Фрида считает, что все, что он говорит, правильно, но и неправильно тоже. Что он придумал для них удобную версию, чтобы их, одна на двоих трагедия, выглядела не так неприглядно. Она благодарна ему за попытку не винить ее, но не может поверить, что он действительно так считает. Потому что она не считает так точно. Не сейчас, не после тех дней, которые они проводят в по-настоящему семейной идиллии, которой, возможно, не хватает только их нерожденного малыша. Она не может не думать о том, что все могло сложиться иначе - лучше, правильнее, - если бы только она не поторопилась с решением.

"Разве ты действительно так думаешь?"

Ведьма не уверена, что хочет говорить об этом сейчас, но знает, что для этого разговора никогда не будет подходящего времени. Потому что она будет бежать от этого всегда, не в силах принять до конца, а это всегда будет преследовать ее, настигая везде, где бы она ни оказалась.

Она хочет знать, что он думает в самом деле, потому что пока его слова звучат неубедительно, и в этом нет его вины. Просто невозможно убедить в том, что все могло бы сложиться хуже, оставь она этого ребенка. Ей не нравятся собственные мысли, но, не принимая в расчет последнюю неделю, ей кажется, что хуже быть вряд ли могло. Как минимум, оставив ребенка, она, возможно, нашла бы силы порвать с Торфинном.

"Разве ты не думаешь никогда, что из нас могла бы выйти хорошая семья? Если бы я не "защищала свои интересы"".

Фрида кривится на последней фразе и не знает, почему ее настолько это коробит, когда он явно не хочет никоим образом ее задеть. Она считает, что это звучит ужасно, и что дело было в простом,банальном животном страхе перед неизвестностью.

Она не удивляется, когда он возражает против того, чтобы ночевать в компании ее мишек, но не может побороть тяжесть, ложащуюся мертвым грузом после слов Кэрол. Ей так стыдно перед ним, и она испытывает детское, малодушное желание сбежать от этого чувства, лишь бы не испытывать его, надеясь, что все разрешится как-то само, но осознавая слишком хорошо, что этого не произойдет.

Фрида не успевает попытаться уйти снова, когда он начинает говорить вновь, и она чувствует, как сильно колотится сердце от картинок, которые ей подкидывает воображение. Вопреки его словам - не слишком радужных.

Ведьма вырывается из его объятий резко, резче, чем того хочет, но побледневшая и испуганная досмерти, и может сейчас представить, что у них действительно может быть ребенок. Она помнит, что он говорит ей, что любит ее, но отчего-то боится иррационально, неразумно того, что может произойти что-то вновь. Блетчли боится этой ответственности неприкрыто, живо, полагая, что с них обоих хватит. Она уже доказала, что мало подходит на роль матери.

"Нет! Я не хочу".

Она осознает не сразу, как может прозвучать ее отказ, и не хочет обижать его, когда взмахивает палочкой вновь:

"Мне страшно".

[AU Новое начало]

Фрида с трудом верит в происходящее, когда наблюдает за ругающимся Кристофом, осматривающим Бальтазара. Он действует быстро и собранно, но заметно нервничает, оценивая состояние друга, и не задает пока вопросов, на которые она все равно не сможет ответить. Она чувствует какое-то жуткое оцепенение, охватывающее ее еще там, на площади, и все не может из него выйти, не шевелясь и практически не дыша. Кристоф просит ее уйти, потому что ей не стоит смотреть, но она только упрямо мотает головой, не собираясь двигаться с места. Ей кажется, что если она уйдет, что-то непременно случится.

Ведьма не подходит близко, но остается смотреть, как Борге вытаскивает пули и обрабатывает раны. Она знает, что своим присутствием ничего не меняет и не может контролировать процесс, но, несмотря на доверие к Крису, хочет видеть сама все, что происходит. Как бы невыносимо ей это ни было. У мужчины нет времени на споры с ней, и он знает, насколько настойчива и упряма она может быть, чтобы пытаться убедить ее уйти. Он мог бы применить силу, но, обреченно вздохнув, решил, что от этого будет только хуже. Признаться, ее оцепенение было ему на руку. Лучше так, чем истерика, пока он не убедится, что самое страшное позади.

Он откладывает инструменты через какое-то время, объявляя, что закончил, и видит панику в ее глазах, потому что швед по-прежнему без сознания. Ему приходится объяснять, что тот не придет в себя в ближайшее время, и уводит ее за собой настойчиво, потому что ей тоже нужно отдохнуть. Он обещает, что они отправят его в больницу через пару часов, но пока Борге хочет понаблюдать за ним сам. Себе он доверяет больше, чем кому-то еще.

Они доставляют его в больницу, и время, как ей кажется, начинает тянуться бесконечно. Ее выгоняют из его палаты, но она упорно возвращается вновь, и рано или поздно на это перестают обращать внимания. Как и на то, что она не говорит ни слова за это время. Ей кажется, что у нее внутри сжимается какая-то пружина, только и ждущая момента, чтобы с оглушительным, неприятным звуком распрямиться, дай только повод. Ее воображение рисует множество страшных картин того, что может быть дальше, и она чувствует, как щеки начинают гореть нездоровым, лихорадочным румянцем, а губы пересыхают от волнения в ожидании катастрофы.

Фрида выходит из палаты, потому что хочет немного пройтись. Вместо этого она в итоге садится напротив палаты, наблюдая как туда-сюда снуют врачи с большими папками в руках, медицинскими картами, куда записывают слова мало ей знакомые. Она видела такую же, принадлежащую Бальтазару. Единственное, что она поняла - что все не так уж и радужно, но это она могла сказать и сама.

Она замечает медсестру, заглядывающую в его палату, и не сразу придает этому значения, потому что они, в основном, ничего там не делают. Ведьма подмечает с удивлением, что та, кажется, что-то произносит и не просто болтает сама с собой, а обращается вполне конкретно к шведу. Она подрывается со своего места, заходя в палату как раз в тот момент, когда медсестра выходит, обещая, что вскоре к нему зайдет врач.

Фрида смотрит на него тяжелым взглядом, пока он пытается приподняться, и не верит ни на грамм его заверениям. У нее вертится в голове то, что она слышит до этого от Кристофа, когда он делится своими догадками с Беатрис.

Она тянется по привычке к палочке, вырисовывая в воздухе волнующий ее вопрос.

"Кристоф сказал, что это может быть из-за компании".

Она дожидается, пока он прочитает, прежде чем продолжить.

"И что раньше "они" не заходили так далеко".

У нее дрожат немного руки, и она не может до сих пор отойти от шока, который испытывает, стоит прозвучать первому выстрелу.

"Кто "они", Харт? Причем тут твоя компания?"[ava]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/ava]

Фрида знает о его компании немного, только в общих чертах то, чем именно она занимается. Летучим порохом, который, по ее мнению, используют сейчас только те, кто как Фишер боится трансгрессировать. Ее обычно это забавляет, пусть она и не отрицает, что подобные страхи имеют под собой вполне рациональную основу. Она никогда не углубляется в это, и, признаться, никогда не считает, что в этом действительно есть необходимость. Ему вроде бы приносит удовольствие его работа, и ее это вполне устраивает.

Она взмахивает палочкой вновь, задумчиво выводя "услышала разговор Криса и Беатрис", подмечая то, что Бальтазар не спешит отрицать причастность его компании к произошедшему. Для нее это звучит дико - то, что его могли убить из-за фирмы. Из-за летучего пороха, о котором она вообще знала преступно мало, не понимая, в чем может быть его особая ценность.

"Он ничего не рассказывал".

Потому что она не стала спрашивать. Отчего-то не хотела сознаваться, что подслушала их разговор. Для нее все было как в тумане, хотя она, несомненно, имела право знать, если ему угрожала какая-то опасность. Она осознает сейчас ясно, что, кажется, не знает о нем чертовски многого.

Фрида подходит ближе, осторожно садясь на край кровати. Она хочет отчаянно, чтобы он объяснил ей все прямо сейчас, но вздыхает глубже немного обреченно, потому что не может настаивать, когда он просит так. В конце концов, она ведь может позволить себе не думать об этом хотя бы сейчас, когда самое главное то, что он наконец-то пришел в себя.

"Обещаешь?"

Она хочет, чтобы он пообещал ей это, что расскажет все, когда ему станет лучше.

Ведьма касается его перебинтованного плеча аккуратно, почти невесомо пробегая пальцами дальше, и останавливается на его лице. У нее дрожат немного руки, когда она проводит ласково подушечкой большого пальца по его щеке, и вздыхает судорожно, чувствуя как в горле застревает неприятный ком, а к глазам предательски подступают слезы.

"Ты меня напугал"

Фрида смотрит на него укоризненно, когда откладывает палочку в сторону и быстрым движением смахивает с ресниц слезы, прежде чем наклониться к нему и мягко коснуться губами виска. [ava]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/ava]

Фрида не скрывает, что успокоится только тогда, когда Бальтазар окажется дома. По ее мнению, он может с тем же успехом лежать в их постели, а не в больничной, и она молча, но крайне настойчиво обещает, что проследит за тем, чтобы у него не было лишних нагрузок. И что вообще никто не сможет позаботиться о нем так, как она, но для этого им нужно оказаться дома. Ее сводит с ума больничная атмосфера, особенно, когда она не понимает до конца, почему шведа держат там, если он идет на поправку. Она ненавидит больницы с детства, но упрямо остается ночевать раз за разом, не собираясь появляться дома без него очень уж часто.

Когда его все же выписывают, она выдыхает спокойнее. Потому что теперь все должно начать налаживаться. Ведьма не задает больше вопросов, касающихся его компании, и в какой-то момент вовсе забывает об этом, когда он наконец оказывается у нее под боком и не собирается никуда уходить в ближайшее время. Она, конечно, все еще в ужасе от произошедшего, но не скрывает удовольствия от того, что он остается дома с ней.

Фрида не большая любительница уборки как таковой, но в какой-то момент, поддаваясь порыву, она решает, что было бы неплохо разобрать кладовую, потому что по ее представлениям там вечно лежит какой-то хлам. Порой даже представляющий интерес, поэтому она подходит к делу с энтузиазмом, когда начинает шуршать различными коробками, свертками и кучей прочих давно забытых вещей.

Она увлекается настолько, заглядывая куда ни попадя, что не слышит как он подходит к кладовке и останавливается за ее спиной. Ведьма мелко вздрагивает, оборачиваясь на его голос, и улыбается широко, взмахивая следом волшебной палочкой в шутливой надписи.

"Пытаюсь вызнать все твои страшные тайны".

"Можешь сознаться во всем сам, пока я не нашла что-то ужасное".

Она весело фырчит, прохаживаясь по помещению дальше, когда ее взгляд мельком цепляется за что-то, что она совершенно никак не ожидает найти в его квартире. Фрида подходит ближе, вытаскивая на свет футляр для скрипки, и поворачивается к Бальтазару, бросая недоверчивый взгляд.

"Ты играешь на скрипке?"

"Я посмотрю?"

Она, впрочем, не ждет ответа на свой последний вопрос, когда открывает футляр, разглядывая лежащий там инструмент.
[AVA]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/AVA]

Фрида представляет это слабо - Бальтазара, играющего на скрипке. Потому что сейчас с его напускной суровостью и деловым подходом к жизни, в ее голове он смотрится не слишком гармонично с таким романтичным и тонким инструментом, как скрипка. Она не может объяснить это как-то понятнее, и признает, что, возможно, дело попросту в том, что она не знает, каким он был в школьные годы и во времена Мунго. Ведьма ловит себя на мысли, что знать бы хотела.

"Это самая страшная тайна из всех страшных тайн", - она смотрит на него серьезно, кивая, когда следом, впрочем, фыркает: "Мне нравится".

Ей в самом деле нравится, потому что она знает о нем не так уж много, если судить объективно. В общих чертах о его практике в Мунго, немного про школьные годы, и что представляет из себя Дурмстранг, немного о братьях и том, что с ними стало, но, пожалуй, ничего такого, как, например, умение играть на скрипке. Она считает, что это нечестно, потому что он знаком с ней с момента ее выпуска и знает о ней так много, тогда как она пропустила внушительную часть его жизни.

Фрида мотает отрицательно головой, когда он просит убрать скрипку обратно, и подходит с ней к нему ближе. У нее в глазах пляшут озорные огоньки, а на лице расплывается лукавая улыбка. Она протягивает ему инструмент, когда над ее головой буквы складываются в невинную просьбу.

"Сыграй для меня?"

Она считает, что он должен был понимать, что она не уберет ее так просто, потому что когда ей еще представится возможность увидеть Бальтазара Харта, дающего концерт специально для нее в кладовке его квартиры. Она тянется к нему, коротко целуя в губы, прежде чем отходит на пару шагов, устраиваясь на небольшом пуфике, невесть как оказавшемся здесь.

[AVA]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/AVA]

Фрида кивает согласно, когда он говорит, что ему нужно присесть, и ничего не имеет против. Конечно, кладовка добавила бы концерту колорита, но она считает, что его у них и так в достатке, и что не каждый день глава какой-то крутой магической компании играет так запросто дома на скрипке. Тем более, что она все еще считает шведов "суровым северным народом", играющим в ее воображении, пожалуй, на чем угодно, но не на скрипке.

Она закатывает глаза в ответ на его оправдания и выводит сначала "перестань!", а после обещание не закидывать его тухлыми яйцами даже, если ей не понравится. Ведьма уверена, что ей понравится, чтобы и как он ни сыграл, потому что, пожалуй, тут дело вовсе не в его музыкальных талантах, а в самом факте и самой ситуации. Отчего-то доставляющей ей сплошное удовольствие.

Фрида не хочет отходить далеко и не думает долго, когда устраивается напротив на ковре, садясь по-турецки, и наблюдая за тем, как он проверяет струны. Ей все еще кажется, что этот инструмент - что-то инородное в его руках, пусть он и управляется с ним ловко. По крайней мере, точно знает, что делает.

Когда он начинает играть, она наблюдает за ним как завороженная, улыбаясь невольно, и не сразу осознает, что, кажется, знает эту мелодию. Простую и веселую, подходящую больше для шумных застолий. Она совершенно уверена, что знает даже слова, вот только не может вспомнить.

Фрида начинает напевать негромко, неуверенно, боясь, что все же ошиблась. Немного путается в словах в начале, пропускает парочку, но в целом, кажется, начинает припоминать целиком. Она фырчит весело, когда забывает очередное слово, заменяя ее шутливым "ла-ла-ла", но старается не допускать больше осечек. Ей нравится эта песня и нравится мелодия, и она все еще не до конца верит своим глазам.

Когда музыка заканчивается, она взмахивает тут же палочкой, не скупясь на похвалу и хлопает в ладоши. В ее планах выпросить у него что-нибудь еще, и она считает, что он зря скрывал от нее подобные таланты.

[AVA]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/AVA]

Фрида наблюдает за ним немного удивленно, когда он опускается на колени перед ней, и не считает это хорошей идеей, потому что видит, что ему дается это не так легко, как бы он того хотел. Она не понимает, почему он забирает у нее палочку, но не сопротивляется, отдавая, когда слышит его просьбу. Он просил ее уже до этого не раз и знает, что ее ответ на это всегда отрицательный.

Она не может, не может, правда, заговорить, и он режет ножом по живому каждый раз, когда просит ее об этом заново. Ведьма чуть хмурится и мотает головой, надеясь, что когда-нибудь она либо заговорит, либо он перестанет об этом просить, потому что это, наверное, единственное, что она не может ему дать. По причинам, которые ей самой мало понятны. Она помнит, что в Мунго настаивают на ее общении с психиатром, но она отказывается, раз уж они дают ей выбор. От этих сеансов ей становится только хуже.

Фрида слушает его недоверчиво, когда по привычке хочет вновь возразить, потому что это невозможно. Она не могла петь, она даже простейшего слова сказать не может вот уже чертову кучу времени. Осознание того, что он не шутит, приходит медленно, но все же приходит, и она распахивает в удивлении глаза, когда вспоминает, что действительно слышала свой голос. Как со стороны, словно он принадлежал вовсе не ей. Она успевает отвыкнуть за это время от того, как на самом деле звучит ее голос.

Она хочет, что-нибудь сказать, но отчего-то все еще не может, и качает головой расстроенно, чувствуя, как начинает нервничать. Ей не нравится это - то, что он заставляет ее делать, потому что у нее ничего не выходит. Потому что она пробует до этого тысячу раз и каждый раз с одним и тем же нулевым успехом.

Ведьма встает с ковра, потому что ей доставляет это дискомфорт. Потому что он ждет, а ей нечем похвастаться вновь, когда казалось она уже вот только что смогла заговорить. Спеть, если быть точнее. Она меряет гостиную шагами, но не может успокоиться и попытаться выдавить из себя хоть слово. Она сдается быстро, когда проворно подхватывает с ковра свою палочку.

"Я не могу".

"Пора перестать на это надеяться".

[AVA]http://s0.uploads.ru/OgM7Q.gif[/AVA]