Меньше всего на свете Лие хотелось вновь оказаться в «пыточной» у доктора Гриваса, когда не прошло даже недели с момента последней встрече.
То, что девчонка была в бешенстве и смятение её выражалось в нечленораздельном «у-у-у, гад!», было слишком значительным и очевидным для тех, кто знал ее ближе; а тем, кто случайно попался под руку, было не позавидовать. Во всяком случае, мисс Йенсен, к которой маленькое чудовище сунулась за анальгетиками, Лия потом сильно зауважала, за то что Альва так ласково и терпеливо с ней обошлась. Робби же, и вовсе, нужно было памятник при жизни ставить. 
У мисс Коэн и без того доставало проблем и головной боли — когда информация о том, что в штатах, где поддерживали ренегатов, и в штатах, где просто были их маленькие штабы, мобильные базы или каналы связи с сочувствующими и партизанами, началась какая-то вакханалия и «режим молчания», пора было бить тревогу. Все и забегали. Лия тоже, когда пропала её давно знакомая по сети подруга из Луизианы.
Кому больше всех надо — тот больше всех и получает… на орехи.
Естественно, ее саму не хотели никуда пускать и пришлось поюлить, подергаться, попрыгать бешеной гадюкой и едва ли не разбить себе голову о стенку, чтобы найти куда более значительных ренегатов, что согласятся поехать вместе с ней. Такие нашлись. И если фигура Нив Монахан была, однозначно, положительной и не вызывающей ни у кого вопросов, то тренер Раушен и доктор Альва Йенсен, согласившиеся отправиться в опасное путешествие — были скорее данью времени и обстоятельствам — боевиками и разведкой все дыры не заткнешь. Вот и получалось, что их недо-отряд комплектовался одним тренером боевиков, двумя медиками  (одна из которых с почти-боевой способностью) и… Лией. И девчонка сделала весь акцент на то, что даже не имея должной теоретической базы, но свои способности, сможет быть полезна. Плюс заправка собственного автомобиля и прогон на нем по всем штатам за свой счет.
Руководство оказалось не против.
Вот только — всё ли?
Когда пришло уведомление о назначенном разговоре с мистером Гривасом, девчонка полдня ходила как ужаленная. В конце концов, решив, что голову он ей все равно не оторвет, только вдоволь поизмывается, приняла душ, оделась поприличнее, и захватив полную пачку сигарет и зажигалку, отправилась в его кабинет, что сегодня заменял «пыточную».
— Добрый вечер, доктор Гривас. — Кажется, грек был той еще совой. Или почему их встречи всегда поздние? Или он любит поковыряться в чужих мозгах на сон грядущий? Или просто... гад, ну да — гад. Даже улыбается характерно.
И не то, чтобы девчонка его не любила, нет... просто всё было гара-а-аздо сложнее. И где-то даже попахивало извращенческим удовлетворением от этих сеансов обгладывания своих нервов чужой талантливой манипуляцией.
Лия закрыла за собой дверь и села на край стульчика, напротив кресла мужчины, выкладывая из карманов сигареты и зажигалку. Почти что традиция. Сейчас начнется таинство…
— Что вы хотите от меня услышать? — Не улыбается, но во фразе намек на недосказанность прошлой встречи.
«Что ВЫ хотите? Опять или все еще, док?»

Приветствие, в котором не было слишком-то много теплоты — вежливый кивок дуэлянтов, прежде чем изрешетить врага, вспарывая белоснежную рубашку багрянцем крови... О да — таким было приветствие Майрона. Но Лия никогда не слышала, чтобы он кричал. И не хотела этого слышать, если уж честно.
Она смотрела на мужчину, не слишком-то надеясь на ответ. А доктор Гривас, и вовсе, решил, в очередной раз, что вопросы здесь задает только он.
Лия повела подушечками пальцев по гладкой столешнице, как слепая, отыскивая свои сигареты. Доставая первую. Закуривая. Это тоже был ритуал. Если не спасительный круг огня, то средство промолчать и не среагировать первым же действием — "укусить",  рявкнуть, сжать узкие ладони в кулаки...
Девчонка пятерней левой руки (а рана уже вообще не беспокоила) отвела от лица ниспадающие пряди волос и, чуть задержав руку, держа саму себя, как Мюнхгаузен за косу, над болотом эмоций, постаралась не психануть сразу же.
Она знает чего добивается.
И что ошибки будут стоить ей всего.
Медленно-медленно, ласковой-ласковой надо быть.
Хотя, конечно же, не получится — молодая да ранняя злая поросль диких трав поля минного, настоявшихся на крови — а не характер — пробивается даже сквозь гранит вымученного следования правилам и негласному уставу.
Лия делает вторую затяжку и ей становится легче. Девчонка ставит ровно судорожно переплетенные ноги. Она почти с собой справилась. Почти.
— Собираюсь в разведку, мистер Гривас, сэр. — Опять применяя сложную конструкцию обращения, как каждый раз, когда она злится, девчонка чуть подается вперед, упираясь острыми локтями в стол. Она вся — острые углы и шипы... хотя и не надо, не следует — ветер и жизнь стесывают каждый выступ до гладкого, перетирая в песок. Мисс Коэн не хочет об этом думать. Она хочет выйти из "пыточной" сегодня если не победителем, то — не проигравшей, по крайней мере.
— Вам не нравится то, что идея исследовать положение наших коллег в Луизиане была выдвинута мною... или то, что я буду в числе тех, кто туда поедет? Или вам всё нравится, но, прежде чем нас отпустить, требуется еще одна проверка на психическую устойчивость? — Лия помнит предыдущие ошибки. Она хочет попробовать другую тактику — контратаку до того, как будет намечен сильный удар... бить первой.
Девчонка делает еще одну затяжку, облизывает горькие губы после, когда стряхнула пепел, смотря на серые хлопья, рассыпающиеся почти в ничто.
— Если вы скажете, что в этом кабинете и в разговорах с вами мне вообще бессмысленно задавать вопросы, я все пойму и перестану их задавать. Но буду считать, что вы решили сражаться только на своем поле. — Девчонка зарывается. А ведь пытается себя сдерживать. Но зарывается. По венам будто не кровь бежит, а какой-то гремучий яд. Лие хочется вскочить и мерить комнату шагами, взмахивать руками и говорить-говорить. Она не говорила столько годами, сколько уже проговаривает вслух в штабе.
Ей нравится и ненавистно всё происходящее. Почти в равной степени, а док, будто нарочно, поддерживает это состояние, удерживает ее на линии штрих-пунктира границы. Не дает броситься в крайности.
Гад.

С доком сложно.
С ним чертовски сложно, потому что, до этих встреч, все столкновения Лии Коэн с сильно старшими и сильно умными людьми были эпизодическими, по-касательной, а тут — на предметном стекле микроскопа, всё оказывается куда как сложнее. Девчонка чувствует себя не в своей тарелке, ей этот наряд спорщика сильно на-вырост, но сдаваться, отступать, поднимать руки, складывая молитвенно и просить посмотреть на ее возраст... когда сама, все время, только и делала, что хваталась за дела, противоречащие цифрах в метрике... нет, Лия не отступит и не скажет "хватит". Стоп-слова для этого разговора она даже не собирается придумывать, как и оговаривать.
Наверное, она что-то делает не так. Или просто Майрон слишком странный — он отвечает на другие вопросы будто, а, по-факту, не отвечает и вовсе — говорит своё. Это злит и раззадоривает, сбивает с толку и вновь толкает на попытку попробовать и укусить, и осторожно понаблюдать с безопасного расстояния — девчонку раздирают противоречивые чувства.
Она громко фыркает — и это ответ и на панибратское "не думай", и на наглое пользование её сигаретами и зажигалкой.
— Для тебя... — Спотыкается, всё-таки, на интонации, потому что так говорить с человеком, которого уважает, Ли не считала нормальным ранее. — Нет, — для Вас... допустимо считать, что я просто возьму и перестану думать так? — Докуривая, девчонка сцепляет пальцы в замок, устраивая руки на столе. Склоняет голову на бок, невольно копируя мужчину.
— Задала? Какой смысл задавать вопросы, если вы не отвечаете ни на один из них. Или отвечаете так, что это вызывает новые вопросы? — Лия ершится.
А потом едва не закатывает глаза.
— В точку, доктор Гривас... мне незачем к вам приходить. Вы, простите за откровенность, мне... — Пауза, несколько растерянная. Лия спешно подбирает слово, чтобы уместить в него что-то между "не симпатичны" и "нравитесь". Не получается.
Выдох.
Девчонка не хочет договаривать, так как запуталась, а потому цепляется в каверзный вопрос, усложненный отрицанием самого очевидного.
"Ну да — я бы полагалась на себя, в первую очередь" — читается в темных глазах мисс Коэн. Она расцепляет руки и озадаченно трет правый висок. Морщится. И знает ведь, что у Майрона не та способность, чтобы залезть ей в голову, но все равно кажется, что она перед ним голая и совсем не в том смысле, что Лия считает для себя одной из рабочих норм.
— На всех участников. В разных вещах. Мисс Монахан — это единственный наш шанс выбраться живыми и здоровыми. Мисс Йенсен уже бывала в горячих точках, а боевая биография герр Раушена слишком велика... и  ему доверяю достаточно, чтобы у него тренироваться, а этим медикам позволить себя лечить. — Немного лукавит. Альве она так и не сдалась толком. Одно обследование и все. Лия терпеть не может медицинские процедуры и побаивается оказаться беспомощной, запертой в палате, бессильной.
Девчонка отвлекается на свои мысли, но потом вновь цепляется взглядом в глаза Майрону.
— Зачем ты хочешь, чтобы я так с тобой говорила? — Пусть не думает, что может сбить ее с толку надолго. Перебьется!

— Нет. — Это честно. Предельно честно. Док, если думает, что сможет править на этом поле, потому что он чует ложь, пусть обломится — Лия редко лжет, в принципе. Ей незачем лгать — редко кому надо лезть в ее жизнь и её душу за вещами, которые туда не для них были оставлены.
— Нет, мне не нравится говорить с тобой "на ты". — Или, может, она ошибается, но упорствует в своей вере? Лия гордо вскидывает остренький подбородок, подставляя открытую шею, смотрит в глаза: еще мгновения тому назад Майрон был удивлен (она заметила!) ее смелостью, теперь он снова непробиваемо-спокоен, но ведь... было же.
Он хочет боя. Почти так же, как мисс Коэн хочет выбраться из него. Что это для безопасника? Развлечение?
Бессмысленный вопрос — Лия о таком не спросит. Это не существенно сейчас и она знает, что сейчас надо спрашивать и на какую из фраз отвечать.
— Альва Йенсен. Я не смогла ей довериться до конца в вопросе лечения и обследования меня. Потому что не хотела, чтобы меня обследовали и лечили, в принципе. Я не сомневаюсь в ее профессионализме и слышала только хорошее, но... я не хожу к врачам, обычно. — Предельно-просто, предельно чётко.
Отбитая подача.
Вновь контратака.
Лия усаживается на стульчик поудобнее, больше не балансируя на краю. Опирается тощей спиной на твердую спинку, держится руками за край стола, а потом и вовсе — просто замирает.
— Повод — слишком размытое понятие и, чтобы знать правильную сторону, надо предположить, кто ее считает такой. — Тут девчонка сдерживается, чтобы заново не закурить, немного раздраженно поводит плечами.
— Ты считаешь, что видишь меня насквозь... — Как убого и по-уродски звучит. Лия всё же не выдерживает.
— Нет, ну послушайте только, как это звучит! Мистер Гривас, при всем моем уважении, а оно к вам есть, играть в эту игру и долго... я не буду. Мне, правда, не нравится. Это дикость. Я сама всегда выступаю против эйджизма, но здесь дело не в лицемерии, сейчас. Я просто не могу воспринимать вас на такой дистанции. Это неуютно. — Лия встает из-за стола. В конце концов, она уже сорвалась и высказала то, что сказала.
Но не уходит. Обходит свой стульчик, упираясь и опираясь на него ладонями, стоя за ним — не сводит взгляд с главы ВСБ.
— Вопрос: вы проверяете меня на устойчивость влияния? Опасаетесь, что наш выезд — это выход в расход? — "А меня отлавливаете и отсеиваете как самое слабое звено?" — Последнюю фразу мисс Коэн оставляет за зубами — в ней слишком много эгоистично-детской обиды.
Девчонка отступает, начинает выхаживать по комнате.
— Вы хотели бы, чтобы я приходила сама и добровольно к вам? — Кабинет не широк. Они под землей, все-таки, не поиграться шиком и блеском, хотя, кажется, у Майрона когда-то могло быть просторно и с претензией.
— Как вам здесь? Меня вот раздражают стены без окон и фильтрованный воздух по трубам вентиляции. Вот поэтому я хватаюсь за каждый грёбанный шанс, мистер Майрон. — Она оговаривается, сама замечает то, только рукой взмахивает. — Вы же хотели доверительного...
Это не отчаяние, но что-то сильное, также сильное и упрямое.
Лия останавливается у стены, лицом к ней, там, где по-логике вещей должно было бы быть окно.
— Я выбрала сторону, согласилась и смирилась с этой войной, но это не значит, что я прощу себе хоть день, хоть единый шанс сидеть сложа руки... понимаете? — Она не хочет оборачиваться. Почти боится. И именно потому — насилуя и заставляя себя, Лия поворачивает голову и жадно ищет взглядом глаза мужчины, не зная как хорошо он умеет врать.

— Я не считаю, что вижу тебя насквозь.
— Я считаю, что ты предсказуема.
Доктор Гривас не собирается с ней церемониться. И это, не смотря на факт больно задевающих слов, нравится Лие — так понятнее, так доходчивее. Хочешь что-то получить — соответствуй. Хочешь говорить с людьми на равных — учись стоять на ногах ровно, после того как тебе ударили поддых, пока сама не можешь ударить или, лучше — сделать так, чтобы с тобой никто не захотел сражаться. Пройти по-краю, стать неуязвимой и лёгкой.
Учиться.
У хороших девочек колледжи, припрятанные в глубинке от войны, и домашние онлайн-семинары. У умных девочек — хорошие семьи и хорошая защита. У Лии Коэн война во все стороны и непаханное поле возможностей и навыков, которые она, с жадным грохотом сердца, пытается принять и приспособить к своей жизни. Огрызается, дергается, кричит и мечется, но не лечится от собственного желания движения дальше. Совсем не лечится.
Она не будет это комментировать.
Дальнейшее — возможно.
Хотя вопрос о дистанции тоже сложный. Мисс Коэн не знает как ответить — она сама еще не выявила границы, а ответ "та, на которой вы перестанете меня дергать" — неправильный. Майрон, пока что, не перестанет. Это его работа и он делает её хорошо.
— Спасибо.
Лия смотрит ему в глаза немигающе. За несколькими советами от безопасника — целые горы боли в сломанных пальцах, пока девчонка будет карабкаться через этот предел — адаптации. Она знает. Ей комфортно только у экрана монитора, под одеялом, когда тепло-уютно-сыто, спокойно, вокруг — своя территория.
Мира, в котором Лие комфортно, давно не существует — она, сама выбравшая путь перекати-поля, не имеет права жаловаться. И не жалуется.
Только благодарит.
Пауза сменяется откровением мужчины. Ли не привыкла слышать, чтобы он отвечал и говорил то, что не касается дела, говорил о себе. Девчонке кажется, что это уже слишком. Она и раньше-то совсем не воспринимала Майрона своим врагом; теперь его сложнее воспринимать как функцию — он становится личностью, обретает плоть, душу, смысл вне существования маленького чудовища.
Лия не любит детально залезать в чужую жизнь. Она опасается каждого порыва к кому-то — каждого сильного порыва. Потому что уже уяснила — не умеет чувствовать в половину.
"Привыкай. Адаптируйся. Терпи. Не сходи с ума. Не теряй над собой контроль".
Девчонка отходит к столу и берет сигареты — тоже закуривает, прислоняясь бедром к столешнице, все так же смотря во всё ту же стену.
— Мне жаль, что вы потеряли семью. — В носу немного щекочет, но Лия предпочитает думать, что это от дыма. На третьей затяжке ощущение проходит.
Снова пауза. Растерянно-напряженная.
Лия еще не привыкла, до сих пор не привыкла, что она здесь — как на ладони. Уже невозможно остаться обрывочными сведениями, сменив место дислокации. Невозможно быть непонятной, если каждый день, по замкнутому кругу, сталкиваешься с одними и теми же людьми.
...и ладно бы — дело было о зажившей ране.
Доктору Гривасу, конечно же, интересна та, которая распарывает душу.
Это его работа.
— Я научусь. Самоконтролю, сэр, я научусь. — Она оборачивается не сразу — чтобы раздавить окурок в пепельнице. Наткнуться взглядом на этот шепот.
— А вы определитесь, пожалуйста, — взрослая я девочка или малолетка. — Лия не хочет рассказывать о том, что и почему ей болит и тянет. Почему она творит глупости и лезет на глаза взрослому мужчине, которому на нее плевать — это настолько банальность, настолько очевидная вещь, что Майрон сам, понаблюдай он еще пару дней камеры в коридорах (или как к нему достается информация) всё выяснит.
В главном штабе — как на ладони.
Девчонка поводит ладонями по предплечьям и отходит от стола, присаживается на свое место.
— Что вы порекомендуете, доктор Гривас? — Если есть спешные курсы "Как прекратить сжигать себя и начать жить нормально", Лия бы их прошла.
Но панацеи не существует.
Она это знает, а потому готовится слушать — готовится получить не то оскорбление, не то рекомендацию, не то — очередные вопросы.

Не то, чтобы Лия сильно сомневалась в том, кем останется в графе "для внутреннего пользования" она для доктора Гриваса. Но хмыкает тихо на замечание о том, что можно стать взрослой. Все становятся взрослыми, если не умирают детьми.
А тут война, тут не розы с клумб нюхать, тут... на войне, знаете ли, постреливают.
— Спасибо. — Она, всё же, еще раз благодарит. Потому что Майрон почти что благословил на выезд. Не худшее из положений. Далеко не...
Мисс Коэн кивает — кивнуть легче, чем научиться и адаптироваться, в действительности, но не показать свою готовность сделать так, не попытаться, а сделать — в завершенной форме переходя на следующую стадию. Хотя, конечно же, девчонка уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что одна поездка волшебством не будет.
А на замечание о норвежке Лия едва улыбается. Она не сомневается в искренности и профессионализме медика. Но переубеждать Майрона видится не лучшей идеей — чтобы не пускаться в пространные разговоры о том, какой предел маленькое чудовище отводит под удельное доверие людям.
Следя за тем, как безопасник проходит по комнате, девчонка не думает ни о чем. Странное дело — впервые здесь, в кабинете ли, в пыточной, она почти расслабилась. Нет, не до той степени, чтобы легкомысленно устроиться поудобнее и поискать ем бы себя занять, но достаточно, чтобы не ждать острого подвоха.
Вода оказывается очень кстати, когда мужчина вдруг переводит тему. Девчонка удивленно вскидывает брови, выслушивая его. Подумать о том, что была проведена настолько тщательная подготовка и кто-то из местных умельцев даже полазил по сайтам, которыми она пользуется чаще всего... можно. Но как-то не серьезно. Лия ведь даже не занимает полезную должность, чтобы так тратить ресурсы. Значит — совпадение.
Когда доктор отходит от графина и второго наполненного стакана с водой, Коэн встает и забирает себе второй, делая глоток, второй. Не газировка, конечно же, и не кофе, но чистая пресная вода сейчас тоже на вес золота. Обесценилась только мода и искусство. И человеческая жизнь, в целом.
— Моя способность — единственная причина, как мне кажется, почему я вообще попала в главный штаб. Могли ведь и оставить в побочном. Это ведь ВСБ решает — нужна ли я здесь. — Не намекая, без обиняков пожимает плечами. А потом проводит ладонью по столешнице — естественно — нет там пыли.
— Проблема в том, что моя способность слишком редкая. Потенциально — я лучший из шпионов и саботажников. Но потенциал, если мы заговорили о биофизике и, конкретно, о моем потенциале действия — так же логично пока не исчисляем, пока я не ударилась о потенциал среды-реальности и не прошла пороговое и сверхпороговое возбуждение. — Лия улыбается шире, поводит плечами, расправляя спину: как давно она не задвигала умных телег на интересные темы.
— Всё или ничего. Потенциал моего действия давно зависит от возбуждения реальностью, потому что это ведь уже выше пороговой ситуации. Я действую док. Но пока я могу контролировать себя в газообразном состоянии не более часа. Но за час можно многое успеть. Но мне не хватает ментора, если говорить по-правде.
Девчонка даже качает головой. Допивает почти всю воду и вновь закуривает.
— Ну что, поиграем в Ходкина и Хаксли? Разве вы биофизик, мистер Майрон? — Ей очень интересно, правда.

Это неожиданно — разобрать в чертах мимики строгого, вечно едко усмехающегося или, и вовсе, просто буравящего взглядами при каменном выражении лица, Майрона улыбку. Настоящую, от того — краткую и скупую как погожий и солнечный день в ноябре, но всё же...
Лия делает затяжку и дым выдыхает вверх — ей уже хорошо. Они как-то умудрились перескочить стадию взаимных оскорблений и попыток проткнуть насквозь тяжелой арматурой слов и намеков, и перешли на нормальное общение, которое должно быть у людей, связанных общим делом, общим смыслом.
"Мы слишком устали воевать друг с другом? Или просто бури на солнце?"
— Я не стану физически сильной и мастером боев и усекновения жизней человеческих подручными средствами, оружием и голыми руками. Я и не собираюсь быть бойцом открытого боя. Лучший бой — это тот, который не случился — я хочу помогать ренегатам выигрывать, а не огрызаться оружием. Для этого нужно лезть в самое пекло. Поэтому мне нужен ментор. — Она знает, чего просит. Лия уже все давно продумала, только ее никто не слышал. Может, это тоже было испытанием — попробовать своими силами выйти на людей, которые захотят помочь, не благодаря приказу. Может, это ее так учат — что если изволишь хотеть быть разведчиком, шпионом, тварью без совести, бросающей всю себя на победу, то изволь начинать уже сейчас — тебе не будет помощи "сверху", пока сама не добьешься.
Хороший волчий метод.
Коэн курит молча дальше, рассматривая главу службы безопасности и думая... да ни о чем толком она не думает — пока мистер Гривас не сказал свое слово, девчонка душит даже надежду на то, что ее просьба-желание может осуществиться в ближайшее время.
— Забавно, а по второму? — Она любопытна и немножечко, самую малость, мстит за горы вопросов, которыми ее забрасываем Майрон.
Но в ответ он бьет еще лучшими вопросами.
Наивно о ресурсах спрашивать у человека, у которого целый мир помещался в рюкзак, ноутбук и машину. А остального нет и не было, кажется, никогда (жизнь до войны видится теперь мисс Коэн смутным набором чужих почти-пасторальных картиночек в почтовом ящике, которые уйдут в "спам").
Девчонка пожимает плечами.
— Материалы по психологии и психологии влияния, методики запоминания информации, возможность практиковаться и наличие стороннего наблюдателя. Я знаю, что я не всегда становлюсь бесцветным газом. И работать над... — Над чем только не работать. В первую очередь — над осознание себя в не-человеческой форме".
— ...Больше контроля, самоконтроля. Больше фиксации на процессе. Мне нужно стать внимательнее. — Лия не кривит душой. Те детские забавы, что она проворачивала, будучи школьницей, уже давно пора перерасти.
Только о двух желаемых опытах она пока молчит — кто знает, как к этому отнесется доктор Гривас, да и разговор с Раушеном дал понять, что не все так радужно: Лие нужно научиться быть быстрее пули и убивать, отравляя.
"Что бы сказал Робби, если бы узнал, что я, действительно, думаю о том, чтобы учиться не защищаться, а убивать? А что скажет доктор Майрон?" — Но она не спешит говорить этого. Коэн вообще-то, не уверенна сама, что способна убить.
Девчонка вновь фокусирует взгляд на лице безопасника.
— Извините, что трепала вам нервы. Не думаю, что вам станет легче или хуже от моих слов, но вы правы, в том, что вели себя так, как вели. — Не то, чтобы Коэн до конца одобрила ту мясорубку, через которую проходила каждый раз, но признала её эффективность.

то "мне не нужно" колет ухо девчонке несколько собственническим тоном. Будто бы доктор Гривас дает список заданий, обязательных к выполнению для своей подчиненной — Лия чуть хмурится. Хотя, конечно же, безопасник прав в том, что говорит. Это и герр Раушен говорил — боец из нее никакой и никогда не получится.
Но девчонка кивает — в принципе — суть верна же. Детали утрясутся по дороге.
Светлая бровь изгибается дугой — надо же! Психиатр.
— Теперь-то понятно... ваши методы некоторые. И то, что вы не спорите с теми, кого опрашиваете, а спрашиваете дальше и пытаетесь прессинговать. С психами же не спорят. — Нет, мисс Коэн не хотела хамить. Вообще. Ни капельки. Просто так получилось, что, в ответ на подозрение в том, что виды на нее кто-то заимел слишком сильные, мелкое чудовище тут же ощерилось острыми и тонкими как спицы зубками — чтобы никто не расслаблялся.
Она сама-то не расслабляется, кажется, даже во сне.
О биофизике, биохимии, физике и химии Лия готова говорить много, хотя так и не пошла в колледж, только выбирала в старших классах естественнонаучный профиль. Девчонка пожимает плечами:
— Школа. Гугл и пара блогов. Я пыталась найти все, что может мне помочь понимать себя в состоянии газа и осознать свои пределы.
Конечно же, в теории можно многое, а на практике у аморфического существа не хватает и навыка, и силы, и времени.
Замирая, осекаясь, девчонка совершенно остекленелым взглядом смотрит даже не на Майрона, а сквозь него — взвешивает, обдумывает: свалившееся предложение заманчиво как самый вкусный из сыров, но вокруг него зубья мышеловки, несомненно. Учиться у кого-то, значит — доверять и довериться. Значит, перенимать подобие взгляда на мир и приспосабливать к своему.
Лия щурится, моргает, смотрит в глаза доктору Гривасу. Кажется, опять надо закуривать. Нет, чуть попозже, когда она немного отойдет от этого состояния безмерного удивления (хотя какая-то часть души, гаденько посмеиваясь, затягивает противным голосом: "я так и знала, что всё неспроста").
— Что вы хотите от меня за это? — В мире этой маленькой девочки война, потерянная семья и твердое убеждение в том, что ничего не бывает бесплатно и без списка неоплаченных долгов. Ли и так уже должна достаточно — и за спасение своей жизни, и за попадание в штаб, и за обучение у Раушена. Что у нее попросит Майрон? Или потребует?
Что вообще может быть нужно человеку, который знает тут всех и входит в совет высшего из штабов.
Что ему может быть нужно от одной пигалицы?
И зачем?
Бездна вопросов, но пока не задашь — не получишь ответ. Лия и спрашивает, не сильно надеясь, что Майрон ответит, впрочем. Он всегда может сказать, что это неправильные вопросы. Гад ведь.