Харт приходил к этой мысли постепенно и, в то же время, не задумывался об этом вовсе. Больше об этом щебетало окружающее его общество, чаще всего кокетливо строившее глазки: "где же миссис Харт, Бальтазар? А дама сердца?" Ещё не хватало таблички "выбери меня", едва стоило очередной охотнице за чужими сокровищами появиться на горизонте. Колдун улыбался, отшучивался, с некоторыми, самыми сообразительными – спал, если было совсем скучно. Однако дальше этого прогресс не заходил. Баль был благодарен матери, стойко терпевшей отсутствие внуков, когда ей, вероятно, следовало уже нянчить правнуков. Отсутствию нотаций, вероятно, способствовал так же факт, что близких отношений между Бальтазаром и родителями никогда не было, поэтому те жили припеваючи и предпочитали в жизнь единственного выжившего сына не лезть. Стерпится и слюбится, как говорится. Когда-нибудь жизнь научит, жизнь заставит! Это в пятнадцать Харт трепетал в душе перед отцом, отличавшимся тяжелой рукой и скверным, тираническим нравом, распространявшимся в основном на сына. Потому что Амадеус хотел видеть его на вершине пьедестала совершенствующимся с каждым днем. Однако благие намерения не спасли рухнувшее личностное доверие, оставив между отцом и сыном разговоры о погоде и успехе в семейном бизнесе, который попортил много крови им обоим и ещё минимум дюжине поколениям до них.

Однако несмотря на меланхолию, с которой Бальтазар относился к общественному мнению, логически заточенный ум подсказывал, что дальше будет хуже. И если в сорок один он считал, что в запасе у него слишком много времени, пока сплетни свяжут у него на шее петлю висельника, то в пятьдесят он вряд ли будет счастлив обнаружить, что остался если не в безбрачии, то, гораздо серьезнее, без наследника, которому сможет передать своё дело. Самомнение у Харта было, конечно, внушительное, но мыслить здраво колдун умел. У "завидных холостяков" проблем гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Но стоило наступить будничной рутине, как о подобных дрязгах маг забывал быстро и с удовольствием.

Не сегодня; с этими мыслями, странно озадаченный, он вышел на лестницу здания, в котором располагался офис, на улочки Стокгольма. Пронаблюдав, как мимо проплыла туристическая группа во главе с гидом, отчаянно размахивающим табличкой, как белым флагом переговоров, Харт закурил и отбросил сожженную спичку в мусорное ведро. До окончания рабочего дня оставались считанные часы (Баль мог уйти раньше, но ценил дисциплину), после чего колдун, как делал каждый вторник, собирался аппарировать в Лондон, к Фриде Блетчли, чтобы на утро снова получить лекцию о пользе завтраках и вреде курения на голодный желудок. Из-за ведьмы Баль начинал с раздражением осознавать, что с утра действительно способен есть – но каждый раз отдергивал себя от содержимого холодильника, из принципа и не поддаваясь на провокации. Немыслимо.

Но даже подобные препоны не останавливали Бальтазара от посещения чужой скромной квартирки, разительно отличавшихся от его апартаментов в Стокгольме. Ему нравилось. Фрида не требовала ухаживаний и внимания, не делала что-либо из вежливости, не жеманничала и не пыталась показаться лучше, чем она есть. Это было самым удивительным: ему не лезли в голову и он не лез в голову ей, пытаясь перевоспитать и подстроить под себя. Они принимали друг друга преимущественно такими, какими были, хоть это и не означало идиллию. Цапались любовники через слово – и это не мешало им спать друг с другом целых два года без каких-либо намеков на отношения. Вообще ни на какие отношения.

Странно признавать, но Бальтазар был доволен, как кот, объевшийся сметаны. Не смущала даже разница в возрасте, которая, на удивление, совершенно не замечалась; а ведь восемнадцать лет – число не маленькое. Два года хорошего секса, к удивлению Харта, смогли оставить след привязанности, привычки, не водившейся за Балем до этого момента. Воспитанная (если того хотела), умная и чистокровная. Удивительно, как их дражайших Волдеморт ещё не извел таких, как Фрида.

Блетчли на самом деле была глотком свежего воздуха – однако чувство облегчения, которое приносил тот факт, что голова у Фриды была на месте, не стоило путать со светлой любовью, о которой любили писать в книжках. То, что они жили далеко не в сказке, Харт понимал слишком хорошо. И к бракам по расчету относился ровно и практично. На романтику швед был способен, однако романтиком себя бы не назвал. Не будучи поклонником поспешных решений, Бальтазар докурил, выбросив остатки в вышеупомянутую мусорку, выжал из рабочего дня всё, что мог, и аппарировал к Фриде. Этот вторник выдался обычный. Ей даже удалось скормить ему на одно печенье больше, пока Баль возился со шнурками на туфлях, как назло далеко отложив палочку.

Гораздо большие надежды внезапно свалились на грядущий четверг. Он выбирал кольцо, как обычно выбирают газету в киоске: с интересом, но без страсти, присущей трясущимся в ожидании положительного ответа женихам. Ювелир решил не спорить и не нагнетать атмосферу счастья, несмотря на то, что Баль смеялся и широко улыбался старику. За ответ Блетчли он не переживал: смысла Фриде отказываться от его предложения Харт не видел, и на этом терзания завершились. Несмотря на женскую логику, присущую ведьме по совершенно очевидным причинам, она обладала той же прагматичностью, на которую не скупился Бальтазар.

Дверь, как обычно, Блетчли открывать не торопилась, поэтому, пренебрежительно фыркнув, Баль успел потоптаться на пороге, прежде чем распахнулась дверь.
– Не прошло и года, – проворчал предприниматель, делая шаг внутрь квартиры. Мазнул губами по чужой щеке, разуваясь и вручая Фриде маленькую бархатную коробочку, после свешивая пальто на вешалку при входе: – Ты выйдешь за меня? – прежде чем, как ни в чем не бывало, проследовать на кухню, отработанным жестом вытаскивая сигарету из чужой подвернувшейся пачки и закуривая.

– Я голодный, – Бальтазар успел заглянуть под крышки имеющихся на плите кастрюлек и вернуться в прихожую, где оставил Фриду, договаривая на протяжении всего пути: – мы можем поужинать в том ресторанчике на углу, если ты не против.

Поймав взгляд женщины, Баль вопросительно заглянул в темные глаза, затягиваясь и следя за тем, чтобы пепел не усеял светлый паркет.

Бальтазар комфортно расположился на стульчике, придвинутым к туалетному столику, терпеливо ожидая, пока Фрида приведет себя в порядок. Маг уселся боком к зеркалу и уперся локтем в столешницу, не посчитав нужным отвернуться, пока Блетчли переодевалась. Стесняться давно было нечего. От комментариев, что они идут не на бал к королеве Елизавете, колдун предпочел воздержаться: они лишь потратят время на препирательства, но от гардероба Блетчли это никак не оттащит. Он на самом деле был очень голоден и не хотел тратить лишние минуты на пустую болтовню.

Отсалютовав сигаретой над пепельницей, Харт стряхнул пепел, показывая, что варварством заниматься не собирается. По крайней мере, если кто-нибудь пришел сорить в его квартиру недоокурком, то быстро бы оказался либо за дверью, либо в ближайшем трамвпункте с переломом конечности. Курение порой прививает гораздо больше культурных изысков, чем его отсутствие.

Отказ его скорее удивил, чем расстроил, но Баль лишь пожал плечом, не собираясь настаивать. Брак предполагался мероприятием, жаждуемым обоюдно. Давить же на Фриду Харт смысла не видел, если она этого не хотела. Пусть и партией она была подходящей, но на любовь всей жизни не походила, и закатывать истерики швед не собирался. Было чуть тоскливо, что придется снова терпеть массу распросов о своей суженой, но ему было не привыкать.

Последовавшему чуть позже вопросу, надо признать, Харт всё же порадовался: это значило, что предложение её всё же заинтересовало. Предложение во всех смыслах. Легко усмехнувшись, Бальтазар отклонился на стуле, приоткрывая раму зашторенного окна, и только после этого снова затянулся. Задумчиво смерил висящую на потолке изящную хрустальную люстру взглядом.

– Тебя ещё не начали донимать вопросами о том, когда ты осядешь на кухне и обложишься пеленками? – выгнув бровь, Харт бросил взгляд в спину Фриде, пока та продолжала тасовать вешалки: – Мы в одной лодке, если изъять кухню и пеленки и оставить напористое общественное мнение, – скривившись, резюмировал маг, ассоциативно вспоминая пустоголовых девиц и быстро раздражаясь. – Можешь представить, как это гипертрофированно преподается, когда тебе за сорок.

Баль помолчал, играясь с маггловской зажигалкой, лежащей на столике светлого дерева. Прикурил вторую сигарету, откладывая опустевшую под конец дня пачку и быстро про неё забывая. Находиться в опале со стороны общества он не боялся, но, во-первых, не привык, во-вторых, хотел поберечь собственные нервы. У него без подобных проблем забот хватало.

– Насколько я заметил, ты тоже не поклонник института брака. Однако если задуматься: мы спим вместе два года и связаны Непреложным Обетом. Оба пользуемся уважением в обществе; моей семье был бы выгоден союз с чистокровным родом. Не сочти за грубость, – Баль дружелюбно улыбнулся, подытоживая, после прогоняя улыбку с лица и одаривая Блетчли открытым оценивающим взглядом: – Ты харизматична и красива. К тому же, в отличие от других, мало походишь на предмет мебели, что редкость. Дурочки меня не интересуют, зато их, к сожалению, активно интересую я. И если ты избавишь меня от подобной жизненной ноши, я буду тебе очень благодарен.

Оставляя дотлевающую сигарету в пепельнице, швед встал и подошел к Фриде, подцепляя "собачку" молнии на платье раньше женщины и аккуратно, но проворно застегивая. Бросил взгляд на поверхность зеркала, встречаясь глазами с любовницей:
– Всё останется, как прежде. Мне не нужны сантименты, и я не собираюсь разрушать твою карьеру, запирая под замком. Единственное, что мы сделаем –  это наденем кольца. И заживём долго и счастливо, – Бальтазар состроил мечтательную мину изрядно фальшиво. После выдержал зрительный контакт, отстраняясь. – Есть вопросы? – Баль заинтересованно взглянул на женщину.

– И перестань издеваться над моим желудком, за который так ратуешь по утрам. Собирайся живее.

– Отравить тебя им мозгов должно не хватить, – серьезно отозвался швед, следом отстраняясь и подхватывая куртку, набрасывая и оставляя висеть на плечах нараспашку.

– Интересные у тебя представления об идеальном браке, Блетчли, – усмехнулся швед, пропуская молодую женщину перед собой и направляясь к двери. – Нестандартные для твоего возраста. – На здравомыслие, впрочем, не жалуются.

Выходя за порог и ожидая, пока Фрида разберется с дверным замком, Бальтазар успел проверить в кармане портмоне и неизменные сигары с зажигалкой, прежде чем пара вышла из кирпичного подъезда и, прогулявшись по подворотне, свернула за упомянутый угол, чтобы выйти к притулившемуся на узких улочках ресторанчику, где отменно готовили домашнюю пасту с устрицами.

Ужин прошел так, словно инцидента с кольцом не было. На удивление, оба всегда молчали мало, если только не поглощали сухое белое и поданные блюда необъятных для лондонской кухни размеров. Итальянскую стряпню Бальтазар любил и ценил, однако по-настоящему хорошо приготовленную её отыскать в Туманном Альбионе было сложно. Это заведение было исключением. Иногда стоило сделать шаг чуть дальше Дырявого Котла и почувствовать вкус жизни, отличный от сливочного пива, больше подходящего подросткам. Харт его переносил, но в очень уверенных количествах.

Бутылка вина подошла к концу уже тогда, когда у обоих опустели тарелки, а воск от зажженной свечи скопился на заботливо подставленном под неё блюдечком с голубой каемочкой. Буквально. Придя в разговоре к выводу, что отсиживать этот вечер дома никому не хотелось, швед расплатился, приветливо широко улыбнувшись хозяину заведения, сердце которого грели посетители, говорившие на его родном итальянском.

Они никогда не считали это свиданиями. Из них двоих поклонников ярлыков не находилось. Возможно, именно поэтому умели действительно хорошо проводить время. Аппарировав, Баль и Фрида вынырнули из тёмного, хоть глаз выколи, прогала между домов прямиком к заднему входу отного из маггловских клубов. Музыку было слышно уже с улицы, кто-то, стоя группками, раскуривал травку или хвалился перед товарищем пакетиком с добытыми наркотиками. Подобные тонкости клубной жизни Харта никогда не интересовали. Благо, не на них всё и держалось.

Они расположились у барной стойки, ближе к углу, чтобы Блетчли было удобнее пристроить дамскую сумочку. То, что любовница у него избегала стереотипов и коктейлями пренебрегала, Баль успел уяснить с их первой встречи и, подозвав бармена, заказал на обоих около дюжины шотов. Ночь была длинной.

Подтянув со стороны наполовину пустую пепельницу, Бальтазар расположил её честно, посередине, и раскурил первую сигарету, поворачивая голову к Фриде:

– По-прежнему "нет"? – открыто усмехнулся маг, затягиваясь.

Англичане народом были странным. Бальтазар не уставал этому поражаться. Придумав проблему, они так старательно поверили в её реалистичность, что их мир закрутился вокруг, ныне почившего, шизофреника с манией величия. Харт не принижал того, что сделал Тёмный Лорд: доказательств того, что некогда Том Реддл оказался настоящим моральным ублюдком, было предостаточно. Семья шведа испытала это на себе в полной мере, Блетчли, хоть и в другом свете, но не отставали. Однако его действия оставили столь сильный отпечаток на общество, что его даром убеждения было всё сложнее не восхищаться. Привлекательное в собственном безумии зло становилось для людей избитым клише.

Харт равнодушно проследил за тем, как бармен приземляет заказанные шоты на столешницу перед ними. Улыбнувшись на щедрый жест, успел поднять стопку, заставляя стекло звякнуть при соприкосновении с другим. Фрида умела пить текилу правильно: молча и не делая перерывы на комментарии между остротой красной соли и кислотой нарезанного лайма. Повторив принятый ритуал, швед отставил стопку в сторону, обозначая по кромке стойки ряд из отполированного стекла, который обещал продолжиться.

Из уст Фриды "вскрывшиеся" подробности должны были, вероятно, звучать ужасающе для среднестатистического лондонца, однако ни первым, ни вторым Бальтазар себя не считал. Зато узнал за вечер что-то новое: "Ежедневный Пророк" не вызывал в шведе элементарного любопытства, чтобы посвящать ему внимания чуть больше, нежели то, что требуется для прочтения заголовка на главной странице. Не сказать, что Баль остался слишком доволен фактором, что отец любовницы, которую он пытался превратить в собственную невесту, оказался в числе фанатиков, следующих за Волдемортом. Однако больше, чем досаду, эта информация не вызывала.

Харт успел прикурить вторую сигарету и снять куртку, в которой становилось жарко в набитом людьми помещении, прежде чем Фрида закончила, а он заговорил.

– Не вижу, как это относится к нашему браку, – спокойно отозвался Бальтазар, стряхивая пепел в черную керамику. Как обычно, он ставил перед фактом, не собираясь объяснять Блетчли почему не видит смысла в выдвинутом аргументе, как и в собственном развернутом ответе. – Но если это та байка, которую ты травишь, когда тебя пытаются выдать замуж в Англии, то ты на верном пути, – усмехнулся Харт.

Он не слишком вдавался в подробности разбоев, происходивших на территории Соединенного Королевства, однако мог сказать одно: убийство – не самое страшное, что можно было сделать с человеком. Начавший с грандиозной идеологической цели, поддавшийся суеверию Лорд закончил ординарным преступником. В маггловском мире таких, как он, были тысячи. И каждый раз это было явлением приходящим. Бальтазар не видел смысла ограничивать себе выбор только потому, что здесь и сейчас кто-то считал это неудобным.

Выдвинув по следующей стопке себе и сидящей рядом ведьме, Харт чокнулся с чужим шотом и, классически, слизнув соль, опрокинул в себя очередную порцию текилы и закусил, увлеченно приканчивая дольку до шкурки.

Маг соскочил с барного стула, ступая рядом с Фридой и подхватывая чужую ладонь, вытягивая в сторону танцпола.
– Хватит сидеть, Блетчли. Идём танцевать.

Тела на танцполе двигались хаотично и располагались друг к другу плотно. Балю казалось, в подобных местах одного партнера не предполагалось иметь по умолчанию. Белыми воронами у них с Фридой быть не получилось, однако они так или иначе оставались либо близко, либо возвращались друг к другу. С Блетчли в предпочтениях Бальтазар чувствовал себя свободно, однако держался границ, придя в логово молодежи с женщиной, с которой недавно прекрасно провел время за бутылкой вина и ужином.

Когда волшебница направилась обратно к барной стойке, Харт не имел ничего против.

– С удовольствием познакомлюсь с твоей бабушкой, – дружелюбно отозвался Харт, даже не думая использовать сарказм. Мужчина усмехнулся: – Мои комплименты ей и твоему брату.

Не то чтобы Бальтазару было плевать на чужой, наконец, окончательный ответ, но отстраниться сразу ведьме швед не дал. Поймал в кулак часть копны рыжих волос, лениво целуя в ответ, в том числе и на провокацию в виде брудершафта, предоставил окружающим время на то, чтобы смириться с тем, что происходит у барной стойки, и после этого отпустил Блетчли. Заглянув, как прежде, в чужие глаза, облизнул губы, оставаясь сидеть развернутым бедром к обители бармена. После, дотянувшись, колдун передал следующие две стопки для себя и Фриды. То, что происходило с Блетчли, выглядело интересно. Обычно выкрутасы, подобные этим, начинали применяться лишь за дверьми спальни. До этого момента англичанка оставалась холодна и рациональна, хоть и не скучна – идеальное сочетание.

Но не сказать, что сейчас у Бальтазара находились поводы для жалоб. Бокалы снова ударились друг о друга, вызывая жестом у колдуна благосклонную усмешку, и напиток был поглощен в лучших традициях употребления текилы. Напоить Харта было сложно, однако количество алкоголя начинало сказываться. В крови, беснуясь, переплелись вино и текила, делая мир вокруг чуть острее и ярче, однако предприниматель по-прежнему делал всё по собственной воле. Не сказать, что критически, но Фриде явно было надо меньше алкоголя, чем ему. Впрочем, устраивать соревнования колдун не собирался и наслаждался происходящим, расслабившись.

Так и не развернувшись к стойке полноценно, Баль, щелкнув зажигалкой, раскурил новую, очередную сигарету с мыслями о длинне чужого платья. Музыка играла громко, отдавая ритмичным битом по всему телу и напоминая о прошедшем танце. Вокруг них двоих образовалась расползающаяся завеса из табачного дыма.

Харт некоторое время курил быстро и молча, скользя взглядом по чужой точеной фигурке, пока не стряхнул первый пепел в пепельницу под рукой. Моргнул, упираясь локтем в столешницу, улыбаясь хищнее:

– Кстати о папочке-Пожирателе, – обронил Баль, распределяя последние стопки, подзывая бармена и показывая повторить половину, – человеке строгих правил. – Им наполнили все и попросили принять от заведения, на что швед пожал плечом. Он избавился от новой порции пепла, после ловя фильтр губами: – его не будет смущать брак с полукровкой?

Сигареты идеально дополняли состояние опьянения, и Харт откровенно наслаждался моментом, глядя молодой женщине в глаза. Что-то подсказывало ему, однако, что Фрида Блетчли была слишком хороша, чтобы играть по чужим правилам.

Платье вызывало непристойные ассоциации, никак не вяжущиеся с заботливыми разговорами об отцах.

Бальтазар отсалютовал стопкой, ещё из первой партии, уже не по-джентльменски не дожидаясь Фриду, слизывая соль и закусывая отточенными движениями. Снова склонился к женщине, буквально мазнув губами по щеке. – Может, и выйти, Блетчли.

– Взгляни хотя бы на кольцо, – весело отозвался Баль, отстраняясь и пододвигая к себе новую стопку.

– Не отставай.

Обновленные стопки текилы убывали достаточно проворно, и к концу третьей Баль отложил сигареты. Когда дело касалось алкоголя, он знал свой предел и чувствовал, что подобрался к нему почти вплотную, однако сегодня был готов перешагнуть рубеж. Чувство сознательной потери контроля, как прагматика, шведа возбуждало. К тому же, в его случае потеря контроля означала несколько отличное от потери рассудка сознание, от чего ситуация становилась ещё интереснее. И абсурднее, учитывая их с Фридой тематику разговора.

Бальтазар думал о том, что, возможно, будет жалеть, если не вспомнит ничего из разворачивающегося шабаша на утро.
Но, вероятно, не слишком сильно.

В единый аромат сплетались запах табака от разных сигарет и женский парфюм, и тот, который принадлежал Блетчли, нравился колдуну гораздо больше, чем тот, что у соседки по барной стойке за его спиной. Приглушенное сигаретой послевкусие текилы, соли и лайма звучало, казалось, ещё лучше.

На новые подробности о семейке потенциальной невесты Баль хмыкнул. Вариантов было два: либо глава семейства на самом деле был относительным фанатиком чистой крови, либо он знал, что с дочерью спорить бесполезно. Одна вариация другую, впрочем, могла не исключать.

Харт усмехнулся:

– В отличие от просьбы выйти замуж за полукровку, фиктивный брак в чистокровных семьях не такая большая редкость, – Баль проследил за чужой насмешливой улыбкой: – Просто все предпочитают придавать ему больше значения, чем он того требует.

Лицемерие было странной штукой: оно не имело золотой середины. Люди любили жаловаться как на его наличие, так и, в равной степени, полное отсутствие. Учитывая, что жить в иллюзиях гораздо приятнее, чем следовать пути голой правды, Бальтазар предпочитал жалобы на наличие. Споры попусту были всё-таки делом неблагодарным.

Харт опрокинул шот вслед за Фридой, после обращая внимание на ведьму, вооружившуюся черной маленькой коробочкой. Деловитость молодой женщины закончилось стоило ей взглянуть на содержимое. Бальтазар открыто улыбнулся шире. Спустив ногу на пол и получив опору, маг привстал со стула. Блетчли восхищалась на расстоянии вытянутой руки:

– Сама? – швед красноречиво выгнул бровь, подавляя улыбку, после отбирая коробочку и перехватывая чужую ладонь. Вытащил кольцо, аккуратно надевая на тонкий безымянный палец чужой левой руки. Белое золото гладко проскользило по коже, минуя фаланги, и обхватило пальчик крепче, как только почувствовало, что достигло цели.

Перехватив ладошку снова, так, чтобы открывался более удобный обзор, Бальтазар взглянул на творение рук своих.

– Неплохо, – вынес оценку Харт и, взглянув на Фриду, улыбнулся одними глазами.

До того, как сцена выглядела со стороны, магу не было никакого дела.

Харт, со всей самоуверенностью, знал, что Блетчли будет нечем крыть аргументы, но окончательное согласие звучало отнюдь не как приговор, как хотела того ведьма.

Колдун стащил из чужой пачки сигарету, очаровательно улыбнувшись и, поддавшись лени, нагнулся, прикуривая от совершенно чужой, вовремя не успевшей погаснуть, зажигалки. Неторопливо затянулся, бросая взгляд на сидящую на стойке женщину.

– Что и требовалось доказать, –  ответ Фриды на предложение руки и сердца, высказанное им несколько часов назад, Бальтазар принял со смирением агнца, но совершенно дьявольской широкой улыбкой, выдыхая дым перед собой.

Они выпили ещё, но не за будущее и не удачную свадьбу или брак. Быстро, наслаждаясь тем, как лайм сочетается с текилой. Фрида продолжала курить, закрывая бармену обзор, однако тот, видимо, всё-таки посчитал их за счастливых молодоженов и не посчитал нужным нарушать атмосферу. Бальтазар против этого ничего не имел. Тем более, что чужое платье задралось гораздо выше, чем прежде, а количество выпитого давало о себе знать явственно мыслями, расходящимися с холодностью и рациональностью шведа.

Текилы в крови грозило оказаться больше, чем самой крови в артериях и венах. Прежде, чем снова уйти на танцпол, Бальтазар успел расплатиться, оставляя щедрые чаевые, и после выволок Блетчли через чёрный вход, не желая сталкиваться с толпой жаждущих войти заведения через парадные врата. Свернув в знакомый прогал между зданиями, не отличавшийся публикой и ярким освещением, пара аппарировала.

Он оставил её без платья и в одном кольце, когда они едва ли добрались до спальни.

***

Бальтазар очнулся от бьющего в глаза света из-за не до конца задернутых штор. Солнечные блики игрались с большим зеркалом в женской спальне, однако по-прежнему оставляли комнату преимущественно погруженной в полумрак. Колдун, поборов себя, приоткрыл один глаз, щурясь и прикрывая чувствительный к яркому свету взор ладонью, "козырьком" приставленной ко лбу. Сухость во рту и тяжелая голова, а также полное нежелание покидать кровать выражались очень ясно и не слишком прилично.

Вечер, плавно перешедший в ночь, прошел, видимо, на ура, потому что симптомы похмелья у шведа были на лицо. К тому же, у Бальтазара складывалось впечатление, что помнил он самый мизерный клочок того, что вчера происходило.

Сонливость и состояние, не говорившее о блистательной форме, никак не способствовали концентрации, поэтому факт, что, раскинувшись звездочкой и укрыв его правое плечо волосами, на колдуне умиротворенно сопела Блетчли, Харт отметил с некоторым запозданием. Ощущение было приятное: подниматься с кровати у шведа желания не было, тело поверх него было тёплым и уютным и тоже явно никуда не собиралось – к тому же, отныне носило кольцо и, похоже, отныне звалось его невестой.

На последнюю информацию Бальтазар моргнул, уставившись на чужой безымянный палец. Судя по всему, из прошедшего вечера он на самом деле помнил самую малость, потому что согласие на предложение там явно не значилось.

От невероятно напряженной работы мысли голова мерно, сварливо загудела, призывая Харта отложить догадки на потом и опустить голову обратно на подушку. Баль закрыл глаза, обещая, что полежит ещё пять минут: это было максимальное время из того, которое ему могло простить чувство долга и, пожалуй, ответственности.

Вылежал Баль две с половиной и то – с трудом, однако победил не трудоголизм, а алкоголизм. Скорее, правда, желание от его последствий избавиться. Морщась на головную боль, Бальтазар аккуратно, насколько мог, переложил Фриду на собственную подушку и выполз из постели. Что-то подсказывало ему, что антипохмельного зелья в этом доме на постоянной основе не держали, поэтому придется обходиться тем, что есть.

Контрастный душ и сигарета придали мужчине бодрости на то, чтобы добраться до кухни. Натянув брюки, Бальтазар успел достать из холодильника апельсины, после чего залпом осушил пару стаканов воды. Чувство предприниматель испытывал забавное, несмотря на общую паршивость состояния: утро с похмельем он встречал довольно редко. Колдун усмехнулся, качая головой, пока разрезал апельсины пополам: с Блетчли всё определенно было не слава богу.

Будить Фриду Харту было жалко. Отчего-то ему казалось, что после такого количества выпитого ей будет несколько хуже, чем ему, однако время на часах явственно говорило о начале рабочего дня в Гринготтсе. На свою работу, впрочем, Бальтазар тоже не спешил, однако у него была несколько иная ситуация: он работал сам на себя, когда над Блетчли дамокловым мечом нависала дюжина начальников, и что-то с ними надо было делать. Баль мог бы уведомить об её отсутствии сам, однако не считал это собственным выбором.

Безжалостно брякнув донышками двух бокалов, с водой и свежевыжатым апельсиновым соком, о тумбочку, Харт нагнулся к зарывшейся в одеяло невесте, светящей лишь рыжей копной волос.

– Блетчли, мне уведомлять твоих начальников, что ты прогуливаешь работу по причине намечающейся свадьбы, или ты сама сообщишь им о радостном событии? – чуть потормошив ведьму, Бальтазар испытывал сочувствие, однако лукавая улыбка победила.

За прогрессом Харт следил терпеливо. Во-первых, процесс на самом деле был не из легких, и маневр с поднятием головы с подушки заслуживал медаль за отвагу, во-вторых, мужчина не надеялся, что с перепоя одной его фразы хватит для того, чтобы разбудить в ведьме подобие на чувство ответственности. Впрочем, когда он употреблял такие в одном предложении слова, как "прогуливать", "свадьба" и "счастливое событие", расчет на подобный исход, разумеется, был.

– А их сотрудник не может подойти к камину, потому что вышла в туалет? – выгнув бровь, елейно поинтересовался швед. Не то чтобы Бальтазара на самом деле волновало чужое мнение о том, что клиент звонил начальству своего банкира, уведомляя о неявке последнего, даже по очень важному делу. Но Фрида подавала признаки жизни, а бросать, даже чужие, старания на ветер Харт не любил. Поэтому её стоило подержать в сознании ещё чуть-чуть ради благих целей: – Я – не твоя секретарша, Блетчли. Кофе я также готовлю лучше, хоть и сейчас тебе этого лучше не проверять.

Наводящих вопросов касательно замужества задавать не пришлось: через мгновение Фрида всё приметила сама, и, судя по вскрику, её это обрадовало очень... своеобразно. Харт смотрел понимающе и не обижался, встретившись с испуганным взглядом.

Вопрос звучал резонно, однако ответов на него у Баля, к сожалению, тоже не было. Толк в развлечениях, однако, знали, судя по всему, оба, если на утро ни жених, ни невеста не могли вспомнить, как кольцо выбралось из чёрной бархатной коробочки. Вот уж чёртик из табакерки.

Харт протянул Блетчли стакан воды, игнорируя вопрос:
– Пей, – безапелляционно заявил швед. – Залпом. Последствия рукой не снимет, но начнет войну с обезвоживанием.

– Учитывая, что насильно натягивать кольцо на палец я бы тебе не стал, – насмешливо отозвался мужчина, пока ведьма разбиралась с содержимым стакана, – то вывод напрашивается самостоятельно.

– Надо почаще поить тебя текилой, – невинно подытожил Бальтазар, принимая чужой бокал обратно. Вручил Фриде следующий, с апельсиновым соком.

– На десерт. Для бодрости духа, – дружелюбно уведомив, Харт отставил первый, опустевший бокал на тумбочку. Оглядел новоявленную "спутницу жизни", кутающуюся в одеяло. Несмотря на то, что у шведа самого голова по-прежнему гудела, чувствовал он себя явно получше, однако выносливость организма у Баля всегда была высокая, и от подобных попоек он отходил гораздо быстрее. Блетчли он желал того же, однако это не значило, что подобное обязано совпадать с реальностью. К сожалению.

– Голова болит? – между делом поинтересовался Баль, после переходя к более насущному вопросу: – Хоть какие-то воспоминания с минувшего вечера остались?

Усугублять ситуацию, касающуюся разговора о текиле, Бальтазар не стал, но насмешливо взглянул на Фриду: замужество, которое женщина сначала отвергала, назвав "дурацкой идеей", отныне превратилось в предложение на миллион. Текила всё-таки была напитком замечательным.

Почему он был таким довольным, несмотря на отвратное состояние, сонливость и слабость, Харт не особо понимал сам, но такое расположение духа нравилось ему гораздо больше, чем потенциальная сцена умирающего лебедя. Возможно, контрастный душ и сигарета, как непреложная утренняя традиция, сделали своё дело, но с такой же вероятностью всё это могло быть старым добрым самовнушением.

Баль всё ещё всерьез думал заявиться на собственной работе, однако чем дальше, тем больше осознавал, что если до Швеции он доберется целым, то ни о каких деловых встречах речи не шло. Отравленный алкоголем организм был не самым продуктивным спутником трудоголизма, даже учитывая весь опыт предпринимателя в этом вопросе. Просиживать время в офисе, зная, что толку от этого будет мало, Харт смысла не видел.

Судя по жалобному потягиванию гласных, больше пользы от шведа было на территории квартиры англичанки, потому что пока на ногах был только он, а за неимением банальных зелий и всё ещё не придуманных заклинаний им обоим не помешал бы сладкий, как в детстве, крепкий черный чай. Однако торопиться Баль не спешил: Блетчли ещё предстояло разделаться с апельсиновым соком, а после они посмотрят.

Тем более, что вопрос заставил Харта задуматься.

– Твоё платье, кстати, я видел в коридоре, – между делом, непринужденно уведомил ведьму маг, не теряя концентрации на том, что творилось у него в голове. Его, кстати, и барную стойку он тоже помнил хорошо. Как раз потому, что сидеть на ней в таком одеянии на самом деле было опрометчиво, но жаловаться Бальтазар не собирался. – Если тебе оно вдруг понадобится.

В голове била по вискам музыка ушедшей ночи, во рту всё ещё чувствовался привкус лайма, а Блетчли пахла его сигаретами. Воспоминаний с вечера, на самом деле, хватало, но того, самого важного, которое искали жених и невеста, среди них не числилось.

Бальтазар вздохнул и выругался. За грязную лексику мага, впрочем, быстро настигла карма в виде пульсирующих висков, заставляя шведа поморщиться.

– Ты всегда такая трогательная с похмелья? – мужчина с живым интересом оглядел невесту, улыбнувшись шире. – Мои воспоминания от твоих не сильно отличаются, – после, впрочем, с неохотой признал Харт, – маггловские клубы во всей их красе, – подытожил швед, после задумчиво протягивая: – но, кажется, кольцо на палец надевал тебе всё-таки я. Тебя это утешит? – с долей любопытства усмехнулся маг, раскуривая вторую за утро сигарету, сознательно готовясь принять последствия опрометчивого действия.

– И ты мне угрожала бабушкой.

– У меня фора, поэтому тебе не предлагаю, – предупредил чужие притязания маг, делая шаг назад, чтобы дым достигал Блетчли в как можно меньшей степени.

— Нет, – Харт невозмутимо среагировал на ответную любезность и взглянул на ведьму невинным агнцем: – Апельсиновый сок, например, случайно остался. Не выливать же.

Блетчли была невозможна и прекрасно знала об этом. Баль с интересом пронаблюдал, как Фрида, набравшись храбрости, шагнула за пределы кровати. Учитывая взгляд, который швед прежде поймал на собственной сигарета, из-за его ультиматума ведьма решительно встала на путь войны. Баль улыбнулся шире, глядя на не самую надежную драпировку чужого одеяла.

– Поживем – увидим, – лаконично отозвался колдун на новые упоминания о бабушке невесты, но, не выдержав, усмехнулся, заинтересованно выгибая бровь и цитируя старую маггловскую сказку, которую читала в детстве на французском мать: – Неужели у неё большие глаза, большие уши и большие зубы, поэтому она меня съест?

Харт затянулся, прежде чем одарить ведьму сочувствующими взглядом на репетицию объявления радостного известия семье:

– Тебе нужнее, – Баль выдохнул дым в сторону окна и передал будущей жене сигарету, однако просьбу о человечности, разумеется, всерьёз не воспринял.

Говоря о родственниках невесты, то что-то подсказывало Харту, что больше всех обрадуется грядущему союзу её брат, с которым они столкнулись в дверях на заре их с ведьмой... отношений.

– В таком случае ужин с моими родителями не должен тебя сильно волновать, не так ли? – маг бросил заинтересованный взгляд на женщину.

Колдун отдавал себе отчёт, что их брак может не понравиться многим, но его это волновало мало.

Бальтазар прошмыгнул мимо Фриды, неторопливо растянулся на освободившемся на кровати месте и сладко зевнул, прикрывая рот кулаком.

– Уведоми уже начальство, – требовательно заявил Баль, расслабленно закрывая глаза и дружелюбно резюмируя: – Не будь безответственной, Блетчли.