Погода в Куинсфери тем вечером была особенно хмурой и ненастной — даже для февраля, всегда приносившего в эти края промозглые проливные дожди. Молочно-белый туман, густой, как гороховый суп, стелился над тёмными волнами Ди, чьё течение берёт своё начало в горах Сноудонии на северо-западе Уэльса. Дома номер восемь и номер десять, чей кирпичный фасад выходил на узкую улочку почти за чертой города, стояли, погружённые в настораживающие тишину и темноту. Номера девять не существовало, — но если бы кто-то сумел преодолеть незримую магическую преграду, прятавшую его от чужих любопытных взоров, то увидел бы, что в одном из окон на втором этаже мерцает свет.
Плоская ромбовидная голова змеи неслышно шевельнулась, приподнявшись над полом. Длинное чешуйчатое тело её — футов двенадцати, не меньше — лениво извивалось в пушистом ворсе пурпурного ковра. Огромная, толщиной с человеческую ногу, она проползла мимо обитого алым драпом кресла, стоявшего в глубине гостиной спинкой к растопленному камину, задев край чёрной мантии сидевшего в ней человека. Человек не шелохнулся, — только по лицу, укрытому мраком, пробежала тень некоего внутреннего довольства, заставив плотно сомкнутые губы дрогнуть в подобие улыбки. С тихим шорохом змея скользнула к зиявшему чернотой дверному проёму: гибкое туловище взвилось вверх, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, как стебель травы, тревожимый дыханием ветра. Угрожающе приоткрыв пасть, она всматривалась в темноту перед собой неподвижными блестящими глазами, словно изготовившись к смертоносному выпаду. Между сочившихся ядом клыков вился раздвоенный язык.
— Назад, Нагини, — тихий голос, исполненный невозмутимого спокойствия, исторг нечто, похожее на низкое, глухое шипение.
Подчинившись звучанию этого голоса, змея послушно отступила. Возвратившись к хозяину, она медленно взобралась на спинку кресла, исполинскими кольцами укладываясь поверх бархатистой обивки. Подняв худую бледную ладонь, Волдеморт нежно погладил её, словно большую домашнюю кошку, коснувшись пальцами гладкой узорной шкуры.
Следом за этим повисшую тишину нарушило звучание приближающихся шагов. В дверном проёме появилась мужская фигура, заставив было притихшую змею вновь издать предостерегающее гневное шипение.
Кай Селуин — младший из двоих сыновей благородного Селуина и почти полная противоположность Блетчли, в чьей компании он впервые был представлен Тёмному Лорду — стоял на пороге освещённой пламенем камина гостиной, предоставляя сидевшему в кресле магу возможность рассмотреть его лицо в мягких отблесках оранжевого света. Молодой, статный, изящный, с лощёной внешностью завзятого повесы, способной ввести в заблуждение любого, кто не обладал даром видеть дальше зримого глазами. Внешностью, за которой, знал Тёмный Лорд, скрывается острый, пытливый ум и похвальная сила духа. Добавить к этому блестящую родословную, искушённость в магических искусствах, подкреплённую тягой к запретным знаниям и склонностью к новаторству, толику известной дерзости и уверенности в собственных силах, присущих его цветущему возрасту, — и не составляло труда догадаться, почему при появлении молодого волшебника в красных, змеиных глазах Волдеморта зажглось хищное любопытство. Новоиспечённый аналитик аврората, только-только вступивший в свою почётную должность, возможно, сам того не ведая, обратил на себя пристальный интерес человека, которому собирался сегодня присягнуть на верность. Для слуг Тёмного Лорда получение Метки было не просто неприятной формальностью. Если одни Пожиратели удостаивались чести пройти этот обряд в окружении соратников, уже отмеченных знаком принадлежности к стану пособников Волдеморта, то иные, в обход всяких церемониальных излишеств, подвергались уготованному испытанию вне досягаемости глаз ненужных свидетелей; и никто, кроме отмеченного таким образом избранного и самого Тёмного Лорда, не знал о тайном содержании бесед между ними. Юному Селуину выпала удача стать одним из таких счастливцев, — если только он, выказав гибельное малодушие, не подумает отступиться в самый последний момент: непростительная ошибка.
Не тратя время на приветствия, Волдеморт поднялся ему навстречу, держа наготове волшебную палочку.
— Твою руку, Кай, — повелительно произнёс он. — Если ты всё ещё не изменил своего решения.

— Глупцы, Кай, те, кто отваживаются принять эту честь необдуманно. — Холодный, спокойный взгляд Волдеморта встретился с чужим, не выражавшим и призрака сомнений. На губах мелькнула тень улыбки. — Но ты к ним не относишься. Верно?
Потому что если иначе — придёт время, и одному из них придётся пожалеть. Тёмный Лорд не прощал предательства и не терпел вольнодумства в своих слугах. Но более всего он не любил и презирал тех, кто приходил под его знамена в минуту душевной слабости. Слабость, глупость и неспособность предугадать последствия собственных поступков — вот пороки, которые Волдеморт чтил недостатком несравненно худшим, чем нечистая кровь. Твёрдый взгляд молодого мага, уверенная его осанка, излучавшая горделивое достоинство, говорили о том, что за их владельцем не водится ничего из перечисленного. Оставалось лишь проверить, являлось ли истиной то, что Кай пытался выдать за таковую.
Кончик палочки Волдеморта коснулся оголённого предплечья Селуина, прочертив незримый глазу узор. Невесомо, точно кисть художника. Тьма, что чернее оружейного пороха, струилась из неё наружу, окутав руку до самого локтя. Словно живое существо, движимое собственной волей, отдельной от воли её создателя, она текла сплошным потоком, пока не начала рассеиваться, истончаться, повторяя начерченный Волдемортом символ. Череп и змея, выползающая из его оскаленной пасти — в пределах благословенной британской земли не сыщется добропорядочного волшебника, который сдержал бы дрожь отвращения при виде этого жуткого клейма. Клеймо. Кто-то счёл бы всё происходившее сейчас унизительным для Селуина: его клеймили, как скотину, оставляя на теле знак обязательства служить верно и безоглядно. Знак, который будет с ним до самой смерти и станет либо признаком величайшей силы, оказанного его носителю высокого доверия, либо свидетельством несмываемого позора.
Тёмный Лорд молчал. Сотканная из мрака метка клубилась паутиной размытых линий. И вдруг вспыхнула нестерпимо ярким светом по контуру — казалось, что к руке Селуина приложили раскалённую добела проволоку. Не убирая палочки от предплечья, Волдеморт сжал цепкими паучьими пальцами запястье Кая. Змея, лежавшая на кресле за его спиной, зашевелилась всем своим гладким, скользким туловищем, хищно приоткрыв пасть. Чуткое её звериное обоняние потревожил запах обожжённой человеческой плоти.

Вопреки распространённому мнению, являвшемуся понятным следствием закрепившейся за его именем славы, причиняя боль другим, Волдеморт не испытывал наслаждения от самой возможности причинить её. В рядах его слуг хватало завзятых головорезов, — Тёмный Лорд попустительски баловал и поощрял их кровожадность данным правом чинить любой произвол над возможными жертвами, словно добрый хозяин, жаловавший своим голодным псам объедки с обеденного стола. Те же охотно лили кровь не столько ради его имени, сколько из желания упиться собственной вседозволенностью. И множили в сердцах противников страх перед собой и своим Господином; перед беспричинной жестокостью — с одной стороны, и жестокостью абсолютно оправданной — с другой. Волдеморт был жесток — жестокость по отношению к другим составляла основополагающий пласт его натуры, родившись вместе с ним; но никогда он не рассматривал её лишь в качестве способа удовлетворить низменную звериную потребность в истязании других, предпочитая использовать физические страдания и страдания душевные как полезный инструмент в достижении желаемого.
Так было и сейчас.
Глядя в помутневшие от пронзительной боли глаза Селуина, Волдеморт не чувствовал жалости ни на гран, — но не ощущал и удовольствия. Боль, в конечном итоге, не так важна — важно то, что последует после. И всё же Кай должен был пройти через неё — как и многие до него. Это боль отныне будет с ним всегда, поселившись в памяти, въевшись в неё невытравимо, как выжженная чёрным отметина на коже: каждый раз, когда его Хозяин воззовёт к нему самому или кому-то из других Пожирателей, он станет вспоминать тот день, когда принял эту боль как плату за возможность стать причастным к покровительствующему ему могуществу.
Шумное сбивчивое дыхание только что посвящённого в Пожиратели сливалось со змеиным шипением и треском пламени, озарявшим комнату тёплым оранжевым светом. Тёмный Лорд по-прежнему сжимал запястье юноши, ощущая пульс крови, бежавшей по венам к сердцу, — и будто не думал отпускать. Невозмутимая холодность его таила всё тот же пристальный интерес, выдаваемый лишь подёргиванием жёсткого рта, когда он жадно ловил малейшие оттенки эмоций, переживаемых Каем — в чертах его лица, во взгляде, в воздухе, который тот выдыхал. Храня терпение, он дожидался, когда молодой маг вернёт себе самообладание, и не находил нужным подгонять его ни словом, ни жестом.
— Твоё рвение похвально, Кай, — выслушав произнесённые слова, отметил он без показушного одобрения, всё так же сухо и спокойно. Отметил как факт, без лишних эмоций, но это стоило дорого. — Но прежде, чем я решу, чем ты можешь служить мне, я хочу узнать, на что ты действительно способен. Или, — на этот раз Волдеморт позволил себе поступиться своей безжизненной отстранённостью: тонкие бескровные губы растянулись в улыбке, едва ли сделавшей его лицо хоть чуточку более похожим на человеческое, — на что ты хочешь быть способен — так будет правильнее.
Сказав это, он отвёл руку с палочкой. Пальцы той, что держали побелевшее запястье, переместились выше, со змеиной, почти ласковой вкрадчивостью коснувшись пульсировавшей огнём метки. Волдеморт словно любовался. Метка в ответ на это бережное изучающее прикосновение густо налилась чёрным, — и побледнела, выцвела, будто кто промокнул разлившиеся чернила, едва Тёмный Лорд оборвал контакт с предплечьем Селуина.
Потом он дотронулся указательным пальцем до его лба.
В это же самое мгновение разум Тёмного Лорда слился с разумом его слуги. Глаза Волдеморта потухли, утратив свой хищный блеск. Пустые и неподвижные, они гляди прямо в чужие глаза, светло-голубые, хранившие жаркий свет жизни — глядели, но не видели их, словно смотря сквозь: ничто из того, что пролегало в границах материального мира, сейчас не было доступно взору Волдеморта. Сознательно отрешившись от того, что окружало его, он сосредоточился на содержании мыслей стоявшего передним волшебника. Он знал, как это до дрожи, выворачивающие неприятно — когда кто-то вот так, насильственно и бесцеремонно, вторгается в твой разум. Всё равно, что находиться одному в комнате и ощущать при этом чей-то внимательный взгляд, упирающийся тебе в спину. Тёмный Лорд познал это на собственном опыте лишь раз, будучи ещё студентом Хогвартса, — и поклялся, что никто и никогда не сумеет вновь завладеть его рассудком. Никто и никогда — в то время как сам он обретёт способность проникать в чужое сознание, не встречая препятствий.
Это не значило, что ему не могли оказать сопротивления. И всё-таки сейчас Волдеморт не рассчитывал встретить отпор. Незримо касаясь приоткрывшегося ему разума, поначалу он скользил будто поверху, как птица над речным потоком, едва задевая его; и лишь после постепенно пробуя погрузиться всё глубже, во тьму едва осознаваемого... Он ждал. Ждал реакции Кая, какой бы она ни была. Тёмный Лорд подвергал всех, принявших Метку, подобному, — и всякий раз с бесстрастным исследовательским любопытством отмечал, как разнится их поведение. Одни, пресмыкаясь в угодливом подобострастии, стремились показать своему Повелителю то, что  он желал — или, как им только казалось, желал — увидеть. Иные в растерянности предавались смятению, не в силах думать ни о чём, кроме боли и страха. Кто-то против воли спасался бегством порой в самые нелепые и неуместные воспоминания. Единицы находили в себе достаточно сообразительности и мужества не прятать самых потаённых своих стремлений и страстей, но предъявлять их открыто, почти с вызовом.
Тёмный Лорд хотел от своего слуги лишь одного: чтобы тот раскрыл ему подлинную причину своего желания стать одним из его последователей, причину, которая привела его сюда. И, наблюдавший за ним все эти месяцы, полагал, что уже знал ответ. Знал ли его Селуин?..

И этого оказалось достаточно. Тёмный Лорд отступил. Милостиво избавив слугу от своего присутствия в его мыслях, он оборвал незримую нить, связавшую их друг с другом. Темнота, окутывавшая разум Кая, рассеялась. Отхлынула, словно морская волна, унося с собой обрывки воспоминаний и чувств, столь глубоких и потаённых, что не должны быть названными.   
Безграничная степень доверия молодого Пожирателя своему Повелителю подкупала. Доверия, не имеющего ничего общего с подобострастным заискиванием. Со страхом, только маскирующимся под преданность. Ценное и редкое качество. Качество, которое Волдеморт собирался использовать в собственных целях, ко взаимной — оба знали это — их выгоде.
— Твой дед обучался в Дурмстранге, Кай. В стенах этой школы весьма лояльно относятся к Тёмным Искусствам. Гораздо снисходительнее, чем в Хогвартсе. — Волдеморт прошёл вглубь комнаты, склонившись над креслом и дремавшей на нём змеёй. — Я знаю, ты кое-чему научился у него.
Тёмный Лорд не стал скрывать проступившего в голосе пренебрежительного осуждения при упоминании Школы Волшебства и Чародейства. Хогвартс. Некогда одно из самых уважаемых магических учебных заведений, стараниями Дамблдора превращённое в приют для магглорождённого сброда и прочих отщепенцев, порочивших своим существованием имя одного из его основателей. Обитель малодушных невежд, для которых жизнь любой разумной твари ценна так же, как жизнь волшебника. Но было бы неосмотрительным решить, что причина неприязни Тёмного Лорда кроется лишь в предании заветов Слизерина, чьим потомком он являлся. Давно миновало то время, когда его целью было убийство нечистокровных. Чистота крови важна, но много важнее готовность оберегать ту силу, что она даёт. Использовать все её возможности, не отступая перед глупыми предрассудками. Волдеморт ощущал эту готовность в Кае. Читал в его лице и глазах, видел в его мыслях. И не сомневался: недаром отпрыск рода Селуинов — как и сам Волдеморт в своё время — стал достойным представителем последователей великого Салазара, славившихся своим умением всегда брать причитающееся им по праву.
Плавным неспешным движением Тёмный Лорд протянул руку к своей любимице, желая ощутить пальцами узорный рельеф её чешуи. Но змея вдруг отпрянула от его прикосновения. Стремительно, подобно молнии, она соскользнула с кресла и бросилась под ноги стоявшего Пожирателя, будто желая атаковать. Но вместо этого проползла по ковру к двери, скрывшись во тьме за границами освещённых стен. Проводив её внимательным взглядом, Волдеморт дал Каю знак молчать. Некоторое время в комнате стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском огня и свистом ветра за окном. Глаза Тёмного Лорда были прикрыты, словно он напряжённо прислушивался к чему-то, недоступному слуху его слуги.
— Нагини говорит, что у нас гости, — тихо заметил он, первым нарушив установившееся молчание. Веки приподнялись, вертикальные зрачки в упор уставились на юношу. Волдеморт сам напоминал голодную змею, выслеживавшую неосторожную добычу.
— Твоя палочка, Кай. Достань её. — В коротком приказе сквозили предвкушающие интонации. — Я дам тебе шанс показать, чему ты научился.

С тех пор, как Орден Феникса существенно пополнил свои ряды новобранцами, жаждущими вкусить сомнительно славы народных героев, не проходило и недели, чтобы слуги Тёмного Лорда не вступали с ними в очередную стычку. Аврорат не отставал от распоясавшихся вигилянтов — министерские псы с кровожадным рвением включились в травлю, понукаемые хозяйской рукой. К вящему удовольствию самого Волдеморта, приснопамятные бойцы за справедливость неизменно несли немалые потери, а развороты магической прессы не стеснялись смаковать подробности очередной кровавой расправы, чинимой сторонниками Лорда над павшими орденцами и служителями закона. Столь эффектную и потому эффективную рекламу не купишь ни за какие деньги, и Тёмный Лорд следил за вестями с полей импровизированного фронта, как ловкий делец за скачущим курсом котировок, готовый использовать любой шанс увеличить своё благосостояние. Сегодняшний день, похоже, сулил ему удачу в этом.
Жар, с которым молодой Пожиратель вступил в бой, мог в равной степени объясняться как свойственной его годам азартной самоуверенности, так и неким врождённым свойством натуры. Едва ли — только лишь желанием выслужиться. Волдеморт не вмешивался. Смотрел. Одобрял. Он не ждал, что юный колдун с ходу решится использовать Непростительные заклятья. Табу порицания, воздвигнутое волшебным обществом над этим видом магии, ставшей визитной карточкой приспешников Лорда, останавливало многих, у кого были причины прибегнуть к её применению. Рано или поздно каждому из Пожирателей приходилось переступить через себя, но не для всех из них применение Непростительных становилось неискоренимой и приятной привычкой. Что ж, по крайней мере, в юноше прослеживалась тяга к оригинальности. Волдеморт не был доверчив. Но пока его устраивало то, что есть.
Комнату наполнил влажный хруст костей. Тело уже не человека, а почти полутрупа грузно билось на полу, как перетряхнутый мешок с требухой. Тёмный Лорд наблюдал за его страданиями с таким же интересом, с каким сытая кошка глядит на мышь.
— Чуть меньше усердия, — осадил он Селуина, останавливая дальнейшую пытку. На лице — мертвенное опустошение.
Вопли ненадолго стихли. Сознание Волдеморта скользило подобно рептилии в лабиринте мыслей изувеченного мага, выискивая обрывок нужного воспоминания среди великого множества разрозненных фрагментов. Чужая боль обрушивалась на него со всех сторон, как разряды электричества, но не могла пробить ментальный щит. Оцепеневшая жертва не выказывала способности к сопротивлению, и вскорости Тёмный Лорд покинул тело поверженного аврора, узнав то, что хотел. Лежавший на полу колдун дёрнулся в конвульсивной судороге. Послышалось его прерывистое дыхание, громкий стон и надсаженные хрипы. Оброненная в пылу сражения палочка затерялась в ковре рядом с месивом из плоти и костей, прежде бывшем кистью правой руки. Её хозяин доживал свои последние секунды на этом свете, и Тёмный Лорд не счёл нужным дальше расточительно тратить на него время и внимание.
— Осталось пятеро. Несколько миль к западу отсюда, — поделился он с Каем добытыми сведениями, когда звуки предсмертной агонии, наконец, умолкли. — Полагаю, нас там не ждут. Тем приятнее будет лично засвидетельствовать своё почтение.
Мягкий голос и благодушные интонации разительным контрастом звучали на фоне исполненных муки стонов раненого, мгновением назад оглашавших комнату.
— Но прежде это, — Волдеморт совершил плавный жест палочкой, чуть слышно шевельнув губами, и следом откуда-то из глубины помещения показался небольшой серебристый предмет. Маска Пожирателя проплыла по воздуху, пересекая пространство комнаты. Её амальгамовый овал застыл высоко над полом прямо напротив Селуина, на уровне его взгляда. Гладкий металл скалился пустыми прорезям глазниц.
Последний штрих, больше дань здравой практичности, нежели церемониальным традициям. Будет досадно, если случайно улизнувший с поля брани противник впоследствии опознает в скромном авроратском аналитике протеже Тёмного Лорда. У смерти не должно быть лица. У зла не может быть имени. Преступления, совершаемые Волдемортом и теми, кто разделял его идеи, пугали не так сильно, как неизвестность, безмолвным предостережением окутывавшая всё, что было связано с их личностями.
***
Снаружи было всё так же сыро и пасмурно. Промозглый февральский ветер нёс мелкую крапь дождя. Повсюду лежал тусклый голубоватый свет, заливая улицы и крыши домов, мосты и тротуары, немногочисленные фигуры тепло укутанных прохожих и силуэты машин, мерцавших цветными глазами фар в застлавшей всё белоснежной мгле, точно крадущиеся по асфальту чудища. Туман всё не рассеивался. Скользящие высоко над городом две чёрные тени были почти незаметны в нём. Когда они пронеслись мимо Юбилейного моста, одна из его свай надломилась и бетонная конструкция просела под собственной тяжестью, точно захромавший на увечную лапу зверь, опасно накренившись набок. Автомобильные клаксоны вразнобой залаяли в вечернем сумраке за спинами стремительно удалявшихся от города Пожирателей.
Бурая, голая ещё после недавно сошедшего снега земля стелилась внизу, аккуратно расчерченная прямоугольниками фермерских угодий, постепенно сменявшихся холмами и перелесками. Серая лента реки вилась меж ними, уползая по направлению к горизонту. Пожиратели следовали её течению, пока вдалеке не мелькнула черепичная крыша сарая, одиноко стоявшего посреди пустынного поля.
Невидимый глазу купол магической преграды встал у них пути, препятствуя продвижению дальше.
Двадцатифутовые языки пламени взвились над полем*. Широкая полоса огня оранжевой вуалью объяла незримую стену купола, прожигая в нём бреши, расползавшиеся с каждой секундой. Купол рухнул, и две тени опустились вниз, обретя очертания человеческих фигур. Яростное пламя пожара бушевало вокруг Пожирателей, но удивительным образом избегало встречи с ними, не причиняя вреда. Группа людей в светлых мантиях, как угодившая в западню дичь, металась в отсветах подпалившего небо марева, лишившаяся магической защиты, ошеломлённая и растерянная.
— Expul...*
— Avada Kedavra!
Изумрудный всполох пронзил темноту слева от Селуина. Летящая над землёй смерть настигла цель, в мгновение ока оборвав её существование. Кто-то в темноте позади убитого — не разобрать, мужчина или женщина, — испустил надрывный крик, способный поднять и мёртвого. Но мертвец — вот досада, — остался лежать там, где лежал, в угольно-чёрной, присыпанной пеплом земле; и выглядел до неприличия умиротворённым.
____________________________________
*Fiendfyre — заклинание Адского Пламени
*Экспульсо — мощное заклятие, вызывающее взрыв, сопровождающийся синим светом. Напоминает по действию «Остолбеней».