Элеонор понимает это слишком хорошо - то, что у них нет выбора. Совсем никакого, учитывая обстоятельства и балласт, висящий на них в лице ее брата и его сына, потому что иначе вряд ли бы они просиживали это время в Англии, когда был вполне реальный шанс уехать, спрятаться от Лорда и его приспешников. Почему-то послу кажется, что их не будут искать по всему миру.
Он кивает коротко, принимая благодарность, и наблюдает за шведом внимательно. Ему не хочется лишних проблем, и если тому плохо, то возможно стоит обратиться в Мунго или хотя бы пойти домой. Он замечает, что Бальтазар еще бледный, но в целом держится бодрячком и, судя по всему, не собирается падать здесь и сейчас. По крайней мере его удар не был похож на удар умирающего.
Белфорт знает, что информация о его ориентации вызывает различную реакцию у неподготовленных умов, и наблюдает за мужчиной заинтересованно, с легким удовольствием подмечая, что не видит на его лице неприязни. В целом, послу абсолютно без разницы мнение других на этот счет, но он считает, что это многое говорит о человеке в целом.
Он смеется открыто, когда Бальтазар припоминает его слова в кабинете Блетчли.
- Ты смог бы оценить, если бы не был настолько консервативен, - он не флиртует в целом, но не может сдержаться от комментария, считая, что у шведа написано на лбу, насколько он предпочитает более традиционные отношения. - А вот Фрида оценит вряд ли.
Белфорт вспоминает, что они стоят на улице уже достаточное время, чтобы Фрида начала волноваться и кивает в сторону двери:
- Пойдем, пока она не бросилась на твои поиски.
Он медлит пару мгновений, прежде чем все-таки подытожить:
- Если вам нужна будет помощь - обращайся. Вам обоим.
Белфорт уточняет на всякий случай, чтобы у Харта не было сомнений, что он готов помочь и ему. Вне зависимости от его отношения к Блетчли.

Фрида так и не решается уйти из банка насовсем, не веря до конца в то, что Бальтазар больше действительно не вернется на работу. Она знает, как много та для него всегда значила, пусть и никогда не нравилась ей, и знает, что единственный вариант, который устроит ее полностью - если компания закроется окончательно. Ведьма не питает иллюзий, что это когда-то случится, потому что Амадеус никогда не допустит подобный исход.
Она практически не видится с Белфортом с тех пор, предпочитая проводить время дома с Бальтазаром, и привыкает к тому, что в их квартире отныне всегда стоят вазы с цветами. Она никогда раньше не испытывает потребности в подобных красивых жестах, но сейчас признает, что ей это нравится, и она будет не против, если он не перестанет это делать.
Ей кажется, что становится немного легче переносить все те ужасы пожирательской деятельности, через которые им приходится проходить, потому что он рядом с ней. Потому что после этого они возвращаются домой, и он не дает ей остаться наедине с собственными мыслями. Она знает, что все это - самообман, что ей также тяжело как раньше, но позволяет ему отвлекать ее, иначе они оба рано или поздно сойдут с ума.
Фрида целует его, прежде чем встать с постели и направиться в душ. Ей нравится, что отныне он никуда не торопится, и нравится, что он не возражает против того, чтобы остаться под одеялом подольше. Она считает, что это идет на пользу им обоим и во многом именно ему, потому Бальтазару, как бы он ни храбрился, нужен отдых не меньше, чем ей. Если не больше.
Она не слышит из-за шумящей воды, что происходит в квартире, но успевает застать последние звуки из дальней уборной, когда выходит из ванной, накинув халат. Ведьма заглядывает на всякий случай в спальню, прежде чем идет обеспокоенно и быстро в уборную, чувствуя тревогу.
Ведьма застает его сидящим на полу и пораженно выдыхает, не сомневаясь, что ему стало плохо. Она стоит так пару мгновений, прежде чем опускается рядом с ним на колени, касаясь аккуратно щеки.
- Баль, - она зовет его негромко, прежде чем внезапно, ощутимо занервничав, повышает голос, - Баль!
Она прижимается губами к его виску лихорадочно, стоит ему открыть глаза.
- Что с тобой? Тебе плохо?

Фрида ждет, когда он заговорит не слишком терпеливо, но ее отчасти успокаивает его объятие. По крайней мере, с ним, кажется, все более-менее в порядке сейчас на первый взгляд. Она переживает за него уже давно чересчур, выходя за рамки нормального, и не может ничего поделать с тем, что всегда предполагает худшее. Не может иначе после всего того, что с ним происходит.
Она распахивает в ужасе глаза, не в силах совладать со своей реакцией. Она ожидает этого в последнюю очередь - что что-то случится с Амадеусом, потому что он непотопляем. Несмотря на возраст, на опасность, которая из-за компании преследует его всю жизнь. Амадеус это та стена, которую ничто не способно взять. Кроме, как оказалось, маггловской пули.
Ведьма обнимает его крепко, когда он наоборот ослабляет хватку, и не собирается его отпускать. Ее сводит с ума то, как много ему приходится пережить за последнее время, потому что он не железный, и все это слишком даже для него, пусть он и хочет быть сильнее всех обстоятельств, а она не знает, как ему помочь.
Она стирает подушечкой большого пальца дорожку слез и позволяет ему немного отстраниться. Ей не нравится, когда он извиняется, и она качает головой, пробегая пальцами по его лицу.
- Тише, - ирландка прижимается губами к его щеке, прежде чем мягко, не слишком настойчиво потянуть вверх. - Пойдем. Сидеть на холодном полу - не лучшее решение.
Фрида отдает отчет в том, что вряд ли его сейчас это волнует, но считает, что это не должно мешать ей позаботиться о нем. В конце концов, ему явно не помешает кофе или горячий чай.
- Встанешь?
Она помогает ему подняться, попутно затягивая потуже поясок халата, и обнимает его крепко, не отпуская от себя, пока ведет на кухню. У нее нет для него утешающих слов, потому что утешить здесь нечем вовсе, поэтому она молчит, когда усаживает его на стул и касается губами плеча, замирая на пару мгновений, прежде чем все же отстраниться.
Блетчли торопится с крепким чаем и через пару минут оказывается рядом вновь уже с чашкой и плиткой шоколада. Она разворачивает ее и делит на дольки, протягивая одну к его губам бескомпромиссно.
- Ешь. Станет немного легче.
Она перехватывает свободной рукой его ладонь, сжимая крепко:
- Как Кассиопея? Ей нужна сейчас твоя поддержка.

Фрида помнит о его скептическом отношении к шоколаду, но как никто другой знает о его целебных свойствах. Она слышит об этом впервые еще в школе и не сомневается ни на минуту в правдивости, потому что после него всегда легче. Не намного, но даже это лучше, чем ничего, и она просто хочет, чтобы он немного пришел в себя. Вернулся в окружающую действительность, совершив привычный обряд - выпил что-то теплое и съел что-то сладкое. Она не хочет, чтобы он замыкался.
Она не пытается настаивать на чем-то более существенном для желудка, чем долька шоколада, но довольствуется тем, что он съедает ее послушно. Ведьма устраивается у него на коленях и жмется ближе,чувствуя легкое отчаяние от того, что в самом деле не может помочь ему ничем. Потому что это никому не под силу, и единственное, что ей остается - быть рядом с ним.
Ей действительно жаль, что с Амадеусом произошла эта нелепая случайность, пусть она никогда и не испытывала к нему особо теплых чувств. Вопреки этому, она не находит в себе сейчас никаких иных чувств, кроме беспокойства за Бальтазара, не способная думать о чем-то ином, кроме его состояния. Она знает, что непременно испытает горечь от смерти его отца позже, но сейчас ее заботит совсем другое.
Фрида мягко кивает в ответ на признание, что у него нет сил, и, пожалуй, не ожидает иного ответа. Она не собирается принуждать его идти к матери сейчас, потому что, со всем уважением к Кассиопее, он для нее важнее, и она готова заставить подождать весь мир, пока он не придет в себя.
Она целует его куда-то под ухом, после поднимаясь чуть выше, и проговаривает негромко:
- Мы пойдем к ней позже. Когда ты будешь готов.
- Тебе нужно отдохнуть, - она тянется к следующей дольке шоколада, когда чуть улыбается уголками губ, хоть и не слишком весело. - Ешь-ешь, я знаю, о чем говорю.
Ведьма дожидается, когда он расправится со сладостью и ловит его взгляд, обнимая вновь:
- Я с тобой, Харт. Как и всегда, - она напоминает ему об этом мягко, на всякий случай, зная прекрасно по себе, насколько этого не хватает в такие моменты - осознания, что ты не один, и тебе вовсе не надо переживать все самому.
- Хочешь что-нибудь на завтрак?

Фрида тянет его под одеяло, стоит ему съесть достаточное, по ее мнению, количество шоколада. Она наливает ему виски на два пальца, потому что хочет, чтобы он немного успокоился, и надеется, что он сможет уснуть. Несмотря на то, что они проводят лениво последние две недели, она чувствует, насколько он в действительности устал, и как сильно ему требуется отдых куда больший, чем эти недели. Желательно, где-то вдалеке от Англии с ее проблемами.
Она обнимает его крепко, когда они возвращаются от Кассиопеи, и проваливается в сон сразу вслед за ним. Ей тоже это необходимо, и она хочет верить, что сегодня их никто не потревожит. Потому что сегодня они имеют право не думать ни о чем другом, и ему нужно это время, чтобы пережить горе. Она беспокоится за него до одури, но старается держаться, потому что кто-то из них должен.
Ведьма распахивает глаза, когда кожу опаляет метка, и вздыхает обреченно. Она считает, что у Лорда чуйка на неподходящие моменты, и что глупо было предполагать, что сегодня их оставят в покое. Закон подлости никогда не давал осечек.
Она все еще терпеть не может Долохова всем своим существом, потому что он так и не оставляет попыток выбить из нее это чертово Круцио. Она боится его, боится его фантазии и того, куда та может их всех завести. Она считает его непредсказуемым, считает психом, и старается держаться подальше, понимая, что когда-нибудь у Пожирателя закончится терпение. Она все также не может дать ему того, что он от нее так хочет, и в глубине души надеется, что этого никогда не произойдет.
Фрида старается, чтобы урон, наносимый ей, был как можно меньше. Долохов видит это, и она понимает, что ему это не нравится, но так и не может за все это время привыкнуть к мысли, что ей приходится делать это - лишать невинных людей жизни, внушать страх, пытать. Она пытается избежать этого всеми силами и никогда удачно, потому что на этих рейдах невозможно оставить руки чистыми.
До нее не сразу доходит, какую безумную идею на этот раз подкидывает фантазия Пожирателя.  Она чувствует, как ей становится сложнее дышать с каждым его словом, по мере осознания, что это вовсе не глупая шутка. Не попытка ее запугать. Он всерьез обрисовывает ей перспективы, которые ждут Бальтазара, если она наконец не сможет перебороть себя.
Она не скрывает ужаса, потому что от одной мысли, что он действительно может отправить шведа убить собственного сына, ее как будто выворачивает наизнанку. Ведьма считает, что Долохов окончательно рехнулся.
Она молчит, не сразу даже замечая, как ее колотит, и не может вымолвить ни слова. В горле застревает ком, а в голове бьется набатом предательская мысль, что она знала, что так будет. Что рано или поздно он найдет способ как вынудить ее сделать это, используя Бальтазара. Она чувствует животный страх, сковывающий ее еще больше, потому что Антонин вешает на нее ответственность, которой она не хочет. Ответственность за жизни других, ни в чем не повинных людей, и маленького мальчика, оставленного и так по ее вине без настоящего отца.
Она не хочет думать о том, каково будет Харту после того, как заклятие спадет, и он осознает, что наделал.
Фрида бросает быстрый взгляд на бывшего мужа, задерживаясь на мгновение, прежде чем оборачивается к женщине, из которой она даже не знает, что должна выпытать. Так и не понимает за все это время, какой информации ждут от этих людей, когда половина из них - обычные, запуганные люди, не ищущие войны.
Она так и не задает вопроса, прежде чем поднять палочку.
Первое "Круцио" срывается с губ раньше, чем она действительно оказывается к этому готова. Она слышит, как дрожит голос, и заклинание выходит невнятным. Ведьма прикрывает на мгновение глаза, не оборачиваясь пока еще к Долохову, не собираясь сдаваться так просто. Если он так хочет вытащить из нее наружу все то темное, что в ней есть, то пусть проявит терпение.
Фрида смотрит на женщину и не видит ни единой причины ее ненавидеть. Она не желает причинять ей боль и вместе с тем - желает больше всего на свете, потому что от этого зависит жизнь близких ей людей. Она пытается зацепиться за это, за то, что эта женщина - источник ее проблем. Ведьма знает, что это не так, но не позволяет себе об этом думать.
- Crucio!
Она проговаривает негромко, но в этот раз твердо, глядя ей в глаза. Ей кажется, что все происходит как в тумане, и она слышит словно вдалеке крик, но не может теперь отвести палочку. Она чувствует, что действительно хочет этого - сделать больно. Не ей, а ему. Долохову. Но вместо этого пытает ее и не может остановиться. Потому что ее жизнь не так ценна, если приходится выбирать.
Фрида все же обессиленно отводит палочку через некоторое время и дышит тяжело, избегая смотреть на плачущую женщину, имени которой она даже не знает. Ее колотит и тошнит, и она хочет больше всего убраться отсюда как можно скорее, но вместо этого оборачивается к Пожирателю, окидывая опустевшим взглядом.
- Ты получил, что хотел.
Фрида не смотрит на Бальтазара. Она знает, что во всем этом есть его вина, и не может заставить себя посмотреть на него.

Фрида слышит крик этой женщины, полный отчаяния, когда загораются занавески. Они знают, что произойдет дальше, и в ее крике столько безысходности и боли, что ведьме хочется закричать вместе с ней. Потому что она сейчас - такая же беспомощная, как и эта женщина, которой осталось потерпеть не так много, прежде чем ее страдания окончатся. Она завидует ей искренне, сильно, потому что ее собственным страданиям нет конца.
Она вырывается из объятий Бальтазара резко, не задумываясь ни на минуту, и аппарирует сразу же, не прощаясь. Ирландка оказывается на одной из безлюдных в это время улочек и не знает, почему это место всплывает в ее голове первым, когда на самом деле она просто хочет домой. Хочет к отцу. Она помнит, что этого дома у нее уже давно нет.
Ее все-таки тошнит в одной из подворотен, куда она забредает бездумно, и она прислоняется ладонью к стене, с невеселой мыслью, что падать ниже уже просто некуда. Потому что она только что пытала незнакомую ей женщину, желая причинить боль, и потому что оставила ее гореть заживо. Она никогда не питает иллюзий по поводу своей безгрешности, но и не испытывает желания знакомиться с чудовищем внутри себя. Которое, кажется, нравится Долохову.
Фрида не хочет винить ни в чем Бальтазара, но знает, что винит. Сейчас, в эту минуту, не может сдержать злости от того, что он своей заботой привел ее к этому. Вынудил ее стать такой, потому что когда стоит выбор между ним и кем-то другим, ей безразлична судьба других людей, будь они хоть тысячу раз невинны. Потому что для нее весь мир с его заботами и проблемами не значит ничего, в сравнении с ним.
Ведьма не хочет идти к нему. Не хочет видеть его сейчас, как и понимает, что ничем хорошим это не закончится. Она не хочет ссор, и у нее попросту нет на них сил.
Она вспоминает о Белфорте внезапно, осознавая, что ей больше некуда пойти. Ирландка надеется, что он не будет против, когда аппарирует к нему и стучится в дверь настойчиво, пока он не показывается на пороге.
Фрида рассказывает ему как в тумане о метке, и о том, что произошло сегодня, не заботясь о том, какими последствиями ей может это грозить, потому что это все неважно. Ей все равно, пойдет ли он хоть сейчас в Министерство, но жизненно необходимо выговориться.
Ее все еще колотит, и она остается благодарна ему, когда он тянет ее к себе, обнимая. Ведьма не знает, чем руководствуется, когда целует его в первый раз, а после еще и еще, стоит ему ответить на ее поцелуй. Она не думает ни о Бальтазаре, ни о том, что будет с ними дальше, когда тянет футболку посла вверх, снимая ее, и позволяет снять с себя тонкий джемпер.
Она засыпает почти сразу, когда все заканчивается и Белфорт откидывается на соседнюю подушку, и жмется к нему по привычке ближе, чувствуя, как он обнимает ее.
Ведьма слышит сквозь сон негромкий хлопок и распахивает глаза, вздрогнув. Она чувствует, как к щекам приливает кровь, а сердце начинает колотиться быстрее, стоит ей столкнуться со взглядом Бальтазара. Фрида садится на кровати резко, подтягивая к себе неловким, нелепым жестом одеяло, и не находит ни единого слова, чтобы сказать ему сейчас. Даже банального "я все объясню", потому что объяснять здесь нечего.
Она начинает смеяться негромко, истерично, и хочет закричать, но чувствует как по щекам катятся слезы, а горло сдавливают рыдания. Фрида так и не находит, что сказать ему, когда утыкается лбом в колени, и всхлипывает глухо.

Фрида все же кричит после того, как Бальтазар аппарирует, и Белфорт не имеет ни малейшего понятия, как ее успокоить. Он осознает, насколько чертовски плоха вся эта ситуация, и сейчас считает, что крупно ошибся, когда решил, что действует ей на благо. Он, впрочем, не склонен к драматизации и самобичеванию, и все еще помнит, что ей действительно была необходима забота, и что она этого хотела.
Он относится с пониманием к тому, что она хочет уйти, и предлагает проводить. На дворе ночь, и он всерьез беспокоится о ней, потому что она явно не в лучшем из своих состояний, а он и вовсе предпочел, чтобы она осталась у него. Он не хочет давить, понимая, пожалуй, слишком хорошо, что находиться сейчас с ним ей может быть не слишком приятно. За время их знакомства, он успевает узнать ее достаточно, чтобы подметить обостренное чувство вины, кажется, за все вокруг.
Он интересуется лишь о том, куда она отправится, и выдыхает спокойнее, когда она упоминает родовое поместье. Белфорт считает, что это для нее сейчас разумнее всего, и что там будет кому о ней позаботиться. Он хочет напомнить ей, что всегда готов ей помочь, но отчего-то его коробит отныне от двусмысленности этого предложения. Он не хочет, чтобы она поняла его неправильно, и чувствует непривычную, не знакомую ранее неловкость от произошедшего перед ее бывшим мужем.
Посол думает невесело, что с возрастом становится сентиментальнее, если его всерьез трогает рассказ Бальтазара о том, ради чего, а точнее - кого, он получил метку.
После того, как швед не пытается ему врезать сразу же, а уходит молча, Элеонор не ждет его в гости. Он считает момент упущенным, а Харта, пожалуй, слишком разумным для этого. Поэтому, когда в дверь раздается сдержанный стук, а на пороге оказывается его новый знакомый, посол на мгновение теряется, не ожидая всерьез подобного визита.
Впрочем, все становится понятнее, когда тот начинает говорить.
- Нет, - он чуть отходит от двери, жестом предлагая шведу войти. - Она сказала, что отправится в Блетчли-холл, но, кажется, ее там нет.
- Я пытался с ней связаться, чтобы узнать, как она.
Элеонор хочет верить, что Фрида взрослая девочка, и уважает ее выбор, если та хочет остаться одна. Однако, он помнит, в каком состоянии она уходила, и чувствует сейчас волнение от того, что никто из них не знает, куда она пропала.
- Проходи, не стой на пороге.
- Выпьешь что-нибудь?

Белфорт чувствует неловкость, потому что редко влипает в подобные ситуации. Обычно он не заводит знакомств с мужьями своих любовниц, как и с женами любовников, если они есть,  уж тем более не испытывает к ним никаких теплых чувств. Он знает об их существовании, но его мало интересует какая-либо информация о них, и сейчас он считает, что это - крайне мудрое решение. Во избежание таких вот ситуаций, как эта, когда ему отчего-то некомфортно от того, что бывшая жена его знакомого переспала с ним, а тот об этом узнал.
Несмотря на общую врожденную эгоистичность, Белфорт старается не причинять другим боль, хотя бы намеренно.
- Камин, - он отвечает на вопрос лаконично, потому что не пробовал иных средств. Посол остается эти два дня в уверенности, что он - последний, кого ведьма действительно может хотеть сейчас видеть, а потому не навязывается. Он просит лишь короткую записку, с уведомлением, что она в порядке. - Вчера вечером в последний раз.
- Не думаю, что она жаждет общения со мной сейчас.
Элеонор кивает, не настаивая, когда Бальтазар отказывается от выпивки, но сам все же проходит к небольшой барной стойке, доставая бокалы. На всякий случай два, но наливает немного только в один. Он считает, что его новый знакомый сообразительный мальчик, и если почувствует, что ему необходимо выпить, нальет себе сам.
- Думаю, что все: об Империусе, о том, чем угрожал Долохов, о Круцио.
- Я все не мог понять, как ей даются Непростительные. Оказывается - никак.
По крайней мере раньше. В его голове до сих пор не укладывается как и то, что она ни разу до этого не смогла применить пыточное, так и то, что действительно применила его той ночью. Он считает, что Круцио и Фрида находятся в двух разных плоскостях, которым не суждено никогда встретиться.
Белфорт ждет, когда Бальтазар задаст вопрос о той ночи, и внутренне отчасти напрягается, несмотря на его спокойный тон. Он не видит смысла выгораживать себя, как минимум потому что оправдываться не привык и не обязан.
- Потому что мои моральные качества развиты не настолько сильно, чтобы отказать женщине, которая мне нравится, и которая дает понять, что хочет переспать со мной.
- Только не говори, что ты бы поступил как благородный рыцарь.
Посол говорит спокойно и считает, что его ответ был понятен и так. И что помимо заботы о ней, им двигали собственные, вполне эгоистичные интересы.
- Ей было плохо. Она пришла ко мне, потому что хотела, чтобы кто-то был рядом.
Он выжидает пару мгновений, разглядывая его цепким, изучающим взглядом, прежде чем все же задает вопрос, который интересует его с самого момента появления Фриды на его пороге.
- А где был ты, Бальтазар?

Белфорт реагирует на замечание о возрасте правильно - то есть никак. Его никогда не задевает подобное, и он видит, что Бальтазар не ставит целью показать свое превосходство. Превосходства сейчас, как бы странно это ни было, не было ни на чьей стороне, хотя Элеонор никогда и не скрывал здоровое моральное удовлетворение от того, что его предпочитали своим мужьям и женам. Предпочитали всегда, но не в этот раз. Помимо самовлюбленности в нем хорошо развит и здравый смысл, чтобы понять, что никакой "победой" здесь и не пахнет. Только отчаянием женщины, не готовой к тому, что на нее свалилось.
Он не собирается извиняться, по крайней мере сейчас, но испытывает благодарность Бальтазару за то, что их диалог выходит конструктивным. Вообще-то, он без обиняков считает, что тот имеет право попытаться проехать ему по физиономии еще раз, но в целом понимает, что вся эта возня бессмысленна сейчас. И, кажется, понимает и швед. Впрочем, подставлять щеку для удара посол никогда не умел и учиться не собирался.
Элеонор смотрит скептически, когда слышит объяснение, почему Харта не было рядом с ней, и считает, что они - два сапога пара.  И что лучше бы она не хотела его видеть под присмотром бывшего мужа, пусть даже если бы заперлась в другой комнате, чем шла искать утешение в чужих объятиях.
- Так какого черта ты тогда ее оставил? Мало ли, что она не хотела.
Он спрашивает вопреки вопросу мягко, потому что видит, что мужчине нелегко. Посол редко задумывается о чувствах, тем более чужих, но сейчас отдает себе отчет в том, что тот, в отличие от него, действительно любит Фриду. Он полагает правда, что от этого, судя по тому, что он успел узнать об их жизни, сплошные проблемы.
- Кури, - англичанин курит редко и не слишком любит запах табака в квартире, но не сомневается, что найдет способ от него избавиться, а его собеседнику, возможно, это поможет успокоить нервы.
Белфорт считает прежде, что ситуация не может быть хуже, но ровно до того момента, как Бальтазар делится горем. Беда и впрямь не приходила никогда одна.
- Сочувствую. Я могу чем-нибудь помочь?
Он спрашивает не из вежливости и не из желания искупить вину, потому что вины как таковой не чувствует. Он действительно просто по-человечески сочувствует шведу, на которого свалилось так много.
Посол все же возвращается следом мыслями к другой насущной проблеме, когда делая глоток, смотрит внимательнее:
- И что ты будешь делать дальше? Хочешь найти ее?
- Это милое звенящее существо, врывающееся в чужие спальни, разве не может перенести тебя к ней?

Белфорт понимает, о чем говорит Бальтазар, но сейчас считает, что подобное принуждение пошло бы Фриде на пользу. Тем более, если, как он говорит, ее нельзя оставлять одну. Он всегда уважает чужой выбор и чужое личное пространство, но сейчас считает, что всего должно быть в меру. Особенно, в случае с ней, учитывая, что на данный момент ее поступки выглядят в его глазах несколько...своеобразно.
- Ну сейчас-то, конечно, никакой беды не случилось, - он усмехается дружелюбно, считая, что швед в конечном итоге выменял шило на мыло, и еще не известно, что хуже. Возможно, ей действительно стоило быть под его контролем, тем более, что он действует, судя по всему, ей во благо.
Ему действительно интересно, что собирается делать дальше Бальтазар, потому что, вопреки логике, он не похож сейчас на человека, не готового простить жене измену. Посла отчасти удивляет это, потому что у шведа есть все основания быть обиженым и не искать с ней встреч, а в итоге выходит, что все наоборот. Он ищет ее, а она старательно скрывается.
- Я попробую ее найти, - он коротко кивает, раздумывая над тем, можно ли подключить как-то к этому связи в Министерстве. Не может же волшебница просто затеряться в магической Англии.  Или не в магической. Если вообще в Англии. - Если только она не отправилась жить в какую-нибудь Бельгию.
Он чуть поднимает уголки губ на заявление, что мужчина хочет вернуть ее домой, и считает, что на первый взгляд Бальтазар не производит впечатление такого романтика, каким является на самом деле.
- Ты романтичен, - он отчего-то считает своим долгом сообщить ему об этом и немного не понимает, как при сложившихся обстоятельствах, у их беседы появляется налет дружеской.
Белфорт весело фырчит, когда слышит имя ее домовика.
- Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Я не привык, что кто-то так беспардонно оказывается посреди моей спальни и даже не извиняется.
Его веселье, впрочем, быстро сходит на нет, когда Бальтазар упоминает следом Пожирателей и их собрания. Он напрягается быстро, понимая отчетливо, чем может это грозить Фриде, и считает, что вот это уже действительно проблема.
- Она сошла с ума? Не знаю ваши порядки там, но вряд ли это придется по душе Лорду.
- Было бы неплохо ей объявиться раньше, чем ее найдут недовольные ее поведением.

Элеонор не стремится переубеждать Бальтазара, когда тот отрицает собственную романтичность, и считает, что у того все на лбу написано. Может он и не считал себя романтиком по отношению к другим, но когда дело касалось Фриды, посол не мог подобрать никакого иного определения. Впрочем, если тот не хочет - не надо.
Он закатывает глаза шутливо, когда слышит оскорбление в свой адрес, и ни на грамм не обижается. Англичанин также не собирается извиняться, но все еще считает, что испытывать неприязнь к нему сейчас со стороны шведа - нормально. Куда правильнее, чем какие-то теплые чувства, несмотря на то, что Белфорт ведет себя крайне дружелюбно. И вежливо. Он вообще всегда был воспитанным парнем и редко лез на рожон первым.
- Могло быть и хуже, - он кивает, "оценивая" ругательство где-то на четверочку по десятибалльной шкале, учитывая еще и тон, котором это произносится. - Разве похоже, что я жду от тебя извинений?
Впрочем, как и от Бубенчика тоже, потому что, что-то подсказывает мужчине, что ждать от него какой-то сознательности не стоит.
Элеонор понимает, что Бальтазару сейчас и так не легко, и не хочет нагнетать, но считает, что у них сейчас действительно серьезная проблема. Чтобы ни придумала себе Фрида и какой бы логикой ни руководствовалась, ей не мешало бы поставить в известность хоть кого-то о том, что она собирается делать дальше. И где она вообще. Отчего-то он ни на минуту не сомневается, что она так успешно скрывается только от них. У Пожирателей, несомненно, есть свои методы поиска нужных людей.
Ему не нравится, как меняется тон шведа, заставляя его напрягаться еще больше. Ему не нужна дополнительная мотивация, чтобы помочь Бальтазару, а вот на нервы своими словами он капает ощутимо.
- Возьми себя в руки, - он советует твердо, но все же не перегибая палку, и подходит ближе, сжимая ладонью чужое плечо. - С ней все будет в порядке.
- Я сделаю все, что в моих силах.
Он раздумывает мгновение, прежде чем осушает бокал до дна.
- Поговори с ее братом. Он-то должен знать, где она?
Белфорт осознает следом, что наверняка шведа уже спрашивали о том, где Блетчли, и позволяет себе неуместно улыбнуться уголками губ:
- Что ты говоришь Долохову? Что у нее ангина, и ты лечишь ее дома молоком и медом?

Белфорт считает, что его попытка успокоить звучит банально, но вместе с тем не сомневается, что они найдут какой-то выход. У него вообще нет привычки сомневаться в собственных силах, и он никогда не дает обещания впустую, не уверенный, что может сдержать. По его мнению, найти Фриду у них есть все шансы, пусть даже придется приложить к этому немного усилий. Отчего-то, ему кажется, что она вряд ли постаралась слишком уж сильно, чтобы скрыть свое местоположение. Скорее всего просто затерялась в толпе.
- Какое милое семейное хобби, - мужчина вздыхает, принимая во внимание информацию о том, что Александр - Пожиратель Смерти, и не обманывает себя, когда думает, что, пожалуй, догадывался. Это было пожалуй слишком логично и правильно, чтобы надеяться на то, что кто-то в их семье избежал этой участи.
Посол на мгновение заметно веселеет, когда Бальтазар делится непреклонностью Бубенчика и тем, что тот, оказывается свободный домовик. Признаться, последнее несколько поражает его воображение, потому что со свободными домовиками ему до этого сталкиваться не приходится вовсе.
- Не знаю, почему мы вообще обсуждаем домовика, но она что, серьезно его освободила?
Элеонор слушает рассуждения мужчины внимательно, и надеется, что они правы в том, что искать ее нужно где-то на территории Соединенного Королевства. Которое, впрочем, было не таким уж и маленьким, и это не считая Ирландию, в которой, насколько он знает, она родилась и выросла. Впрочем, ему кажется вполне логичным объяснение, почему она осталась в Лондоне, а не направилась куда-то еще.
- Когда посадили ее отца, она наверняка попала в "группу риска", - он делится размышлениями задумчиво, не слишком зная, на самом деле, как следят за родственниками обвиненных в Пожирательстве. - Насколько мне известно, есть способ зарегистрировать "магический след" палочки. Если ее где-то сохранен, возможно, мы найдем ее по нему.
- Но на это потребуется время, если мы не хотим, чтобы о ней узнал Аврорат, и следующее ваше свидание прошло в Азкабане.
Белфорт не хочет обещать, что сможет это сделать, но знает, что приложит все усилия для этого.
- Я попробую найти человека, который сможет все это узнать.
- И когда мы ее найдем, ради всего святого - запри ее дома.

Фрида приходит к этому осознанно – к мысли, что не хочет больше иметь ничего общего с Пожирателями и всеми их «идеалами». Она испытывает к себе отвращение, впервые настолько сильное, после того, как Бальтазар уходит из квартиры Белфорта, и не понимает, как это могло произойти с ней. Потому что она любит его до одури и потому что в ее жизни, нет ничего важнее.

Она помнит, что была не в себе. Слишком испуганная и расстроена. Злая на Долохова, на Бальтазара, из-за инициативности которого все произошло именно так. Ей нужно было кому-то выговориться и последнее, чего она хотела – остаться одна. Ведьма не может дать разумного ответа, почему не пошла к шведу, но хочет думать, что причина была в нежелании ругаться. Вновь. Потому что ей нечего было сказать ему, кроме обвинений, и потому что это ничего не изменило бы.

Фрида знает точно, что не собиралась спать с Белфортом. Она относилась к нему по-дружески с первого дня их знакомства, прекрасно впрочем отдавая себе отчет в том, что нравится ему несколько в ином ключе. Она считала это разумно мальчишеской дуростью, чем чем-то серьезным, и не придавала должного значения. Он был хорошим другом, и она это ценила.

Она не может сказать, почему вообще сделала это – поцеловала Элеонора, но признает за собой, что это была полностью ее инициатива. Ей кажется, что до нее дошло только после, когда она спешно выбежала из дома после ухода Бальтазара, что произошло на самом деле.

Блетчли решает, что с нее хватит, когда на следующий день руку начинает жечь метка. Она чувствует волнение и немного страх, когда остается сидеть неподвижно на кухне, и ожидает, что через пару часов к ней нагрянут Пожиратели. Она не прячется и не бежит осознанно, зная, что тем самым подставит семью брата, и потому что убегать не хочет. Ей кажется, что она к этому готова – готова нести ответственность за свое решение, чем бы это ни закончилось.

Ее удивляет, когда за ней не приходят ни в тот день, ни на следующий. Она нервничает от этого сильнее, живя в постоянном ожидании, что это произойдет вот-вот, и чувствует, насколько ее выматывает этот страх. Она боится неотвратимости наказания, как боялся бы любой, окажись на ее месте.

Ведьма слышит, как открывается дверь раньше, чем Долохов подает голос. Ее передергивает от его обращения, как и от тона, которым он это говорит, и она чувствует, как по коже пробегает мороз. Фрида осознает это слишком хорошо – насколько ошибается раньше, когда думает, что сможет перебороть себя и отнестись к его визиту смело.

Она медлит пару долгих мгновений, прежде чем все же выйти из комнаты в коридор, сталкиваясь с Пожирателем взглядом, и вздергивает подбородок упрямо, преисполненная помимо страха еще и злостью, не девшейся никуда за это время.

- Не могу сказать, что рада этому, - она огрызается из чувства противоречия, не желая выглядеть слабой и испуганной.  – Я ждала тебя раньше. Не мог определиться со способом, которым меня убить?

На самом деле, Фрида не сомневается в том, зачем он пришел. Потому что здесь нет иных вариантов, только избавиться от нее, и она знает, что у него есть все на то основания.

- Я не вернусь больше к вам. Уверена, найдется кто-то, кто будет пытать магглов с большим удовольствием, чем я.