Фрида слушала его внимательно, не находя впрочем, что сказать на его рассказ. Она считала это чудовищным - то, что по чужой неосмотрительности произошла такая трагедия, и то, что все остались живы, было чудом. Своеобразным, учитывая, что его брат больше не мог ходить. Признаться, несмотря на то, сколько она видела за свою короткую самостоятельную жизнь, представить себе, каково это быть прикованным к коляске, она могла слабо. Да и не хотела, говоря откровенно.

Она отвлеклась на мгновение на короткое "я знаю", когда он напомнил, что старается возвращаться домой пораньше, потому что правда это знала и старалась реагировать спокойнее. В конце концов, она понимала, какой характер носит его работа, еще до того, как пустила его жить в свою квартиру, и была на это согласна за неимением альтернатив.

Его слова, прозвучавшие следом, заставили ее глупо распахнуть глаза в удивлении. Она не знала, как реагировать на это, и смотрела на него молча, не мигающим взглядом. Осуждать водителя за глупость и безответственность было легче, когда он был для нее абстрактным человеком, которого она не знала и могла судить только по этому поступку. Сейчас же все резко изменилось.

Девушка не хотела его отталкивать, понимая, что ему не легко. Она видела это - что он переживает, и что вовсе не гордится своим поступком. Она хотела убедить его в том, что произошедшее - чистая случайность, но почему-то не могла вымолвить и слова. Да, это была случайность, но та, которую можно было предотвратить, не сядь он за руль пьяным.

Фрида опустила голову, прикусив в волнении губу, и вздохнула глубже, прежде чем мягко отстраниться. Ей нужно было немного времени, чтобы уложить это у себя в голове, и она, пожалуй, не отдавала себе отчет в том, как выглядит сейчас для него со стороны.

- После этого вы перестали близко общаться, да?

Она потянулась к шкафчику, доставая оттуда бутылку виски, полагая, что им обоим нужно что-то покрепче вина. Разлила по бокалам на два пальца и протянула один ему.

- Я не знаю, что сказать, Баль, - она призналась честно, не желая задавать дурацкие вопросы, интересуясь, чем он думал, когда садился за руль в таком состоянии. - Уверена, все, что я могу сказать, ты уже слышал не раз, и сам все прекрасно знаешь.

- Ларс сейчас у Бьорна?

Фрида помедлила, прежде чем задать следующий вопрос, делая сначала небольшой глоток.

- Есть шанс, что после этой операции Ларс встанет на ноги?

Семь лет звучали пугающе, и она еле слышно обреченно вздохнула, понимая, что у Ларса были все основания не хотеть продолжать общение с братом, сломавшим ему жизнь. Она не хотела драматизировать, но отдавала себе отчет в том, насколько другой становилась жизнь молодого человека, потерявшего возможность ходить, и как многого он с тех пор был лишен. Того, что осталось доступно Бальтазару, по счастливой случайности отделавшемуся легким испугом.

Она вспомнила сейчас тот шрам, о котором спрашивала недавно, и сухой ответ шведа на вопрос о нем. Тогда ей показалось это незначительным, потому что аварии были случаем распространенным, но сейчас она, пожалуй, понимала, почему он тогда перевел тему. Она не винила его в том, что он не рассказал ей раньше. О таких вещах обычно не говорят в постели или за идиллическим завтраком.

Откровенно говоря, она почему-то не ожидала узнать, что Ларс женат и живет сейчас со своей женой. Возможно, потому что ее воображение, привыкшее к тому, что если мир рушится, то рушится до самого его основания, нарисовало ей картину куда более драматичную. Девушка позволила себе улыбнуться в ответ на его размышления, полагая, что он прав. Так везет действительно не каждому, когда рядом в такой момент есть кто-то, кто готов о тебе заботиться и дальше. Ему и правда повезло, и она была рада сейчас это услышать.

- Она мне уже нравится, - она поделилась мыслью мимоходом с улыбкой, добавляя следом, - хорошо, что он не один.

Фрида кивнула, понимая, что им никто не может дать стопроцентную гарантию, что Ларс сможет ходить снова. Наличие шансов уже звучало неплохо в подобной ситуации, и она, глядя сейчас на Бальтазара, считала, что вселенная не имеет права подвести их снова. Этот шанс был необходим не только старшему из братьев.

- Скажи мне, если нужна будет помощь. Ты знаешь, я практически весь день свободна.

Она вздохнула, делая еще глоток, понимая прекрасно к чему он клонит. Наверное, ей стоило бы переосмыслить свое отношение к нему, потому что то, что он сделал, не было нормальным. Она все еще не знала, как к этому относиться.

- Дай мне немного времени, Баль. Я даже в голове это уложить не могу пока.

- Тебе нужно поспать.

Фрида кивнула, не зная, насколько то, что он говорит - простая формальность, но поймала себя на мысли, что действительно с радостью познакомилась бы с его семьей. Ей было интересно посмотреть на его братьев и непременно на женщину, поддерживающую Ларса эти семь лет. В ее представлении для этого требовалось не малое мужество и любовь к мужу, и ее восхищало это уже заочно.

Она вздохнула, допивая виски, оставшийся на донышке, когда он сказал, что ему в очередной раз пора. Она все понимала, но подставляя щеку для поцелуя, думала о том, что хотела бы участвовать в этом как-то больше, чем сторонний наблюдатель. Девушка знала, что может помочь и считала с его стороны ошибкой держать ее поодаль от этого. Его проблемы не должны были быть только его проблемами.

Ей хватило времени, пока его не было дома, чтобы обдумать все, что он сказал. Ситуация не становилась пригляднее, но она осознала слишком хорошо, что не готова лишиться всего, что у них есть, из-за дурацкой, глупой случайности семилетней давности. Прошлому следовало оставаться в прошлом, и она не собиралась винить его за то, что произошло тогда. Вины с него было и так достаточно, она не была слепой, чтобы не видеть этого.

Фрида ждала его терпеливо, понимая, что те дела, которыми он занимается, не решатся быстро. Бьорн мог звать его по разным причинам неизменно связанным с Ларсом, и она надеялась только на то, что с ним все в порядке. Она ждала его домой, отказываясь засыпать одна, потому что ей было, что сказать ему, и почувствовала разочарование, смешанное с обидой, когда он прислал короткое сообщение  о том, что останется у Бьорна. Она налила себе еще немного, отправившись в постель с ноутбуком смотреть какой-то фильм, пока не заснет.

Девушка не знала, откуда взялась эта нервозность. Сна не было ни в одном глазу, а небольшая квартирка казалась слишком тихой и пустой. Она считала это ребячеством - то, что он остался у брата. Почему-то ей не приходило в голову, что у этого может быть какая-то существенная причина, а не его реакция на ее заявление, что ей нужно время. Оно действительно было ей нужно, но сейчас его становилось в избытке.

Фрида бросила взгляд на часы, раздраженно следом вздохнув, когда откинула одеяло и потянулась к телефону. Звонить Бальтазару было бесполезно, потому что он вряд ли разрешил бы ей тащиться к нему через весь город, а адрес его брата она не знала. Единственным вариантом был Бенджамин.

Она извинилась тысячу раз за то, что разбудила, прежде чем пояснила коротко, что и почему ей нужно. Она извинилась после еще раз сто, когда он заехал за ней, несмотря на ее уверения, что она способна поймать такси, утверждая, что мистер Харт оторвет ему голову, если он отпустит ее гулять одной ночью. "Ну, вы понимаете, мисс, ваш район не слишком спокойный...". По ее мнению, они оба были слишком изнежены для ее района, но она, вздохнув, согласилась. Помнится у Бальтазара с прогулками здесь не задалось.

Фрида взбежала по лестнице вверх, игнорируя лифт, прежде чем оказалась перед дверью с нужным номером. Бенджамин остался ждать внизу, заверив, что все в порядке, и подобные ночные авралы случаются не часто, так что он переживет.

Она забарабанила требовательно, после для большего эффекта все же нажав на звонок. Дверь открылась быстрее, чем она ожидала.

- Я тебя люблю, - она поймала его взгляд, проговорив это отчасти даже требовательно, желая, чтобы у него не было сомнений. - Мне все равно, что ты натворил семь лет назад, Харт.

- И раз ты заставил меня тащиться за тобой через весь город, то прекрати вести себя как королева драмы и запомни это раз и навсегда: я тебя люблю, я скучаю, когда ты надолго уходишь, и я не хочу прекращать наши отношения, чтобы ты ни сделал.

- Теперь мы можем вернуться домой?

Фрида не слышала себя со стороны, а если бы слышала, то, наверное, ужаснулась. Она не жалела о своем признании, но никогда не представляла, что оно будет звучать именно так - как будто она обвиняет его в семи смертных грехах и бонусом в восьмом - в ее к нему чувствах. Звучало не очень романтично, но искренне, и обязательно стоило сделать скидку на то, что она нервничала. Он заставлял ее переживать о нем и о том, что он может себе надумать, раз отказался возвращаться этой ночью домой. Вариант того, что им нужна была пауза, она не рассматривала. Ей она нужна не была, ей все и без нее было ясно.

Она прикусила губу, осознавая, что возможно погорячилась, заявившись сюда в такой час. Если бы она видела себя со стороны, непременно заметила бы, как еле заметно порозовели от смущения щеки. Немножко от неловкости ситуации, немножко от его следующих слов, чтобы в конце вспыхнуть более отчетливым румянцем, заслышав его признание в любви. Почему-то ничего подобного она от него не ждала и взамен просить не собиралась. Ей почему-то до сих пор казалось, что его чувства к ней, какие либо, это такая форма помутнения рассудка, и рано или поздно она пройдет.

Фрида кивнула, подтверждая его догадку о Бенджамине, и решила, что тот как минимум герой сегодняшней ночи.

- Он не позволил мне ловить такси и привез сюда сам. В работе на тебя предусмотрены какие-нибудь премии?

Она решила, что испечет ему что-нибудь чертовски вкусное, потому что подобные жесты нельзя оставлять без внимания. Девушка ценила заботу, особенно, когда она была такой искренней.

Она сдержалась от того, чтобы крепко его обнять, отвечая на поцелуй, подметив краем глаза еще одного мужчину, идущего к ним. На самом деле, она только сейчас осознала, насколько поздно она приехала, разбудив их обоих, и насколько, судя по внешнему виду Бальтазара, и чуть приличнее одетому Бьорну, они не ждали гостей.

Фрида фыркнула на "сумасшедшую", но отчего-то не взялась спорить. Как и с тем, что они поедут к нему домой, а не к ней. Ей было совершенно все равно куда, если этой ночью он будет спать с ней, а не где-то в другом месте.

Она вздохнула, бросая виноватый взгляд на его брата, когда Бальтазар скрылся в глубине квартиры:

- Простите, я не хотела вас будить.

- Но во всем виноват ваш брат, все претензии к нему, - она усмехнулась, подытоживая, и почему-то не рискнула спрашивать о самочувствии их брата.

Девушка дождалась, когда Бальтазар выйдет из комнаты вновь, и махнула Бьорну рукой, бросив напоследок весело:

- Заходите к нам как-нибудь, я компенсирую вам свое вторжение лазаньей и пирожными.

Она дождалась, когда за Бьорном закроется дверь, чтобы притянуть Бальтазара к себе в пролете между этажами, целуя.

- Я хочу, чтобы ты всегда ночевал дома. Даже, если мы поссоримся, пожалуйста, будь дома.

Будь ее воля, Фрида попросила бы его повторить это еще раз, а потом еще и еще до тех пор, пока она не устанет слышать от него признания одно за другим. Это грозило затянуться на целую вечность, потому что в ближайшее время ей совершенно точно не могло бы это надоесть. Она любила Регулуса и никогда, пожалуй, не сомневалась в том, что он любит ее, но сейчас не помнила, когда в последний раз в их отношениях слышала, чтобы ей говорили о чувствах так искренне и с такой нежностью, несмотря на напор.

Она довольно улыбнулась в ответ на обещание никуда больше не уходить. Ее это устраивало. Ее вообще устроило бы, проведи они хотя бы ближайшие несколько дней дома вдвоем, но она понимала, что это невозможно, поэтому довольствовалась малым - главное, чтобы он не опаздывал к ужину, и, пусть даже опоздав, возвращался каждую ночь к ней. Большего она от него не требовала.

Она поцеловала его немного шкоднически, привстав на носочки, со спины в шею, пока он давал Бенджамину указания, разрешая не выходить завтра на работу, а после шутливо потянула за собой, призывая поскорее оказаться дома.

Фрида целовала его, не сдерживаясь, когда они перешагнули порог его квартиры, считая, что может себе это позволить, несмотря на поздний час и жутко ранний подъем. Она соскучилась по нему за эти несколько часов и сейчас хотела убедиться, что между ними снова все в порядке. Как оказывалось - даже лучше, чем было, судя по количеству признаний за прошедшие полчаса.

Ей потребовалось мгновение, чтобы стать серьезнее, когда он задал вопрос, и бросить на непонятный взгляд. Она старалась не думать об этом - о ее прежней уверенности, что у любых отношений плачевный итог. Не хотела жить в постоянном напряжении и заставлять нервничать его.

- Пугает, - она призналась честно, полагая, что несмотря на не слишком серьезный момент, он ждал от нее серьезного ответа. - Пугает, потому что, если что-то произойдет, это будет больно. И чем дальше - тем только хуже, потому что я уже даже один вечер не могу провести без тебя.

Она усмехнулась, считая, что это уже говорило о том, что у нее явные проблемы с головой и определенная от него зависимость, которая могла закончиться плачевно.

- Но я надеюсь, что в этот раз все будет по-другому.

Фрида коснулась мягко губами его губ, прежде чем тепло улыбнуться:

- И что ты познакомишь меня со своими братьями. Ну, то есть, с Бьорном я теперь знакома, но была бы не против, если бы наша следующая встреча состоялась как-то иначе.

- Как насчет пригласить их всех на ужин с их женами, девушками и помощниками в любом количестве?

Фрида ничего не ответила ему по поводу ее семьи, осознавая, что это чудо - то, что он до сих пор ничего о ней не знает, и что она хотела, чтобы все так и оставалось. У нее был замечательный отец, имя которого было известно на весь мир, но мало у кого вызывало приятные ассоциации из-за того, чем именно он занимался. Ей было, в общем-то, наплевать на мнение других, пусть и она сама не была в восторге, но отчего-то она не могла никак подобрать подходящий момент или попросту найти в себе желание рассказать Бальтазару о том, что ее родители - вовсе не какие-нибудь хиппи из такого же жуткого райончика, как ее.

Она решила, что оставит эти размышления на потом. Они и так слишком много говорили, когда совершенно точно могли найти занятие поинтереснее, по крайней мере в данный момент. Ей оставалось спать всего ничего, она решила, что переживет это. И, как обычно это и бывало теперь, опоздает на эфир вновь, чтобы вновь получить выговор от Оливера. С недавних пор он почему-то возлагал на нее особенно большие надежды, возможно надеясь, что ей удастся притащить Бальтазара в студию вновь, или она расскажет что-то об их отношениях, чтобы это появилось следом в газетах. Как тогда, когда он пришел в студию, а утром они прочитали в светской хронике, что он умолял ее на коленях пустить его обратно. Она шутила, что ей немного жаль, что все было вовсе не так. К счастью, ее имя не сообщалось, что тоже было маленьким чудом.

Фрида заснула, удобно устроившись у него под боком, и заворочалась недовольно, когда через пару часов противно заверещал будильник, призывая проснуться. Она выключила его без сожаления, но так и не открыла глаза, утыкаясь в плечо Бальтазара и не находя в себе никакого желания вставать.

Она услышала их - странные звуки, исходящие от него - и подумала сначала, что ей это снится. Ей пришлось даже открыть глаза, щурясь от яркого света, чтобы убедиться, что это вовсе не сон. Бальтазар дремал и, как бы это так сказать, бессовестно урчал у нее над ухом.

Фрида не сдержалась, прыснув от смеха, и приподнялась на локте, подпирая голову и наблюдая за ним, выводя подушечками пальцев рисунки у него на плече. Она наклонилась к нему, мягко целуя, прежде чем негромко позвала:

- Баль, пора вставать.

Вставать, на самом деле, пора было только ей, но ей нравилось готовить завтрак на двоих, когда он просыпался с ней в одно время.

- Ты знаешь, что ты урчишь во сне? Как большой бесстыжий котяра, - она фыркнула, целуя его вновь. - Теперь я знаю, кем ты был в прошлой жизни.

- Я могу на завтрак давать тебе молоко и сметану, если хочешь.

Она придвинулась ближе, бессовестно устраиваясь сверху прямо на нем, и уткнулась носом ему куда-то в шею, прижавшись губами к ключицам, малодушно думая о том, что она имеет полное право на незапланированный выходной.

- Я забыла вчера сказать, но может мы подыщем другую квартиру вместо той, в которой сейчас живем?

Фрида фыркнула весело, когда он дал добро на использование своего урчания в прямом эфире. Она, конечно, не отрицала, что эта тема будет поинтереснее многих, и что, возможно, Оливер будет в восторге, расскажи она подробности их совместного утра на радость аудитории, но, все же полагала, что подобные вещи должны остаться между ними. Как минимум, в качестве компромата на него.

- Твоя репутация будет подорвана навек, если я расскажу об этом, - она улыбнулась широко, устраиваясь удобнее, - я не могу так с тобой поступить.

Она не собиралась оборачиваться, чтобы посмотреть на время, легкомысленно решив, что может позволить себе не портить это утро так сразу. Не хотелось то ли спешить, то ли вовсе на работу, поэтому она безразлично повела плечом:

- Подождут, - и выгнула заинтересованно бровь, разглядывая его, когда он заявил, что может остаться дома. Это было что-то новенькое, насколько она успела заметить, раньше он не отличался желанием отлынивать от работы. - Погоди-ка, правильно ли я понимаю, что ты предлагаешь нам прогулять сегодня работу? Какая безответственность!

Девушка весело фыркнула, прежде чем дотянуться до него, целуя и бормоча следом довольно:

- Пожалуй, мы так и поступим.

Она не имела ничего против завтрака в городе, учитывая, что в его холодильнике правда вряд ли нашлось бы что-то съестное после тех недель, которые он жил у нее. Есть, правда, хотелось пока меньше, чем остаться под одеялом на ближайший час, раз уж они оба сегодня решили забыть о работе.

Фрида бросила на него веселый взгляд, когда он начал уточнять, правильно ли понял ее, и закатила глаза, когда он припомнил ей ее беспокойство о хозяине квартиры. Она, в целом, все еще считала, что ему действительно будет сложно найти новых жильцов, потому что такие квартиры не пользовались спросом, но она, немного поразмыслив, пришла к выводу, что найдет способ решить эту проблему, если та возникнет.

- В совсем другую, - она подтвердила с напускной серьезностью, считая его недоверие к ее словам забавным. После она все же решила уточнить: - Сюда я не перееду, если ты об этом. Давай для начала попробуем пожить в квартире, которая будет чуть больше моей и ощутимо меньше твоей. И я даже согласна на более приличный район, а то в моем ты смотришься также нелепо, как я в том дурацком ресторане.

Она прикрыла довольно глаза, почувствовав прикосновение его губ к шее, и потянула его к себе, обнимая крепче.

- Я знаю, что тебе не нравится та моя квартира, - она ответила честно, не собираясь скрывать, что по большей части в принятом ею решении был виноват он. Она бы жила там еще долго, так и не решаясь переехать. - И я не уверена, что хочу жить в ней с тобой.

- Наверное как-то так выглядит желание начать другую жизнь.

Фриде нравилась их новая квартира. Она была в меру просторной, светлой и с симпатичным видом на небольшой сквер. Пожалуй, это был один из лучших недорогих вариантов в районе, который не славился ни популярностью своих жителей, ни упоминанием в криминальных сводках. Что-то нейтральное и спокойное, устраивавшее, как она надеялась, их обоих. Она была рада, что они не остались жить в его квартире: ей нравилось, когда он всегда был у нее рядом.

Она не хотела идти на ту вечеринку, но он настоял. Девушка знала, что он не понимает до конца, почему он отказывает ему раз за разом, прося только вернуться пораньше, когда могла бы пойти с ним и немного развлечься. Ей не нравилось в этом предложении многое, начиная с того, что происходит на этих вечеринках, заканчивая вездесущими фотографами, которые уже успели ее достать. Ее коллекция шляп и солнцезащитных очков, которые приходилось носить в любую погоду, росла с ужасающей скоростью. Выходить на улицу без них она уже отказывалась, зная, что легко может попасть в объектив камеры.

Фрида обещала себе быть осторожной, когда неохотно соглашалась сходить с ним один раз, с условием, что после этого он от нее отстанет. Одна вечеринка в год и то только из-за ее к нему огромной любви.

Там было не так плохо, как она представляла себе изначально. Бальтазар нашел способ скрасить ей вечер, и в целом она начинала получать удовольствие, немного расслабившись. Она надеялась, что ни разу не попалась фотографам - насколько она видела, у них были цели и поинтереснее, чем она.

Они весело провели время и к моменту, когда они все же направились на выход, ее мало волновало наличие папарацци у входа, успевших сделать несколько кадров.

Когда на следующее утро Бальтазар встал с кровати, направившись на кухню, она еще сладко спала, вымотанная вечером. Суббота действительно пришлась как нельзя кстати, поэтому девушка сделала попытку разлепить глаза только тогда, когда почувствовала аппетитный аромат кофе и чего-то явно съедобного из кухни. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы встать и дойти, не до конца проснувшись, до кухни.

Фрида поцеловала его, прижавшись после виском к его плечу, в смутном желании доспать и осознании, что это не самая удобная поза для этого. Она бы зависла так еще на какое-то мгновение, если бы он не протянул ей свой телефон.

- Читать новости с утра - извращение, Харт. Там же никогда ничего хорошего не пишут.

Она бросила взгляд сначала на адрес сайта, а после перевела на заголовок, окончательно просыпаясь. От того, чтобы видеть свое имя в светской хронике, она отвыкла уже давно и, признаться, не горела желанием возвращаться на страницы свежих сплетен.

Фрида знала, что виновата сама, но не сдержалась от короткой, но крайне экспрессивной и преимущественно нецензурной реакции.

- Ну сейчас начнется... - она состроила страдальческую гримасу, осознавая, что ее спокойной жизни пришел конец.

Она сделала от мужчины пару шагов, понимая, что он заслуживает объяснений, но не представляя, как это объяснять вовсе. У нее не было цели скрывать что-то конкретно от него, но почему-то за это время она так и не нашла момента, чтобы рассказать ему обо всем.

- Мой отец - Энтони Блетчли. Обычно нас принимают за однофамильцев, но чаще всего людей не особо волнует моя фамилия, поэтому они не задумываются об этом вообще.

- Во мне сложно заподозрить его дочь, поэтому фотографам нет до меня дела.

- Я не хотела, чтобы об этом кто-то знал.

Фрида знала, что он не "кто-то". Не кто-то посторонний, не кто-то, кто может ей навредить, не кто-то, кто будет лезть в ту часть ее жизни, которую она хотела скрыть от чужих глаз. Она пустила его в свою квартиру, в свою жизнь, рассказала ему так много о себе, но почему-то не нашла слов, чтобы рассказать об этом. О не самой плохой части ее биографии, и даже не самой важной. Сейчас она не понимала себя сама, признавая свое поведение не слишком разумным. И отчасти обидным.

У нее не было для него ответа. Его вопрос был слишком сложным, несмотря на всю его кажущуюся простоту. Она не могла понять, чем была движима, когда придумывала отговорки вновь и вновь для очередного мероприятия, идти на которое отказывалась. Она никогда не врала ему - ей действительно они не нравились, и она не хотела туда идти. Не врала, но недоговаривала, не объясняя до конца причин.

- Я не знаю.

Фрида понимала, что это не ответ. Не тот ответ, который стоит давать в отношениях человеку, которым дорожишь, потому что так легче всего. Сказать "я не знаю", надеясь, что от тебя отстанут. Она понимала сама, как это звучит, и лихорадочно искала иной ответ, который мог бы объяснить ему, что творилось у нее в голове. По ее мнению - ничего хорошего со смерти Рега, если не раньше, когда ее окончательно довела их жизнь.

Она обернулась к нему, ловя его взгляд, и все же попыталась объяснить:

- Я не сказала тебе сначала, потому что долго не верила, что ты относишься к нашим отношениям серьезно. Мне казалось, что это закончится через пару месяцев, а значит нет никакого смысла говорить тебе об этом.

- Я не сказала потом, потому что не придала этому значения. Какая разница, чья я дочь? Разве это что-то меняет?

Фрида считала, что ее слова звучат как-то немного не так, как она хотела бы, но она не знала, как донести до него мысль правильно.

- Кто-то из знакомых когда-то пошутил, что мои родители судя по всему хиппуют где-нибудь в Итаке, и мне всегда нравилась эта версия. Куда больше, чем "мой отец занимается военными разработками, из-за него гибнут люди".

Фрида надеялась, что он не будет на нее в обиде. В ее нежелании говорить кому-либо об отце не было ни намека на недоверие ему. Она доверяла и доверяла больше, чем кому-то еще, не считая отца, поэтому осознавала ясно, насколько неприглядной должна была выглядеть ситуация с его стороны. В конце концов, ее мир не перевернулся бы, скажи она ему об этом раньше и сама. Сейчас ее коробило то, что он узнал об этом так - из желтушной статьи с дурацким, кричащим заголовком.

Она улыбнулась ему тепло, когда он подтвердил, что действительно нет никакой разницы, кто ее родители. Девушка считала это самым важным - то, что ему было наплевать как тогда, когда они только познакомились, так и сейчас. Если тогда ей, в общем-то, было без разницы, насколько она не соответствует ему по статусу, то сейчас, пожалуй, волновало то, как он относится к тому, чем занимается ее отец. Ей хотелось верить, что ему и правда все равно.

Она кивнула, поразмыслив, в ответ на его вопрос:

- Мой отец замечательный человек, но в этом наши мнения не сходятся. Он зарабатывает на том, что люди воюют друг с другом и на том, что они умирают. Для меня это как-то...слишком.

- Поэтому я не читаю и не смотрю новости - в них постоянно войны и смерть. Это напрягает.

Фрида улыбнулась немного натянуто, потому что он своими вопросами бил неосознанно по больному:

- Конечно, беспокоюсь, - это был их очередной камень преткновения, когда она пыталась убедить его думать если не о других, то хотя бы о себе. - Но он пытается убедить меня, что он очень осмотрительный человек, и у него прекрасная служба безопасности.

Она вздохнула глубже, когда он притянул ее к себе, целуя и признаваясь в любви вновь, что это подтверждение того, что он все же на нее не обижен. Она дорожила им так сильно, что сейчас не могла избавиться от напряжения, пришедшего ранее с мыслью, что она все испортила. Испортила их отношения, в которых ей было так спокойно.

- Мне комфортно. Не помню, когда мне было с кем-то настолько комфортно, - она ответила честно, прижавшись губами к его ключицам, проговаривая негромко с улыбкой следом, - мне нравится, когда ты признаешь мне в любви.

Девушка немного отстранилась, прежде чем чуть помрачнеть, кивая на его телефон:

- Я прочитала только первые пару строк. В этой статье есть что-то стоящее внимания?

Фрида пообещала Бальтазару вернуться как можно скорее, прежде чем села в такси до аэропорта, поцеловав его на прощание. Ее отправляли в командировки до этого не так часто, но после той статьи в газете Оливер отчего-то решил, что разглядел в ней небывалый талант и теперь пытался запихнуть ее во все мало-мальски значимые события. Он считал, что это прибавит весу их радиостанции, если главные новости будет освещать она. Переходить в новостную программу она отказалась наотрез, доходчиво и ясно объяснив, что либо она остается в своем утреннем шоу, либо переходит в более лояльное место. В известности были свои плюсы - по крайней мере, ей теперь вряд ли нужно было бы рассылать резюме в надежде, что ей перезвонят из отдела кадров.

Она расправилась с делами быстро и провела один эфир, взяв интервью у одного из очень важных людей, а после заказала билет в Италию, решив, что имеет полное право наконец-то повидаться с отцом, которого не видела уже слишком давно. Он не любил Америку, а у нее не всегда находилось время и желание на такие утомительные перелеты в эконом-классе.

Она предложила сначала в шутку, потом всерьез, поехать Бальтазару вместе с ней к ее отцу. Ей отчего-то казалось, что они найдут общий язык, а она к тому же успела по нему соскучиться за эту пару дней. Девушка, в общем-то, не рассчитывала на его согласие, но разочарованно вздохнула, когда он обрисовал ей коротко насколько много у него дел перед показом, до которого оставалось критически мало времени.

Тосканский вечер встретил ее бархатистым легким ветром и теплым, нагретым за день воздухом. Быстро переодевшись, Фрида спустилась к отцу на веранду, подмечая в его руках бокал вина.

- Разрешили с этой весны, - она усмехнулась на его определение Америки как "ее". - Не понимаю, почему ты ее так не любишь.

Она бросила на него заинтересованный взгляд, припоминая не видела ли в комнате каких-нибудь внушительных коробок, потому что ее отец редко разменивался на мелочи, или же наоборот коробочек маленьких, всех своим видом намекающих, что содержимое стоит состояние. Выходило, что, если она еще не ослепла, то ничего подобного не видела. Впрочем, его следующие слова многое объяснили. Ее это развеселило - почему-то мужчины в ее жизни заботились о ее гардеробе больше, чем она сама.

Она не успела ничего сказать, прежде чем он упомянул имя Бальтазара Харта, заставив ее посмотреть на него сначала с легким удивлением, а потом, оценив его шкоднический взгляд, рассмеяться, не сдержавшись.

- Только не говори, что ты тоже видел тот жуткий заголовок статьи, в которой раскрывается "обман Фриды Блетчли"?

- Не имею ни малейшего понятия, как выглядит его последняя коллекция, не считая того платья, которое он сшил для меня. В единичном, кстати, экземпляре.

Фрида сделала глоток, окончательно развеселившись:

- Твои намеки не отличаются особой тонкостью. Лучше спрашивай прямо, если ты хочешь что-то узнать.

- Я бы, пожалуй, обиделась, если бы ты не узнал меня в очках и шляпе. Мне пришлось найти самый огромные очки во всем Нью-Йорке, чтобы меня точно не узнали. Правда, боюсь, что теперь меня подозревают в отсутствии вкуса.

Фрида фыркнула, вспоминая пару не слишком лестных подписей к фотографиям. В основном журналисты сетовали на то, что она никак не дает им разглядеть ее лицо, оставаясь "загадкой", и, как и ожидалось, в какой-то момент им это надоело, и в статьях стали появляться еле заметные шпильки в ее адрес. Ей, в общем-то, было все равно, как и Бальтазару, открывавшему светскую хронику только для того, чтобы посмеяться.

- По моему эскизу, - она уточнила шутливо, чтобы отец не слишком уж расхваливал его храбрость, но после все же добавила, - ладно, по совместному. Он помог мне нарисовать. Мне же раньше никогда не приходилось рисовать что-то сложнее чертежей, а уж такой ужас как платье - тем более.

Вообще-то, у нее никогда не было претензий к тому, как ее воспитывал отец. Ей нравилось и в детстве и сейчас, и она была благодарна ему за это очень своеобразное воспитание, исключившее практически целиком все игры на подобии "дочки-матери" и прочую чушь, в которую обычно играли девочки. Нет, куклы ей покупались, но на них почему-то всегда не хватало времени. Были дела и поинтереснее.

Она рассмеялась вновь, когда он назвал ее отношения с Бальтазаром "сомнительными", и подумала, что, в общем-то, понимает, что именно его смущает. Он был абсолютно прав, когда сомневался в том, что ее когда-либо интересовал подобный тип мужчин.

- Поверь, я сама в шоке от того, что связалась с модельером, - она шутливо поморщила носик, прежде чем продолжить, - но к этому быстро привыкаешь. Он не разбрасывает дома блестки и стразы и может разговаривать о чем-то кроме того, какой цвет в моде в этом сезоне. Я вот даже понятия не имею какой.

- У нас все хорошо, пап, - девушка улыбнулась ему тепло, понимая, что он действительно волнуется после всего, что уже произошло. - Он привык к дешевым забегаловкам, а я к тому, что его работа - ходить на вечеринки.

- Кстати, у него есть два брата, и младший работает в Интерполе. Полагаю, это тебе ближе, чем модные тенденции.

Фрида сделала еще глоток, после подтягивая свое кресло ближе к его.

- Я хотела, чтобы Бальтазар приехал со мной, чтобы вы познакомились, но у него полно дел.

- Может, ты приедешь к нам?

- Ой, брось, - она закатила глаза, потому что, несмотря на нежелание светиться, чья она дочь, она никогда его не стеснялась. Дело всегда было в другом. - Ты знаешь, у нас просто расходятся мнения на то, чем ты занимаешься. И я не люблю журналистов, они слишком настырные.

Фрида фыркнула весело, когда он назвал ее "бедным студентом". В целом, он был не так уж далек от правды, потому что примерно так и жила основная часть молодежи, учившаяся в университетах на стипендии. Сама она так до высшего образования и не дошла, занятая в последние три года совсем другими проблемами.

- О, ему даже нравится, поверь. Тебе бы тоже понравилось, но не представляю, что мне нужно сделать, чтобы затащить тебя в какую-нибудь из этих забегаловок.

- Кстати, о студентах. Я подумываю о том, чтобы подать куда-нибудь документы в следующем году. В этом году я уже везде опоздала, - девушка улыбнулась, не желая развивать тему из-за чего именно она опоздала и в этом, и в прошлом и в позапрошлом году, полагая, что он понимает это и так. Она была благодарна ему за это - за то, что он никогда не давил на нее.

Фрида знала, что, после случившегося с Регом, отец не будет склонен так просто верить ей в том, что все действительно хорошо. Она и тогда так отвечала на расспросы и ему и его родителям. Сейчас она осознавала слишком ясно, что в этом и была ее главная ошибка. В смерти Регулуса было несколько причин, и это была одна из них. Их самоуверенность и не понимание того, насколько серьезные последствия могут быть.

- Я больше не буду от тебя ничего скрывать, - она отозвалась серьезно, ловя его взгляд. Она и так заплатила слишком большую цену за тот урок, который ей решила преподнести жизнь, чтобы оступиться также глупо еще раз. И свободы и самостоятельности должны были быть определенные границы.

Она, впрочем, быстро переключилась на другую тему, не желая похоронных мотивов в их с отцом разговоре:

- Ларс адвокат. Семь лет назад он и Бальтазар попали в аварию, с тех пор он не может ходить. Сейчас занимается проблемами инвалидов, - девушка поморщилась, произнося, - отвратительное слово.

- Он сейчас в Нью-Йорке, готовится к операции. Если все получится, возможно, он сможет ходить снова.

Фрида задумалась, пытаясь понять, с какого момента считать, что они с Бальтазаром "встречаются", но быстро сдалась, подбирая нейтральное определение:

- Пару месяцев. Не очень долго, поэтому я пока повременю с этим. Но кто знает, может он сбежит раньше.

Она расплылась в широкой улыбке в ответ на его последнее заявление, прежде чем бросить озорной взгляд, прибегая к бессовестной манипуляции отцом:

- Я буду счастлива куда больше, если ты как-нибудь сбросишь мне фотку из самолета, направляющегося в Америку. Ну, скажем, если это произойдет в конце месяца, будет совершенно замечательно. И ты успеешь на показ новой коллекции Бальтазара, на которую теперь я, кажется, точно пойду, раз мне больше нечего скрывать.

- Он, кстати, предлагал мне пройтись по подиуму. Я, конечно, отказалась, но полагаю, было бы весело.

Фрида была рада повидаться с отцом, но не хотела задерживаться. Она скучала по Бальтазару и хотела поскорее домой, строя планы на еще один незапланированный выходной, надеясь убедить его тоже отвлечься от дел. Ее бы вряд ли погладили за это по голове на радио, но, в целом, ей было плевать. Она и так совершила утомительный слишком длинный перелет, чтобы взять то интервью, о котором грезил Оливер, и теперь несомненно заслуживала компенсации.

Она поцеловала на прощание отца, напомнив, что ждет его в гости, а после пошла к самолету в сопровождении, от которого невозможно было избавиться. Девушка очень любила отца, но считала, что порой он перебарщивает. Лучше бы заботился больше о себе, потому что, по ее мнению, он всегда был под большим ударом. О необходимости позаботиться о своей безопасности, она никогда не задумывалась, несмотря на все попытки Тони объяснить, что она живет вовсе не в розовом радужном мире, где до нее нет никому дела.

Как оказалось, к отцу стоило прислушаться.

Фриде не удалось выспаться в самолете, поэтому в Америке она приземлилась уставшей, мечтающей добраться по скорее до дома. Бальтазар должен был ее встречать, и она решила, что позвонит ему, когда разберется с чемоданом. Она не знала, почему не напряглась ни на минуту, когда к ней подошли двое мужчин с просьбой помочь им разобраться с маршрутами автобусов, едущих до города, и она, потянув за собой чемодан, прошла с ними пару метров, чтобы показать, куда им следует направиться.

Последнее, что она почувствовала - иголку, протыкающую кожу, прежде чем отрубиться.

Она почувствовала боль в теле раньше, чем окончательно пришла в себя. Голова была тяжелая, а глаза резал яркий свет от лампы. В помещении было темно, от этого свет казался еще ярче. Она негромко выругалась, кто-то рядом с ней рассмеялся, заговорив на языке, не особо ей знакомом.

Все, что происходило дальше, было похоже скорее на кошмарный сон, чем на реальность. Она попыталась дернуть руками, чтобы обнаружить, что они связаны за спинкой стула и прилично затекли. Веревка неприятно сдавливала, не оставляя надежды ослабить узел. Впрочем, бежать, кажется, ей все равно было некуда. Через пару мгновений, перед лицом оказался лист с написанным на нем текстом. Ей объяснили, что именно это она должна будет сказать сейчас на камеру. "Как можно жалобнее, чтобы до твоего отца дошло". Она не знала, чем руководствовалась, когда послала говорившего к черту, после чего ожидаемо получила под дых.

Фрида зачитала то, что от нее требовали, сдержавшись от того, чтобы послать их снова. Рисковать дыхание, еле восстановленным после удара, больше не хотелось. В помещении не слишком приятно пахло и было душно. Она не видела, но сомневалась, что здесь есть окно.

Ей стало по-настоящему страшно, когда ее оставили одну, прежде развязав. Свет выключили и дальнейшее исследование помещения проходило вслепую. Под пальцами был холодный, местами мокрый камень.

Она не знала, чего именно они хотят, но отчаянно хотела домой. К отцу, к Бальтазару, которые наверняка сходили с ума после той записи. Один из мужчин сказал ей, что послание доставлено ее отцу, и что ей остается только ждать. Она ждала, понемногу трогаясь умом от одиночества, страха и вечной подвальной темноты. Фрида пыталась задавать вопросы, но с ней разговаривали редко и неохотно. Для них она была птицей не того полета, чтобы вести с ней какие-то переговоры. В конце концов, она-то ничего не могла.

Она не знала, что произошло из-за чего один из них, бывший у них, видимо, главным, так взбесился. Он что-то кричал о том, что ее отцу наплевать на нее, раз он так себя ведет. Что ему нет никакого дела до того, что произойдет с ней тут. Она не понимала и половины из того, что он говорит, но молчала, вжавшись спиной в стенку, надеясь, что он скоро уйдет. Когда он изнасиловал ее в первый раз, ее стошнило, стоило за ним закрыться двери.

Фрида пыталась вести счет дням и в какой-то момент неизбежно запуталась. В концу первой недели ей казалось, что она провела здесь уже как минимум месяц. Она не сомневалась, что рано или поздно это закончится, но думала вовсе не о чудесном спасении. Судя по всему, на это рассчитывать не приходилось.

Она думала о коллекции Бальтазара, пытаясь найти способ как-то отвлечься. О том, как состоялся показ. О том, что все должны были быть в восторге от его работ, потому что, как заверяла Элеонора, у него не было неудачных коллекций. Она жалела, что никогда не интересовалась в должной мере его эскизами, не считая тех, которые видела мельком, и сейчас не могла вообразить все достаточно ярко.

Девушка не знала, сколько дней прошло до того момента, когда дверь, тщательно закрытая на замок, с грохотом сорвалась с петель. Она сощурилась от света, подмечая, что люди, ворвавшиеся в помещение, мало были похожи на тех, с кем она общалась все это время. Они были в форме и переговаривались друг с другом как спецагенты в дурацких американских боевиках. Она не шелохнулась, наблюдая за ними молча, пока один из них не подошел к ней. Он спрашивал, в порядке ли она и может ли идти. Фрида так и не ответила ему, бросив на него тяжелый взгляд, а после встала, опираясь на стенку. Вопрос "в порядке ли она?" звучал у нее в голове издевательством.

Она так и не проронила ни слова за то время, пока ее вели к самолету, и пока они летели. Ей дали плед и чай, к которому она не притронулась. Врач пояснил, что это - следствие шока и через пару часов пройдет. Она подумала про себя, что он - старый дурак, не имеющий ни малейшего понятия, что с ней вообще происходит.

У нее стали ватными ноги, когда они все же оказались на земле, и ей пришлось выйти из самолета. Она заметила их сразу - отца и Бальтазара, ждущих ее. Фрида неосознанно сделала шаг назад, сама не понимая, чего именно испугавшись, но ее мягко подтолкнули в спину, заставляя приблизиться к отцу. Она не нашла, что сказать, когда крепко обняла его, после отстранившись, чтобы попасть в объятия к Бальтазару.

Она слушала его, не слишком веря, что действительно слышит, и что он наконец обнимает ее. Фрида чувствовала, что больше не может держаться, потому что для нее все вот это - было слишком. Его слова почему-то стали тем катализатором, которого не хватало раньше, чтобы она дала выход эмоциям. Она почувствовала, как по щекам бегут слезы раньше, чем осознала, что плачет.

Фрида вцепилась в его руку до боли сильно, не желая отпускать, когда разрыдалась, прижавшись к нему лбом. Ей не верилось до сих пор, что она наконец-то в безопасности, и больше до нее никто не дотронется. Ей было все также страшно, как и раньше.

- Я хочу домой. Пожалуйста, поехали домой.