Энтони аппарирует в Швецию, когда в Тоскане возвещают сиесту, и пользуется небольшой разницей во времени. Он одет легче, чем предполагает северный климат, но не замечает этого, увлеченный внезапной мыслью о том, что он, наконец, позволяет себе визит в чужую страну без официального белого воротничка, выдающего в нем дипломата-белоручку; Блетчли на мгновение хмыкает, потому что в Англии так и не узнали, насколько грязной на самом деле была его работа, и это не считая политику.
Он не находит шведа дома и вскоре взбегает по невысокой лестнице, ведущей в его здание, где располагается офис, и толкает стеклянную дверь; за спиной, цепляясь шинами за асфальт, летят многочисленные автомобили. Энтони все еще относится к магглам с определенной долей скептицизма и считает, что, для чистокровного волшебника, Бальтазар слишком вовлечен в их повседневные обряды. Блетчли не считает это изъяном, но определенно - причудой. Впрочем, из пристрастий чародея его сейчас волнует лишь одно, и это - Фрида.
Перед глазами ведьмака всё ещё стоят синяки, украшающие её тело, когда она выходит к морю, и слезы, когда она возвращается домой. Признаться, он по-прежнему растерян от того, что узнает от неё, и пусть в праведной ярости, присущей любому отцу, готов растерзать обидчика, не может смириться с тем, что это произошло на самом деле. Потому что за эти тринадцать лет Фрида и Бальтазар хоть и достаточно извели друг друга, но чутье, которым одарен талантливый дипломат, подталкивает Блетчли выслушать обе стороны. Потому что такие чувства не проходят даже после того, что сделал швед; по крайней мере, не так быстро, как того хочется его дочери, если хочется вовсе. И он хочет понять, что произошло. Ведьмак решает, что убить бывшего - впрочем, снова нынешнего - зятя он всегда успеет.
Он чинно ждет в приемной и, как примерный вестник смерти, дает Бальтазару шанс разобраться с мирскими делами. Блетчли неслышно вздыхает, потому что снова вспоминает о дочери и, признаться, по-прежнему не знает, как её угораздило ввязаться в подобные отношения. Потому что её муж на пять лет младше, чем её отец, и потому что, с их характерами, они друг другу не пара, но бывший посол не может выбирать за неё. Впрочем, сейчас он жалеет, что они не смогли разойтись по разные стороны баррикад после развода в восемьдесят девятом. Он считает их отношения ненормальными, когда из кабинета появляется Бальтазар. Чародей разглядывает гостя внимательно, не сразу будто признавая, и после отступает на шаг от двери, молча приглашая Блетчли войти. Швед осознает, что надеется тщетно на то, что вскоре неприятные разговоры закончатся. И то, о чем они говорили с Крисом, вполне может показаться цветочками, чем отец изнасилованной жены. Он всё-таки надеется, что Блетчли его сначала выслушает.
Приветливая улыбка итальянца сходит на нет, когда он начинает с вопросов. Достаточно емкого в начале - о том, что произошло, - и просит разговора взрослого, без лжи и уловок. Потому что, в целом, картину он знает. Не знает одного:
- Какого черта? - бросает Энтони и, не сдерживаясь, добавляет про синяки. Он считает, что те невозможно оставить за один раз, и сейчас не хочет представлять, что творилось за дверьми супружеской спальни. Не хочет в это лезть, но признает, что сейчас, пожалуй, вмешаться необходимо.
Он смотрит озадаченно и первые мгновения - возмущенно, когда Бальтазар стягивает через голову водолазку, демонстрируя расцарапанное тело с жалкими клочками нетронутой кожи, выжидает немного, давая тестю осознать увиденное, и одевается снова.
- Её синяки - не то, что должно тебя волновать, - бросает Бальтазар и знает, насколько невежливо это звучит. Блетчли смотрит пристально, когда задает резонный вопрос о том, что же должно.
Чародею требуется время, чтобы ответить на его вопрос корректно. Впрочем, он сильно сомневается, что последнее возможно.
- Я не хотел причинять ей боль, - замечает Бальтазар, - и не хотел причинять её так. Я спросил её мнения, - немного отчаянно отзывается швед и прикрывает глаза, понимая, что начинает говорить несвязно. Он соглашается со спокойным замечанием собеседника, что не хотел, но сделал. Чародею, впрочем, еще тяжело это принять до конца, и он немного мотает головой. Мужчина с трудом берет себя в руки, когда Тони задает следующий вопрос, едва мягче, чем прежние:
- Ты её любишь, - впрочем, не то чтобы это сильно походит на вопрос, - но ты причинил ей боль, и не сохранил доверие, которое будет тяжело восстановить, Бальтазар.
Швед знает, что внешняя мягкость Блетчли обманчива, когда он завершает с металлическими нотками в голосе:
- Тебе лучше подобрать аргументы для того, что ты сделал, если их подобрать можно, потому что то, что между вами происходит, это безумие, - и Блетчли не хочет, чтобы Фрида в нем участвовала.
Бальтазар выглядит подавленно и смотрит мрачно, когда, переборов бунтарский дух напополам с гордостью, предлагает Энтони присесть.
- Это долгая история, - как дань традиции, проговаривает Баль и знает, что его гость не уйдет, пока не узнает всего.
- С тех пор, как я вышел на пенсию, у меня уйма свободного времени, - вежливо замечает Блетчли, но Бальтазар готов поспорить, что видит его таким впервые: когда во взгляде ведьмака - только жестокость и ни намека, пока что, на вежливость.
[ava]http://s2.uploads.ru/3alz9.png[/ava]