Когда в кабинет Фриды вошел мужчина, представившийся заместителем Бальтазара, она, признаться, удивилась. За столько лет ей не доводилось столкнуться ни с кем с его работы, да и не особо-то она стремилась. Она и расположение его офиса знала довольно смутно и вряд ли бы нашла самостоятельно, прогуливаясь по улочкам Стокгольма. Частыми прогулками она вообще похвастаться не могла, ограничивая собственные представления о красоте города видом из окна спальни мужа и парой улиц, ведущих к любимым ресторанам Баля. В общем, в его дела она, конечно, лезла, но в основном довольствуясь бумагами, но никак не знакомством с работниками компании.

Не особо размениваясь на церемонии (ох, уж этот суровый нордический характер, право слово), мужчина объявил, что ближайшую неделю мистер Харт будет слишком занят, чтобы лично являться в Гринготтс, но он уполномочил его решать все вопросы. Так что, если ей что-то понадобится, она может обратиться к нему в любое время суток. И ушел, оставив на столе очередную пачку документов.

Восхитительно. Фрида выцепила из пачки сигарету и закурила, откинувшись на спинку кресла. Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы постараться принять как данность то, что он не сообщил ей о своих делах самостоятельно. Излишняя занятость, которая ну никак не позволит ему заглянуть к ней, выглядела как дешевая отговорка. Девушка очень уверенно склонялась к мысли, что ее муж хочет устроить небольшую передышку и себе и ей, чтобы они наконец-то разобрались в происходящем и разложили в голове все по полочкам. Она готова была это понять, но совершенно по-женски обиделась, что он не сообщил об этом сам, прислав своего заместителя. Трусости однако за ним ранее не наблюдалось, поэтому в голову лезли навязчивые мысли о странности подобного маневра. Впрочем, они были откинуты, как только привалило работы.

Говоря откровенно, эта неделя нужна была и ей. После злополучной среды, она совершенно перестала понимать, что происходит в ее голове, в которой когда-то царил идеальный порядок, и все было так просто и понятно.  А потому Блетчли решила использовать с пользой время, так щедро отведенное ей на подумать, чтобы вновь взять свою жизнь под привычный контроль. Как раз близились выходные, а в конце Косого переулка открылась небольшая чудесная кондитерская. Не отличавшаяся тем разнообразием, которое было когда-то у нее, но все же довольно уютная.

Продержалась она не долго. Выходные были пережиты в сомнениях и раздрае, и единственное, чем помогла ей кондитерская – с пирожным в руке мучаться было все же приятнее. Фрида тешила себя надеждой, что выдержки Харта тоже не хватит на целую неделю, но после тут же себя одергивала. Вот уж с выдержкой у ее мужа всегда было все в порядке. Сейчас она ему даже завидовала, потому как из них двоих только у него был шанс действительно осознать происходящее и в нем разобраться.

Явившись в понедельник на работу и застав там вновь помощника Баля, девушка мимоходом поинтересовалась о том, как продвигаются дела мужа, и не собирается ли он сам заглянуть в банк. На что в ответ получила крайне сухой ответ (в том числе с упоминанием, что беспокоить его сейчас крайне нежелательно), небольшую папку с бумагами, которым предстояло пройтись по всем государственным инстанциям, и вежливую безэмоциональную улыбку. Да чтоб ему, этому сухарю, провалиться. Просверлив дыру в спине уходящего мужчины, Блетчли зашла в кабинет.

Сосредоточиться было невозможно. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что в сотый раз перекладывает бумаги, проверяя на наличие печатей, подписей и прочих формальностей. Перебрав листы еще раз, пробегаясь уже более осмысленным взглядом, она заметила на одном из них отсутствие подписи. Простонав что-то напоминающее «черт бы тебя побрал, Харт», Фрида начала соображать, какие варианты у нее имеются. Документы должны были быть отправлены самое позднее завтра. В идеале сегодня до вечера.

Вариант с курьером отметался сразу. Доверять документы, особенно те, ради которых она когда-то связала себя Непреложным Обетом с тогда еще практически не знакомым человеком, она не собиралась точно. Можно было вызвать обратно заместителя Баля, однако в голову пришла идея получше. Если уж крайний срок подачи документов был завтра, то можно было заглянуть в Стокгольм самостоятельно, прикрывшись благовидным предлогом.

До конца рабочего дня Блетчли дожила с трудом. Терпение вообще не было ее коньком, а сейчас уж тем более. Однако являться к мужу раньше было затеей глупой – прогуливать работу по понедельникам обычно не входило в его привычки, так что шанс застать его дома был ничтожно мал. Выйдя из банка, девушка поежилась от промозглого ветра и аппарировала в не менее холодную Швецию.

Оказавшись перед дверью, Фрида повернула ключ и вошла внутрь. Скинув туфли и повесив пальто, она двинулась вглубь квартиры, в поисках Бальтазара. В этом всегда была проблема больших квартир – поиск хозяина превращался в какой-то квест. Полоска света, пробивающаяся из под двери в кабинет, подсказывала, что возможно стоит поискать там.

Приоткрыв дверь, девушка вошла в кабинет, уткнувшись в открытую папку с документами в поисках нужного листа.
- Привет, ты подпись забыл поставить на одном из листков, а завтра это уже должно быть в Министерстве, - протараторила, выуживая злополучную бумажку и поднимая взгляд на мужа.

Папка вылетела из рук под аккомпанемент испуганного вскрика Фриды.

Рассыпанные листы, вылетевшие из папки, равномерно покрыли пол кабинета, но Фриде было не до этого. Вопреки просьбе Харта, разглядывая его округлившимися от ужаса глазами, она чувствовала, что в этот раз истерики ему избежать не удастся. Живого места у него на лице не было. Вот вообще не было.  И надо сказать, что живописные кровоподтеки, ссадины, разбитая губа и заплывший глаз привлекательности ему не прибавляли. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но она предпочитала, чтобы они украшали кого-то другого, а не ее мужа, которым сейчас впору было пугать маленьких детей.

- Как это произошло?

Последние остатки здравомыслия и умения держать себя в руках были собраны усилием воли, ради того, чтобы задать вопрос как можно спокойнее. Он, кажется, просил не кричать, вот она и не кричала. Хотя подозревала, что это было скорее эффектом от шока, испытанного при входе. Который, к слову, начинал проходить, уступая место более сильным эмоциям.

В два шага преодолев расстояние до стола, наступая не задумываясь на документы, Фрида остановилась перед ним. Вблизи выглядело это все еще более ужасно, поэтому, положив листок не глядя на стол, девушка с каким-то редким мазохизмом продолжила разглядывать Баля. Пока еще молча, но вцепившись за край стола так, что побелели костяшки пальцев. Что-то ей подсказывало, что разрисовали ему не только лицо, а значит, она найдет последствия его «дел» еще и на теле.

Приближение паники было неизбежным. Мужчина светил разукрашенной физиономией, всем своим видом демонстрируя, что все в порядке, и он живее всех живых, однако у нее на этот счет были другие мысли. Начиная со смерти Рега, когда реальность доказала, что не так сказочна, как ей всегда казалось, и до сегодняшнего дня, где-то в подсознании с ней всегда был страх за отца и брата. До падения Лорда сильнее, после освобождения отца – чуть слабее. После ее похищения вновь обострившийся, но со временем пошедший на спад. Но он всегда был. Вероятность того, что с ними может что-то случиться, учитывая их деятельность и порой не самые мудрые решения, была довольно велика. Она устала переживать и была счастлива, что за Харта ей бояться не стоит. Он ведь никогда не давал ей и повода думать, что с ним может случиться.

Оказалось, что стоит.

- Дела? Ты это назвал делами?! – переход на крик был резким и вряд ли мужчина сказал бы ей за это спасибо, но больше ни молчать, ни сохранять хладнокровие она не могла. Это было выше ее сил, к тому же ее до одури раздражала его невозмутимость.

И то, что он не удосужился ей ничего сказать.

Нет, серьезно, это было уже ненормально. Он мог прикрываться своей катастрофичной занятостью, если ему действительно нужно было подумать. Мог прикрываться, если по тем или иным причинам не хотел появляться или не мог, да и черт бы с ним, она бы как-нибудь пережила. Но посылать своего помощника убедить ее в том, что у него слишком много дел, когда на самом деле он отлеживался дома в таком состоянии… Это уже было чересчур. Со своим недоверием к людям, не доверием к ней и бараньей уверенностью, что он лучше знает, о чем ей стоит знать, а о чем нет, он переходил все границы. А сейчас просил ее не кричать.

- Как ты мог мне не сказать?! И сколько раз из тех, когда ты также пропадал, ты действительно был занят?

Свершилось чудо – Фрида действительно замолчала. Но Бальтазар мог не тешить себя лишними надеждами, замолчала она вовсе не от того, что он ее попросил и даже не от того, что он на нее накричал. Она замолчала, услышав тихий, приглушенный стон после попытки вдохнуть. Даже ее не самых широких познаний в области анатомии хватило, чтобы сообразить, что это не очень хороший знак, и напрячься. Связать неестественно осторожный вздох из-за боли в груди с общим состоянием побитости было не так уж сложно. И вот теперь похожий стон готов был вырваться и из ее легких, но по иным причинам: только этой радости им не хватало. Сломанные ребра были штукой крайне неприятной.

Фрида молчала, никак не комментируя свое открытие, ожидая сначала ответа на свои вопросы. Злость на Харта никуда не испарялась, только усиливалась от каждого его слова и тона чем дальше, тем больше. Она еле сдержала порыв сообщить, куда ему следует засунуть свой поучительный тон и самоуверенный вид. Справлялся он. Отчего-то в это верилось с трудом. Возможно, дело было в заплывшем глазе, которым он вряд ли особо хорошо видел, и сломанных ребрах, из-за которых он с трудом дышал. А так да, справлялся.

- Я вижу, как ты справляешься, - на повышенных тонах, но все же стараясь не срываться в крик, отозвалась Блетчли на его реплику, - скажи, ты ходить в состоянии, или тебя с утра твой помощник доносит из спальни до кабинета, а вечером возвращает обратно?

Замечание о том, что это было не в последний раз, она стойко проигнорировала. Вообще-то, было бы неплохо, прежде чем делать предложение, предупреждать о возможности в любой момент остаться вдовой. Тогда бы она еще сто раз подумала, прежде чем соглашаться. Траур не был ей к лицу.

А сейчас он еще собирался закурить. Она, конечно, ему в этом плане сочувствовала, понимая, что сидит он здесь без сигарет уже достаточно долгое время, чтобы начать сходить с ума, но злость на него была сильнее сочувствия.
- Для тебя – нет, - непреклонным тоном отрезала Фрида, - тебе будет больно.
Сигареты у нее, конечно, были. Более того, сама она сейчас тоже закурить не отказалась бы, но из странной солидарности, совершенно не означавшей, что она перестала на него беситься, делать этого не стала. В конце концов, жестокой она никогда не была.

Сцапав со стола чужой бокал, повертела в руках и сделала большой глоток. Жидкость обожгла горло, успокоения, впрочем, не принеся. На его обещания, что все будет хорошо, только невесело усмехнулась. По всей видимости, он даже не представлял, как комично выглядело его заявление, учитывая его внешний вид.

От следующей фразы гнев вспыхнул с новой силой, грозясь обернуться не самыми приятными последствиями. Ее муж, несмотря на огромную компанию, хорошее образование, эрудированность и прочую чушь, было редкостный дурак, когда дело касалось личных отношений. Особенно, как ей в последнее время казалось, во всем, что касалось ее. Тут ему просто не было равных.

Вложив в это движение всю свою ярость, накрывшую волной, Фрида с силой поставила бокал обратно на стол, сделав то, что не удалось тогда мужчине: расплескала остатки виски, испортив тот лист, из-за которого она здесь и оказалась. Да и плевать.

- Ты издеваешься надо мной? – прошипела, упираясь руками в подлокотники кресла и сверля взглядом, пытаясь понять, действительно ли он не понимал, что ей было важно, и она хотела знать, что с ним происходит.

Бальтазар проницательностью не отличился. Более того, он совершенно искренне недоумевал, какого черта с ней происходит, и откуда вдруг в ее голове взялись столь необоснованные претензии к нему. Как будто увидев его в таком состоянии, она должна была понимающе покивать, услышав его объяснения, а потом, в идеале, как ни в чем не бывало вернуться к себе и продолжить спокойно работать. Подумаешь, нашла тоже повод для переживаний. Он же справляется сам.

Фрида не знала как ему объяснить очевидное. Впрочем, очевидным для нее самой это стало пару мгновений назад, когда по спине пробежал неприятный холодок, а руки свела мелкая дрожь от мысли, что этот раз мог для него стать все-таки последним. Его самоуверенность была похвальной и могла бы вселить спокойствие, потому как Баль умел производить впечатление человека, который был многим не по зубам.
Если бы не одно но: Регулус тоже был донельзя самоуверен.
Регулус считал, что они будут жить вечно.

- Да может я не хочу спать спокойно и не знать, что с тобой происходит! Тебе такое в голову не приходило?

Блетчли отпрянула от него, оперевшись ладонями в стол и опустив голову, пытаясь успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Она чувствовала, как тело бьет крупная дрожь от злости и его непонимания. Да пошел он к черту со своей привычкой решать все за нее и делать так, как будет удобнее исключительно ему.

Она со всей силы швырнула бокал на пол, ощущая собственное бессилие. На разлетевшиеся со звоном осколки она смотрела завороженно, не до конца осознавая, как вообще дошла до такого. Фрида не позволяла себе выкидывать ничего подобного, в особенности с ним. Да и поводов никогда для того не было, все их ссоры никогда не затрагивали личных тем, а чем-то другим настолько вывести из состояния равновесия их обоих было тяжело.

От выплеснутых своеобразным образом эмоций немного полегчало. Отошла от стола, стараясь не наступить на осколки босыми ногами, прошла к лестнице, ведущей на второй этаж, и села на ступеньки. Раздраженно откинула волосы с лица, стараясь привести мысли в порядок. Получалось довольно скверно.

Фрида все еще не до конца понимала, что с ней происходит.  Фантазия услужливо подкидывала картины, которые она видеть не хотела. Ни видеть, ни представлять, ни допускать и мысли о том, что могло бы произойти. Чем могли бы закончиться эти его «издержки производства», о которых он говорил со своим вечным раздражающим спокойствием, призывая к спокойствию и ее. Харт ничерта не смыслил в этой жизни, если задавал такие дурацкие вопросы, не понимая какой липкий холодный ужас ее пробирал.

- Видимо, о твоей смерти я тоже узнаю случайно и через несколько дней.

На мужа она больше не смотрела, ей и так хватило впечатлений от его вида.

Фрида склонилась, обхватив руками голову и запустив пальцы в волосы. Она почти жалела о том, что произошло. Не о том, что пришла, скорее о том дне, когда что-то в ее отношении к нему изменилось. Раньше было проще. Она всегда называла их брак сделкой, и он полностью оправдывал это название. Несмотря на ссоры, которые сейчас казались мелкими, в нем все было так, как они оба этого хотели – никаких обязанностей, никаких чувств, кроме банальной человеческой привязанности к человеку, с которым спишь на протяжении уже долгого времени.

Соглашаясь выйти замуж за Бальтазара, Фрида была уверена, что не наступит на те же грабли дважды, больно получив черенком по лбу. Привязываться к кому-то чуть сильнее, чем на то обязывала ситуация, она больше не собиралась, и считала его идеальным на то вариантом. Их даже друзьями нельзя было назвать, они просто периодически спали вместе. Вот только момент, когда она стала дорожить им сильнее нужного, ей заметить не удалось. Черту она переступила легко, не обратив ни малейшего внимания. А заметила только в тот день, когда нашла эту злополучную колоду.

Удивительным было то, как одно событие смешало все у нее в голове, подтолкнув к краю пропасти.

Несмотря на все те годы, прожитые с исключительно холодной головой в отношении всего, что касалось ее жизни, при первой же данной себе поблажке, она легко вернулась к семнадцатилетней Фриде, предпочитавшей с завидной регулярностью плевать на голос разума и слушать сердце.
Тогда тоже было проще – она просто делала, что хотела, и ей это нравилось куда больше.

Услышав шаги, ведьма в мыслях невесело усмехнулась – ну хотя бы ходить он действительно мог. Хотя, наверняка, боль ему это доставляло немалую. В голове промелькнула мысль, что если он сейчас снова скажет ей что-то резкое или накричит, она уйдет. Нервы были на пределе, и она чувствовала, что более ругаться с ним не может и не хочет.

Когда Бальтазар заговорил, она подумала, что лучше бы он накричал.

Глаза предательски защипало. Вот только этого еще не хватало. Фрида пыталась взять себя в руки, но муж затронул опасную тему, которая в сочетании с истерикой, привела к довольно предсказуемому в целом результату. И совершенно непредсказуемому для нее – ей казалось, что она уже выплакала все по Регу, откуда бы там снова взяться слезам.

Все также уставившись в коленки и не смотря на мужа, Блетчли помотала головой на его слова.
Харт просил невозможного.

- Он говорил, что всегда будет рядом. Он не сдержал обещание, - глухо отозвалась, не поднимая головы, - теперь тоже самое говоришь ты. Откуда мне знать, что ты его сдержишь?

Быстрым движением стерев с щек дорожки слез, подняла все-таки взгляд на Баля, отметив ладонь под ребрами и мимоходом тоскливо подумав, что в больнице он, конечно же, не был, занимаясь самолечением. Плакать при нем она хотела меньше всего – швед не был фанатом проявления эмоций как своих, так и чужих, поэтому глубоко вдохнув в попытке успокоиться, девушка решила, что что-нибудь покрепче ей сейчас точно не помешает.

- У тебя еще виски есть?

Когда Бальтазар коснулся ее щеки, Фрида предпочла опустить глаза. Ей отчего-то было стыдно: за истерику, за разбитый бокал, за неуместные слезы. Хотя в последнем он виноват был сам. Незачем было поднимать эту тему, если не хотел видеть подобной реакции. О Регулусе с ней вообще старались не разговаривать лишний раз. Впрочем, мужчина всегда плевал на условности, негласные правила и прочую чушь.

Фрида не хотела на него смотреть, поэтому пару секунд упрямо продолжала пялиться на свои коленки. На самом деле смотреть на него она даже больше боялась, не зная, что увидит в его глазах. Харт отличался непредсказуемостью куда большей, чем казалось на первый взгляд, и за последние пару недель она в этом убедилась. И очень боялась услышать то, чего бы слышать сейчас не хотела.

Она подняла взгляд, заглядывая ему в глаза настороженно и с опаской. Для этого ей потребовалось немалое усилие над собой. Ей казалось, что ее идеальная, не имеющая ни единой трещинки стена, выстроенная вокруг за эти годы, внезапно с грохотом обвалилась, оставив груду обломков. А что делать ей – было совершенно не понятно.

Бальтазар умел находить слова, если того хотел. Удивленно моргнув, Блетчли проследила за тем, как он поднес ее руку к груди. Почувствовав под пальцами бьющееся сердце, судорожно вздохнула, почувствовав отчего-то облегчение большее, чем от всех его слов до этого. Обещания ничего не значили не от того, что их собирались нарушить, а потому что порой не могли не нарушить. Словами можно было обмануть не со зла, но обманываясь самому. Слова были эфемерны и ничего не значили.

Сердце под пальцами билось взаправду, и это было самое честное и искреннее из всего, что предлагал ей сейчас Баль. И ей совсем не хотелось отнимать руку, хоть она и чувствовала под ладонью швы.

Харт был прав – он еще никогда не нарушил своего обещания. Это не давало гарантий на будущее, гарантий никто и ни на что вообще дать не мог. Но это давало надежду: все-таки был смысл в том, чтобы верить человеку, который еще ни разу не дал повода усомниться в том, что умеет держать слово. Пусть даже он не был властен над всем.

- Я хочу верить. И, наверное, верю, - искренне сказала Фрида и покачала головой, - но отпустить его не могу.

Он не понимал, о чем просил. Регулус был с ней, когда она шла на работу в Гринготтс, он был с ней, когда она играла с Майлзом, покупала пирожные, сидела в пабе, где была раньше кондитерская, приходила домой. У него, черт возьми, даже комната своя была после стольких лет, в которую она никому не давала зайти. Он был частью ее даже после смерти. Частью, с которой она спокойно жила, словно бы он по-прежнему был жив, просто уехал куда-то.

- Но дело не в нем, а в моих кошмарах. Мне кажется, я не перенесу, если мне придется лишиться еще кого-то…- девушка замолчала, замявшись, после чего решила, что терять уже все равно нечего, - кто мне дорог. Ты и представить себе не можешь, что я почувствовала, увидев…это.

Фрида неопределенно махнула правой рукой, имея в виду под «этим» все эти ужасные ссадины, кровоподтеки и прочее. Левую руку она так и не убрала, сейчас осторожно касаясь аккуратно наложенных швов.
- Больно?

Нестерпимо захотелось курить. Пусть и было доказано, что сигареты никоим образом не успокаивают нервы, она предпочитала думать, что на ее нервы они действуют иначе. К тому же, ей вспомнилось, что Баль уже который день без сигарет. Неохотно убрав все-таки руку, девушка вытащила из кармана пачку сигарет и протянула мужу, подумав, что ему, не переносящему истерик, все-таки намного хуже, чем ей.

Фрида была рада, что Бальтазар промолчал на ее откровение. Это было ее полное право и осмысленное решение говорить о том, что творится в ее голове, но требовать того же и от него было не в ее власти. Да и желания на то не было – мужчина был волен сам решать, что ему делать с этой информацией. И, если он не принял это как данность, ее вполне устраивало, что попытку ее осмыслить он оставил на потом.

Вытащив из пачки сигарету, девушка забрала у мужчину зажигалку, закурив. Тихонько фыркнула от смеха, увидев отпечатанное на лице у Харта блаженство. Нет, все-таки четыре дня для человека, который курит в таких количествах, как он, должны были стать пыткой. Она бы так точно не смогла, так что отчасти завидовала выдержки мужчины.

- Думаешь, утром ты бы выглядел сильно лучше?

Хотя колдомедицина ее коньком не была, и ее знаний хватало лишь на то, чтобы залечить не особо тяжелые раны, мелкие ожоги и прочую ерунду, и единственное из сферы медицины, что ей удавалось прекрасно, это варить целебные зелья (сказывалась любовь к готовке), она могла с уверенностью сказать, что сходить это все будет еще долго. Так что ближайшую неделю так точно он мог забыть о том, чтобы перестать пугать людей своим внешним видом. А значит, даже если бы она пришла утром, ситуация бы отличалась не сильно. Только с утра ругаться было еще и как-то неприятней. В еще сонном и ленивом состоянии от этого даже удовольствие получить было тяжело.

- Харт, я правда выпить хочу, - неожиданно жалобно сообщила Фрида, вспомнив, что ее вопрос он так и оставил без внимания. Конечно, были вопросы поважнее, но вести все эти разговоры, предварительно не выпив для храбрости, смелости  и наличия хоть какого-то оправдания на утро, было жестоко. И раз не получилось заранее, то стоило для успокоения собственных нервов, сделать это хотя бы по факту.

Не дожидаясь ответа, решив, что лучше ей самой достать бутылку, чем смотреть, как Баль будет морщиться от боли, вставая, девушка подошла к шкафчикам, ткнув в один из них наугад. И о чудо, интуиция ее не подвела. В кабинете ее отца алкогольный шкафчик располагался примерно таким же образом. Расположение, надо сказать, было очень удобным, потому как сидящему в кресле даже не нужно было далеко тянуться.

Вытащив бутылку и два бокала, Фрида щедро плеснула в оба и, вновь аккуратно обойдя осколки, вернулась к мужу. О бардаке, устроенном ею она подумает позже, видимо, когда будет переделывать документы, которые принесла на подпись. Вид у них был крайне потрепанный жизнью.

- Я предлагаю тебе сделку, - лукаво улыбнувшись, объявила девушка, передавая бокал, - я доверяю тебе, а ты – мне. По-моему, все честно.

Принуждать его к чему-то она не хотела, да и не смогла бы, о чем прекрасно знала. Скорее ей больше хотелось обозначить тот факт, что им обоим пора учиться доверять друг другу, и она предлагала ему об этом подумать.

- И, кстати, сегодня я остаюсь у тебя, хоть сегодня не вторник и даже не четверг, - непреклонно проинформировала, сделав глоток.

А вот это она уже не предлагала. Уходить она не собиралась ни за что, и обсуждению это не подлежало.