Фрида думает, что различных «но» в их жизни за эти месяцы было предостаточно, и что она сыта ими по горло. Потому что по большей части именно они портят жизнь, тогда как все может быть куда проще без них.

- Пожалуй, мне придется обойтись без них, - она мотает головой и бормочет с не слишком сильным огорчением, потому что будет рада, если они перестанут наконец-то придумывать себе лишние проблемы. Она знает, что грешит этим сама, и что у них обоих непростые характеры, но вопреки этому надеется, что им хватит серого вещества в голове на то, чтобы ничего не испортить.

Вопреки тому, что он думает, ведьма действительно осознает со всей ясностью, с кем хочет связать свою жизнь. Знает его уже достаточно давно, чтобы понимать, что он далеко не сказочный принц, и что поначалу им может быть тяжело, пока они оба не привыкнут заботиться о чувствах другого и не только о своем, но и чужом комфорте. Она знает, что это будет не легко и ей в том числе, несмотря на чувства, которые она к нему испытывает, потому что в последние годы ей не приходилось заботиться о ком-то кроме себя. Она считает, что они не подходят друг другу на первый, второй и третий взгляд, но вместе с тем уверена, что в самом деле подходят как нельзя лучше.

Ирландка весело и немного возмущенно фырчит, когда он пресекает ее попытки намекнуть на продолжение развлечения с ее косметичкой и его лицом, и считает, что если бы не ее старания, сейчас они не знали бы куда деваться от любопытных взглядов. В особенности, если бы поблизости были дети. Она давно заметила эту очаровательную детскую привычку тыкать пальцем в прохожего и громко сообщать о том, что в его внешности привлекло внимание. Отчасти она с ужасом ждет, когда Эвелина научится говорить, потому что ее гложет подозрение, что с такими характерами родителей, из прелестной малышки вырастет страшная язва.

Он затыкает ее нехитрым способом, притягивая к себе и вновь целуя, и она думает счастливо, цепляясь за его куртку, что может расценивать это как обещание жить долго и счастливо. Она не знает, почему так хочет еще раз прояснить свои планы на их совместное будущее, но отчего-то верит, что если он с ним согласится, то приложит достаточно усилий, чтобы их будущее было светлым.

Фрида считает, что если прохожим что-то не нравится, они могут просто-напросто отвернуться, и закрывает глаза, целуя его в ответ. Она понимает, почему это вызывает у нее такой трепет – целовать его сейчас, после того, как он сказал, что любит ее, но все же не может так быстро привыкнуть к тому, что их отношения изменились и изменились настолько, когда большее, что между ними было – секс без обязательств.

Она садится и жмется к нему ближе, потому что на улице прохладно, и потому что ее преследует какое-то совершенно дурное чувство блаженства от его близости. Ведьма переводит на него насмешливый взгляд, когда он говорит о розовом цвете для детской, потому что сознание озаряется внезапной догадкой.

- Хочешь сказать, мы будем жить в Стокгольме? А если мне там не понравится? – она совсем чуть-чуть дразнит его и спрашивает не всерьез, потому что по большому счету ей без разницы в какой стране жить. Она не прихотлива в этом плане, потому что, если уж на то пошло, Лондон тоже кажется ей далеко не раем на земле, но помимо этого ей совершенно по-дурацки все равно где, если они будут жить вместе.

Ведьма пристраивает стаканчик с кофе сбоку, пока он лезет за чем-то в карман, и поглядывает с любопытством, надеясь, что это не окажутся вновь сигареты. Она считает, что отныне имеет полное право заботиться о нем даже вопреки его желаниям, которые впрочем на этот счет не интересовали ее и ранее.

Любопытство в глазах ирландки быстро сменяется недоумением, когда в его руках оказывается помада, и она ловит его взгляд, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. Она мотает головой, не отвечая на его вопрос, но после все же не выдерживает и позволяет себе расхохотаться, быстро впрочем захлопывая рот ладонью, чтобы не разбудить дочь.

- Ты уверен, что никогда раньше не пользовался тональником? – она чуть всхлипывает,  не справившись до конца с приступом смеха, но старается выглядеть как можно более невинно, когда интересуется следом, - может, стоит завести собственную косметичку? Помадой, я смотрю, ты уже пользуешься на регулярной основе.

[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

- У вас холодно, - она выдвигает претензию шутливо, но все же ни капли не врет, предполагая, что там действительно должно быть ощутимо холоднее, чем в Англии, в которой по ее личному мнению, зима уже достаточно холодная. – Я не буду вылезать из под одеяла, а когда вылезу, придется надеть три свитера, чтобы пойти гулять с Эвелиной.

На самом деле, Фрида не то чтобы не любит холод, но реагирует на него отчасти странно, когда мечтает не вылезать три месяца из дома как из берлоги, закутавшись в плед. Естественно, ей не удается это провернуть, но она все же радуется, что их зимы не настолько суровы, как в северных странах. Признаться, ей никогда прежде не приходит в голову, что когда-нибудь она переедет и не куда-нибудь в Италию или Францию на побережье, а в холодную Швецию.

Она принимает его аргумент насчет работы, но позволяет себе мимолетный скептический взгляд. Потому что ей все еще не нравится его работа, и она прекрасно помнит, что наговорила ему тогда, и, говоря откровенно, все еще не считает, что была не права. Его работа не вписывалась в ее понимание адекватной и нормальной, как и не вписывалась в определение долгой и счастливой жизни, которой она для них хотела.

- Можешь забыть о работе на ближайшие две недели, - ведьма отзывается бескомпромиссно, потому что даже не собирается спорить на эту тему. Его ребрам нужен покой, чтобы они нормально срослись, и она отдает отчет в том, что как только Харт вернется на работу, покоя ему не будет. Помимо прочего, она не хочет отпускать его в таком виде в страну, где потенциально подобное может произойти вновь. Хотя бы пока он не в состоянии себя защитить. – Так что Кристофу придется потрудиться за двоих еще немного, но потом я обещаю испечь ему такие пирожные, после которых он с радостью поработает еще недельку, пока ты будешь помогать мне переехать.

Фрида наблюдает за тем, как он мажет губы вполне отработанным жестом, и все еще не может к этому привыкнуть. Она давно подметила ухоженные ногти, но помада, особенно в сочетании с тональным кремом, как-то особенно поразила ее воображение.

Ведьма весело фырчит на его вопрос и отвечает честно:

- Не-а, не целовали. И совершенно точно, меня никогда не целовал мужчина, пользующийся гигиенической помадой.

Она щурится довольно, когда он тянется снова к ней, целуя, и чувствует приятный, сладковатый запах от его губ. Ей требуется пару секунд, чтобы осознать, чем именно пахнет его помадка, и совершенно девчачьи восторженно хихикнуть.

- Особенно, пахнущей вишней, - она не отстраняется далеко и касается его губ своими вновь, прикрывая глаза, а после бормочет малоразборчиво, - чертовски вкусно пахнущей.

[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Фрида не знает, как у них это получается, но все следующие месяцы проходят в непривычной идиллии. Она знает, что им обоим нужно время,  чтобы привыкнуть к этому, потому что кажется ни у кого из них нет опыта в серьезных отношениях. Никому они до этого не были нужны, как и не были нужны никакие обязательства. Она благодарит за это их дочь, изменившую в корне их жизнь, потому что без нее они вряд ли сошлись так быстро, если бы сошлись вовсе.

Она забывает о том, что было между ними до рождения Эвелины, и получает удовольствие от того, что происходит сейчас. Ей нравится, когда он старается для них, и нравится чувствовать его заботу, когда он кажется привязывается к их семье сильнее, чем она надеется. 

Она ловит себя на мысли, что их дочь растет слишком быстро, когда рассылает приглашение на ее первый день рождения. Ведьма знает, что может ограничиться устным приглашением родственников, но ей доставляет удовольствие делать все красиво и официально, выбирая приглашения как в детстве с Регулусом, питавшим страсть ко всякого рода торжествам.

Фрида доверяет домовикам родового поместья Бальтазара, но не может удержаться от того, чтобы отдав малышку на попечение бабушке, не контролировать процесс готовки самой. Отчасти она испытывает неловкость от того, что хозяйничает на чужой кухне, и в этом смысле предпочла бы Блетчли-холл поместью в Мальме, но это не останавливает ее от того, чтобы к общему неудовольствию домовиков, порываться готовить самой.

Ведьма ловит себя на том, что наблюдает за Бальтазаром и дочерью с дурацкой улыбкой, но не может держать себя в руках, потому что ничего больше не доставляет ей больше радости.

Она знакомится с его подругой, прежде чем он уходит. Катаржина оказывается приятной женщиной, и они неплохо проводят время, отведенное шведу на решение своих дел. В целом она не в восторге от того, что он уходит, но ловит его на слове, что это ненадолго, когда коротко целует на прощание. 

Фрида поглядывает на часы рефлекторно и начинает заметно нервничать, когда проходит больше сорока минут. По ее мнению, его встреча должна была закончиться достаточно быстро, и ей не нравится, что его все еще нет. Она просит ее извинить, когда отходит от гостей, чувствуя иррациональное беспокойство и раздражение, но ей не удается остаться одной, потому что ее перехватывает брат.

Алекс не испытывает восторга от Харта, особенно после развода, но благоразумно молчит, потому что ей, как бы это ни звучало, сейчас нет дела до того, что о них думают окружающие. Даже если это родной брат. Отчасти ее веселит то, что сейчас, когда они наконец-то стали семьей, на их пальцах нет колец. Она не жалуется брату, но не может сдержать недовольного замечания о том, что шведа где-то носит, когда тот интересуется причиной ее испорченного настроения.

Она замечает Бальтазара с букетом, когда в общей сложности проходит полтора часа, и отходит от брата, направляясь к нему. Она подмечает его не самый приличный вид сразу, оглядывая его скептически, потому что он взъерошен, пусть и попытался это скрыть, приведя себя в порядок.

Фрида не реагирует ни на цветы, ни на поцелуй, но не может сдержать тревоги, когда разглядывает его. Она подмечает красноту на шее, проглядывающую из под чинно застегнутой наглухо рубашки, и пренебрегает приличиями, когда тянется к верхним пуговицам, расстегивая их. Она выдыхает шумно и отчасти судорожно, пробегая пальцами по красной отметине, идущей сильно за шею.

- Черт бы тебя побрал, Харт.

Ведьма бормочет обреченно, не зная до конца как реагировать,  но чувствует прилив раздражения, смешанный с паникой.

- Полагаю, мне стоит радоваться, что ты вообще вернулся?

Она не замечает, как повышает голос, не обращая внимания на гостей.

- А цветы, видимо, должны были отвлечь меня от твоего вида? Неудачная попытка, Бальтазар.

- Это опять из-за компании? [ava]http://savepic.ru/8845292.png[/ava]

Фрида пытается держать себя в руках, потому что вокруг них люди, и это день рождения их дочери, и меньше всего она должна хотеть видеть, как ругаются ее родители. Она пытается, но не может, потому что вспоминает слишком ярко, в каком состоянии нашла его в прошлый раз и сколько времени потребовалось на то, чтобы срослись кости. Ее выводит из себя его "не драматизируй", и она чувствует, что в этот раз вряд ли готова будет принять это также легко как в прошлый, когда она предпочла забыть о том, что произошедший инцендент повторится непременно вновь.

Ведьму коробит от мысли, что это произошло именно сегодня, потому что сегодняшний день не должен был быть омрачен ничем, но не тешит себя иллюзиями, что в любой другой отреагировала бы иначе. Потому что это ужасно вне зависимости от того, какой день выбирают его враги, и пугает ее даже одна мысль о том, что это будет происходить снова и снова, пока однажды не прекратится навсегда.  [ava]http://savepic.ru/8845292.png[/ava]

Она выходит с ним из залы, потому что осознает, что ей слишком многое есть ему сказать, и ничего из этого не подходит для чужих ушей. У нее сдают нервы, чем больше она об этом думает, пока идет за ним и не находит в себе сил на то, чтобы перестать себя накручивать. Она не считает, что делает это зря, как и не считает, что не права в своих страхах.

Фрида не обнимает его в ответ, но чувствует подступающую истерику, когда он целует ее. Отчего то сейчас особенно ярко представляя, что он мог не вернуться. Ей не нравится это - жить в страхе за него,  и это не вписывается в ее представление о счастливой жизни. О долгой - тем более. Она не пытается его оттолкнуть, пока он говорит, но после все же взрывается, упираясь руками в его плечи.

- Пусти.

Ведьма делает от него шаг и смотрит раздраженно, потому что ей не нравится то, что он пытается сделать - убедить ее в том, что это все нормально, и ей остается только смириться. На его несчастье, она не привыкла мириться с подобными вещами, когда не боится ничего сильнее, чем потерять еще кого-то из близких.

- Нет никакой разницы, произошло это сегодня или произошло бы завтра, - она говорит холодно, позволяя себе быть жесткой, несмотря на то, что ему тоже несладко, - мне не стало бы легче лишь от того, что тебя попытались убить в менее праздничный день.

- В этом вся проблема, Харт. Ты не можешь это контролировать. Не можешь обещать, что вернешься с работы домой, что не бросишь нас с Эвелиной одних. Не можешь контролировать, что случится с тобой завтра, потому что не знаешь этого сам.

Она повышает голос и знает, что говорит пожалуй более эмоционально, чем стоило бы, но не может сейчас вести светскую беседу на тему его побоев.

- Ты знаешь, что я права. Что пока существует эта чертова компания, ты даже собственную жизнь не можешь контролировать, не то что заботиться о нас.

Фрида не хочет делать ему больно, но знает, что делает,  потому что в ее словах мало приятного для такого человека как он. Она знает, что он привык держать все под контролем, но сейчас считает, что он заблуждается, если думает, что его жизнь полностью в его власти. Ее пугает его самоуверенность, потому что для нее все происходящее более чем очевидно. В особенности его итог.

Ведьма слушает его внимательно и осознает обреченно, насколько по разному они относятся к ситуации. Когда она, кажется, всей душой ненавидит его компанию, отнимающую у них его,  он в свою очередь заботится о ее сохранности, выдвигая на первый план в списке приоритетов.  Она может его понять, потому что,  как он говорит, это дело всей его жизни, но считает, что он не видит картины в целом, ведомый в силу привычки тем, что вдалбливал в него с детства отец. Она восхищается отчасти Амадеусом, сумевший подмять под себя волевого сына настолько, что тот действительно считает, что должен защищать дело отца ценой своей жизни. И, как теперь выходило, ценой их жизней тоже.

- Кристоф не выглядит идиотом, чтобы принимать такие щедрые подарки.

Ирландка бросает резко, но не жалеет о своих словах, потому что говорит то,  что думает. Она не знает, как человек в здравом уме согласится на то, чтобы взять управление в свои руки и обречь себя и свою семью на подобное.

- Послушай меня, Харт. Тебе не шесть, не десять и даже не двадцать. Ты не обязан распоряжаться своей жизнью так, как того хочет от тебя отец.

На самом деле, она знает, каково это, когда отец давит, навязывая свои идеалы. Не на своем примере, но на примере Барти, не мало пострадавшем от тирании отца. Она знает, но хочет верить, что Бальтазар стал сильнее и что также как и она осознает, насколько это неправильно.

- А что дальше? Рано или поздно тебе придется передать кому-то компанию, что ты будешь делать тогда? Эвелина никогда не будет заниматься этим.

Фрида полагает, что в этом они все же сойдутся - что их дочь должна держаться подальше от его фирмы, потому что она не заслуживает того, чтобы угробить свою жизнь, следуя каким-то сомнительным традициям. Она не сомневается, что он любит дочь и не позволит этому случиться.

Она хочет, чтобы он понял одну простую вещь - ему придется выбирать между работой и семьей, потому что вместе они не совместимы. Потому что он предлагает ей жить в страхе каждый день, а Софи рано или поздно лишиться отца.

Его предложение вернуться в Англию действует как пощечина, и она смотрит на него отчасти с недоумением, когда осознает, что он, в общем-то, делает свой выбор раньше, чем она ставит его перед подобной необходимостью.

Фрида молчит несколько мгновений, прежде чем ответить, и говорит ровно, не повышая больше голос:

- По всей видимости компания так и осталась в твоей жизни главной ценностью. Спасибо за доходчивое объяснение.

- Ты прав, Харт, не стоило. Я не хочу уезжать, но это будет лучше для всех. Только учти, что если мы уедем, я больше никогда не разрешу тебе видеться с Софи. Никогда, слышишь меня, если тебе наплевать, что нам придется пережить, когда однажды ты не вернешься. [ava]http://savepic.ru/8845292.png[/ava]

Фриду отчасти успокаивает то, что он соглашается с ней, когда говорит, что их дочери не придется заниматься делами компании. Она знает, что не допустила бы этого, чтобы ни происходило в его голове на этот счет, но рада, что они действительно сходятся во мнении. Она чувствует абсурдность ситуации, когда он, переживая за Эвелину, не может никак осознать, что точно также она переживает за него, и что ей нет разницы, потерять его или ее – для нее это будет одинаково больно.

Она видит его раздражение и из-за этого раздражается сама еще больше, ведомая подростковой, дурацкой принципиальностью. Ведьма не считает правильным запрещать ему видеться с дочерью, но не угрожает впустую: пусть даже один раз она взяла свои слова обратно, признав, что не смогла бы этого сделать, сейчас она была настроена куда решительнее. Отчасти она признает, что тогда просто хотела верить в то, что этого больше не случиться. Что проблема исчезнет сама собой, или же он найдет решение. Ее наивность в очередной раз стала лишь ее проблемой, потому что ничего подобного он ей тогда не обещал.

- Я не считаю, что это легко. Но то, что происходит сейчас, и сколько лет происходило раньше, это неправильно. Ненормально. Как бы тебя ни воспитывали, это не правильно отдавать свою жизнь ради каких-то сомнительных традиций.

Ирландка не кричит, но повышает голос, когда говорит эмоциональнее, чем того хотела бы. Она пытается держать себя в руках, но не испытывает угрызений совести от того, что у нее это не получается, потому что он даже вообразить себе не может, что она испытывает каждый раз, когда он заставляет вновь и вновь прокручивать у себя в голове вероятный исход очередной стычки с конкурентами.

- Кому нужна эта компания такой ценой? Тебе или твоему отцу? Я просто не могу понять, почему ты не думал об этом никогда раньше. Почему ты считаешь это все нормальным.

Фрида заставляет себя сдерживаться лишь в том, что касается его отца. Не считает себя в праве критиковать его методы воспитания и те ценности, которые он вложил сыну в голову, но не может ничего поделать с тем, что ее это злит. Она не понимает Амадеуса, имея перед собой пример родного отца, как и не понимала никогда Крауча старшего. Впрочем, ей трудно представить ситуацию, в которой отец Барти позволил бы тому рисковать своей жизнью. Его отец был и остается редкостным придурком, но стоило признать, что несмотря на повальную критику, которой сопровождалось каждое действие сына, рос Барти в тепличных условиях.

Она хочет сказать что-то еще, но не успевает, когда он делает шаг к ней и ловит в объятия. Ирландка дергается скорее от неожиданности из принципа, чем действительно из желания держаться от него подальше, но быстро затихает. Ее немного ведет от его близости и от того, как крепко он держит, потому что на самом деле она не имеет ничего против.

Фрида не знает, почему ее выбивает именно сейчас, но чувствует, как сдают нервы, когда не обнимает в ответ, но жмется к нему, вслушиваясь в то, что он говорит. Она чувствует себя глупо, когда его слова доводят ее до слез, и малодушно хочет, чтобы все между ними было хорошо как прежде, до сегодняшнего дня.

Она чуть отстраняется, проводя ладонью аккуратно по щеке и под глазами, стирая слезы, и думает неуместно о своем внешнем виде, что теперь они точно два сапога пара. Она кивает в ответ на его просьбу, потому что не может иначе, и потому что они все заслуживают этого шанса.

- И ты обещаешь, что найдешь выход?

Блетчли хочет, чтобы он сказал это. Чтобы ее ожидания и надежды были подкреплены чем-то еще кроме, слепого доверия ему и собственных представлений о том, как должно выглядеть их будущее.

- Я уже хоронила человека, который мне дорог. Не заставляй меня делать это снова - я и первый раз пережила это с трудом.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

На самом деле, Фриду не особо успокаивает его обещание. Она верит ему и знает, что он не дает его лишь бы отвязаться от нее, но боится, что в итоге так оно и выйдет. Потому что ни он, ни она не знают сейчас выхода из сложившейся ситуации, не считая того, что по всей видимости его отцу не придется по вкусу, если с компанией действительно что-то произойдет. Она принимает аргумент, когда швед говорит о благодарности предкам, но не скрывает, что не может понять до конца, считая, что за всю свою жизнь он уже и так достаточно отблагодарил их. Помимо прочего, она все же полагает, что его предки будут рады больше, если он все же останется жив.

Ведьма не лицемерит, отвергая ценность материальных вещей, положения и денег, потому что вся ее жизнь прошла в достатке, но без лишней патетики ставит на первый план человеческую жизнь как таковую, не считая, что что-то может быть настолько же ценно. Ей не нравится на него давить, но она хочет, чтобы он наконец-то понял это, быть может не ради себя, но хотя бы ради них.

Она возвращается в зал, когда он уходит переодеться, и старается выглядеть непринужденно. У нее испорченно настроение,  но она не хочет портить его ни дочери, ни гостям, и малодушно надеется, что вечер закончится скоро. Она уходит через несколько часов под благовидным предлогом, укладывать малышку спать, потому что ей давно уже пора, и больше не возвращается к гостям.

Фрида не хочет лишней драмы, но хочет побыть одна, не говоря уже о том, что ей не нравится смотреть на его синяки. Она говорит ему об этом спокойно, прежде чем стянуть с полки шкафа футболку и уйти в другую комнату, и надеется, что он ее поймет. На самом деле, она замечает его недовольство, но считает, что так будет лучше для них обоих, если он не хочет, чтобы она вновь на эмоциях начала все сначала.

Она признает, что возможно погорячилась, когда ощущает физически дискомфорт от того, что вся кровать в ее распоряжении. Ей кажется, что в этом мало нормального, и что раз в год можно позволить себе растянуться поперек, наслаждаясь одиночеством. С наслаждением выходит скверно, но она все же засыпает достаточно быстро, вымотанная сегодняшним днем.

Блетчли просыпается от того, что переворачиваясь на бок, во что-то неожиданно упирается. Ей требуется время, чтобы чуть приоткрыть глаза и осознать, что она, несмотря на то, что заснула одна, оказалась привычно под боком у Бальтазара. Она обреченно закрывает снова глаза, но чувствует веселье от ситуации, когда они оба – два идиота и несомненно идеальная в этом плане пара.

Она считает, что имеет на это право, когда проводит рукой по его щеке, а после несильно тыкает в бок, заставляя проснуться.

- Харт, это называется личное пространство, - ирландка смотрит на него с притворным возмущением, чуть хмуря брови, но не скрывает веселых ноток в голосе. – Желание человека остаться наедине с собой.

- Я может в кои-то веки хотела почувствовать, что кровать снова в моем распоряжении, - она тихонько фырчит, приподнимаясь на локте и нависая над ним, - поспать, например, звездочкой.

Фрида бормочет последнее неразборчиво, когда касается невесомо губами его губ, целуя, и в общем-то не имеет ничего против того, что он сейчас здесь.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

***

Они не возвращаются больше к этому вопросу, но на самом деле Фрида все еще нервничает. Она нетерпелива и хочет, чтобы все решилось как можно скорее, потому что ей откровенно страшно, и чем больше проходит времени, тем больший дискомфорт она ощущает. Она смутно отдает себе отчет в том, с чем это связано, но подозревает, что дело в том, что она уже и так ждала достаточно.

Они возвращаются в Стокгольм, и все идет своим чередом как раньше, но теперь она не может выкинуть из головы все, что связано с последствиями его работы. Ведьма старается не подавать виду, но испытывает облегчение каждый раз, когда слышит, как в двери поворачивается замок, возвещая о возвращении шведа с работы. Ей не нравится постоянно бояться, и она малодушно хочет каждое утро оставить его дома, но отпускает, неизменно беря обещание, что он постарается вернуться раньше.

Эвелина остается с дедушкой, когда они, оказавшись в Ирландии, отдают ее ему на попечение по пути в Англию. У Бальтазара встреча в Лютном, а она отчасти почему-то сомневается, что он так уж хорошо знает это место, и самонадеянно считает, что в любом случае ему пригодится. По крайней мере за все свое счастливое детство, они с Регулусом и Барти успели облазить Косой и Лютный вдоль и поперек и знали каждую крючковатую старуху, обожавшую пугать детей.

Помимо прочего, у нее есть и свои дела в этой части Лондона, потому что близится Рождество, а значит рано или поздно придется отправляться за подарками. Она считает, что Лютный мало похож на идеальное место для подготовки к празднику, но знает, что многое можно найти только здесь. К примеру в Косом совершенно точно нет никаких полезных, а главное запрещенных Министерством, а оттого еще более желанных артефактов. И уж совершенно точно в Косом не купишь дракона, даже карликового, если такие вообще водятся. Собственно, именно это она и планировала выяснить, направляясь сюда.

Фрида отпускает его решить свои дела, когда сама останавливается у одной из старух с симпатичными на вид цветами. Интуиция громко кричит, что лучше бы их лишний раз не трогать, а потому девушка вежливо пресекает попытки всучить ей их в ходе разговора. Старуха оказывается болтливой и не слишком расстраивается, но все же, интереса ради, не оставляет попыток.

Она бросает взгляд на часы, а после смотрит по сторонам в поисках шведа, когда натыкается взглядом на того, кого увидеть не ожидает вовсе. Она ощущает, как внутри все переворачивается, когда она узнает лицо человека, наградившего ее самым болезненным Круцио, и чувствует неприятную, дурацкую дрожь в коленках.

Ведьма разворачивается на каблуках в противоположную сторону и делает пару резких, быстрых шагов вперед, прежде чем ее кто-то перехватывает. Она вздрагивает от неожиданности, но после выдыхает облегченно, замечая Бальтазара. Ей сложно отдавать отчет в своих действиях, когда она цепляется за его пальто и смотрит взволнованно.

- Давай уйдем отсюда прямо сейчас.

Она хочет обернуться, чтобы убедиться, что это действительно он, но не может себя заставить и просто хочет уйти. Потому что ей совсем не понравились проведенные дни в его обществе и меньшее, что она хочет – повторить это снова.

Фрида понимает, что должна объяснить причину своей паники, потому что иначе они потеряют больше времени, пока она уговорит его уйти.

- Рядом с женщиной с травами стоит мужчина в черной мантии с капюшоном. Он был на том кладбище летом, откуда ты меня вытащил. Их было трое – Макнейр, Пиритс и он, не знаю, как зовут, никогда не видела его раньше.

Она говорит негромко и отчасти судорожно и не знает, почему так реагирует. Ее на самом деле это раздражает, но она не может ничего поделать.

- Пожалуйста, пойдем отсюда.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Фрида не понимает, зачем он просит ее показать один из дней, когда была в плену у Пожирателей, но не сопротивляется особо активно, подмечая его нервозность. Ей не нравится его состояние, потому что после того, как они уходят из Лютного, он сам не свой, но она молчит, не зная в целом как завести разговор, после того, как он не дает толкового ответа, почему хочет залезть ей в голову.

На самом деле, ей приходится переступить через себя для того, чтобы дать ему то, что он хочет, и ей не нравится это, потому что речь далеко не о приятной части ее жизни. Она вспоминает все заново, и хуже всего то, что заново все и чувствует. После того, как он прекращает копаться у нее в голове, она больше не может так просто забыть произошедшее вновь. Она боится, как боялась тогда, потому что события годичной давности реальны вновь, и встреченный Пожиратель – прямое тому доказательство.

Ведьма чувствует растерянность, когда он уходит утром раньше, чем она просыпается. Ей нравится ему готовить с утра, нравится, когда он целует ее на прощание, и ей совсем чуть-чуть обидно, что он нарушает привычный ритуал. Она обещает себе не обращать на это внимания, но обида становится сильнее, когда он не приходит на ужин. Ирландка ждет его до тех пор, пока часы не показывают глубоко за полночь, а после забирает в их кровать дочь и засыпает, прижимая к себе. На следующий день все повторяется точно также, и она не может избавиться от паршивого чувства  неопределенности.

Фрида не понимает, что происходит, но банально не находит времени, чтобы спросить. Потому что его все время нет, и потому что она отчасти не хочет нарываться, чувствуя скорее интуитивно, что он не будет рад расспросам. Ей не нравится, что его нет рядом, и что он оставляет ее наедине с ее страхами, возвращая вновь то чувство одиночества, от которого когда-то сам сумел избавить.

Она заморачивается с ужином, потому что он говорит, что к ним придет его отец, а она хочет, чтобы все прошло как надо. Они сидят за столом вполне мирно, хотя после этих двух дней она не может избавиться от напряжения и больше помалкивает, поддерживая беседу из вежливости и несколько односложно. Девушка выдыхает свободнее, когда они оба встают из-за стола, оставляя ее разбираться с десертом и уходят в кабинет Бальтазара.

Блетчли не знает, сколько проходит времени, но выложив на тарелки по куску пирога и шарику мороженого, идет за ними, полагая, что они возможно уже договорили. Она слышит как швед кричит, и замирает перед дверью.

Она не хочет подслушивать, но все равно слышит. Хочет уйти, но не может сдвинуться с места. Она чувствует, как холодеют кончики пальцев, и как ее перетряхивает от осознания того, что он говорит, потому что это не укладывается у нее в голове. Бальтазар убил своего брата. Убил ради компании. Ей кажется, что в помещении резко закончился весь воздух, когда на секунду прикрывает глаза, пытаясь взять себя в руки

Фрида смотрит на него невидяще, прежде чем пару раз моргнув, сфокусировать взгляд и вслушаться в вопрос. Она не знает много это или мало, но определенно для нее достаточно.

– Ты это имел в виду под традициями и благодарностью предкам? Убийство брата?

Она говорит тихо, без вызова в голосе, потому что единственное чувство, которое сейчас испытывает – опустошение.

– Наверное, им должно было это понравиться, – она добавляет бесцветно, после поясняет зачем-то, - мороженое тает, я пришла сказать об этом. [ava]http://savepic.ru/8845292.png[/ava]

Фрида лениво, отстраненно думает, что зачала ребенка все-таки от человека, которого любит, а вот любит она, по дурацкому стечению обстоятельств, братоубийцу и в этом мало приятного. Она не знает как себя вести и как реагировать на новость в целом, потому что для нее то, о чем он говорит – дикость. Ей сложно представить Алекса, поступившего бы так с ней, и уж совершенно точно она не может поставить себя на место Бальтазара.

Она принимает аргумент, почему он никогда не говорил ей об этом раньше, и, в общем-то, действительно понимает. О подобном не рассказывают между делом за ужином, если рассказывают вовсе. Отчасти она все же жалеет, что не знала об этом раньше, потому что сейчас, через год, после того как она позволила себе мысль, что возможно действительно знает его как человека куда менее жесткого, чем он хочет казаться, падать с небес на землю достаточно больно.

Ведьма отводит взгляд, когда из кабинета выходит его отец, потому что на самом деле не питает к нему теплых чувств. Она знает, что может быть не права, и что в действительности все не так, как выглядит на первый взгляд, но не может побороть неприязнь к нему за его методы воспитания, которые привели к тому, что они имеют сейчас.

Она чувствует, как у нее начинает идти кругом голова, потому что она малодушно не хочет этого знать. Знать, что ее пытал его брат. Хотя бы потому что это было действительно больно и страшно, и ей страшно до сих пор, и сейчас, пожалуй, даже чуточку сильнее. Она не скрывает, что то, что происходило в их семье, не укладывается у нее в голове, потому что это все жестоко и бесчеловечно.

- Я не презираю тебя, Харт. Я боюсь.

Фрида не видит смысла в том, чтобы скрывать это, и говорит искренне. Потому что действительно боится человека, который может пойти на такое, когда в ее понимании семья – это действительно нечто святое, неприкосновенное, какими бы ни были отношения внутри нее.  Потому что ее любовь к тем, кого она считает семьей вне зависимости от кровных уз, сильнее прочего. И она не считает такое отношение к ним чем-то выдающимся или поводом для гордости, потому что это данность, аксиома и непреложный закон. Иначе быть не может, а потому ей трудно понять, почему у кого-то вовсе не так.

- Боюсь человека, способного убить брата ради компании. Она действительно была тебе настолько нужна?

Ведьма просто хочет понять, зачем он это сделал, потому что до сих пор со всех сил пытается сопротивляться мысли, что причина и правда была в желании стать главой компании. Отчасти она надеется, что будет какое-то иное объяснение, но почему-то все же верит слабо.

- Теперь понятно, как она тебе дорога. Не стоило просить от нее избавиться.

Фрида все еще не чувствует в себе сил на то, чтобы на него злиться, и не чувствует в целом ничего, когда говорит слишком спокойно, ни в чем по сути не обвиняя. Не чувствует ни желания, ни права на это, потому что то было его решение,  и единственное, что остается ей – смириться или нет.

- Мы с Эвелиной уедем утром. Я думаю, так будет лучше для всех.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Они возвращаются в Англию следующим же утром. Фрида колеблется между Блетчли-холлом и ее собственной квартирой и все же останавливается на последней. Родовое поместье теряет свою привлекательность при мысли о том, что ей придется отвечать на вопросы и терпеть многозначительные взгляды женской половины населения, в особенности Кэрол.

Ее устраивает старая квартира по многим причинам и не в последнюю очередь из-за того, что она маленькая. Ведьма не может объяснить этого, но не стремится сейчас к просторным помещениям и ее в общем-то более чем устраивает, что кровать Эвелины будет стоять в ее комнате. Помимо прочего, она испытывает потребность в том, чтобы вернуться туда, где все по-старому. Где все началось, чтобы возможно начать все сначала и теперь совершенно иначе.

Она считает, что этот год был действительно чертовски хорош, несмотря ни на какие размолвки, но пожалуй не сильно удивлена тому, что ничего не вышло. В общем-то, ни одна сказка не начиналась с того, что принцесса залетела от мудака-принца, пусть даже потом он перестал быть мудаком.

Фрида не имеет ничего против того, что он приходит к дочери, но сама исчезает либо в комнате Регулуса, либо выходит из дома прогуляться до ближайшего магазина. Она подозревает, что юную мисс Харт устраивает это, потому что со своих прогулок ирландка редко возвращается с пустыми руками, не находя себе занятия интереснее, чем изучение содержимого кондитерских и детских магазинов поблизости. По правде говоря, она ловит себя на дурацкой, шкоднической мысли, что покупает половину игрушек не только Эвелине, но и себе.

На самом деле, она рада, что он приходит к дочери. Потому что это несомненно радует мелкую, и потому что так ей самой спокойнее. Она переживает за него как за его физическое состояние, так и, как бы абсурдно ни звучало, душевное равновесие, пусть и старается сталкиваться с ним как можно реже. Ей хочется верить, что когда-нибудь она это перерастет, и его присутствие перестанет доставлять ей дискомфорт, заставляя чувствовать себя неловко.

Ведьма напрягается, когда от него приходит записка, что он не сможет приехать по расписанию, но старается выкинуть это из головы. Она знает, что мелкая ждет отца, но объясняет, что папа занят на работе, обещая, что они и вдвоем неплохо проведут время. Он не пишет ей больше и не появляется в установленное время, заставляя нервничать уже совсем всерьез. Она проклинает его на чем свет стоит, когда одним вечером не выдерживает, доходя до ручки.

Блетчли оставляет малышку дедушке поздним вечером и просит уложить спать через час. Она знает, что вполне разумным было бы остаться самой на этот час и после уже идти по своим делам, но чувствует, как у нее сдают нервы, после того, как проходит несколько часов с момента, как она отправила ему записку. Она нарекает его в мыслях безответственным идиотом и несомненно эгоистом, потому что у нее есть все основания волноваться и надумать себе с три короба, и он знает об этом. Потому что все ее страхи оправданы и чертовски реальны.

Фрида игнорирует наличие у нее ключа, когда колотит в дверь раздраженно, утешая себя тем, что убьет его сама, если он сейчас откроет ей живой, здоровый и невредимый. На радостях, конечно, но непременно убьет за то, что не давал так долго о себе знать. На самом деле ее мало волнует то, как сейчас выглядят ее действия, и больше всего она все же боится, что ей никто не откроет.

Она считает, что дала ему достаточно времени, когда сердце пропускает удар, и она все же тянется в карман за ключом, а после отпирает замок. Ирландка сталкивается с ним нос к носу, стоит только распахнуть дверь, и смотрит на него пару мгновений молча, испытывая облегчение со странной примесью истерики, от сдавших окончательно нервов.

Ведьма делает шаг вперед, оказываясь к нему вплотную:

- Какого черта, Харт?! – она повышает голос и кричит на него без всякого стеснения, когда подкрепляет свое возмущение ощутимым ударом кулаком в плечо, - так сложно было дать знать, что с тобой все в порядке? Неужели не было даже минутки, чтобы ответить мне на записку парой слов?

- Ты совсем рехнулся со своей работой.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Фриду не волнует крепкий сон соседей, и она чуть напрягается, когда он касается ее, приобнимая. Она соглашается, что в том, чтобы не держать дверь раскрытой нараспашку есть логика, хотя бы потому что соседи бывают крайне любопытны, а посвящать их подробности их отношений у нее нет желания.

Она чувствует себя идиоткой, потому что примчалась сюда посреди ночи, испугавшись, что с ним что-то случилось, но пытается заставить замолчать эту подростковую вредность. Ею руководил здравый смысл, и она знает, что последнее, чего станет стыдиться  - проявления чувств к нему, а значит и волнения и заботы.

Ведьма выглядит по-прежнему недовольной, когда он говорит о том, что задержался на работе допоздна, но знает, что не имеет права его за это отчитывать. Потому что это его дело, и они даже не живут больше вместе, чтобы она могла как-то выразить свое недовольство его поведение. Несомненно ужасным, потому что, помимо прочего, она уверена, что с таким режимом дня он пропускает завтраки и совершенно точно не ест нормально.

- Я отправляла сюда. Думала, что ты уже дома.

Она успокаивается постепенно, но все же не до конца, но теперь ее раздражение – последствие того, что она слишком сильно переволновалась. В ее гениальном решении съехать от него было прекрасно все с точки зрения логики, кроме небольшой детали – с тех пор она понятия не имела, что с ним происходит. Откровенно говоря, ее это пугает.

Фрида осматривает его на всякий случай внимательно, не собираясь все же так просто верить на слово, что он в порядке. Его послушать, так он в порядке даже когда у него сломаны ребра, а на теле ни одного живого места. Впрочем в этот раз он, кажется, действительно цел и невредим.

Она полагает, что ей больше нечего здесь делать, и лучшее, что она может сделать – это уйти, но все же проходит за ним вглубь квартиры. Ирландка скучает по нему, в особенности после того, как они проводят праздники порознь, и не может не думать о том, что это все же чертовски неправильно. Все же из них получалась странная, но семья, и Эвелине, пожалуй, праздники понравились бы больше, если бы они провели их все вместе.

Фрида ловит его взгляд, когда, благодарно кивнув, забирает бокал вина, и закатывает страдальчески глаза.

- Я передам, но ты не пробовал работать поменьше?

Она не хочет ссориться и спрашивает полушутливо, не забывая впрочем про долю правду, присущую каждой шутке.

- Нет, правда. Я, конечно, понимаю, что ты пользуешься моментом, пока живешь один, и уверена, что забываешь завтракать, но больше двенадцати часов на работе – это слишком даже для тебя.

Девушка делает глоток, опуская взгляд и вздыхая глубже, потому что на самом деле ей не до смеха, и она все никак не может окончательно успокоиться.

- Ты меня напугал. Не делай больше так, ладно?
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Фрида не задерживается надолго у Бальтазара и после бокала вина вежливо прощается, уважая как его личное пространство, так и свое, потому что им действительно не о чем разговаривать, хотя у них выходит сносно болтать о пустяках. Ее устраивает его обещание, потому что она надеется, что он его сдержит, и не испытывает желания повторять сегодняшний вечер – богатая фантазия далеко не лучший друг в подобных вещах. Она знает, что может переживать по пустякам и может додумать больше, чем есть на самом деле, но считает, что он сам виноват в этом.

На самом деле она не вкладывает в свое «пока ты живешь один» ничего больше, чем говорит, но отчасти, после того, как он подмечает это, задумывается насколько может быть права. В конце концов, если ничего не вышло с их семьей это не значит, что он поставит жирный крест на личной жизни вовсе. Она не скрывает от себя, что ей неприятно думать об этом, когда признается, что была бы не против их отношений, но попросту боится. В частности того, что он сделает ей больно, если что-то для него будет важнее их семьи, как компания стала важнее брата.

Ведьма дает обещание Софи, что Бальтазар скоро придет, и пользуется тем, что в Англии еще не растаял снег, когда позволяет дочери зарываться в него. Она фырчит, вспоминая аргумент мужчины в пользу Швеции как места проживания для их дочери, и считает, что он несправедлив к зиме в Англии. Иногда она вполне сносная.

На самом деле, Фрида не ждет его так рано, полагая, что «скоро» - понятие растяжимое, и он может зайти и через неделю, поэтому не скрывает удивления, когда слышит стук в дверь. Она спускает малышку со стула на пол, полагая, что там ей куда безопаснее без ее присмотра, и идет открывать, облизывая по дороге ложку, которой мешала соус.

Она ловит его взгляд, когда он начинает говорить, и смотрит недоверчиво, не желая делать лишних выводов, которые могут вовсе не соответствовать ситуации. Ее устроит, если он пояснит доходчиво и внятно, что он имеет в виду под отпуском, а до тех пор она запрещает себе надеяться на то, что думает в верном направлении.

- Что ты сделал?

Ведьма переспрашивает больше по инерции, когда наблюдает за тем, как он снимает пальто и разувается. Она убеждает себя, что его слова можно трактовать по разному, поэтому уточняет следом:

- Ты теперь безработный или через пару недель тебе надоест отдыхать, и ты снова начнешь пропадать до ночи на работе?

Фрида делает шаг в сторону, освобождая проход, и машет ложкой в сторону кухни:

- Ты голодный? У нас с Софи запланирован обед, не хочешь присоединиться?
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]

Откровенно говоря, Фрида не знает, как ей реагировать на новость о том, что он уволился из собственной компании, а потом молчит, разглядывая его. Она испытывает легкий трепет, когда думает о том, что возможно все действительно закончилось, и отныне у нее может не быть повода для беспокойства, когда ловит себя на шутливой мысли, что с ним повод для беспокойства у нее будет всегда. Потому что она не может заботиться о нем меньше, как бы сильно ему того ни хотелось.

На самом деле, она отчасти не верит, что он все же избавился от компании, а потом по-дурацки кивает, когда он говорит, что оставил ее Кристофу, и что жизни друга ничего угрожать не будет. Она хочет спросить, как именно они это сделали, но отдает себе отчет в том, что ее это интересует мало. Ее вообще сейчас ничего не интересует кроме того, что он все же сделал это, сдержал обещание и пришел к ней сказать об этом.

Ведьма не может сдержать улыбки в ответ, когда фырчит на его заявление, что она устанет от него, и считает, что прощает его слишком быстро, но иначе не может. Потому что она слишком устала и скучает по нему и их семье. Она осознает за эти полтора месяца, что готова простить ему многое, кроме того, что он не бережет себя. Отныне, если все действительно так, как он говорит, с этим у них тоже не должно быть проблем.

- Ты устанешь сидеть дома раньше, чем я от твоего присутствия, поэтому я буду не против, если ты займешься чем-то безобидным.

Ирландка отвечает раньше, чем успевает подумать, что ее слова – официальная амнистия, а она даже не успела покапризничать для видимости, прежде чем дать добро на их новые отношения. Она думает лениво, что у него нет совести, и что его наглости можно только позавидовать.

Фрида старается светиться менее явно, услышав его согласие на обед, но все же широко улыбается, кивая. Ей доставляет удовольствие наблюдать за тем, как он подхватывает на руки малышку, целуя, и чуть усмехается, когда он называет мелкую принцессой. Вообще-то, она привыкла быть единственной принцессой в доме, но ничего не имеет против того, чтобы отдать этот титул их дочери.

Она идет за ним на кухню, закатывая глаза, и считает дружелюбно, что он раскомандовался. Впрочем, она ничего не имеет против,  и подходит к нему ближе, обнимая со спины. Она тянется и целует его куда-то в плечо, пониже мочки уха, прежде чем неохотно отстраниться и отойти к плите.

- Ты знаешь, что твоя наглость не знает границ, Харт? – ведьма спрашивает шутливо, но не может удержаться от желания подразнить его, чтобы хоть как-то компенсировать то, как он потрепал ей нервы за это время, - что, если за эти полтора месяца я встретила мужчину своей мечты?

Она интересуется невозмутимо, раскладывая обед по тарелкам, и бросает на него совершенно невинный взгляд.
[AVA]http://savepic.ru/8845292.png[/AVA]