Бальтазар не ожидает, что подобие идиллии, начавшейся минувшим вечером, оборвется так быстро и так жестоко. Не может принять до конца, что решение держаться друг от друга подальше оказывается столь верным. Харт не сомневается, что этого их отношения пережить не смогут – погибшего по его вине ребенка. Он признает, что ничьи отношения не смогли бы пережить подобное, и принимает как должное, когда Фрида просит её не трогать. Бальтазар убирает ладонь по первому требованию, ловя тяжёлый взгляд ведьмы.
Харт считает, что должна понимать, почему он наложил на неё пыточное, потому что она залезает в его голову накануне. Он, впрочем, не говорит об этом, потому что ищет для себя подтверждение, что это было необходимо, заново в свете последних событий.
– Я бы никогда не сделал этого, если бы знал, что от этого зависит жизнь нашего ребенка, – убеждённо повторяет Бальтазар, возвращая Фриде тяжёлый взгляд.
– Пыточное не проходит бесследно, но я сделал всё, чтобы твое восстановление прошло как можно скорее. Чтобы ты не испытала ни полную силу проклятия, ни продолжительность действия, – Харт заставляет себя вздохнуть глубже, зная, что его объяснения могут звучать своеобразно. Однако в этот момент он верит всерьез, что делает всё, что от него зависит, чтобы смягчить эффект пыточного проклятия.
– Я не мог позволить им снова использовать нас против друг друга, – наконец, произносит Бальтазар, считая это главной причиной, почему он решается поднять руку на любимую женщину.
– Зачем ты защищала их, Фрида? Ты знала, что они обречены, как и те, что были до них и будут после, но всё равно предпочла нарушить правила, оставив меня разбираться с последствиями.
Харт чувствует, что распаляется, и заставляет себя вздохнуть глубже, сдерживая поднимающееся раздражение. Потому что его выбивает из колеи происходящее. Выбивает из колеи, потому что он никогда не планирует становиться детоубийцей. Его коробит от мимолётной мысли, что жизнь этого ребенка становится частью цены за то, что им удается уберечь Ларса.
– Мы договаривались, Блетчли. Никаких поблажек. И я просил тебя держаться подальше от моего отряда, но ты меня не послушалась, – подытоживает чародей, больше не желая об этом говорить. Больше не видя смысла обвинять кого-либо, когда самое страшное уже происходит.
– Ты права: этому мальчику или девочке повезло не родиться, – вторит мыслям Фриды Бальтазар. Потому что за окном – бестолковая война, и потому что ребенок связал бы их вместе крепче, чем что-либо.
В остальном швед думает о том же, что и Фрида – что его удивляет, как долго этот малыш цепляется за жизнь, несмотря на обстоятельства.
– Думаю, отныне нам обоим стоит воспринять всерьез решение держаться подальше друг от друга, – напоминает Харт.
– Я не смогу вынести, если ещё раз причиню тебе боль, – откровенно делится мыслями Бальтазар. Потому что он – не железный, и потому что в этот раз он почти сломался. Впрочем, возможно, ломается по-настоящему, но для того, чтобы это осознать, ему нужно остаться наедине с их общим горем.