Она неуверенно кивнула на предложение остаться. Не была уверена, что действительно сможет добраться до Англии в целости, хотя и с невеселой усмешкой думала, что по большому счету это меньшее, что ее сейчас волнует. Количество конечностей, оставшихся у нее после трансгрессии. Хотя до Швеции же она как-то добралась. Возможно благодаря тому, что чувствовала себя куда-то лучше, если о ее состоянии вообще можно было так сказать. Была более собрана, а в действиях было больше решительности. Девушка не знала, растеряла ли ее по дороге, или на нее так влиял чужой праздник и близость Бальтазара.
Она считала, что он играет не честно и предпочла бы, чтобы он отступил хотя бы на шаг. Пространство позволяло, а ей бы стало легче дышать. Фрида подумала, что в его предложении поговорить завтра было больше здравого смысла, чем в ее – прямо сейчас. И что она смертельно хочет спать, и чтобы этот день закончился. Завтрашний обещал быть ничем не лучше, но от этого она уже чертовски устала.
Она хотела извиниться за то, что повысила голос, когда он ее одернул. Контролировать что и как она говорит получалось скверно, но она совершенно искренне не хотела лишних неприятностей ему и слишком хорошо знала, что подобные сборища не место для разрешения личных проблем. Она знала, что проблем здесь не было и быть не должно. В рамках секса без обязательств им вообще взяться было неоткуда, а потому она не понимала, почему ей самой так тяжело ставить точку.
Фрида хотела извиниться, пока он не заговорил снова. Она чувствовала, как в горле застрял неприятный ком от его слов, и думала, что он лишь подтверждает ее мысли. Лишний раз убеждает, что она действительно виновата перед Регулусом, потому что он до абсурдного прав – все началось с ее инициативы, все продолжилось с нее же. Она знала это и так, но сейчас почему-то это звучало особенно болезненно.
- Я обвиняю не тебя, Бальтазар. Себя.
Ей отчего-то даже в голову не приходило, что он может воспринять это так. Ее ответственность за произошедшее была данностью, как и то, что руководствовалась она исключительно своими желаниями, а не его принуждением.
Она не улыбнулась на «Лолиту», как обычно бывало, только нахмурилась на его дальнейшие слова. Ей не нравилось, что он считал ее слова пьяным бредом. Она, возможно, и была пьяна, но отдавала отчет в своих действиях. Фрида почувствовала раздражение от того, что он, подтвердив невольно ее догадки о вине перед другом, не воспринимает сказанное ею всерьез.
- Это ты ничего не понимаешь, Харт, - резко бросила она, помотав головой и делая глоток вина, прежде чем снова перевести взгляд на шведа.
- Я знала, что он обижается, и все равно ничего не делала. Думала, что смирится и привыкнет. А теперь он мертв, и ты считаешь, что я несу чушь. На редкость мерзкие ощущения, знаешь ли.
Она допила вино, отводя взгляд, пробегаясь по пестрой толпе. Отставила бокал и устало смахнула волосы с лица.
- Неважно насколько я права с точки зрения логики здравого смысла. Важно, что я чувствую свою вину.

Фрида подумала, что ее затея провальна. Что ей действительно следовало написать записку, а не пытаться объяснить все лично. Что невозможно объяснить другому, что значит, когда весь твой мир в другом человеке. С самого детства, когда вы так много времени вместе, когда предпочитаете общество друг друга любому другому, когда четко расставляя приоритеты, никогда не выносите на передний план кого-то еще. Она понимала, что для него это абсурд, что он никогда не поймет, почему она так привязалась сейчас к их отношениям и почему так хочет их разорвать, называя предательством. Также как она не понимала, как это вообще вышло, что за последние полгода она поставила кого-то вперед лучшего друга.   
Ей не нравилось его «поздно». Для нее в нем было слишком много и больше всего – ее отчаяния. Блетчли знала, что он прав, что она своим решением ничего не изменит. Что все, что она могла сделать, имело смысл, пока Регулус был жив. Она упрямо помотала головой, не желая признавать очевидное и не желая так просто сдаваться. Тон Бальтазара отчего-то вызывал в ней желание делать все наоборот. Она не любила, когда на нее давили. Сейчас ей казалось, что он давит, пытаясь разбить те суждения, с которыми она пришла к нему, считая абсолютно правильными.
Она не успела возмутиться, ее выбил из колеи его вопрос, вкупе со сменившимся тоном. Она почувствовала растерянность и вновь беспомощность, как тогда, когда только забила тревогу, что Блэк пропал. Все искали его, вся магическая Британия – его матери удалось поставить на уши всех, - они с Барти чувствовали свою беспомощность и испуг от происходящего, когда впервые что-то было настолько не в их силах.
- Не знаю… - она опустила взгляд, машинально поправляя складки длинного в пол платья, - он просто пропал в середине той недели. Три дня назад объявили о похоронах, но тело так и не нашли.
Фрида никогда бы не поверила без тела, что он действительно мертв. Заставила бы его мать продолжить поиски – пусть миссис Блэк и ненавидела ее самой трепетной ненавистью, но сына любила до безумия, чтобы согласиться с ней хотя бы в этом. Она поделилась с отцом подобными мыслями раньше, чем додумалась нагрянуть к Вальбурге, когда Блетчли-старший рассказал, что Регулус был Пожирателем Смерти. И что он действительно скорее мертв,  чем жив.
- Кикимер знает, его домовик, но никому не говорит. Даже мне.
Она пыталась вытащить из него это уже не единожды. Знала, что матери Рега он точно ничего не расскажет, если обещал ему молчать, но надеялась, что расскажет ей. Ни ей, ни Барти, после сотни извинений, чая с валерьянкой и десятка бумажных носовых платков, он ничего не сказал.
- Прости, что испортила тебе праздник, - она извинилась искренне, понимая, что Рождество было тем праздником, на который не заявлялись так, как сделала она. И пусть они друг друга не понимали от слова совсем, это не мешало ей сейчас чувствовать неловкость от собственного поведения. Ее капризы обходились слишком дорого, и ей это переставало нравиться.
Блетчли только сейчас обратила внимание на косые взгляды и устало вздохнула – с нее сегодня внимания было достаточно, а еще она хотела курить, ей было по-прежнему жарко, а блеск гирлянд, ранее не замеченный, начинал раздражать.
- Выйдем на улицу? Я хочу курить.

Фрида осталась ждать, пока Баль разговаривал с незнакомым ей мужчиной. Уловив не слишком явное, но заметное сходство, с удивлением отметила, что вероятнее всего – это и есть Бьорн, его младший брат. Дальше Ларса ее знакомство с его семьей так и не зашло за эти полгода, она и не горела желанием, считая, что ей достаточно знакомства со старшим из братьев. Забавным было, что несмотря на его недовольство, поутихшее за это время, но не сошедшее на нет, он ей все равно нравился. И она могла поспорить на что угодно, что тоже ему нравилась, пусть даже чуточку, но уже достаточно, чтобы свести возмущение к ворчанию по привычке.
Она поймала взгляд Бьорна и вежливо, приветственно кивнула. Не знала, как представил ее Бальтазар и представил ли вообще, но делать вид, что она не с ним, было по меньшей мере глупо. Отчасти ей стало интересно даже посмотреть на их отца, но решила, что это не лучшее время для знакомства с его родителями.
Она успела обновить бокал, пока он не вернулся к ней, усмехаясь забавному совпадению – за то время пока они разговаривали мимо не прошел ни один официант с белым вином, всегда только с красным. Она решила, что это знак, либо же ее любовь к красному отпечатана у нее на лбу.
Фрида вышла за ним, доставая из сумочки пачку и подцепляя ноготками сигарету. Прикурила, благодарно кивнув за огонь и, последовав его примеру, села на ступеньки рядом, передавая бокал. Они курили какое-то время молча, пока он не нарушил тишину внезапным вопросом. Девушка бросила на него чуть насмешливый взгляд от того, что до него осознание этого дошло только сейчас.
- Ты бы видел их взгляды. Я Регу обещала в начале декабря, что постараюсь, чтобы его похороны запомнились.
Она усмехнулась, вспомнив тот вечер в охотничьем домике, и в очередной раз подумала, что сегодня все прошло так, как он хотел бы. Удивительно, наверное, планировать собственную смерть, но Блэка никогда не смущало это. Его бы воля, он бы еще и насчет угощения и убранства поместья указания бы дал. Однако, понимая, что ей эта тема неприятна, он оставил это на вкус матери.
- Он знал, что умрет. Точнее, верил, что не умрет, поэтому планировал собственные похороны как день рождения. Хотел, чтобы это был праздничный день.
Она сделала глоток и вернула бокал на место, затягиваясь и выдыхая дым в сторону. Стряхнула пепел, глядя, как он серым покрывает кристально белый, не тронутый снег.
- Ему Трелони, наша преподавательница прорицаний, смерть от воды предсказала. Он меня после этого тысячу раз пугал. То из озера не выплывет, то водой как будто подавится.
Фрида поморщилась, вспомнив, как испугал он ее на собственный день рождения, когда ему исполнилось восемнадцать. Она тогда от испуга даже торт уронила, на который убила весь день. Ей никогда не нравились такие его шутки, но он был слишком беспечен, чтобы воспринимать предсказание всерьез.
- Регулус говорил, что никогда не умрет. Я его смерть видела на Таро, но поверила ему, а не им.
Она поймала себя на мысли, что понятия не имеет, зачем все это ему рассказывает. Что вряд ли ему интересна и уж совершенно точно не нужна эта информация.
- Прости, я не знаю, зачем говорю тебе все это, - Фрида помолчала, прежде чем последний раз затянуться и затушить сигарету. – Мужчина, к которому ты подходил, это Бьорн, да?

Все происходящее было абсурдом. Хотел того Бальтазар или нет, но их отношения должны были сойти на нет. Не из-за ее капризов, если он видел это так, не из-за принципиальности или чего-то еще подобного. Не потому что того хотела она, он, Ларс или высшие силы. Это было данностью, перспективой реального будущего, просто потому что никакого их будущего быть не могло вовсе. Она прекрасно знала, что ему в ней нравится, и что она ему больше дать не может. По крайней мере сейчас. Ни задора, ни жизни, ни огня, граничащего с легким безумием, когда она так просто заявлялась к нему с чемоданом. Фрида пришла к этой мысли внезапно, глядя, как он раскуривает вторую сигарету, и думая, что эти отношения рано или поздно станут в тягость им обоим. И ему в первую очередь.
Она неопределенно дернула плечом, когда он сказал, что не доверяет картам. Подумала, что удивилась бы, услышав что-то иное, и что ему не пойдет верить в Фатум. Она знала точно, что он не прав, и что, возможно, просто не знает, о чем говорит.
- Они никогда не врут, если их правильно спросить, - она сказала это просто так, мимоходом в защиту колоды, которая действительно никогда не врала. Переубедить Бальтазара она не пыталась, догадывалась о бессмысленности этого действия, как и о бессмысленности самого разговора о картах.
Фрида мысленно отметила, что с Ларсом у него общего было все же больше, но и в Бьорне угадать его брата было несложно. Впрочем, возможно, дело было даже не во внешнем сходстве, которое определенно не бросалось в глаза с первого взгляда. Вообще, она не знала, с чего сделала подобный вывод и что, скорее всего, попала пальцем в небо.
- Ему это подходит, - задумчиво протянула девушка, вспоминая цепкий, заинтересованный взгляд Бьорна, и думая, что тому действительно подходит должность, покрытая тайной. Ей стало на секунду интересно, знает ли Харт о том, чем именно занимается его брат. О деятельности невыразимцев совершенно ничего не было известно, а потому слухи и догадки плодились один за другим.
Фрида вытащила из пачки еще одну сигарету, прикуривая и пряча зажигалку вглубь пачки, прежде чем помотать отрицательно головой на его вопрос. Она подумала, что может догадаться отец, если она не вернется сегодня домой. Мест, куда она могла бы пойти, было не так много.
- Нет. Я не планировала приходить к тебе.
Еще пару часов назад, включающих в себя несколько бокалов виски.
- Видимо, вино стоило брать бутылку, а не бокал, - она усмехнулась, глядя на почти опустевшую емкость, после чего снова достаточно быстро помрачнела. Затянулась, выдохнула дым и допила остатки вина.
– Все равно этим отношениям рано или поздно придет конец. Почему не сейчас, Харт?

Вообще-то его вопрос был резонным. То, что казалось очевидным ей, не должно было быть априори очевидным и ему, и то, что было для нее правильно, у него вызывало больше вопросов, чем понимания. Она подумала, что это нормально, но проблематично, и что она не знает точно, удерживает ли он ее от ошибки или же не дает совершить самую правильную и разумную вещь. В самом деле она понятия не имела, чего конкретно хочет, и уж совсем откровенно – хотела, чтобы все разрешилось как-то само. Всегда разрешалось, должно было и сейчас.
- Потому что лучше рано, чем поздно? И потому, что дальше – хуже?
Причем им обоим. Бальтазар, в общем-то, не знал о чем говорил, не желая прерывать их отношения прямо сейчас. Ей стало немножко веселее, когда она подумала, что ему стоило бы поговорить с ее матерью о том, какой несносный характер у нее порой бывает. Фрида, возможно, преувеличивала, возможно, реагировала слишком остро, но сейчас была уверена, что ни ему, ни ей это не нужно, и что у нее совершенно нет сил и желания, ни для какого взаимодействия с кем бы то ни было.
Она подумала, что они – два не самых умных школьника, и что по утру их непременно ждет простуда за всякие глупости вроде сидения на холодных ступенька в рождественскую ночь.
Фрида чувствовала, что начинает злиться. Все шло не так, как ей хотелось, не имея ничего общего с ее представлением о том, как пройдет их встреча. Она не надеялась на полное понимание, но отчего-то думала, что они спокойно поговорят и разойдутся. Легкая растерянность от того, что она не понимала, почему все идет не так и дается тяжело, смешанная с изрядным количеством алкоголя, вызывала в ней раздражение и капризное чувство противоречия.
Его слова не заставили ее задуматься, но довели окончательно. Она не считала, что хоронит себя осознанно и намеренно, но не испытывала переживаний от того, что это могло произойти. Считала, что у нее есть на это полное право, и что его это не касается. Она не хотела думать о том, как отреагировал бы Рег на ее действия, потому что, пожалуй, не могла бы дать определенного ответа.
Она выкинула сигарету и резко встала со ступенек, спускаясь вниз и складывая руки на груди.
- Я не знаю, понравилось бы ему это или нет, Баль, - Фрида бросила гневный взгляд на мужчину, осознавая, что возможно говорит резко, - но я знаю, что наши отношения ему определенно не нравились.
Она перевела взгляд на пустой бокал и подумала, что была права насчет бутылки. Если они собирались продолжать разговор так, то им стоило запастись большим количеством алкоголя – она не была уверена, что хочет помнить подробности их разговора на утро.
- Я не хороню себя, Харт, но не вижу ни единой причины этого не делать.

Фрида считала, что он хочет от нее сейчас слишком многого. Больше, чем она была в состоянии ему дать, в особенности, касаемо ответов на его вопросы. Ее раздражала его прямота, тогда как она не хотела копаться лишний раз ни в своей голове, ни душе, отдавая себе отчет в том, что не найдет покоя. Он заставлял ее отходить от принятого решения, не прикладывая особых усилий, но задавая вопросы, бьющие прямо в цель. Она говорила, не задумываясь, тогда как он вынуждал ее обдумывать каждый свой ответ, пытаясь докопаться до сути. Она никогда не замечала то, насколько они разные, пока им было весело и хорошо друг с другом. Ларс был прав, даже имея в виду совершенно другое, он был проницательнее их обоих.
- Для меня будет поздно, когда я не смогу поставить в этом точку.
Блетчли осознала происходящее достаточно внезапно. Какими бы свободными ни были бы у них отношения, она ничего не могла поделать с тем, что ей нравилось его общество. Нравилось больше, чем должно было в формате их отношений, и именно поэтому сейчас у них не складывался этот разговор. Она поняла это слишком ярко – что не хочет к нему привязываться. Потому что дальше – хуже, чтобы он ни думал на этот счет.
- Я считаю, что «хуже» - это, когда ты поймешь, что тебе это не нужно. И что я не даю тебе то, чего ты хочешь, потому что не могу делать вид, что все в порядке.
Она поежилась от несильного ветра. Ее коробило от собственной честности, но и врать ему она не видела смысла. Не считала, что он этого заслуживает. Однако не понимала, почему все происходящее вместо честного, спокойного разговора больше похоже на едва сдерживаемую бурю, и откуда в ней столько раздражения и злости как на него, так и на себя.
Фрида кивнула на предложение вернуться мимоходом, не до конца воспринимая смысл фразы. Холодно ей действительно становилось ощутимо, но она зацепилась за его «нас», чувствуя, что начинает паниковать. Ей не нравилось, как это звучало. Не нравилось, потому что шло вразрез с ее решением, и не нравилось, потому что  могло иметь под собой как слишком много, так и ничего вообще. Откровенно говоря, она не знала, чего хотела от него, и это доводило ее до отчаяния.
Они зашли внутрь, оказавшись в зале, когда она почувствовала приближение истерики. Она устала за сегодняшний день, перенервничала и уже пару часов была на грани, но его «нас» окончательно выбило ее из колеи.
Она обернулась к нему резко, забыв о том, что они в зале, набитом кучей людей, в самый разгар праздника. Забыв, что здесь его семья, его друзья, и что ей сюда вообще не высылали приглашения.
- Я думаю, что никаких «нас» нет. Что есть ты и я, и что это не продержится долго. Что ты первый не выдержишь и сделаешь то же самое, что пытаюсь сделать сейчас я – поставишь точку, потому что тебе так того захочется.
Фрида повысила голос, не собираясь кричать, но плохо себя сдерживая. Его действия отдавали эгоизмом, как впрочем и ее, но она считала, что в ее доводах здравого смысла больше, чем в его.
- Мне нравились эти отношения, Бальтазар. Но я знаю, что они перестанут мне нравиться достаточно быстро.

Фрида не видела их взгляды, смотрела только в глаза Бальтазару, но чувствовала их кожей. Знала, что обратила их внимание, и знала, о чем они будут говорить. Что Бальтазар Харт спит с малолеткой, и что малолетка устраивает ему скандал. Ее это трогало мало, репутация как таковая имела для нее значение только в контексте семьи, но никогда ее личная. Она знала, что отец поймет ее в любом случае, особенно сейчас, что ему наплевать на слухи. Но она далеко не была уверена, что в семье Харта дела обстоят также, а потому чувствовала смутное беспокойство.
Блетчли почувствовала капризный дух противоречия, желание топнуть ножкой и послать его к черту прямо сейчас, отправившись домой. Он не понимал и не желал понимать, что ей уже было тяжело, и что она просто хотела сделать все правильно и честно. Перед самой собой и перед ним. Не знала только как, но он ни капельки не помогал ей в этом, только еще больше ее запутывая.
Ей не дал ничего сказать мужчина, окликнувший его требовательно. Она смотрела на него, пока он шел к ним, думая, что, кажется, точно знает, кто это. И что, пожалуй, он был не из тех, кто располагал к себе одним своим видом. Фрида не боялась людей с жестким, непреклонным характером, но предпочитала не иметь с ними никаких дел. В особенности с теми, кто был ощутимо старше, отдавая себе отчет в том, что не желает быть сожранной на обед даже самым симпатичным удавом. Даже несмотря на то, что обед обещал быть отравленным.
Ее отрезвила пощечина. Девушка закусила губу, чтобы сдержаться от неуместных комментариев и еще более неуместного пораженного оханья. Перевела взгляд на его отца, глядя несколько недоверчиво. Почувствовала полное непринятие произошедшего и совершенное его непонимание. Ее отец никогда бы такого не позволил – унизить сына на глазах у такой толпы людей. Мистер Блетчли вовсе не был приверженцем рукоприкладства в вопросах воспитания, а потому ей слабо представлялось, чтобы он поднял руку на нее или же на Алекса за устроенный скандал. Мог тактично выволочь обоих разбираться за пределы комнаты, но никогда бы не ударил. Единственный раз, когда он поднял руку на Алекса, объективно был заслуженным, пусть ей и было ужасно жаль брата.
Фрида подумала, что самым лучшим будет для нее уйти. Оставшись одна и ловя на себе заинтересованные взгляды, она чувствовала растерянность. На окружающих ей было наплевать, но она явно перегнула, заявившись сюда. Из благих намерений. Ей было неоткуда знать о настолько суровом нраве его отца, и она все еще считала, что это не его дело, и он мог бы вести себя сдержаннее. Не говоря уже о том, чтобы войти в положение сына, далеко не идиота, между прочим.
Фрида начинала злиться, уже на Харта-старшего, считая, что даже отцовство не дает ему права диктовать условия своему великовозрастному сыну.
Она поймала взгляд Ларса случайно, но отчетливо увидела в нем досаду и осуждение. И ненавистное «я же говорил». Вздернула подбородок, не желая признавать ничью правоту, потому что правых здесь не было вообще, и подумала, что никуда из этого поместья не уйдет, как бы сильно им этого не хотелось.
Блетчли поинтересовалась комнатой Бальтазара у пробегающего мимо на кухню домовика. Не громко, но с каким-то мстительным удовольствием желая, чтобы это слышал его отец. Шведу и так, возможно, грозил не самый приятный разговор, так что она не видела ничего плохого в том, чтобы подлить масла в огонь. Амадеус, кажется, был из тех людей, которые предпочитали играть по своим правилам, она же для этого была слишком упряма.
Она попросила Бубенчика достать ей бутылку виски, решив, что вино больше подходит для праздника, тогда как им обоим внезапно отмечать больше нечего. Перехватила бутылку за горлышко и постучала в дверь. Не выдержала и не стала дожидаться, пока он откроет, подозревая, что вряд ли бы открыла кому-нибудь после такого. Зашла в комнату почти сразу после стука, невесело усмехнувшись, что умеет выбирать момент. Бальтазар переодевался, в комнате было достаточно тепло, чтобы не ходить в свитере.
Девушка составила бутылку на прикроватный столик и подошла к шведу. Осторожно коснулась руки, ловя его взгляд.
- Прости. Я не хотела, чтобы так вышло.

Фрида чувствовала неловкость, несмотря на его слова. В голове стало немного яснее, словно это не она позволяла себе весь вечер, начиная с поместья Блэков, пить столько, сколько приличным девушкам из чистокровных семей пить не полагалось. Впрочем, с эпитетом «приличный» она имела мало общего, судя по тому, как позволяла себя вести. В любом случае испуг и удивление от произошедшего сделали свое дело, пусть даже целью этой пощечины было вправить мозги ему, а не ей. Она подумала, что теперь куда лучше понимает реакцию Ларса на ее визит летом.
Она не считала, что все действительно в порядке, пусть и хотела верить, что он действительно на нее не злится. Подобное для нее в порядке вещей не было, однако она понимала, что это тот случай, когда со своим уставом в чужой монастырь лезть не следует. Она промолчала, только легонько кивнула, в очередной раз подумав, что они совершенно разные. И что, пожалуй, он мудрее по всем его поступкам и действиям.
Откровенно говоря, она не считала, что они выпили достаточно. Как и не считала, что сегодня стоит вспоминать о границах дозволенного, потому что их просто не было. Она пила за двоих, чтобы Регулусу не было обидно. Впрочем, спорить она не стала. Бутылка виски была скорее символическим жестом примирения и отчасти спасательным кругом, если вдруг что-то пойдет не так. Целебные свойства алкоголя она не переоценивала, но считала, что хуже уже точно не будет.
Фрида неопределенно повела плечом на предложение о комнате. Подумала, что он ее прогоняет, и сделала шаг в сторону, обнимая себя за локти. Она его понимала, честно. Вряд ли общение с ней доставляло ему удовольствие. Идея остаться здесь на ночь потеряла последнюю привлекательность – за целую ночь в одиночестве в его доме она успела бы извести себя еще сильнее, чем за прошедшую неделю.
Она вспомнила снова о Барти, решив, что отправится к нему. Что это будет правильно, что так нужно, и что-то еще в таком же духе. Откровенно говоря, за сегодняшний день слово «правильно» и ряд определенных обязанностей успели достать ее в край. У нее не было привычки делать что-то в угоду другим, но Регулус Блэк выбивался из всех правил.
- Спасибо, Баль, но я лучше отправлюсь в Англию, - Фрида помотала головой, отказываясь от предложения, после чего честно добавила, - не хочу оставаться одна.
Она подумала, что, возможно, Барти сейчас у Розмари. После ее ухода вряд ли ему хотелось оставаться там дальше. И что он ее, наверное, действительно любит, а они с Блэком – два идиота, не упускавшие случая его на этот счет подколоть.
- Ты спросил, что я думаю о наших отношениях. Я думаю, что не захотела бы их прерывать, если бы не смерть Регулуса. И что теперь боюсь их не прерывать, потому что потом это будет тяжелее. Для меня.
Она стянула из его пачки сигарету и подкурила, желая скорее занять чем-то руки. Сейчас она абсолютно серьезно отдавала себе отчет в том, как прогадала полгода назад, надеясь на то, что способна контролировать собственные чувства и что общение с Бальтазаром так и останется для нее не более, чем развлечением.
- Вот такой неприглядный эгоизм. Но ничего терять по воле случая, судьбы или же кого-то еще я больше не хочу.