- Я, кажется, их забыла.
Перестав рыться в сумочке и подняв взгляд на мужчину, Фрида виновато улыбнулась. Идея сходить в театр казалась Балю отличной ровно до того момента, когда девушка начала собираться. Наивно предполагая, что ей хватит часа за глаза, он видимо не ожидал проблем в духе «совершенно нечего надеть» и паломничества к зеркалу на двадцать минут каждый раз. Потому, когда эта вакханалия закончилась, и сияющая Блетчли сообщила, что вот теперь точно собрана и готова идти, мужчина поверил, кажется, не сразу.

А теперь она говорила, что забыла билеты в номере. Харту оставалось только закатить глаза, радуясь, что это выяснилось не при входе в театр, а всего лишь на выходе из отеля.

Сообщив, что она быстро, Фрида залетела обратно в холл отеля и аппарировала на последний этаж. Любовь к красивым видам из окна у них с Балем была одинаково сильная, а потому вопрос о том, на каком этаже брать номер, не стоял вообще. Естественно, на самом последнем. Пару дней назад она еще обнаружила чудный выход на крышу, но мужу пока об этом не говорила. Это должен был быть сюрприз.

Придержав рукой платье, чтобы ненароком не наступить, девушка быстро, чуть не срываясь на бег (что, учитывая ее каблуки и белое вечернее платье, было просто неприлично), пересекла расстояние до номера и открыла дверь.

Чужое присутствие она почувствовала сразу. С интуицией у нее всегда было отлично, плюс в воздухе витал аромат терпкого, тяжелого мужского парфюма, принадлежащего явно не Бальтазару. Крепко сжав в руке палочку, Фрида оставила сумку и прошла вглубь номера, направляясь в гостиную. Внутренний голос настойчиво советовал прямо сейчас вернуться к мужу, но она всегда была слишком самостоятельной, чтобы искать у кого-то защиты. Время, когда она пряталась за отцом или братом, к счастью, прошло.

- Добрый вечер, мистер Макнейр.

Мужчина, сидевший в кресле с ее книгой в руках, был ей знаком. Она видела его пару раз в Министерстве, когда приходила к отцу, видела на разных приемах. Даже жаловалась когда-то Регулусу, что он похож на маньяка и этот его взгляд… Детское воображение активно рисовало кровавые сцены с его участием, а Блэк только подливал масло в огонь.

Сейчас маньяк из детских кошмаров пришел по ее душу.

Иллюзий она не питала – проведать не приходят без спроса и уж точно не вламываются в закрытые двери. Однако нападать первой она не спешила. Интересно, как он сюда попал – они с Хартом не были параноиками, но и двери нараспашку не держали.

- Как ты думаешь, твой отец сильно расстроится, если с его крошкой что-то случится?  Думаю, очень.
Встав с кресла, Уолден оскалился и сделал к ней шаг.

***

Голова раскалывалась. Пару часов назад ее приложили круциатусом, посоветовав держать язык за зубами. За последние несколько дней, которые она здесь находилась, она слышала этот совет раз сто. Где-то на пятидесятый последовал предупреждающий неглубокий, но достаточно болезненный порез на щеке, который можно было залечить в два счета, но по каким-то только им понятным причинам этого делать не стали. На сотый раз она получила круциатусом и, судя по металлическому привкусу во рту, разбила губу. Наверное, не стоило говорить Пиритсу, что своей манерностью и белыми перчатками он больше напоминает гея, чем Пожирателя Смерти. И уточнять, что, в общем-то, не ее дело по каким качествам Лорд отбирает себе последователей, тоже не стоило. Пиритс же гребаный фанатик. Это как если затронуть тему религии у магглов.

То, что ее не собираются оставлять в живых, было понятно сразу. Они даже не потрудились надеть свои модные маски и плащи, чтобы она их не узнала. В общем-то, это бы им помогло мало. Вот не узнать Пиритса, например, вообще было бы невозможно: у него был высокий голос и дурная привычка тянуть гласные, которая делала из него еще большего щеголя, хотя куда уж больше. Однако, несмотря на то, что рано или поздно ее собирались убить, обращались с ней довольно неплохо. То ли сказывалось их нежелание марать руки, то ли нежелание тратить «чистую кровь», кто этих фанатиков поймет. Ее даже кормили и дали во что переодеться. Занятным было то, что одежда оказалась самой обычной, магловской – темные джинсы и черная толстовка. Белое платье, стоящее, между прочим, баснословных денег, валялось в углу серое и скомканное. Остатки былой роскоши.

Фрида не тешила себя надеждами. Найти ее было практически невозможно. Она даже не знала, находится ли еще во Франции или уже в Британии. Из номера в отеле они аппарировали прямо сюда, а Макнейр вряд ли был таким идиотом, чтобы дать Бальтазару хоть какую-то зацепку, где ее искать. Вопросов она не задавала, вот еще. Ни об отце, ни о том, где она. Все равно не ответят, зачем доставлять им удовольствие.

Отец наверняка сходил с ума. Ей больше всего было жаль его. Страх у нее прошел на второй день, она банально устала и ей наскучило. Возможно, останься с ней Макнейр, ей было бы все еще страшно. Бояться Пиритса было вообще чем-то противоестественным.

Ее надзиратель появился внезапно с притворно-сочувственной улыбкой. Присел перед ней на корточки и провел большим пальцем по губе, испачкав белую ткань в крови. Фрида не стала дергаться, зная, что ему это доставит еще больше удовольствия. В том, что у него явно были проблемы с головой, она уже не сомневалась. Чего только стоила его коллекция белых перчаток.

- Бедная девочка.
- Иди к черту, - не долго думая и не особо на что-то рассчитывая, Блетчли ударила носком мужчине по ноге и блаженно улыбнулась, услышав злобное «сука». На большее, из-за связанных сзади рук, она способна не была, поэтому приходилось довольствоваться малым.

Фрида ждала расплаты за свой не самый продуманный поступок. Одними злобными взглядами она бы обошлась вряд ли, а значит это было просто делом времени. Пока он прыгал на одной ноге, можно было делать ставки: остановится ли Пиритс на пощечине или по доброте душевной наградит еще одним Круцио. Она видела в нем садиста похлеще Макнейра, потому насчет иных вариантов даже не задумывалась – при всем разнообразии выбора заклятий пригодных для пыток, угадывать все равно было бесполезно. Психи, а перед ней был еще и агрессивный псих, отличались особой непредсказуемостью, с которой не могла соперничать даже она.

Она ставила на пощечину, но отчетливо и холодно прозвучало Круцио. Судьба не намерена была сегодня размениваться по мелочам.

Непростительное ударило в спину мужчине, заставив скорчиться от боли. На пару секунд Фрида забыла о тупой ноющей боли в голове, затекших руках и о новом действующем лице в их уже ставшем традицией спектакле «Доведи Пиритса до бешенства». Она смотрела на своего надзирателя, с мстительным удовольствием, испытываемым от его мучений, но никогда раньше ей не свойственным. Пару часов назад все было с точностью да наоборот, и ей было только жаль, что палочка сейчас была не в ее руках. Впрочем, у нее не было уверенности, что она смогла бы это сделать.

Она отвела от него завороженный взгляд, только когда он упал на колени, тяжело дыша. В следующую секунду он уже был мертв.

Легонько встряхнув головой, чтобы прийти в себя, девушка прикрыла глаза и снова открыла, чтобы убедиться, что видение никуда деваться не собирается. Перед ней стоял чертовски злой Бальтазар, от которого в иной ситуации даже она предпочла бы держаться подальше. Лениво отметив про себя два непростительных и деловитое обшаривание трупа, по всей видимости на наличие ее палочки, Фрида почувствовала смертельную усталость, навалившуюся, как только она осознала, что смерть в ближайшее время ей не грозит. Ей хотелось поскорее оказаться дома, запереться на все замки, чтобы ее никто не трогал, и проспать ближайшие сутки. А лучше двое.

Она молчала, пока он развязывал ей руки. Молчала на его жесткие и хлесткие замечания, крутившиеся в основном вокруг ее глупости и безответственности, в какой-то мере даже соглашаясь. Если бы она не забыла билеты, возможно, они все еще были бы в Марселе. А если бы она спустилась вниз, как только заподозрила неладное, то не создала бы и половины проблем, нарисовавшихся с ее исчезновением. Было вообще много разных «если бы», позволивших бы избежать этой ситуации, но бывших совершенно не в характере Блетчли. Харт мог возмущаться, сколько его душе было угодно, но он знал, на ком женился.

На предупреждение о предстоящем разговоре дома, Фрида почти счастливо улыбнулась, согласно кивнув. Он, пожалуй, даже представить не мог, как она была ему рада.

***

Попытка из принципа идти самостоятельно, как только они прибыли в Стокгольм, оказалась провальной чуть менее, чем полностью, но до дивана она все-таки добралась и прочно там обосновалась. Чертовски хотелось курить, но ее личный тиран и деспот мстительно отодвинул пачку подальше, сообщив, что пока она не съест всю заказанную прорву еды, он не даст ей сделать ни малейшей затяжечки. Фрида всегда подозревала, что спит с садистом.

Есть не хотелось, от вида и запаха слегка мутило. Впрочем, замеченное краем глаза пирожное она решила не отметать так уж сразу и все-таки о нем подумать. Но позже.

Пока Бальтазар обрабатывал рану, девушка молчала. Она вообще вела себя на удивление тихо и послушно и, если не считать отказ от еды, даже и не думала с ним спорить. Он очень удобно не задавал вопросов, что позволяло, слушая краем уха и вполне даже воспринимая и понимая его возмущения, погрузиться в собственные мысли. Сил на какие-то эмоции особых не было, поэтому мысли скорее были похожи на сухой отчет об окружающем ее мире. Откровенно говоря, она считала, что ее муж выглядит сейчас ничем не лучше, чем она. Запримеченная полная пепельница, две пачки сигарет и характерная синева под глазами, тонко намекали, что спал он за эти несколько суток меньше, чем она. Да и ел, скорее всего, реже, и это при том, что она-то была в плену, у нее хоть какое-то оправдание есть.

От мысли о муже она перескочила к отцу и брату. Нужно было им сообщить, что с ней все в порядке. К своему возвращению в Лондон, она не хотела бы застать отца в предынфарктном состоянии.

Размышления о том, как лучше это сделать, прервал Бальтазар, развернувший ее к себе. Пару раз быстро моргнув и сфокусировав взгляд, девушка чуть поморщилась от резкого движения, отозвавшегося ударом пары маленьких молоточков у нее в голове.

- Пытали. Заклинанием молчания, - сообщила Фрида с самым серьезным выражением лица, после чего мимоходом добавила, - Правда сегодня Пиритс перепутал его с Круцио. Не знаю, что из этого было хуже.

От вопроса она даже как-то оживилась. На языке вертелась еще тысяча и одно замечание о том, что он задает вопросы непозволительные для человека, с которым она спит уже три года, но она мужественно промолчала. Отчего-то в ее голову закралась мысль, что если Круцио он на ней не применит, то вот Силенцио, если в край достанет, вполне может в воспитательных целях. А за это время она уже намолчалась по самое не могу. Ужасные ощущения, когда тебе столько всего есть сказать, но нет на то возможности. К счастью, заклинание было не вечным и на удивление довольно быстро прекращало действие. Видимо даже магия была не в силах надолго заткнуть Блетчли.

- И нет, я здесь не останусь. Во-первых, раз уж мы не в Марселе, то мне нужно на работу. А во-вторых, ты что хочешь, чтобы твоя квартира превратилась в место паломничества моих родственников?
Это была угроза, между прочим, пострашнее многих, однако Фрида подозревала, что как только ее семейство узнает, что она жива и относительно здорова, желающие ее навестить точно найдутся. Дай Мерлин, если до утра дотерпят.

Порез отчего-то защипало с новой силой, видимо от раствора, которым муж обрабатывал рану, и осторожно коснувшись щеки, она бросила на него почти обиженный взгляд и капризно сообщила:
- Щиплет.

Фрида не стала уточнять, что именно он хочет взять на вооружение, заклинание молчания или все же Круцио. Не стоило самой лишний раз подавать идеи, особенно, учитывая, что в ближайшее время она все же собиралась покинуть уютную квартиру мужа и вернуться к себе. Сейчас у нее на аппарацию, тем более на такое дальнее расстояние, не было ни сил ни желания, а просить об этом Бальтазара было жестоко, потому как особой энергией он, кажется, тоже похвастаться не мог, да и ни за чтобы на это не согласился.

Говоря совсем уж откровенно, помимо всего прочего, возвращаться одна в квартиру она опасалась. Вряд ли кто-то рискнул бы сейчас что-то с ней сделать, после того как Пиритс из самонадеянного щеголя превратился в труп, коих на этом кладбище были сотни. Однако, как бы она не храбрилась, воспоминания о непростительном были еще слишком свежи. Боль от заклятья трудно было с чем-то сравнить, и несмотря на любовь к острым ощущениям, испытать подобное снова она бы очень не хотела.

Здесь несмотря ни на что было спокойнее. И вовсе не потому, что от Пожирателей их отделяли несколько стран. Как показывал уже личный опыт, адрес при желании всегда можно было отследить. Успокаивало присутствие рядом мужа, который мог сколько угодно рычать на нее, срываясь за эти четыре дня, но вряд ли допустил, чтобы с ней снова что-то случилось. По крайней мере, в его присутствии.

Однако это ничего не значило. Фрида точно знала, что чем больше будет оттягивать возвращение домой, тем сильнее будет становиться страх. В вопросах культивирования в себе каких-то чувств, она могла спокойно давать мастер-классы, но у нее было и так достаточно страхов, чтобы добавлять к ним еще и этот.

- Я останусь у тебя до завтра, - твердо заявила девушка, пробегая быстрым взглядом по уставшему лицу мужа и отмечая, что все-таки ему непременно надо поспать. А чтобы поспать, ему нужно прекратить с ней спорить. А чтобы он прекратил с ней спорить, ей следует пойти на какой-то мало-мальски компромисс, - Отлежаться я могу и дома.

Угроза шрама Блетчли испугала больше многих событий сегодняшнего дня. Все-таки ей совсем не улыбалось ходить с напоминанием во всю щеку об этом случае всю жизнь. Нет, она, конечно, навсегда запомнит день, когда чуть не оставила Харта счастливым вдовцом с надеждой на спокойную жизнь, но видеть последствия этого каждый день в зеркале… Увольте, на такое она согласна не была. Поэтому покорно, а главное молча замерла, дожидаясь, пока муж закончит свои манипуляции по заживлению раны.

Возвращенной палочке Фрида обрадовалась как ребенок подарку на Рождество. Вообще-то ей становилось противно от одной мысли о том, что ее палочку трогал Пиритс своими мерзкими руками, а до того еще и Макнейр, сумевший отобрать ее еще в номере отеля. Девушка вообще не любила, когда трогали ее вещи.

Радость от того, что палочка снова была в ее руке, омрачало только одно – Харт продолжал настаивать на том, чтобы она осталась здесь, и ее начинало это раздражать. Однако сказать что-то против она не успела, потому что он рухнул на диван и закрыл глаза. Желание отправить его сейчас же спать было слишком велико, но она решила, что стоит обсудить до конца вопрос ее пребывания здесь все-таки сегодня. Посчитав, что он имеет право на передышку, девушка аккуратно встала с дивана и подошла к камину.

Ленивый взмах палочкой и произнесенное заклинание не дали никакого результата. Удивленно нахмурившись, Фрида повторила те же манипуляции уже более настойчиво и сосредоточенно, добившись лишь искр и странного тресканья. По телу пробежал неприятный холодок, и она сделала глубокий вдох, призывая себя не паниковать раньше времени. Невербальная магия в качестве эксперимента в третий раз, девушка взмахнула палочкой и, стоявшая поверх камина бутылка коллекционного виски с жутким звоном разлетелась вдребезги.

Одновременно с этим коротко ахнула Блетчли и растерянно повернулась к мужу.
Кажется, у нее были небольшие проблемы.

До того как Бальтазар заговорил, у Фриды еще была надежда. Довольно смутная, но ей хотелось верить, что причина в другом. Может заклинание не удавалось от плохого самочувствия, или же палочка была где-то повреждена. Она бы даже это перенесла спокойнее, чем тот факт, что ее палочка, служившая ей тринадцать лет без единой осечки, идеально ей подходящая, теперь принадлежала другому человеку. И кому? Макнейру, который одним своим видом вызывал в ней отвращение.

Фриде захотелось разбить что-нибудь еще. Похоже сейчас это был максимум ее магических способностей, она даже огонь в камине разжечь не могла. На секунду позабыв о своем донельзя аристократическом происхождении, девушка с чувством выругалась, чувствуя как на смену усталому миролюбию, граничащему с апатией, приходит бессильная злоба. По сути, она больше ничего не могла с этим поделать. Не идти же к Уолдену с просьбой сразиться с ней еще раз. Впрочем, вот на нем бы она с удовольствием потренировалась в Непростительных.

Девушка не стала протестовать, когда Харт забрал у нее палочку. Целее будет и она, и он, и обстановка вокруг. Мало ли что еще ценное она заденет в попытке изобразить какое-нибудь заклинание.

- Это моя палочка, - с нажимом произнесла Блетчли, глядя на мужа, - была и будет.
И возможно в ее решении здравомыслия было не так уж много, как сразу решил отметить муж, ненавязчиво подсказывая правильный ответ на свой вопрос, зато был небольшой океан уязвленного самолюбия и злости от того, что кто-то посмел у нее отобрать что-то важное.

Более того, теперь ей приходилось по-другому взглянуть на требование Харта остаться пока у него. Соваться в Лондон с неработающей палочкой было каким-то извращенным способом самоубийства.

На фразу о ее халатности Фрида не ответила, но почувствовала усиливающееся раздражение. Каждой своей брошенной репликой по поводу ее безответственности, он заставлял ее еще сильнее чувствовать свою вину. Она и так думала об этом все эти дни, сокрушаясь о том, что заставила испытать их всех, так что ему совершенно необязательно было подливать масла в огонь.

Блетчли снова почувствовала себя подростком, не умеющим контролировать эмоции, не знающим, чего хочет, чего боится и что ждать впереди, а потому готовым вот-вот сорваться в истерику. На фоне дней, проведенных в плену, утраченная связь с палочкой и упреки мужа совершенно выбивали из колеи.

Она было открыла рот, чтобы наконец-то высказать все, что думает, но тут же его закрыла опешив. Дыхание перехватило, но она даже не могла сказать от того ли это, что он так уютно уткнулся носом ей в макушку, или от первого проявления заботы, не сопровожденного командным тоном и напоминанием о ее глупом поведении, а может  от того, что она впервые за эти годы видела его таким.

Вся злость куда-то испарилась, а вместо нее пришло спокойствие, которого не было уже давно. Прижавшись лбом к Балю, Фрида помотала головой:
- Мне нужно сказать отцу и брату, что со мной все в порядке. Иначе это снова будет безалаберностью, а ты так много сегодня об этом говорил, что возможно стоит попытаться такого больше не допускать.

Вот только связываться через каминную сеть ей не хотелось. Не хотелось разговаривать, рассказывать, что и как произошло, тратить силы на то, чтобы казаться поживее, чем есть на самом деле. А ведь, не дай Мерлин, заподозрят неладное, с них станется тут же примчаться.

- Я позову Бубенчика, чтобы он сам все передал. Вот он обрадуется, что ему доверили такую новость.

Несмотря на сказанное, отходить она не спешила. Ей сейчас казалось, что она так спокойно простоит еще пару часов, более того, что именно так и только так она эти пару часов и хочет провести.

- Ты их видел? – Фрида спрашивала осторожно, не в силах побороть желание узнать, как там семья, но и боясь спугнуть настроение мужа. Такое на ее памяти было впервые, и она пока не очень понимала, что с этим делать, потому оставалось только полагаться на собственные ощущения, надеясь, что интуиция ее не подведет.

Фрида была благодарна мужу за то, что он не стал вдаваться в подробности, рассказывая в красках о встрече с отцом. То, что он переживал, было понятно и так, так что ее больше интересовало все ли с ним в порядке. Ее отец был человеком, легко способным потерять здравомыслие и пренебречь всякой осторожностью, когда дело касалось семьи, поэтому она считала, что за ним нужен глаз да глаз.  С чем он, конечно, был не согласен, обращая ее внимание на его возраст, опыт и крайнюю самостоятельность. В этой семье вообще все чуть ли не с пеленок считали себя взрослыми и самостоятельными, каждый раз при этом попадая в передряги разной степени проблематичности. Себя она, конечно же, считала самой взрослой и разумной, хотя бы потому что поводов для беспокойств доставляла в пару раз реже остальных. Но, как говорится, редко, но метко.

Сигарета, с радостью принятая из рук Баля, показалась Фриде манной небесной. Ей этого очень не хватало эти дни, а уж сейчас тем более. Вернувшись снова к дивану, девушка стащила со стола пепельницу и села, позвав Бубенчика. На это, к счастью, палочка ей не требовалась.

Прибытие домовичка ознаменовалось радостным звоном бубенцов и восторженным вскриком, после которого она почувствовала, как ее обвивают тоненькие ручки. У ее вечного спутника были самые искренние способы проявления эмоций и отсутствие каких либо понятий о дистанции.

Дождавшись, когда радостный писк пошел на спад, Фрида аккуратно отцепила его от себя, усадив рядом и поправив съехавший колпак. Сияющую мордашку не омрачало даже присутствие здесь Харта, которого Бубенчик отчего-то крайне недолюбливал. Обычно в присутствие мужчины, у него автоматически гордо задирался вверх нос, на лице появлялось легкое презрение (кто бы знал, что домовики могут презрительно на кого-то смотреть), а взгляд по мере приближения шведа к ней становился все более и более недовольный. Общался он с ним подчеркнуто сухо, и девушке казалось, что в какой-то степени даже передразнивая манеры самого Баля.

- Передай отцу и брату, что со мной все в порядке, и я сейчас в Стокгольме, ладно? И, наверное, побуду здесь еще какое-то время, - Фрида не стала вдаваться в подробности, почему ей придется остаться. Бубенчик был чудом, но в пределах семьи чудом болтливым, особенно, если считал, что так будет лучше для нее. К тому же она старалась избегать в их общении прямых запретов. - Будут спрашивать, как я себя чувствую, скажи, что отлично, Бальтазар обо всем позаботился.

Сообразив, кому она обязана жизнью, домовичок вскочил с дивана и подлетел к ее мужу, обнимая, в силу роста, за ноги и восхищенно попискивая. Блетчли смотрела на это пару секунд ошалевшим взглядом, прежде чем начала хохотать во весь голос, не зная, что ее веселит больше – резкий приступ любви к Харту или же выражение лица мужа, не сильно, по всей видимости, подобного маневра ожидавшего.

От ее смеха Бубенчик быстро пришел в себя, отцепился от ноги мужчины и поджал губы, нацепив привычное выражение лица. Не теряя достоинства, он поклонился:
- Бубенчик приносит свои извинения и благодарит Вас, мистер Харт.
Сдержанно поблагодарив, домовичок развернулся и, еще раз широко улыбнувшись Фриде, аппарировал домой.

Опомнившись, что у нее в руках сигарета, с уже целой башенкой из пепла, норовящей вот-вот упасть, девушка стряхнула пепел в пепельницу, сделала еще одну затяжку и затушила сигарету. Это был слишком долгий день, и пора было его наконец-то закончить, тем более, что Балю это нужно было чуть ли не больше, чем ей. Пожалуй, завтра на работе не будет не только ее ноги, но и его. Встав с дивана, она подошла к шведу, сонно потирая глаза.

- Тебе придется поделиться футболкой, раз уж я остаюсь у тебя.

Поймав руку мужа, Блетчли повела его в сторону спальни, намереваясь уложить спать, даже если ему вздумается сопротивляться.