Бальтазар был зол после последнего приема, где они поссорились с Блетчли. Поссорились достаточно прилюдно, чтобы в высшем обществе – по крайней мере в том, где присутствовал Торфинн Роули, – его списали со счетов. Швед осознавал, что вел себя некрасиво, но не мог принять так запросто, что все его прежние попытки были тщетных, а новых больше не будет – попытки пообщаться с собственным ребенком, которого у него забрали. Иногда Бальтазар удивлял самого себя, потому что не ожидал от себя столь образцовых отцовских чувств. При всем рациональном складе его ума ему было сложно объяснить себе, почему после стольких лет он сильно скучал по Фриде и их детям. Однако боль не проходила, словно становилась сильнее с каждым месяцем, особенно – когда им доводилось свидеться на одном из приемов.

Бальтазар прожил несколько недель в подобии агонии, ярости вперемежку с раскаянием, прежде чем до него дошли вести о том, что на очередном светском рауте ожидается семейство Роули. Швед изначально не тешился иллюзиями в отношении того,  чье слово могло оказаться весомее – его, дебошира, или Торфинна, образцового мужа и отца, – поэтому не ждал, что его примут с распростертыми объятиями.

Ему потребовалось ещё несколько часов, чтобы дойти до мысли об оборотном зелье. Что бы ни думали остальные – в этом случае, впрочем, к этой категории относилась только Катаржина, – Бальтазар в полной мере осознавал степень своего отчаяния, раз решался на подобное.

Он не собирался задерживаться надолго, когда поднимался по ступеням очередного поместья. Бальтазар взял небольшую фляжку оборотного зелья про запас на случай экстренной ситуации, если его задержат, но в то же время не собирался брать слишком много, чтобы не выглядеть, при самом неблагоприятном стечении обстоятельств, подозрительно. Ему и без того требовалось время, чтобы привыкнуть к своему новому облику и начать откликаться на имя своего амплуа.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы дождаться, когда Роули появились в поле зрения. Бальтазар, впрочем, заметил сначала Торфинна, чтобы в следующее мгновение столкнуться с миссис Роули, пока он делал шаг назад, уклоняясь от подноса официанта.

– Прошу прощения, – поспешно извинился швед, прежде чем заметил, кто именно встал на его пути. Однако следом он замер, не в силах сдвинуться с места на мгновение от удивления, когда заметил повязку на женских глазах. Бальтазару потребовалась львиная доля его выдержки, чтобы продолжить играть новую роль, которую он выбрал для себя в этот вечер.

Он аккуратно придержал её под локоть – действие, продиктованное рефлексами, – а после отступил на небольшой шаг, восстанавливая дистанцию. Подхватив два бокала с подноса, швед взглянул на ведьму с меньшей уверенностью, но всё же пытаясь завязать светский разговор, не начиная с чувствительных тематик:

– Шампанского?

Бальтазар улыбнулся мягче, замечая и надеясь, что он не нагрубит ей этим:

– Красивая повязка.

Бальтазар не позволяет себе промедлений, когда бережно передает бокал ей в руку. Он не может принять происходящее, когда разглядывает её внимательно, замечая в свою очередь румянец. Швед не пытается оправдать своё, без сомнений, сомнительный комплимент, когда подмечает мягко:

– Я не хотел Вас обидеть, – он не мог бы сказать, что жалеет её сейчас. Наоборот, он надеется, что это – новая мода или игра, которую предпочитает её ненормальный муженек или высшее общество, также не отличающееся особым благоразумием.

Бальтазар, в общем, считает, что отпираться от своего замечания поздно, поэтому заверяет ведьму с готовностью:

– Думаю, Вы смогли бы подобрать её лучше сами, но и так неплохо, – швед улыбается в свой бокал, прежде чем сделать глоток. Он считает, что дает ей понять наглядно, что не считает её "благотворительным" экземпляром, чтобы лживо жалеть её нынешнее состояние. Бальтазар, помнит, что она – сильная, и никогда не желает оставлять её одну. Пожалуй, этот разговор в чужом теле дается ему лучше, чем несколько предыдущих, когда ему приходилось быть самим собой.

Харт не замечает сам, как забывает о том, как злится на неё в их последнюю встречу, а также большинство времени и до, и после неё. Он знает, что сейчас выбивает его из колеи настолько, что он готов смириться с тем, что Блетчли хоронят в свое время только для того, чтобы объявить её живой.

Он держит лицо по привычке, отчего-то словно отказываясь верить по-прежнему, что она не видит его, когда замечает ровно:

– Не думаю, что мы знакомы, – замечает Бальтазар. Он думает не без иронии, что никогда нельзя знать наверняка, если ты заимствуешь чужой волос вместе с внешностью владельца.

Признаться, ему требуется недюжинное вдохновение, чтобы придумать свое новое имя. Единственный критерий, которого придерживается швед – держаться по происхождению подальше от Скандинавского полуострова, но достаточно далеко от Великобритании, чтобы в нём не заподозрили подделку.

– Паскаль, – представляется мужчина, поминая французскую родину матери, после замечая миролюбиво, – а моя фамилия Вам ни о чем не скажет.

Он не имеет ничего против, чтобы побыть безродным представителем своего вымышленного рода на данном приеме.

– Вы – миссис Роули, я не ошибся? – Бальтазар считает, что, если бы не их близкое знакомство с Блетчли, он не был бы обязанным знать род Роули так хорошо, поэтому позволяет себе вопросительные формулировки.

Швед отчасти весело думает, что задолжал ей пару галантных представлений в прошлой жизни, поэтому без спроса берет чужую и свободную от шампанского ладонь в свою, следом коротко прижимаясь губами к её тыльной стороне.

Он, впрочем, не выпускает её следом, когда кладет на сгиб своего локтя, но совершенно не держит, позволяя ведьме при желании отстраниться. Бальтазар в этот момент не думает о том, что можно было бы назвать флиртом или пошлостями, но хочет, чтобы ей стало хотя бы на грамм комфортнее – так, как, пожалуй, не было рядом с ним в последнее время.

– Надеюсь, Вы не против, – для проформы интересуется Бальтазар. Он делает вид, что это нужно ему – хорошая компания, а не ей – разновидность поводыря. Швед старается не думать о том, что давно не чувствует её так близко.

– Любите такие приемы? – следом пытается вести светские беседы мужчина, не желая с места в карьер переходить к тому, что его волнует на самом деле.

"Паскаль" считает, что имя дамы – закон, и вторит ведьме:

– Приятно познакомиться, Фрида.

Его, без сомнений, радует, что Блетчли просит называть её по имени. Фамилия её мужа претит шведу не меньше, чем ей самой.

Бальтазар чувствует, как она дёргается из-за его прикосновения, но не позволяет эмоциям взять вверх в этот момент. Он не обращает внимания на её первоначальную реакцию, не желая смущать Блетчли больше. Ему нравится после, что она не отстраняется, оставаясь держать его под руку.

Он усмехается и, в общем-то, не врёт:

– Моя мать родилась на севере Франции, – сознается "Паскаль".

– Учитывая моё происхождение, я рад, что меня не зовут Жибером или Клодом, – с напускной задумчивостью подытоживает мужчина. В этот момент он старается не вспоминать, как его зовут на самом деле, чтобы не отдавать лишнюю честь своим родителям за фантазию.

– Вы когда-нибудь были во Франции?

Он прекрасно знает, что она была там, но сейчас отчего-то не имеет против её, как он считает, счастливых воспоминаний. Бальтазар видит, как она меняется за эти годы, и ему не нравятся подобные перемены.

Швед оглядывается вокруг, когда она спрашивает об его отношении к подобным поприщам. Харт несколько мрачнеет, но отзывается ровно:

– Если бы не необходимость решить несколько дел, меня бы здесь не было, – не собирается нахваливать местный цирк швед, когда, впрочем, замечает:

– Пусть и хозяева, как мне кажется, постарались. За исключением дрянного шампанского, – оптимистично заключает Бальтазар.

Он смотрит на неё внимательно несколько мгновений, прежде чем ответить, когда она спрашивает его возможной компании:

– Я здесь с подругой, – Бальтазар не сомневается, впрочем, что Ката не тратит времени зря, и подытоживает с иронией:

– Но вряд ли она скучает без меня. Скорее, я для неё "живой щит", когда ей приходится отпугивать надоевшего кавалера.

Бальтазар помнит, как она благодарит его за то, что он не оставляет её одну, и решается:

– Если хотите, мы можем с Вами посидеть у бара. Вам было бы там комфортно?

Он отдает их беседе ещё некоторое время, когда всё же интересуется, когда отмечает, что никто вокруг их не слушает:

– Не хочу показаться грубым, но Ваша повязка... Что с Вами случилось? – всё же спрашивает Харт. Он надеется, что его голос не дрожит, пока он говорит об этом.

– Вы не обязаны отвечать, – предупреждает своё отношение к её праву на ответ швед заранее. Он не может описать, насколько сильно хочет знать правду, но всё же не хочет делать ей больнее, видя, какой дискомфорт доставляет ей её состояние.

– Некоторые любят приписывать северу заслуги Парижа, – отзывается Бальтазар по старой памяти. Он вдруг обнаруживает, что уже приличное время не возвращается во Францию – и что, пожалуй, стоит это сделать, потому что он любит эти места.

– Вместе с парижским паршивым климатом считайте, что Вы всё видели, – весело фыркает "Паскаль".

Он качает головой, когда они пробираются сквозь толпу, отзываясь назидающе:

– Не извиняйтесь за это, Фрида, – швед едва сдерживается, чтобы не назвать её "Блетчли" по старой привычке, но старается себя контролировать. В остальном он не давит, стараясь говорить мягко, и хочет сказать что-то ещё, но успевает передумать.

Бальтазар оглядывается, не без внутреннего напряжения, в поисках Торфинна, когда отзывается:

– Полагаю, не вижу даже кого-то похожего на Вашего мужа, – приходит к выводу чародей.

– Вы хотите, чтобы я отвел Вас к нему? – швед хочет, чтобы его фраза звучала как можно более расслабленно, но не торопится обманывать самого себя.

Он, впрочем, отвлекается, когда ненавязчиво помогает ведьме расположиться за барной стойкой, когда усаживается напротив и просит два бокала виски у проходящего мимо бармена.

– Надеюсь, Вы не против? – спохватывается швед. Он помнит о её вкусах, но также заставляет себя вспомнить, что не должен о них знать вовсе.

Бальтазар ценит чужую откровенность, когда Фрида рассказывает о том, что произошло. Несмотря, впрочем, на то, что он её слушает внимательно, в какой-то момент чародей осознает, что совершенно не представляет, о чем Блетчли говорила – ошибочно сваренное зелье было не на ряду с её умениями. Впрочем, он знает, что у него нет права протестовать, чтобы выведать больше. Чародей напоминает самому себе, что ничего о ней не знает; не должен знать.

– Я не из слабонервных, – замечает он дружелюбно, когда всё же отзывается без жалости, но с подобием на эмпатию, на которую швед бывает порой способен:

– Мне жаль, что это произошло с Вами.

Он пригубляет виски, прежде чем отозваться, делясь тем, чем вряд ли когда-либо сможет поделиться с Фридой, если будет собой:

– Я знаю, что такое быть беспомощным, – заверяет Бальтазар, забывая на мгновение о своей шкуре "Паскаля", – со мной случился инфаркт несколько лет назад. Из-за этого приходилось доверять не слишком знакомым мне людям, а также передвигаться с их помощью, на стадии реабилитации.

– Не стесняйтесь себя, – он улыбается шире, впрочем, позволяя себе толику озорства, когда отвечает, делая очередной глоток:

– Вам нечего стесняться, Вы – красавица.

Бальтазар так же, как и она, считает, что Торфинну должно хватать других дел, чтобы присматривать за женой все часы напролет этого приема. Он не хочет, чтобы Фриде было плохо, но на данный момент собирается позаботиться о ведьме сам и не жалует свидетелей их разговора. Особенно таких, как Роули.

Он борется с любопытством в отношении того, что скрывается под её повязкой, но осознает, что его настойчивость не впишется в благожелательный, расслабленный образ, который швед пытается создать в общении с ней. Бальтазар также бросает между делом взгляд на часы, подмечая, сколько времени у него остается на общение с ведьмой. Приходится признать, что до следующей "дозы" оборотного зелья – не так много, как ему бы могло хотеться.

Харт оставляет разговоры о её осмотрительности, но задает всего один вопрос напоследок. Из чистого интереса, потому что, опять же, помнит, что Блетчли неплоха в зельях, и ему хочется знать, в каком зелье она могла совершить столь зверскую ошибку:

– Это зелье, которое сделало это с Вами – что Вы варили?

"Паскаль" надеется, что его вопрос не оскорбит её чувство собственного достоинства, потому что он не собирается им принижать чужие таланты, а также ждать повода для прочих насмешек.

Он коротко растягивает губы в усмешке, когда она делает его голосу, пожалуй, комплимент.

– Пожалуй, я уже не настолько молод, – справедливо замечает Бальтазар, но всё же признает, – хотя прежде я, как и Вы, думал, что до риска заработать инфаркт мне ещё остается пара-тройка лет.

Он в какой-то момент ловит себя на мысли, что заходит слишком далеко, но всё же не позволяет себе отступать, рассказывая правду и пользуясь тем, что сегодня он предстает перед Фридой не собой. Отчасти это доставляет ему облегчение – то, что он может поделиться с ней открыто той болью, которая гложет его последние годы, и виною её отнюдь не слабое сердце после перенесенных потрясений.

– Я потерял дорогих мне людей, – лаконично отзывается "Паскаль". Он замечает, впрочем, следом с улыбкой, припоминая её замечание о возрасте, – думаю, это дало мне фору перед остальными кандидатами более почтенного возраста, чем мой.

Он считает, что ни на грамм ей не льстит, и улыбается шире. Бальтазар успевает забыть, какого это – общаться с ней настолько непринужденно, и старается поменьше думать о том, насколько сильно он её всё ещё любит.

– У меня отличная фантазия, – заверяет её "Паскаль", – мне достаточно и Вашей половины лица, чтобы судить о том, что скрыто под повязкой.

– Когда это случилось? – он цепляется за её фразу об отсутствии привычки жить в темноте, пусть и не хочет продолжать давить на больное. Бальтазар, единственное, хочет знать, когда его в очередной раз не было рядом с ней, чтобы помочь.

Он накрывает её ладонь своей коротко, прежде чем заметить:

– Я бы не желал Вам привыкать к этому, но я уверен, что Вы справитесь.

Швед, впрочем, отвлекается следом, когда слышит рядом детский смех, а следом подмечает девчушку в платье, которая, под надзором домашнего эльфа, держащегося на небольшом расстоянии, подбегает к матери, зовя её. Ему требуется несколько секунд, чтобы взять себя в руки:

– Это – Ваша дочь?

"Паскаль" кивает, когда она рассказывает о зельях для драконов МакФасти, и в какой-то момент считает, что её история выглядит правдоподобно. Поверить в то, что Фрида может делать подобное для того, чтобы с драконом познакомиться, легко вписывается в представление шведа о ведьме.

Бальтазар не может объяснить себе, когда следом внутри что-то переворачивается, когда она говорит, что знает, какого это – потерять дорогих людей. Он, впрочем, понимает, что она может говорить не о нём, но всё ещё имеет дурную привычку надеяться, даже спустя минувшие годы.

– Спасибо, Фрида, – коротко, без лишней драмы благодарит ведьму швед, стараясь не забывать о том, что сейчас он говорит с ней от лица француза. Он в остальном старается отвлечься от сказанного, потому что опасается, что может взболтнуть лишнего, что повлияет на его безумную маскировку.

Бальтазар чувствует, как она вздрагивает в очередной раз на его прикосновение, и подавляет вздох. На самом деле, он по-прежнему не может забыть, как она держалась от него подальше из-за Торфинна, когда они жили вместе, из-за всего, что её ненормальный муж делал с ней. Швед никогда не сможет понять, почему она вернулась к нему. Он уверен, что такие, как Роули, не меняются, но остается в растерянности, потому что Блетчли не старается дать ему знать, что ей с её супругом может быть плохо. Для Бальтазара происходящее отчаянно не поддается объяснению.

Он заставляет себя отвлечься, когда замечает искренне:

– Что до хорошего мнения, то меня нет поводов думать о Вас иначе, Фрида.

"Паскаль" отчего-то не сомневается, что их не будет в целом. Особенно с момента, как неугомонная девчонка лет трех от роду оказывается на коленях у ведьмы. Швед немного подается вперед, скорее инстинктивно, чем осознанно, желая помочь Блетчли, но не отрицает, что та и без того неплохо справляется.

Бальтазар старается не думать, когда смотрит на маленькую девочку, как много он потерял. Он никогда не мечтал о детях, да и с Фридой всё выходит случайно, но сейчас не может жалеть, что не видит, как растет его дочь. Швед, впрочем, не желает портить момент сейчас и злиться.

– Очень приятно, юная леди, – чинно здоровается Харт, ловя на себе заинтересованный взгляд девчушки. Он, впрочем, не мог не заметить, как сильно та цеплялась за мать, в самом деле устроившись у той в объятиях вполне комфортно.

Бальтазар невольно улыбается шире, качая головой в ответ на замечание о домовике:

– Полагаю, она может, – фыркает не без веселья мужчина.

Он ловит себя на мысли, что прежде у него не было возможности рассмотреть дочь так близко.

– Она очень похожа на Вас, Фрида, – отзывается "Паскаль", замечая следом, не сдержавшись, – и совсем не похожа на Вашего мужа.

Он считает, что имеет право быть настолько нездешним, чтобы не знать сплетен о семье Роули.

Бальтазар не имеет ничего против, чтобы помочь малышке, но теряется всего на мгновение с непривычки. Фрида прежде стремится держать его подальше от дочери, а не предлагает за ней поухаживать. Подобное поведение оказывается для шведа в новинку.

Он подзывает простым жестом бармена, после чего просит налить для девочки яблочный сок, согласно указаниям Фриды. "Паскаль" не скрывает улыбки, когда Эвелина присоединяется к требованиям, а после проворно забирает подготовленный бокал с длинной трубочкой с барной стойки. Чародей помогает всего немного, лишь чтобы убедиться, что девчушка не прольет это всё на себя.

– Она – леди, – легко отзывается мужчина, улыбаясь шире, – за ней должны ухаживать.

– Я почти не бываю в Англии, – отзывается следом швед, когда Фрида говорит о том, что он – единственный оставшийся в Туманном Альбионе, – боюсь, я не считаюсь, – дружелюбно подытоживает мужчина.

Он продолжает наблюдать за Софи и, несмотря на не проходящее сожаление от того, что чародей не присутствует в её жизни с момента рождения дочери, не может отрицать, что Фрида выбрала для неё очаровательное имя. Впрочем, целых два, учитывая, что оба из сих, судя по комментариям ирландки, присутствуют в обиходе.

– Думаю, Вашим детям повезло, что они похожи на Вас, Фрида, – улыбнувшись шире, замечает "Паскаль". Бальтазар в свою очередь также не жалеет о подобном, особенно когда дело касается Софи. Учитывая же отца Эрлинга, то парнишке тоже стоило взять как можно больше от Фриды и как можно меньше от своего ненормального папаши. Мнение шведа о Торфинне мало что могло изменить после всего, что он узнал о нем от Блетчли, даже если сейчас Фрида была с ним.

Бальтазар бросает очередной взгляд на наручные часы и ловит себя на мысли, что всё и без того идет слишком хорошо – и что ему было бы лучше идти сейчас, пока судьба от него не отвернулась. Он и без того "игрался с огнем".

– Я бы не хотел оставлять Вас обеих, но, боюсь, мне действительно пора, – отзывается швед, поднимаясь с барного стула. Он мельком наблюдает за тем, как домашний эльф не отходит от малышки и Блетчли и считает, что тот, на крайний случай, сможет позаботиться о них обеих.

– Надеюсь, нам удастся скрасить друг другу один из следующих приемов, – оптимистично заверяет чародей, в остальном сомневаясь в своих словах. По крайней мере, на этот момент он не собирается возвращаться в образе Паскаля, чтобы не рисковать, как бы ему не хотелось повторить их дружелюбную беседу.

***

Он думает, что образ Паскаля – неплохая идея, когда одним вечером после пресловутого приема один из его домашних эльфов рассказывает "мастеру Харту" о том, что он услышал от своих не менее несвободных коллег. Признаться, к моменту, как его старый знакомый заканчивает рассказ, Бальтазар чувствует, как невольно встают от ужаса его волосы на затылке. Он помнит свои сомнения в отношении истории Блетчли с неудавшимся зельем, но не может до этого момента всерьез предположить, что Торфинн, несмотря на свою сомнительную психическую стабильность, может пойти на подобное зверство.

Бальтазар быстро осознает, что ему нужны доказательства, подтверждающие слухи, которые доносит ему домовик, и ищет подходящего случая некоторое время, чтобы, на удивление для самого себя, выполнить обещание Паскаля в отношении встречи на одном из следующих приемов.

Швед прежде ошибается раз, когда на прием, на который Роули были приглашены, те так и не являются, и в этот раз не гнушается запасаться оборотным зельем, а также ждать терпеливо, пока, к своему облегчению, не замечает Блетчли в толпе.

Он улучает момент, когда та остается без пристального надзора Торфинна, а также – по пути к выходу на небольшой, обычно пустой балкон, где Бальтазар собирается утолить свою никотиновую зависимость. Он не может позволить себе прежних вольностей, как то, сколько он курил до инфаркта, но так и отказывается бросить насовсем.

– Миссис Роули, – он окликает её с долей официоза, когда касается ненастойчиво женского локтя, нагоняя Блетчли. Бальтазар старается, чтобы его поведение не вызывало сомнений, когда отзывается беспечно:

– Паскаль, если Вы меня помните, – улыбаясь, замечает мужчина, не стесняясь ей напоминать о своем существовании. Он по-прежнему не жалеет её, но хочет лишний раз сориентировать, чтобы избежать недоразумений.

Он не упоминает, что они долго не видятся, не желая тратить на это время, и отзывается в свою очередь бодро:

– Я как раз направлялся на свежий воздух. Желаете присоединиться?

"Паскаль" поясняет ей после, когда, стоит им выйти на балкон, предлагает Блетчли сигарету:

– Курите?

Бальтазару нравится, что она помнит его. Не в последнюю очередь – из-за корыстных побуждений, потому что, как он считает, в прошлый раз им удается установить между ними какую-то степень доверия. Учитывая вопросы, которые сейчас волнуют шведа, он считает, что никакое доверие не будет лишним в их разговоре.

Он передает ей сигарету мягко, ориентируясь на чужие пальцы больше, чем Фрида сама ориентируется на расположение его руки. Швед после делает шаг ближе и, убедившись, что ведьма сжимает сигарету во рту крепко, подставляет огонек, чтобы она смогла прикурить. Он периодически поглядывает на её повязку и старается, чтобы при этом у него не дрожали руки, когда он возвращается мыслями к услышанным байкам.

Бальтазар делает небольшой шаг, восстанавливая дистанцию, после поджигая свою сигарету, когда получает подтверждение, что Фриде комфортно.

– Понимаю, – он дружелюбно усмехается, когда Фрида объясняет своё отношение к курению. – Я тоже "скорее нет, чем да". После инфаркта мне советовали бросить курить, но я так и не смог.

В этот момент Бальтазар мало думает о том, что его могут рассекретить, и всё ещё надеется выйти сухим из воды.

– Признаться, не собирался вернуться на местные балы так скоро, – признает швед, когда подытоживает:

– Впрочем, обстоятельства всё решили за меня.

– Как поживает Ваша дочь? – интересуется следом Бальтазар, не сумев сдержаться. На него всё ещё производит впечатление вполне официальное знакомство с малышкой, которого он ждет так долго. Сейчас он даже готов делать поблажку, что это происходит, когда он находится в чужом теле.

Бальтазар, говоря откровенно, не имеет понятия, как начать разговор, когда интересуется:

– Ваше зрение, – упоминает швед, продолжая следом:

– Разве нет способов его вернуть? Я слышал, что магглы делают операции по его восстановлению.

– Вы с мужем не обращались к врачам?

Бальтазар всё же улыбается, когда она делает комплимент его сигаретам, и благодарит её без задней мысли. Для него это – хороший, пусть и недолгий повод отвлечься от далеко не веселых мыслей, из-за которых ему снова пришлось глотать отвратительное на вкус оборотное зелье.

"Паскаль" не собирается оспаривать её замечание о том, что его здоровью не помешало бы больше заботы, и в виде исключения послушно кивает:

– Я обещаю подумать над тем, чтобы перейти на что-нибудь полегче.

Из того, о чем говорит Фрида, Бальтазар надеется, что отношения Софи и Эрлинга действительно теплые, не испорченные влиянием Торфинна. Швед помнит, каким хорошим парнишкой был сын Роули, и надеется, что тот достаточно упрям, чтобы поддаваться влиянию отца. Впрочем, этого мужчина отрицать не мог, Торфинн всегда был мастером манипуляции взрослых, что говорить о не закаленных детских умах.

– Судя по тому, что я видел в прошлый раз, она о Вас не забывает, даже находясь на расстоянии, – мягче отмечает Бальтазар, прежде чем они переходят к серьезному разговору.

Её ответ настораживает его сильнее, не давая ответов по своей сути. Он верит, что повреждения могли быть серьезными, но всё же хочет видеть, насколько. Бальтазар не живет иллюзиями, чтобы по итогу не заметить разницы между тем, что мог сделать Роули с её глазами ножом, или последствиями взбунтовавшегося зелья.

Бальтазар подмечает, что Фрида нервничает сильнее, и не считает это хорошим знаком. Он внезапно вспоминает, что приблизительно так она себя ведет в прошлые разы, когда говорит о муже и его насилии над ней. Швед вдруг решает, что по ней невооруженным взглядом видно, что она напугана, и сейчас он не знает, чем именно – щепетильным разговором с незнакомцем или всё-таки тем, чем что её заставил пройти Торфинн.

– Неужели зелье могло повредить глаза так сильно? – задает вопрос, больше риторический, "Паскаль". Он знает, что становится напористей, но не может остановиться. Ему становится всё тяжелее держать себя в руках.

Он тушит сигарету, ведомый не в последнюю очередь эмоциями, когда разворачивается корпусом к ведьме, делая шаг навстречу. Бальтазар старается говорить спокойно, не желая спугнуть её, но, в то же время, не готовый отступать. Ему в самом деле нужно было знать, что скрывалось под её повязкой – как правильно замечала ведьма, скрывающей половину её лица.

– Я прежде практиковал медицину, – замечает Бальтазар и, в общем-то, не врет.

– Вы разрешите мне взглянуть?

Он касается её локтя аккуратно, желая успокоить, и просит откровенно следом, понижая голос:

– Пожалуйста. Я хочу помочь.

Бальтазар не ожидает, что она разрешит ему так просто заглянуть под её повязку, но всё же не может удержаться от несколько раздраженного вздоха. Ему не нравится, что она отшатывается, и швед не хочет её пугать, но пугает неизбежно. Сейчас он не оправдывает себя, но принимает происходящее в качестве цены за правду, которую старается узнать.

– Пожалуйста, мне нужно всего лишь взглянуть, – просит Бальтазар. Он не хочет снимать повязку насильно, пусть и не тешится надеждами, что ему придется полагаться на благоразумие Фриды. На самом деле, её реакция пугает его ещё больше. Он считает, что она могла бы относиться спокойнее, если бы под повязкой действительно были бы поврежденные зельем глаза.

– Я не хочу Вас пугать, – вздыхает мужчина, добавляя:

– Вы можете мне доверять.

Бальтазар ловит себя на мысли, что ему всегда было тяжело заботиться о ведьме, когда она начинала сопротивляться его благим намерениям.

Швед неизбежно делает шаг навстречу, заверяя её в очередной раз:

– Здесь никого нет, кроме нас. Ни Вашего мужа, ни домовиков.

Харт подводит невеселый итог, что, пожалуй, именно он сейчас выглядит, как маньяк, а не Торфинн, чьи действия он пытается разоблачить.

Он знает, что испугает её снова, но действует согласно порыву, мягко касаясь ладонью чужой щеки, когда выдыхает в очередной раз:

– Черт, Блетчли, это всего лишь повязка. Я не причиню тебе вред.

Бальтазар чертыхается ещё раз и не сомневается, что всё неизбежно выходит из-под контроля. Он не сразу осознает, как называет её – по её девичьей фамилии, – и следом вздрагивает мелко, когда она повышает голос в истерике, выкрикивая его фамилию. Швед считает это плохим знаком, особенно если их кто-нибудь услышит.

– Прости меня, – бормочет мужчина в попытке успокоить ведьму. Он ловит её лицо в ладони, повторяя:

– Прости. Пожалуйста, не бойся – и не кричи, – продолжает увещевать Бальтазар. Он знает, что предоставляет сомнительный повод для её спокойствия, но всё же хочет, чтобы она перестала от него отшатываться. Его это обижает уже который раз, что она ведет так себя с ним, и считает, что их беседы могли бы проходить тише. Впрочем, Бальтазар не пытается снимать с себя вину за не всегда подобающее поведение, особенно в самом начале их общения.

Он говорит так же наугад, как делает это прежде она, когда "раскрывает" его настоящую личность:

– Я знаю, что это сделал с тобой Торфинн, – Бальтазар старается говорить уверенно.

– Ты всегда была слишком хороша в зельях, – всё же отмечает швед, припоминая ей ту байку, которую Фрида прежде рассказывает "Паскалю".

– Домовики – редкостные сплетники, а мой, похоже, сдружился с некоторыми, которые помогают Торфинну.

Он смотрит на её повязку, как в другом случае предпочел бы поймать женский взгляд, и заверяет Блетчли:

– Они видели, что произошло.

Бальтазар знает, что поступает против её воли, но уверен, что действует во благо, когда все же тянет её повязку наверх, желая убедиться в своих словах.

Он чувствует, как у него садиться голос, когда ему открывается, без прикрас, отвратительная на вид картина. Швед уверен, что Торфинн, несомненно, старается, прежде чем вырезать своей жене глаза, и наверняка горд содеянным. Бальтазар чувствует, как у него дрожат от волнения руки, когда он опускает повязку на своё место, в первую очередь не желая, чтобы кто-нибудь застал их в неподобающем виде, и в этот раз отшатывается от Фриды, восстанавливая дистанцию, уже сам.

Ему требуется какое-то время, чтобы вздохнуть, и мужчина цепляется ладонью за парапет, приходя какое-то время в себя.

– Это всё, что мне было нужно знать, – заверяет он Фриду, не глядя в этот момент в её сторону. У него всё ещё голос ниже того, который, благодаря оборотному зелью, принадлежит "Паскалю".

– Я отведу тебя в зал, если ты хочешь уйти, – предупреждает Харт. Ему требуется недюжинная выдержка, чтобы не попытаться забрать Блетчли отсюда сразу, а лучше – не убить Торфинна на месте за содеянное.

– Только дай мне несколько секунд, – он морщится, чувствуя небольшие боли в груди, на которые порой влиял сильный стресс. Впрочем, столь сильного Бальтазар уже не испытывает давно.

– У меня слабое сердце с некоторых пор, – невесело усмехнувшись, объясняет своё промедление швед.

*** 

Бальтазар не настаивает, когда решает, что ведьма позовет домовика, если захочет выбраться с балкона. У него остается масса вопросов, когда, всё же придя в себя, швед направляется на выход, прекрасно понимая чужое недовольство его действиями. На самом деле, он понятия не имеет, что сейчас творится в его душе, и ощущает разброс эмоций от ярости, как на Торфинна, так и на упрямство Блетчли, до прожигающей вины за то, что он не смог защитить ведьму от всего, что происходит в её жизни.

Бальтазар считает, что его извинения не принесут большой пользы, когда Фрида называется бесчеловечным то, что он делает, и советует напоследок беречь себя. Он ещё хочет пожелать ей не делать глупостей, но отчего-то задумывается, что с её муж, пожалуй, провел недюжинную "воспитательную работу", чтобы огородить от этого Блетчли.

Шведу требуется всё его самообладание, чтобы не призвать к ответственности Торфинна на месте, прежде чем извиниться удалиться, не извиняясь перед хозяевами вечера, чтобы не вызывать лишних вопросов к своей персоне.

Мужчина возвращается домой для того, чтобы переодеться, когда его, наконец, выворачивает наизнанку из-за того, что у него шалят нервы, а изнутри его гложет сожаление за то, что всё оборачивается подобным образом. Ему требуется какое-то время, чтобы взять себя в руки, а также бокал виски в качестве нарушение запрета на употребление алкоголя.

Бальтазар считает, что Торфинн заигрался, и прежде встречается с Александром, обрисовывая тому ситуацию, а заодно узнает, где отец Блетчли на данный момент. Энтони, как оказывается, не знает о произошедшем вовсе, когда обнаруживается, что он который месяц "пропадает" в Индонезии. Бальтазар не планирует таких дальних путешествий, но, в целом, не имеет ничего против. Особенно ради разговора по душам, который, как он уверен, принесет им обоим моральное удовлетворение.

Им требуется не так много времени, как они считают изначально, чтобы Аврорат захотел взять Торфинна под стражу. Энтони в свою очередь добавляет красочных подробностей о том, как Роули участвует в пособничестве Лорду, чтобы его нынешний зять наверняка не выбрался из лап Визенгамота. Он обещает подтянуться попозже, когда дает последние показания, когда дает в свою очередь шведу "зеленый свет" для того, чтобы нагрянуть в поместье и забрать оттуда Фриду и детей.

Бальтазар чувствует, как сильно бьется сердце и шумит в голове от волнения, когда он переступает порог злополучного поместья заместо его чокнутого хозяина. Для остальных Торфинн уходит на работу в Министерство и больше оттуда не возвращается. Его действия подкрепляет маячащий за плечом чародея аврор, готовый пояснить жителям нынешнего поместья образовавшееся положение вещей.

Швед тратит какое-то время, чтобы разузнать, в каком крыле держат Блетчли, прежде чем направиться туда. В какой-то момент он срывается на бег, поднимаясь по лестнице на этаж выше, и окликает ведьму, на этот момент не слыша ответа.

На самом деле, он помнит, как Фрида дрожит в его присутствии, вероятно, от страха за наказание Торфинна, и затихает окончательно по мере приближения к нужной комнате. Он вздыхает глубже, толкая от себя дверь, прежде чем зайти внутрь.

Бальтазар молчит до тех пор, пока не подходит ближе к ведьме, так и не находя подходящих слов. Он подмечает мелкую, которая играет рядом с матерью, и улыбается ей дружелюбно, решая, что вернется к малышке всего мгновением после.

Швед так и не произносит ни слова, когда обнимает Фриду крепко, наконец, как он считает, имея на это полное право.

– Идем домой, Блетчли, – наконец, просит Бальтазар, – ты, Софи и Эрлинг. Пойдемте домой.

Он спешит следом пояснить, что он тут делает вовсе:

– Торфинн больше не придет. Его сегодня забрали из его офиса в Министерстве Магии и заключили под стражу. Из-под которой его направят прямиком в Азкабан, – объясняет Бальтазар дотошно, заверяя, – твой отец сейчас следит за тем, чтобы ему вынесли верный приговор.

Бальтазар ощущает отчаяние невольно, когда Фрида в очередной раз, вырываясь, начинает просить отпустить её. Он ненавидит Торфинна за то, что тот вынуждает Блетчли жить в страхе, который не проходит даже тогда, когда для этого, кажется, находится весомый повод.

– Торфинн больше тебя не тронет, – обещает Бальтазар без сомнений, мотая головой в ответ на её нарастающую истерику.

– Я бы никогда не навредил тебе или Софи, Блетчли, – заверяет ведьму швед, вспоминая о детали, которая, вероятно, поможет ему убедить Фриду:

– Со мной пришел аврор, который участвовал в аресте Торфинна. Полагаю, он сейчас объясняется с другими жителями этого поместья, но скоро поднимется сюда, чтобы ты смогла услышать то, что я тебе сказал, от него.

– Роули водил нас за нос многие годы, но он не всесилен, – заверяет её швед. На самом деле, он понимает, почему Фрида боится собственного мужа. У Бальтазар самого при мысли о Торфинне порой бегут мурашки по коже.

– Мы больше не дадим тебя в обиду, – убеждает её чародей, имея в виду её отца, брата, Визенгамот и Аврорат помимо себя. – Всё закончилось, Фрида.

Он всё ещё не может смотреть на её повязку спокойно, когда чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, глядя на Блетчли. Бальтазар видит, как она сдает за эти годы, и не может думать без отнюдь не благоговейного трепета о том, что её муж делал с ней.

Швед берет её ладонь в свою, а после тянет ту к себе, касаясь щекой, а после прижимаясь коротко губами.

– Ты хочешь вернуть нашу семью? – он поднимает на неё взгляд и словно скучает по ней сейчас сильнее.

– Повторяю, Фрида, Торфинна больше нет. Он не вернется. Если ты не пойдешь со мной, то мы дождемся твоего отца, и он заберет тебя отсюда в Блетчли-холл.

– На словах домовиков, твоего отца, а потом моих, – поясняет Бальтазар. – Особенно, как я понимаю, твоему отцу оказалось что рассказать Визенгамоту про Роули.

Он, несомненно, думает, что стоило, в первую очередь, ей рассказать суду о том, что Торфинн делал с ней ещё тогда, до этих зверств, когда у неё был шанс получить развод, но молчит об этом, не желая давить. Бальтазар и без того видит, что ведьма растеряна, и не хочет пугать её больше. Швед считает, что если не захотят вызвать на допрос, то они разберутся с этим предложением на месте.

Бальтазар прикрывает глаза на мгновение, когда чувствует её прикосновение к его щеке, уже более осознанное, чем то, когда он тянет сам к себе её ладонь. Он успевает забыть, какого это, и оказывается совершенно разбит за прошедшие годы. У шведа не укладывается в голове, как Фрида смогла пережить издевательства собственного мужа остаться в здравом уме, но сейчас он наконец-то может думать, что всё закончилось. И что эта гонка, пожалуй, длилась с момента, когда Фрида появилась на его пороге с Эрлингом, ища убежища. Бальтазар думает то ли в шутку, то ли вполне всерьез, что уже слишком стар для подобных "приключений".

Он осознает, что она не обязана желать вернуться к нему, но неизбежно чувствует укол разочарования, когда Блетчли говорит о своей квартире. На самом деле, шведа также не в последнюю очередь заботят дети, с которыми Фрида, по всей видимости, захочет жить в своей небольшой квартире, и считает, не желая обижать Блетчли, что им не помешает ещё одна пара глаз для просмотра.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – Бальтазар отстраняется мягко до того, как Фрида убирает от него руку, прежде чем напомнить:

– Ты не обязана снова оставаться одна.

Он знает, что у неё есть Бубенчик, а также родственники, но всё равно считает, что ведьма собирается держать всех на расстоянии.

Бальтазар, впрочем, кивает следом:

– Я позову аврора, и вы сможете поговорить, – предупреждает швед.

Харт знает, чего он хочет в этот момент, и в общем-то считает, что имеет на это полное право без лишних одобрений, но всё равно чувствует себя не в своей тарелке и спрашивает у Блетчли, прежде чем воплотить мысль в действие:

– Можно мне подойти к дочери?

Он сейчас задумывается, что понятия не имеет, что малышка знает о нём, но всегда предполагает худшее и, вероятно, единственное верное в данной ситуации.

– Давно хотел сказать: ты дала ей красивое имя.

Бальтазар вспоминает об ещё одном, не менее важном молодом человеке, когда замечает между делом:

– Эрлинг сейчас в своей комнате под надзором домовых эльфов. Думаю, ему будет лучше дождаться или тебя, или дедушку.