Фрида не хочет продолжать этот разговор, потому что это не пойдет ему на пользу, и потому что больше не может. Высказывать ему одно и то же раз за разом, думать об одном и том же. Думать помимо всего того, что с ней было в эти пять лет, еще и о том, как жил все это время он с Анн-Софи. Ей хочется перестать мучить его и мучить себя, но она не знает как, постоянно возвращаясь к этому вновь.
Она не отстраняется, когда он делает к ней шаг, хотя, признаться, отчего-то внутренне напрягается. Ей хватает этих недель, чтобы убедить себя, что он ей не навредит, и во многом этому способствует то, что она помнит его в тот год, когда жила у него. Она помнит, что он заботился о ней, несмотря на то, как все обернулось, и она может сколько угодно обвинять его в том, что он не пришел, не вытащил и сдался, но не может отрицать, что тогда она пришла в себя только благодаря ему.
Ведьма чувствует, как ее перетряхивает, когда он касается ее. Ей страшно и не нравится это ощущение загнанности, когда сердце стучит в пару раз быстрее, и она не имеет ни малейшего понятия, что будет дальше и куда бежать. Если бежать вообще стоит.
Она чувствует дрожь, пробегающую по телу, когда он целует ее, и не отвечает на поцелуй, но и не пытается отстраниться. Ирландка стоит по-прежнему рядом и смотрит отчасти испуганно.
Ее сбивает с толку его поведение, когда все это время под одной крышей он кричит на нее и не пытается никак сблизиться, а сейчас целует осторожно и нежно. Фрида теряется и теперь сама боится лишний раз его коснуться, когда стоит как истукан, не пытаясь обнять в ответ. Она хочет этого, но не может сейчас до конца поверить в то, что им движет ни жалость, ни прихоть, ни что-то еще.
Она отвлекается на мгновение, когда он говорит о советах, и смотрит внезапно слегка озадаченно, после чего фырчит почти весело:
- Приходится быть снизу?
Блетчли обнимает его все же, немного неловко и неуклюже, когда он утыкается носом ей в макушку. Она не может избавиться от щемящего чувства внутри, когда осознает, насколько по нему соскучилась, и когда позволяет себе мысль, что это все исчезнет при первой же их новой ссоре, вопреки тому, что он говорит.
Она чувствует, как на глаза набегают слезы, когда он говорит, что любит ее, потому что ее четкая, выстроенная аргументация, почему она ему отныне безразлична, не выдерживает и рушится, и она не знает, что же все-таки правда.
Фрида отстраняется твердо, отчасти, из-за того, что он держит крепче, практически вырываясь, и не смотрит на него, когда отшатывается в сторонку.
- Это была плохая идея.
Она не уточняет, что именно – его поцелуй или то, что она все же его обняла, и, пожалуй, сама не знает точно. У нее в голове хаос, и она больше ни в чем не уверена, и ей нужно подумать. Девушка раздумывает с пару мгновений, прежде чем почти выбежать из комнаты.
***
Фрида не выходит за этот день больше из комнаты, после того, как убеждается, что в ее комнате достаточный запас сигарет и алкоголя. Она знает, что мешает успокоительные с виски – плохая идея, но с момента переезда предпочитает держать оба вида успокоительных к себе поближе. По ее мнению, в паре они работают лучше.
Ей отчасти стыдно, что она скидывает детей на остаток дня на Бальтазара, но ей нужно несколько часов наедине с собой. Отчего-то, вопреки логике, после пяти лет заточения, ее не тянет общаться с людьми и наверстывать упущенное, и отныне куда комфортнее в четырех стенах комнаты в разговорах с самой собой.
На самом деле, она не выпивает и пары бокалов и в конце концов засыпает через несколько часов, вымотанная разговором, собственными страхами и неуверенностью. Она просыпается вновь глубокой ночью, когда спит некрепко, забыв выпить снотворное. Ее тревожат дурные сны, и она ворочается во сне, а проснувшись, больше не делает попыток заснуть.
Фрида чувствует страх, необъяснимый, но вполне реальный, пробирающий до костей, когда вглядывается в темноту. Она не боится темноты в целом, но сейчас ей в голову лезут картины одна ужасней другой. Она дергается от малейшего шороха, когда любой звук в ночной тишине становится в несколько раз громче.
Ведьма думает о том, что ей сказал Бальтазар. О том, что любит ее. Она думает об этом все то время, пока не засыпает, и сейчас, проснувшись, и все никак не может в это до конца поверить. Ей нужно время, но она знает, что может бояться до бесконечности, сводя с ума как себя, так и его.
Фрида поднимается с кровати и добегает босиком до двери, а после по коридору на носочках до его спальни. Она действует скорее интуитивно, подгоняемая страхом, как темноты, так и смутным осознанием, что может разрушить все окончательно, если наконец-то не возьмет себя в руки. Она заходит в его комнату аккуратно, стараясь не потревожить, и забирается к нему под одеяло, устраиваясь под боком.
Она просыпается от того, что солнце слепит глаза, и чувствует, что ей не так просто дается дышать. Бальтазар, устроившись сверху, придавил ее во сне весом своего тела и безмятежно спал.
Ведьма фырчит тихонько, а после также тихо смеется, не желая его будить, но не в силах сдерживаться.
- Умереть, задушенной в объятиях, это очень мило, Харт, но оправдываться перед моим отцом будешь потом сам, - она шутит, мягко пытаясь сдвинуть его с себя, стоит заметить признаки жизни, а после обнимает аккуратно, запуская пальцы в короткие волосы. – Я подумала, что ты будешь не против, если я сегодня лягу с тобой.
[AVA]http://savepic.ru/8283103.png[/AVA]
