспоминает про просьбу девушки о рассказе, когда расстёгивает манжеты, и разговаривает о произошедшем без особой охоты. Каждый раз, когда конкуренты принимаются за старое, он вспоминает о том, чем – из-за него – это закончилось для Ларса, и у чародея всё сжимается внутри.

– Рецепт летучего пороха, который хранит моя семья, уникален, – без лишнего хвастовства констатирует Бальтазар, поясняя о том, почему он так выглядит:

– Периодически находятся энтузиасты, которых решительно не устраивает, что мы отказываемся делиться. И они пытаются взять семейные тайны силой. Это происходит не так часто, – стремится призрачно успокоить девушку Бальтазар, всё же стягивая с себя рубашку и складывая ту у себя на коленях в несколько ловких, быстрых движений.

– Так вышло и в этот раз, – подытоживает Харт, ловя взгляд ведьмы в ожидании чего-то, о чём он пока что не знает сам.

Бальтазар не хочет видеть, как она реагирует на следы его побоев, и чувствует себя в полной мере неловко. Он не смотрит на ведьму, зная, что не желает слышать комментариев в отношении своего образа жизни, и поводит плечом несдержанно, пытаясь побороть изредка вступающую боль в подлеченное, но всё же недавно вывихнутое плечо.

Харт смаргивает, когда Фрида интересуется его душевным состоянием, и всё ещё не может подобрать слов, чтобы объяснить, зачем он это делает. Уже не может объяснить это рвением, с которым относится к семейному делу поначалу, но также не знает, как сказать Фриде другую правду. Сказать о том, чья это вина – смерть его старшего брата. Бальтазар за последние годы отказывается говорить об этом в целом.

Иногда он задумывается о том, что произошло то, чего он на самом деле боялся. То, что отец сломал его, наставил на путь, которого Бальтазар не хотел. Не хотел, пожалуй, ничего из того, что совершил с момента, как собрал сумку и уехал к отцу, оставив Фриду.

Он вдруг задумался, что так и не забрал свои вещи полностью, но отчего-то не сомневается, что Блетчли избавилась от лишка, когда он так и не соизволил вернуться.

– Обычно около двух недель, – напряжённее из-за разговора в целом, но, стараясь говорить всё так же размеренно, как и до этого, констатирует швед. – Если ничего не сломано.

Его передёргивает внутренне, когда она упоминает похороны, и отзывается несдержанно и сипло из-за резко подсевшего голоса:

– Больше никаких похорон.

С Харта достаточно тех, которые он переживает за последние годы, когда не хоронит прежде никого вовсе.

Бальтазар чувствует, как сердце пропускает удар, стоит Фриде податься ближе, касаясь пальцами кольца, висящего на шее. О нем Харт не хочет говорить тоже, потому что она настроена в его отношении без особого дружелюбия. Он знает, что она имеет на это право.

Молодой мужчина, наконец, переводит на Блетчли взгляд, ловя её своим. Он не ожидает от себя, когда отвечает отчего-то чересчур простодушно, не находя в сил говорить серьёзнее, усугублять их и без того непростую встречу, и улыбается вопреки напряжению, пусть и слабо:

– Вероятно, надеюсь, что выдастся шанс сделать тебе предложение ещё раз.

Бальтазар остается с ней молчаливо согласен, когда девушка задает резонный вопрос насчет похорон – он не уверен. Чародей прекрасно осознает, что ему были подвластны далеко не все обстоятельства, которые могли бы повлиять на его обещание об отсутствии последующих трагических торжеств, но всё же предпочитает верить. Несмотря на то, что Харт творит последние годы, он по-прежнему любит жизнь и не торопится, как говорят, "сыграть в ящик".

Потенциальные объяснения в отношении уверенности молодого мужчины насчет собственных поминок, впрочем, меркнут, когда Фрида задает следом вопрос иной. Бальтазар поднимает на неё странный, ни о чем толком не говорящий взгляд, когда знает точно, почему терпит, но не знает о том, как (или, точнее, не знает, следует ли вовсе) рассказывать ведьме об этом. О том, что он – главная беда их семейного дома; о том, что он терпит, потому что несет ответственность за свои поступки и не может разорвать эту порочную связь так просто.

Он молчит всё то время, пока Фрида объясняет, что он сделал непосредственно с ней. Бальтазар не пытается говорить в этот раз, что у него тоже были обстоятельства, когда он уезжал от неё; больше не пытается оправдываться. Он осознает, что ни одно из его оправданий не изменит итога. Кроме того, что оправдания отныне кажутся ему так себе.

Сейчас молодой мужчина всё чаще думает, что, вероятно, он совершает ошибку, когда приходит сюда. Когда бередит её старые раны, которые не стоило трогать, потому что они расходятся некрасиво, неправильно, а также ещё более неверно встречаются на том злосчастном приеме. Бальтазар не знает, что на него находит тогда, когда он берет её грубо и эгоистично (когда не стоило спать с ней, позволять себе это вовсе), вкладывая, как ни странно, в свои действия всё отчаяние от того, что он теряет её в этот раз, похоже, окончательно.

Его передергивает внутренне, когда Фрида подтверждает, что не вышла бы замуж за такого, как он. Для Бальтазара больше нет разницы между тем мальчиком, которым он был в свои двадцать, когда хотел жениться на ней, и им прежним, всё же не отказывающегося от их брака, но больше не верящий в сказки о "долго и счастливо", которое обещает ей, надевая на палец кольцо.

Харт ловит себя на здравой мысли, что ему необходимо взять себя в руки и перестать трепать ведьме нервы.

Но в итоге он так и не находит в себе сил встать со стула.

– Ларс погиб из-за меня, – негромко, с трудом произносит швед, потому что оказывается неспособен это пережить даже за прошедшие годы.

– Это я его убил, – формулирует жестче Бальтазар мысль, которую пытается до Фриды донести, и поднимает на девушку озлобленный, несколько затравленный взгляд, когда злость, впрочем, не была направлена на неё. Единственное, что чародею не нравится – это что она подталкивает его к откровенному разговору об этом.

– Я не смог его защитить, когда от меня требовалось променять семейные секреты на его жизнь. Его казнили не моими руками, но я был главной на то причиной. Мой младший брат бежал, когда узнал об этом, и поэтому погиб тоже, – беспощадно подытоживает швед.

– Поэтому я терплю, Блетчли.

Он, наконец, поднимается, намереваясь направиться к двери, но негромко охает, когда замедляет ход и хватается за подвернувшийся косяк из-за идущей кругом головы после последних побоев, во время которых его в какой-то момент хорошо прикладывают затылком. Бальтазар прикрывает глаза, вздыхая глубже и надеясь прийти в себя быстрее, чем, вероятно, придет в себя Фрида после всего, что он ей рассказывает.

Бальтазар подается к стене, прижимаясь к той лопатками, прежде чем Фрида подхватывает его. Молодой мужчина удивляется подобному жесту не меньше, чем собственному головокружению, приходящему так не к стати, но молчит, пока Фрида не перестает словами хлопотать над ним. Он не может понять, что ощущает, когда она касается его и, кажется, пытается заботиться. Бальтазар видит реакцию на его слова прежде и верит слабо, что она простит ему его ошибки. В это особенно сложно верить, когда он не может простить их себе сам.

Он смотрит на неё упрямо, когда мир перед глазами более-менее стабилизируется, но швед по-прежнему чувствует свою слабость. Бальтазар мотает головой, когда отзывается эмоциональнее, нежели, по его мнению, следует:

– Зачем тебе помогать мне после всего, что я рассказал?

Ему не нравится, что она забирает его рубашку, но ничего не может поделать с собственной вредностью на данный момент. Он боится верить в то, что Блетчли может относиться к нему милосердно после всех грехов, которые он берет на себя за последние годы.

– Отдай рубашку, – выдыхает швед, не избавившись до конца от бледности лица после небольшого приступа "нестояния".

– Пожалуйста, – просит он тише, жалея лишний раз о том, что вообще приходит к ней сегодня.

– Дай мне уйти, – вздыхает Харт.

Бальтазар не понимает, зачем она делает это – пытается его удержать. Он немного, негромко и без претензий шипит, когда ведьма, обнимая его, задевает один из заштопанных порезов, но молчит в ответ. Вопреки тому, что Фрида говорит следом о по-прежнему живых чувствах к нему, Харт мрачнеет сильнее по мере того, как осознает, насколько у них у обоих всё непросто из-за связи, которая устанавливается в прежние годы. Но Харт отчего-то не сомневается, что ей действительно следовало бы выставить его за дверь.

Ему это не нравится – "если", приставленное к фразе "станет лучше". Бальтазар знает так же, что настолько хорошо, чтобы ей понравилось, завтра не будет. Учитывая, что регенеративные перспективы у него были, как у простого маггла.

– Спасибо, – проговаривает Бальтазар негромко, когда думает, что она не обязана с ним нянчиться, но пытается уважать её решение. Кроме того, что не только у нее остались чувства.

Он вдруг усмехается, делая очередной шаг в сторону спальни и стараясь не налегать на Фриду вовсе, идущую рядом:

– Ты знаешь толк в извращениях, Блетчли, пытаясь относиться ко мне по-человечески.

Бальтазар остаётся убежден, что такого отношения он не заслуживает.

Он присаживается на ближайший стул вместо кровати, когда они доходят до спальни. Приступ постепенно сходит на нет, но Бальтазар по-прежнему чувствует слабость. Мужчина, задумавшись, касается пальцами кольца, теребя невольно, приходя в себя спустя несколько мгновений.

–Я уйду завтра с утра, – напоминает лишний раз швед, всё ещё смущённый её "если". – Не хочу устраивать в твоей квартире лазарет.

Бальтазар считает, что происходящее похоже на безумие. Он принимает, как данность, что Фрида считает его чудовищем, и понимает, что не может быть иначе. Единственное, Харт по-прежнему пытается отрицать, что отец виноват в том, что произошло с ним. Швед винит в первую очередь себя. Он считает, что не будь он природно склонен к тому, что натворил, Амадеусу бы не удалось повлиять на него так сильно.

Бальтазар поджимает губы молча, когда Фрида заявляет, что он знал, к кому шел. Швед считает, что то, о чём они говорят прежде, доказывает лишь, что после стольких лет они не знают друг друга совершенно. Он уверен, что меняется за эти годы не только он. Только жалеет о том, что они не меняются вместе. Он бы хотел сказать, что скучает по ведьме, но изо всех сил старается быть реалистом.

Он хмурится изначально, когда ведьма протягивает ему футболку, выуженную из недр шкафа, однако в итоге смотрит растерянно. Бальтазару требуется время, чтобы признать в вещи свою собственную – ту, которой в гардеробе Фриды давно было быть не должно.

– Ты ведь сохранила её, потому что ты не нашла что-либо лучше, в чём можно спать?

Бальтазар считает, что с них за этот вечер достаточно неловких сцен, и пытается перевести в происходящее в шутку. Его начинает доводить то, насколько всё было запутано у них с Блетчли.

– Спасибо, – после просто отзывается швед.

– Ты ведь осознаешь, что мне станет лучше не скоро? – спокойно интересуется Бальтазар. Он позволяет себе думать, что уйдет, несомненно, раньше. Совершенно точно – завтра, как только встанет с её кровати.

– Иначе я могу жить у тебя неделями, – доверительно, с не самой веселой усмешкой, подытоживает чародей. Он хочет верить, что у ведьмы есть личная жизнь, чтобы ей было не в тягость держать его здесь долго.

***

Бальтазар считает её идеи одну безумнее другой и ощущает себя неловко, когда на следующий день после того, как он остается у ведьма ночевать, приходит Борге. За последнее время Харт привыкает заботиться о себе самостоятельно, не ожидая поддержки со стороны, и считает в этот момент, что все отчего-то чересчур носятся с ним. Он остается благодарен за заботу как Кристофу, с которым не видится уже давно, так и Фриде, но не понимает их обоих. Он так и не снимает футболки, которую ему выдает Фрида при внезапной ночевке, которая грозила превратиться в незапланированный захват территории в жилище Блетчли.

Швед идет на поправку медленно – особенно после того, как Кристоф находит трещину в одном из его ребер, – и старается не слишком хозяйничать в квартире ведьмы. Он порой ловит себя на том, что знает, где лежат те или иные вещи, но, учитывая также характер молодого мужчины, ведет себя непривычно тише воды, ниже травы.

Бальтазар позволяет себе в то утро подойти к плите, потому что Фрида встает позже. Успевает сходить на воскресный рынок и, вместо кофе, варит одно из простеньких зелий, когда ему доводится наблюдать, как Блетчли в очередной раз бежит в уборную. В очередной раз. Он обращает внимание на то, что ей нехорошо, ещё минувшими днями, но не добивается внятного ответа от ведьмы. Не сказать, впрочем, что Бальтазар слишком настаивает.

Он забирает одно из полотенец со стола, когда тушит огонь под медной кастрюлькой и переливая содержимое в пузатую чашку. Бальтазар не может не волноваться – пусть и, пожалуй, был бы не против этого. Вряд ли из них вышли бы друзья, уж точно – не пара, но об этом швед решает подумать позже, настигая Блетчли.

– И всё-таки: ты не могла чем-то отравиться? – интересуется Бальтазар без прочих задних мыслей. Он также отчего-то считает, что для отравления неблагополучный эффект был чересчур длинным, но не может придумать иных причин, кроме бытовых.

Он вручает ей полотенце, протягивая чашку следом, и немного остужает зелье по щелчку пальцев:

– Держи. Возможно, тебе станет после него легче, – он помнит несколько рецептов со времен врачебной практики.

Бальтазар вспоминает о противопоказаниях внезапно, когда замечает не всерьез:

– Противопоказано людям с гастритом и беременным. Но у тебя ведь нет гастрита? – пытается пошутить швед, стараясь отвлечь ведьму от плохого самочувствия. Он считает, что это очевидно, что гастрита у ведьмы быть не может.

Бальтазар смотрит озадаченно, когда она возвращает ему чашку после заверения о том, что у неё нет гастрита. Он не видит причин, по которым ей стоит отказываться от зелья. Швед хочет уточнить шутя, сомневается ли она в его врачебных способностях, но, говоря откровенно, не успевает. После ему требуется какое-то время, чтобы осознать, о чём говорит Блетчли, и ещё немного – для того, чтобы подобрать подходящие слова. Впрочем, как считает Бальтазар, последних он так и не находит.

Сейчас швед не сомневается, что симптомы были очевидны изначально. Он не делал соответствующих выводов лишь из-за недостатка фантазии.

Бальтазар стоит мгновение, как истукан, сжимая в руках чашку с остывающим зельем, и приходит в себя ещё одним мгновением позже.

– Почему ты не сказала раньше? – он начинает с несерьезных обвинений припоминая, – я бы мог, например, пореже курить в твоем присутствии.

В этот момент он внезапно вспоминает, что она должна была выйти замуж за него и что ребенок, которого она носит под сердцем сейчас, мог быть их ребенком. Бальтазар старается думать об этом поменьше.

– Я рад за тебя, – теплее отзывается швед, но не может по-прежнему избавиться от ощущения неловкости. – Полагаю, отец – Торфинн?

Он отчего-то смотрит с подозрением, прежде чем уточнить:

– Он знает?

Бальтазар, наконец, убирает от неё зелье подальше, настигая раковину и избавляясь от содержимого чашки, выливая.

Чародей задумывается о том, что ему, вероятно, стоит съехать, чтобы Фрида и Торфинн могли жить нормальной семье, раз в этой образовавшейся семье намечалось прибавление. Однако, он отчего-то не спешит предлагать подобный исход.

Бальтазар не хочет вспоминать тот прием. Не понимает, на самом деле, как они до такого докатились, потому что помнит их секс, не похожий на тот, который был у них раньше. Швед помнит, как хотел о ней позаботиться, но не смог. Потому что слишком сильно изменился за последнее время. Потому что в последнее время ненавидит себя чаще, чтобы думать о других.

Отчего-то он даже не предполагает, что ребенок, которого носит Фрида, может быть его ребенком. Вероятно, не хочет просто-напросто верить, что их злая попытка переспать друг с другом может дать подобный результат. Бальтазар посчитал бы его жестоким, потому что Фрида – в первую очередь она – не заслуживает этого. Он хочет, несмотря на зачатки ревности, чтобы у неё всё было отныне хорошо. Чтобы, если он не смог о ней позаботиться, то смог бы, непременно, кто-то иной.

Харт не знает, почему она продолжает скрывать от Торфинна своё положение, и внутренне напрягается поначалу. Он заставляет себя успокоиться после, убеждая себя, что это – совершенно не его дело. Несмотря на его пожелания благополучной жизни для Блетчли, он не имеет понятия о том, какие отношения её связывают с Роули. Бальтазар, пожалуй, не хочет знать. Он снова думает о том, что ему стоит поскорее съехать, и снова молчит.

– Я не скажу ему, – обещает Бальтазар. Он также считает, что она, признаться честно, могла его не предупреждать, когда он не так часто общается с Торфинном, чтобы говорить о ней.

У него действительно к ней много вопросов, когда Бальтазар всё же уступает:

– Я собирался варить кофе, – признается молодой мужчина о скудный планах, но после пытается реабилитироваться:

– Что бы ты хотела? Я приготовлю, – заверяет заранее Харт.

Он не может отпустить новость о её беременности так легко, когда всё же интересуется:

– И какой уже срок? – Бальтазар спрашивает мягче и, разумеется, не собирается на неё давить, если она не захочет говорить.

– Я скоро уеду, – обещает швед, но по-прежнему не торопиться обозначать, когда "скоро" наступит. – Возможно, Торфинн захочет жить вместе с тобой, когда узнает о ребенке.

Как врач и как доброжелатель в целом, Бальтазар отмечает мысль на подсознательном уровне, что Фрида может сделать аборт.

Швед улыбается в ответ, когда она говорит о тостах, и кивает в подтверждение, что её пожелание будет услышано. Он готовит, впрочем, всё равно немного больше, потому что ему это не в тягость, и вытаскивает яйца и творог из её холодильника. Благо, там находится всё необходимое. Бальтазар в этот момент ловит себя на безумной мысли, что скучает по ней особенно остро сейчас, в этой домашней обстановке, кажущейся совершенно сюрреалистичной в создавшихся обстоятельствах.

Он выкладывает в этот момент первую порцию сырников на сковороду, готовя по-маггловски дотошно и дольше, нежели могли бы ему помочь заклинания. Чародей слушает Блетчли внимательно, когда она отвечает на его вопрос о сроке, и делает вывод, что о поле ребенка ещё интересоваться рано. На самом деле, он не знает, почему его это интересует. Почему в целом интересует она настолько, что он до сих пор не смог избавиться от привычке держаться ближе к ней, чем к чему-либо ещё. После всех этих лет, оставшись у неё ночевать, ему просто дали повод вспомнить об этом – что он никогда от неё по-настоящему не отказывался.

Бальтазар вздрагивает невольно, когда Фрида предупреждает между делом, что ребёнок может не родиться. Ему также не нравится, в каком ключе она говорит о Торфинне, и чувствует – когда она намекает прозрачно – что в отношениях с Роули у них не всё так просто, как хотелось бы шведу.

– Аборт – это крайняя мера, – всё же рассуждает Бальтазар вслух уверенно, перекладывая готовые сырники на тарелку и только после этого оборачиваясь к ведьме. Он разглядывает её серьезнее, чем прежде, и не хочет вмешиваться в её жизнь больше, чем вмешался уже, но предупреждает убежденно:

– Это может сильно повредить твоему здоровью.

– Торфинн, – задумчиво проговаривает Бальтазар, всегда, впрочем, испытывая нехорошее предчувствие, когда дело касалось Роули, – почему ты считаешь, что его не обрадует эта новость?

Швед в этот момент не думает, что судит по себе. Потому что в нём действительно многое осталось от того, милого Бальтазара, который был бы рад, скажи в параллельной вселенной Фрида ему, что у них будет ребенок.

– Если тебе нужна какая-нибудь помочь... – начинает Бальтазар и замолкает ненадолго, обдумывая предложение, но заканчивает без сомнений:

– Дай мне знать, Блетчли.

Бальтазара что-то продолжает коробить в её ответе о том, что аборт может быть меньшим из зол. Швед не придерживается мнения Мунго на счет того, что данную процедуру стоит запретить вовсе, ибо жизнь бывает непредсказуема и жестока. Пожалуй, швед не может поверить, что к этому придется прибегнуть Блетчли и, похоже, отнюдь не от хорошей жизни. Он не желает ей этого.

Молодой мужчина позволяет себе коротко дружелюбно усмехнуться, когда подмечает командную работу в отношении завтрака. Они избавляются от суеты постепенно, рассаживаясь за столом. Харт подтягивает к себе вилку, не заботясь, как велит этикет, о ноже, и слушает Блетчли внимательно, когда та говорит о Торфинне. Он не замечает, как мрачнеет, когда Фрида, похоже, определяет свою беременность в "остальные случаи", не имеющие ничего общего к любви и хорошим новостям.

Он не знает, может ли себе этого позволить с ней, но всё же не сдерживается, высказывая мысли вслух:

– Тогда зачем ты с ним встречаешься? – Бальтазар прекрасно знает, что это не его дело, но продолжает. – Если он тебя не любит... и не несет ответственность за свои поступки, – подытоживает Харт после небольшого раздумья следом.

Шведу не хватает её кольца, которое он носит на цепочке с недавних пор и снимает, когда начинает у неё жить. Он считает, что это было бы жестоко – иметь перед глазами постоянное напоминание об их отношениях.

– Прости, – на всякий случай выдыхает Бальтазар, потому что, даже в этом, не хочет делать ей больно. Он знает, впрочем, что до этого постарался на славу, но сейчас, находясь к ней так близко, старается не повторять ошибок.

***

Бальтазар больше не спорит с ней в то утро. Он приходит к выводу, что действительно слишком мало знает об отношениях Торфинна и Фриды, чтобы говорить о любви, и, к собственному удивлению, всё ещё мыслит идеалистичным стереотипами. Швед считает это удивительным, учитывая то, что он так же, как и Фрида (по крайней мере, по заявлениям той), не ищет любви и, что хуже, находит общий язык с Катой, у которой были свои, отличные от многих взгляды на мир. Бальтазар пытается отрицать это первое время, но изначально совершенно отчетливо понимает, почему ему становится с Катаржиной после того, как он возвращается в Швецию по указанию отца и оставляет свою невесту в другой стране.

Харт так и не съезжает, но с каждым днем увереннее думает о том, чтобы начать собирать вещи. Их немного, но больше, чем должно было быть в квартире его бывшей девушки. Бальтазар старается поменьше оговариваться насчет того, что она была его невестой, и сожалеть, что они не сыграли свадьбу раньше, откладывая её на потом; откладывая и считая, что у них было много времени. Оказалось, что времени не было вовсе. Бальтазар не хочет фантазировать о том, что, поженись они до его отъезда, всё могло быть совершенно иначе. Что его отцу было бы сложнее пренебрегать женой собственного сына.

Бальтазар не сразу признает фигуры, активно движущиеся к дому Блетчли, когда курит между делом на балконе в её отсутствие. Он хмурится особенно, когда замечает парня в капюшоне, явно помогающего Фриде, и проворно расправляется с сигаретой, чтобы подоспеть к порогу, когда эти двое войдут в дом. Чародей начинает волноваться, уверенный, что что-то произошло, но берет себя в руки. Скорее, он готовится защищаться от незваных гостей, пусть и с виду доброжелательных.

– Блетчли, – он начинает резче, чем того хочет, когда быстро замолкает, стоит парню, который приходит с ведьмой, поднять голову, освобождаясь от капюшона.

Бьорн не разменивается на приветствия со своим братом.

– Отойди, – просит колдун, помогая Фриде снять верхнюю одежду и вешая ту на крючок. – Роули поднял на неё руку, – предупреждает младший Харт, обещая следом Бальтазару:

– С тобой мы ещё поговорим, – после переключая своё внимание на Фриду.

Шведу требуется время, чтобы осознать происходящее, а также заставить себя оставить ворох имеющихся вопросов на потом.