Бальтазар просит поначалу Кристофа подождать его минутку, когда расправляется с сигаретой и лишь после этого возвращается в скупое на площадь помещение. Он провожает друга, не беспокоя Фриду до того моменту, пока они не остаются в квартире вдвоём. Швед медлит, оттого что, отчасти, не знает, как начать разговор, но после решает, что с этим нельзя тянуть, как бы ему ни хотелось. Потому что Кристоф прав: они не могут оставить ребёнка, как бы Бальтазару ни претила бы мысль об аборте. Единственное, на что он может надеяться - что Блетчли не отличится трусостью и придёт к этому выводу сама. Кроме того, решает Харт, этот ребёнок вряд ли нужен кому-то из них, даже если не брать во внимание обстоятельства.

Он садится на край матраца, вытягивая ноги, и смотрит на ведьму, закутанную в одеяло, несколько мгновений, прежде чем поинтересоваться:

- Всё ещё тошнит?

- Я сварю зелье, должно стать легче, - он радуется, что для этого рецепта не потребуются дорогостоящие ингредиенты; только то, что всегда есть под рукой.

- Кристоф вернётся вечером, - передаёт слова друга швед, желая как-то заполнить паузу, самым банальным из доступных образов. Бальтазар смотрит на ведьму и не может отделаться от мысли, что она, несмотря на наличие непростого жизненного опыта, действительно малолетка. И что им стоило быть в самом деле аккуратнее. Бальтазар мысленно морщится, потому что знает, что виноват в первую очередь он, потому что взрослый, но шёл у неё на поводу.

Харт по-настоящему, кажется, не осознаёт, что действительно может стать отцом, потому что никогда прежде не пытался это представить, несмотря на давление отца в вопросе обзаведения потомством.

- Почему ты не сказала раньше, что тебе плохо? - он знает, что на её месте не сказал бы тоже, ибо то было пару раз, но сейчас не может не переживать за то, что сам, как врач, не заметил раньше. Бальтазара мало что может смутить, но данная ситуация ему не по нраву.

Он вздыхает глубже, когда смотрит следом на Фриду серьёзно, собираясь с мыслями:

- Кристоф считает, что ты беременна.

Бальтазар знает, что у них нет доказательств, результатов анализа и чего-то похожего, но отчего-то интуитивно знает, что друг все же прав.

- Он хороший врач, Фрида - и ты знаешь, что это может быть так.

- Нам стоит это проверить.

Бальтазар не извиняется, но сейчас отчего-то все же произносит:

- Прости.

То ли за ребёнка, который ей не нужен, то ли за прямолинейность.

Бальтазар считает, что она отрицает очевидное, и в какой-то момент вздыхает едва слышно. Он не может до конца принять новость о ребёнке сам, но отчего-то берется убеждать её. Швед осознает, что, как бы ему ни хотелось отложить проблему на потом, понадеявшись, что оно не будет проблемой вовсе, но понимает ясно в этот момент, что если предположение окажется правдой, а они ничего с этим не поделают вовремя, их ждут проблемы серьёзнее.

В голове Харта невольно возникает мысль о том, что аборт наиболее безболезненно протекает на ранних сроках.

Он поднимается с матраца, передавая ей булочки с корицей, которые она просит, и начинает трактовать каждое действие Фриды со скидкой на разбушевавшиеся гормоны. В остальном Бальтазар слушает её - и не слушает одновременно.

- Ты знаешь, что будет необходимо сделать, - продолжает швед, не обращая внимания на её отрицание возможных последствий. Сейчас мужчина наступает себе на горло, желая предельно рационально, чтобы в их будущем было как можно меньше проблем. Он не мог отрицать, что ребёнок грозился всё в значительной степени усложнить.

- Нам необходимо проверить твоё состояние, чтобы ты смогла вовремя сделать аборт, - продолжает втолковывать Харт.

Он отчего-то и не думает спрашивать о том, хочет ли молодая женщина этого ребёнка. Мужчина считает, что в остальном её первостепенная реакция на сомнительную новость говорит сама за себя. Кроме того, Бальтазар предполагает, как он считает, справедливо, что у Фриды нет причин хотеть ребёнка именно от него. В отношении неё, когда дело касалось Харта, эта гипотеза, обращаясь к фактам, также работала безупречно.

Бальтазар медлит, прежде чем ложится на рядом с Блетчли. Он притягивает её к себе и молчит, прежде ткнувшись к женскую лопатку, устало прикрывая глаза.

Несмотря на то, что Кристоф был у них всего ничего, день уже казался чертовски длинным. И обещал стать ещё длиннее, решил Бальтазар, начиная перебирать в голове ингредиенты для зелья.

Бальтазар, как и Фрида, не желает говорить об этом всерьез, но осознает разговора неизбежность. Швед несколько мрачнеет, когда она спрашивает об абортах в Мунго, и отвечает неохотно:

– Нет, там их не делают, – признает Харт, и испытывает неловкость, когда продолжает:

– Мой друг держит небольшую подпольную клинику в Лютном. Помогает тем, кто не может позволить себе другого лечения. Он хороший врач и занимается абортами, – подытоживает чародей.

Бальтазар чувствует, как девушка обхватывает его ладонь, и пожимает её своей в ответ ободряюще.

– Всё будет хорошо, – заверяет её Харт. Он хочет, чтобы ведьма в это верила, как и жаждет верить в это сам, – мы справимся.

Он так же, как и она, желает, чтобы Кристоф ошибся, но всё же предпочитает не тешиться беспочвенными надеждами, как и не желает думать, какой ущерб её организму может нанести аборт.

– Лучше прервать беременность на ранней стадии, – замечает швед, исходя из последних соображений о здоровье ведьмы.

– Я приготовлю зелье, – после всё же возвращается к сути Бальтазар; они ещё не знают наверняка, беременна ли Фрида вовсе, чтобы строить планы. Мужчина лежит рядом с ней ещё какое-то время, прежде чем поднимается неохотно, направляясь к ящику с ингредиентами.

***

Кристоф, несомненно, оказывается прав. Бальтазар ощущает злость на самого себя за халатность, которую он допускает. Он бы не боялся взять ответственность за ребёнка в любой другой ситуации, но приходится признать, что обстоятельства, в которых живут они с Фридой, не оставляют маневра для геройства или благородства. Им мог спасти лишь прагматизм, который подталкивает Бальтазара поговорить с другом, о котором он рассказывает раньше Фриде; о том, который способен сделать аборт.

Они выбирают день и время с тем расчетом, чтобы у Фриды было как можно больше времени для того, чтобы восстановиться после процедуры до следующей смены с баре. Бальтазар меняется сменами с одним из врачей, чтобы пойти с ведьмой, не желая оставлять её наедине с выбором, но и чтобы не потерять в деньгах. Считать приходилось, без прикрас, каждый галеон, чтобы выжить в магической Англии. Их не в последнюю очередь спасает, что друг из госпиталя соглашается сделать аборт за "спасибо", и Харт без зазрения совести пользуется их хорошими отношениями, когда соглашается на это. Они решают, что сочтутся в будущем.

Им приходится подождать, когда во врачебный кабинет Лютного переулка выстраивается внушительная очередь. Бальтазар наблюдает за Блетчли какое-то время, прежде чем поймать её ладонь в свою, выражая поддержку:

– Если тебе страшно – это нормально, – проговаривает швед, интересуясь, впрочем, следом:

– О чём ты думаешь? – когда замечает, что Фрида заметно нервничает.

Бальтазар так же, как и Фрида, ощущает дискомфорт, находясь в этой очереди. Ему не нравится происходящее в первую очередь как врачу, потому что отцом, несмотря на возраст более зрелый, нежели возраст Блетчли, слабо представляет себя отцом. Он думает об этом прежде лишь в самых смелых теориях, воспитывая в своем воображении мальчика или девочку, но быстро забывает об этом, увлеченный больше реальными проблемами, большинство из которых ему доставляет либо его работа, либо, отныне, порядки магической Великобритании.

Швед продолжает осознавать, что идея Кристофа об аборте здравая, но не может побороть собственную интуицию насчет того, что они совершают ошибку. Его сомнения лишь подпитывает то, насколько колеблется перед процедурой Фрида, пусть Харт и понимает, что у неё на это могут быть иные причины, не имеющие отношения к тому, что будет для неё хорошо или плохо.

Бальтазар слушает ведьму несколько рассеянно, пока наблюдает за другими девушками, решившими, по всей видимости, избавиться от своих ещё нерожденных детей, и подмечает невольно, что они здесь с Фридой единственные, кто приходит парой. Харт разглядывает следующую в очереди, которая встает и направляется в кабинет, прежде чем, наконец, сосредоточиться на вопросе Блетчли, переводя на девушку взгляд, который на мгновение мог бы показаться беспомощным.

Бальтазар смотрит после мягче, но безрадостно, прежде чем подытожить открыто:

– Всё плохо, Блетчли, – он не хочет обманывать её тщетными иллюзиями, а также не желает заблуждений себе.

На какое-то время, впрочем, Бальтазар предпочитает оставить вопрос об обязательствах открытым. Казалось бы, он думает всё серьёзнее о том, чтобы стать отцом. Несмотря на то, в каких условиях они живут, и сейчас начинает верить в то, что им – а прежде, до беременности Фриды, ему одному, – удастся вырваться из этого Ада на земле, которым стала магическая Англия.

В его ушах стоит звук из-за хлопка двери в захудалый врачебный кабинет, где очередная забитая девочка должна была расстаться со своим потенциальным будущим. Бальтазар смотрит на Фриду отныне, не отводя взгляда, когда набирается смелости, прежде чем поинтересоваться:

– Ты действительно могла бы оставить этого ребенка?

Он знает, что вопрос звучит не в пример смело для них обоих, когда всё же уточняет.

– Мы ведь не собирались строить серьезных отношений. Это должна была быть всего лишь интрижка.

Бальтазар не подразумевает, впрочем, что всё и должно так оставаться.

Он усмехается коротко, пусть и не слишком весело, желая всё же разрядить обстановку:

– Уверен, ты нашла бы отца своему ребенку получше, не будь это случайностью.

Бальтазар слушает её внимательно, не прекращая при этом оглядываться по сторонам, подмечая чужие выражения лиц. Швед ловит себя на мысли, что не видит прежде пристанища отчаянных душ страшнее, чем это, и не хочет лишний раз представлять, но происходит за закрытой дверью. Благодаря своей профессии, он может, к своему сожалению, представить это в красках.

Он оборачивается на Блетчли несколько растерянно, когда та заявляет твердо, что она не собирается ему ребенка "навязывать". А после, ещё с большей растерянностью, слушает, как она представляет, что будет растить малыша (или малышку) сама. Бальтазар, признаться, не думает прежде, что у него есть выбор – нести ответственность за собственного ребенка или нет. Его коробит, когда Фрида делает за него выбор в пользу безответственности.

– Бубенчик, конечно, неплохая подмога, – отзывается мужчина напряженнее, чем прежде, не отрывая взгляда от лица Блетчли. Бальтазар несколько хмурится, подмечая убежденно, – но я не собираюсь вас бросать.

Он не замечает, что говорит во множественном числе, когда ещё мгновениями назад они с Фридой обсуждают избавление от бремени, о котором не просили. И не просят сейчас, но Бальтазар кивает в качестве поддержки о том, чтобы оставить ребёнка, раньше, чем успевает обдумать этот жест. Он выдыхает после судорожно, но быстро берет себя в руки.

– Ты права, – примиряясь с их очередным безумием, размышляет швед вслух, продолжая сжимать женскую ладонь, – этот ребёнок не в чём не виноват.

Он думает, что стоило бы спросить её о том, уверена ли она в том, чего хочет; понимает, что первоначально ей движет страх, как и им, а не здравый смысл, но всё же поддерживает её не в пример оптимистично. Бальтазар решает обреченно, что Кристоф окончательно разочаруется в его интеллектуальных способностях с этого момента.

Мужчина усмехается и старается звучать убежденно, когда подытоживает, стараясь сдержать общую нервозность:

– Возможно, к тому моменту, как он, – швед пожимает плечом, – или она родиться, мне удастся получить какую-то прибавку к жалованию.

Он поднимается первым и больше не разрешает сомневаться, по крайней мере, себе:

– Идём. Здесь не самая здоровая обстановка.

Бальтазар вздыхает неслышно, когда Фрида упоминает своего работодателя, и думает о том, что какое-то время они смогут держать от Эмори в секрете положение Фриды. Вряд ли Блетчли захочет перестать работать так скоро. Кроме того, состояние их бюджета действительно было плачевным, чтобы отказываться от возможного завтрака. Бальтазару откровенно претит, в каких условиях они живут, когда, по крайней мере, на его счетах в Швеции содержались суммы, способные обеспечить им безбедную жизнь на ближайшее будущее. Харт не боится работы любого характера, но не может не отмечать абсурдность ситуации.

Бальтазар чувствует, как напряжение последних минут спадает, и смеётся открыто в ответ на веселое фырчание ведьмы о выборе имени. Швед признает, что это действительно вызов их фантазии, а также неплохим отношениям, и надеется в этот момент, что у него от волнения не дрожат руки, когда мужчина осознает окончательно, что, похоже, станет отцом в ближайшие месяцы.

***

В следующие недели Бальтазар не отступается от затеи вырваться из магической Великобритании и остаётся благодарен за то, что Фрида его поддерживает. Единственное, о чем он не говорит – это что не намерен оставлять её и ребенка в этой спятившей бездне. Он понимает Реджинальда, когда тот считает безумцем его самого, но Бальтазар ценит, насколько тот старается. Не из чистого альтруизма, само собой. В какой-то момент швед обещает повысить своему адвокату оклад, как мотивацию о том, что тому будет выгоднее, разблокируй Министерство счета шведа как можно скорее. И в какой-то момент усилия приносят свои плоды.

Они обсуждают эту идею с Реджинальдом вскользь поначалу, но после – серьёзнее. Настолько, что в какой-то момент Бальтазар возвращается домой с уверенностью, что необходимо действовать. Кроме того, что у него, пожалуй, есть хорошие новости для ведьмы.

Он привыкает к этому быстро с момента, как они узнают о ребенке – заботиться о ней и той странной семье, которой они становятся. Харт не говорит об этом вслух, но, вечно сторонящийся серьезного союза и наследников, сейчас он осознает постепенно, что именно этого, возможно, ему не хватало.

Он знает, что это уже вопрос внимательности Эмори, когда тот заметит за свободными одеждами, что Фрида находится в положении, и считает, что его новость как никогда кстати. Говоря о карьерном росте Харта, как оказывается в Мунго после разговора с его врачом-куратором, ему и так выплачивали грошей на двадцать процентов больше положенного, чем остальным, и прибавка ему не светила.

– Я дома, – Бальтазар в этот день приходит позже обычного, но задерживается не в госпитале. Он возвещает о своем прибытии в большей степени шутливо, потому что в их жилище невозможно не заметить прибытие лишнего человека.

Швед успевает избавиться от верхней одежды, когда подходит к ведьме ближе.

– Как ты себя чувствуешь?

Он молчит некоторое время, когда переходит к сути. Бальтазар дожидается, пока она поднимет на него взгляд:

– Как ты смотришь на то, чтобы выйти за меня замуж?

Он говорит об этом буднично, но после тянется в карман брюк, выуживая оттуда небольшое колечко.

– Я не знал, какой у тебя размер, – честно признается швед. – Надеюсь, оно подойдёт. И я не хотел, чтобы оно привлекало внимания, пока мы живём здесь. Поэтому постарался выбрать наиболее простое.

– Министерство подтвердило, что я смогу получить доступ к своим счетам на этой неделе, – наконец признает Бальтазар, наблюдая за молодой женщиной. – Они по-прежнему ставят лимит на сумму, которую я смогу снимать со счета ежедневно, но это лучше, чем ничего. Гораздо лучше, – убеждённо резюмирует Харт.

Бальтазар не сдерживает усмешки, когда Фрида уведомляет его о конфетах. Он считает это, несомненно, важной новостью, но им нужно будет разъяснить несколько вопросов, прежде чем он побежит в магазин.

Швед слушает ведьму внимательно, понимая её сомнения. Он ждёт, пока она выговорится, прежде чем приняться раскладывать всё, как считает мужчина, по полочкам.

Бальтазар улыбается, когда Фрида упоминает свои родственные связи, прежде чем возразить:

– Если ты помнишь, мой брат – Пожиратель Смерти, и я застрял здесь из-за него. Вряд ли твои родственники сыграют большую роль, если Авада всё-таки найдет способ удержать меня в Англии.

Бальтазар не отказывается от своей идеи выбраться из ненавистной страны, но, учитывая обстоятельства, он не может больше думать только о себе.

Швед хмыкает весело, когда Блетчли выдвигает требование о пирожных, но после всё же качает головой, становясь серьезнее. Он словно читает её мысли, отзываясь:

– Мы говорили об этом с Реджинальдом, – Бальтазар не торопится далеко убирать кольцо, которое покупает для нее, и снова делает шаг навстречу девушке. Харт ловит её взгляд, излагая одну на двоих с его адвокатом теорию:

– Он считает, что шансы велики, и наше дело "выгорит".

Бальтазар молчит с мгновение, прежде чем поделиться самым главным выводом:

– Также, после нашего с ним разговора, Реджи верит, что мы можем попробовать вытащить из этой дыры не только меня, но и тебя – и, самое главное, ребенка, – Харт не отводит взгляда от женских глаз какое-то время, прежде чем обратить тот снова на коробочку с кольцом. Он достает изделие из бархатного плена, прежде чем продемонстрировать простое колечко Фриде снова:

– Для того, чтобы у нас были какие-то шансы, мы должны быть женаты на момент, когда суд сможет вынести постановление о том, что я свободен вернуться в Швецию.

Бальтазар подавляет вздох, подытоживая:

– Ни я, ни Реджи, мы не можем тебе обещать конкретный исход, но это лучше, чем ничего. Особенно для малышки. Согласись, Блетчли.

Харт меняет стратегию, когда смотрит на Фриду подозрительно:

– Неужели я настолько плох в выборе обручальных колец?

Бальтазар молчит недолго, прежде чем добавить:

– Ты должна знать, что я не буду удерживать тебя рядом с собой, если ты захочешь когда-либо развестись.

Бальтазар не хочет давить на неё с помощью ребенка, но неизбежно давит. В нем, как считает мужчина, просыпается из неоткуда взявшийся отцовский инстинкт. В последнее время он просыпается от неизбежных мыслей о том, что ждёт их с Фридой ребенка, если тот будет расти в новой Англии, и ему не нравится то, что предлагает его воображение.

Швед улыбается мягко, когда она говорит о том, что ей, а не ему, стоит обещать мужчине лёгкий развод, если в том возникнет нужда.

Бальтазар не медлит, когда следует вслед за Блетчли к матрацу, присаживаясь рядом с ведьмой.

– Я всё равно считаю, что нам стоит попробовать, – уверенно возражает швед, несмотря на доводы и фактические родственные связи, о которых говорит Фрида.

– Одно дело – это родственники, другое дело – если ты будешь замужем за человеком, который не имеет отношение к Великобритании, а также от которого у тебя будет ребенок, – размышляет вслух Бальтазар.

– Кроме того, если ты выйдешь за меня замуж, у тебя моментально появляется право на шведское гражданство. Это сделает тебя гражданинкой другой страны, на что мы сможем давить, чтобы вытащить тебя и ребенка из Англии.

Бальтазар качает следом головой невольно, заставляя себя вздохнуть глубже. Он чувствует, что распаляется, потому что поведение и бесчеловечность Авады выводят его из себя. С другой стороны, им оставалось только искать выходы из создавшегося положения. Авада собиралась жить долго.

– Я не оставлю это так просто, Блетчли, – обещает Харт, встречаясь своим взглядом со взглядом ведьмы. Он разрешает себе устало прикрыть глаза, когда осознает, насколько выматывается на минувшей смене в Мунго. Он все же заканчивает свою мысль, не торопясь, впрочем, шевелиться в остальном:

– Этот ребенок не должен расти здесь. Ты сама знаешь об этом.

Бальтазар знает, что то, что он говорит, может быть не так радужно, как ему хочется надеяться. Он знает, но хочет, чтобы хоть раз в этой чертовой Англии что-нибудь да пошло правильно. В порядке безжалостного исключения, возможно, именно они заслуживают "счастливый конец". Бальтазар ни на миг не забывает, что тех, кому безнадёжно не повезло, слишком много в этой стране. Однако Харт по жизни всегда добивается своего, поэтому не принимает отказ сейчас, если примет его когда-либо. Он считает, что брак не помешает им в любом случае, даст право заявлять об их связи открыто, и что так, рано или поздно, им удастся вытащить её отсюда тоже. Мужчина решает, что, несмотря на ирландское происхождение, лишних аргументов о принадлежности Блетчли к другому, отличному от Англии миру никогда не будет, когда дело доходит до споров с Авадой.

Он выдыхает спокойнее, когда она забирает у него кольцо, но первое время не скрывает своего напряжения. Бальтазар понимает, что ребенка нужно будет увезти из Англии как можно скорее и совершенно любыми способами, даже если здесь им придется остаться вместе с Блетчли, но не спешит рассматривать вариант о том, что он бросит ее здесь так просто. Как и прежде, Бальтазар не предлагает ей союз до гробовой доски, потому что понимает характер их отношений, которые привели к случайной беременности, но так или иначе относится к Фриде тепло. Особенно учитывая, что она всё ещё не отказалась от затеи быть матерью его ребенка.

– Спасибо, – отзывается мужчина, ловя взгляд Фриды. Он не сомневается, что мысль о том, что он может увезти ребенка, оставив её одну, даётся ей нелегко. В этот момент его восхищает ее прагматизм.

– Я не собираюсь быть отцом-одиночкой, Блетчли, – вдруг, усмехнувшись мягче, замечает Харт. Он наклоняется к ведьме, поддаваясь порыву и целуя, когда забирает её ладонь в свою.

Бальтазар становится серьезнее, когда просит:

– Мне нужно, чтобы мы оба верили в "счастливый конец", Блетчли. Поверь, я осознаю те риски, на которые мы идём каждый день, или то, почему тот или иной план может не работать.

– Однако мы не можем позволить себе перестать пробовать.

Бальтазар вздыхает неслышно, но по нему видно, что он делает глубокий, тяжёлый вздох.

– Утомительно быть оптимистом в этом месте, – усмехнувшись снова, подмечает швед.

Харт в тот день, поднимаясь с матраца, он покупает ей долгожданные конфеты. Вероятно, Фрида права, и он – упрямый безумец. Бальтазар больше не настаивает на том, чтобы она поверила в ту сказку, которую он рисует на них троих, включая ребенка. Харт всё ярче осознает их перспективы, особенно реальность той, что Фрида останется в Англии одна, если им удастся увезти ребенка подальше от Туманного Альбиона. Мужчина молчит об этом, но отрицает на данный момент подобное развитие событий всей своей сущностью.

Харт не может назвать их "семьёй", потому что семьёй, объективно, они не были, и их ребенок, при всей заботе о нем, остаётся чем-то неопределенным, без попыток угадать будет ли мальчик или девочка. Никто из них не рассчитывает, что бестолковая связь, призванная лишь скрасить серые будни, станет тем, что они имеют сейчас; какая бы ни была, но карета вдруг превращается в самую настоящую тыкву, когда ещё не пробивает полночь.

Бальтазар живёт в неопределенности каждый день. Его спокойствию также не способствуют регулярные встречи с Реджинальдом, работающим над его делом. Что до Фриды, то их чердак, кажется, становится слишком тесным для них двоих, когда они срываются друг на друге неизбежно по мере того, как протекает беременность ведьмы и чем ближе она к окончанию срока. Харт чувствует, чем вызвано беспокойство Блетчли, и не может её винить, как часто, вымотанный бесконечными сменами в Мунго, не может всегда держать себя в руках, потакая её настроению поспорить. Они ссорятся с каждым днём всё чаще, влияя на напряжённую атмосферу в их небольшой квартире.

Бальтазар старается отвлечь их обоих, когда предлагает им переехать в квартиру побольше. Им скоро надобится детская, и швед на стесняется тратить те деньги, которые может снять с собственного счета, доступ к которому он получает благодаря поту и крови Реджинальда. Ему кажется, что это помогает им немного расслабиться, и Фрида чаще шутит, по большинству – над его "аппетитами". Бальтазара это устраивает.

Когда в один прекрасный день Реджинальд просит Бальтазара зайти к нему после ночной смены, швед оказывается не готов к новостям, которыми делится с ним адвокат. Харт обсуждает с ним итоги их авантюры дотошно, пока не кивает и не обещает подумать над условиями, о которых ему рассказывает Реджинальд. Бальтазар возвращается домой от адвоката, делая пару лишних кругов в раздумьях вокруг того района, где располагается их с Блетчли квартирка.  Ему не приносит облегчения то, что говорит Реджинальд. Это ощущается для шведа странно, потому что когда-то это было единственным, что он хотел, едва осознал, что не сможет покинуть Англию после визита вежливости к брату.

Он заходит в квартиру, стараясь не шуметь, потому что на дворе стоит раннее утро. Швед знает, что ведьма ещё должна спать. Он заглядывает в душ, после проходя в спальню, и, переодеваясь, выходит оттуда снова, на кухню.

Бальтазар привычно готовит завтрак на двоих, пренебрегая своим желанием наверстать упущенный из-за работы сон, и ждет терпеливо, когда ведьма проснется. На самом деле, он плохо спит в последнее время и знает, что сейчас, после разговора с Реджинальдом, вряд ли уснет вовсе.

Швед улыбается приветливо, когда Фрида всё-таки появляется на кухне.

– Доброе утро, – извещает Харт, делая шаг к женщине и коротко прижимаясь губами к чужой щеке. Он старается расслабиться, но оказывается не уверен, что ему удается скрыть собственное напряжение.

– Как ты спала? – интересуется мужчина, не торопясь рассказывать о том, как он проводит свой день.

Ему нужно ещё немного времени, чтобы дать ей окончательно проснуться, а самому – собраться с мыслями, прежде чем озвучить радостную весть.

Такую радостную, что Бальтазар не знает, на самом деле, что с ней делать.

Бальтазар не знает, откуда берется эта неловкость. Он ждёт этого дня давно – маленькой, но победы над причудами Авады Рихтер. Швед знает, почему радостная новость не приносит ему спокойствия на душе сейчас, но не может смириться с этим так просто.

Он перекладывает тосты, шипящие на сковороде, на тарелки, прежде чем переставить их на стол. Бальтазар возвращается к Блетчли, занятой содержимым чашки кофе, и наблюдает за ней какое-то время молча. Он действительно осознает, что может выглядеть странно со стороны, но не может заставить вести себя иначе.

Швед понимает, что они – своеобразная пара, если пара вовсе, несмотря на их неродившегося ребенка, но считает, что даже для их отношений, которые не обязаны быть близкими, за последнее время и бесконечные ссоры они отдаляются друг от друга сильнее. Особенно учитывая, что швед, несмотря на вернувшийся доступ к счетам, не перестает ходить на смены в Мунго – как ни крути, ежедневно выделяемые средства помогали ситуации, но вряд ли их можно было считать достаточными, чтобы не работать вовсе.

Мужчина поддается порыву, когда, наклоняясь, целует Блетчли снова, в этот раз откровеннее, нежели его целомудренный поцелуй в щеку ранее. Швед отстраняется не сразу, не торопясь объяснять свое поведение, но после отвлекается на её вопрос о завтраке:

– Я осознал, что вряд ли смогу сейчас уснуть, поэтому решил, что завтрак не помешает нам обоим, – заверяет Харт. Он ловит себя на неуместном ощущении, что по-прежнему привыкает к виду обручального кольца на своем пальце.

Он усмехается дружелюбно, замечая, как Фрида стягивает миндальное печенье, и отзывается несерьёзно:

– Не перебивай аппетит, Блетчли.

Бальтазар знает, что для этого не будет подходящего времени, поэтому решает, что не стоит тянуть с новостями. Иначе он не сможет сказать ей об этом вовсе. Впрочем, чем дальше, тем больше это кажется Харту не такой плохой идеей, но он заставляет себя не малодушничать.

– Я виделся с Реджинальдом сегодня утром, – начинает швед, стараясь звучать беззаботно. В его голосе нет радости, потому что радости он не ощущает. Скорее, знает, что победа его адвоката на данном этапе принесет больше проблем.

– Он сказал, что нам удалось получить разрешение на мой выезд, – рассказывает Харт. Он наблюдает за реакцией Фриды, делясь следом деталями:

– Оформление документов займет пару недель, но, в остальном, Авада не сможет больше повлиять на это решение.

На самом деле, учитывая то количество месяцев, которое Бальтазар проводит в Англии заложником обстоятельств, он сам с трудом верит, что всё-таки сможет вернуться в Стокгольм.

– Впрочем, это ничего не меняет,  – заверяет буднично Харт, – я остаюсь с тобой и ребенком. Я смогу воспользоваться разрешением на выезд, когда захочу.

Он оборачивается в следующее мгновение к полкам, доставая шоколад и ягоды для тостов.

Бальтазар не ожидает её напора и хмурится, когда Блетчли советует ему "проваливать в свой Стокгольм". Он напрягается, считая ирландку непредсказуемой, пусть и не сомневается, что новость об его возможном отъезде может её расстроить. Первые несколько мгновений, признаться, Харт не знает, что ответить на выпад ведьмы вовсе.

– Реджинальд уже занимается документами, – отзывается Бальтазар, продолжая внимательно наблюдать за ведьмой.

– Однако это ничего не меняет: я не собираюсь уезжать и бросать тебя и ребенка здесь, – заверяет Харт следом. Он перенимает её настроение, и его голос, возможно, звучит строже, чем ему бы того хотелось.

– Разве я давал тебе повод мне не доверять? – искренне интересуется мужчина, не скрывая своего недоумения. Бальтазар считает, что в последнее время вовсе ведёт себя словно образцовый семьянин. Ему это было далеко не свойственно до того, как в его жизни настойчиво объявился Туманный Альбион.

– Реджинальд работает над моим делом больше полугода, Блетчли, – напоминает Бальтазар, – и он сделал свою работу хорошо. Не его вина, что за это время наши жизни перевернулись с ног на голову.

Швед позволяет себе перевести дух следом, заставляя себя замолчать. Он не хочет наговорить ей лишнего. К тому же, он устал от их домашних споров за последнее время.

– Я не хочу ссориться, – устало просит Бальтазар, ловя взгляд Блетчли.

– Я подумал, что это будет неправильно – держать от тебя в секрете новость о том, что Реджинальд смог одолеть свиту Авады Рихтер.

Бальтазар медлит, прежде чем подытожить:

– Возможно, мне не стоило говорить тебе об этом, раз это не имеет значения для нас в этот момент.

Бальтазар осознает с каждым её словом, что ему её не переубедить. Фрида и прежде отрицала возможность того, что им удастся вытащить её отсюда, и вдвойне не позволяет ему думать об этом сейчас. Не то чтобы швед собирается её слушаться. С другой стороны, его настораживает её состояние, и мужчина не скрывает неодобрительного взгляда, когда Блетчли тянется за пачкой сигарет. Бальтазар понимает, что она – взрослая девочка, и не собирается её контролировать. Однако эмоциональное напряжение, с которым Фрида подходит к вопросу, не обещает взвешенных решений.

Чем больше они ссорятся, тем чаще Бальтазар думает, что Кристоф был прав. Им не стоило оставлять этого ребенка, поддавшись эмоциям, потому что их решение повлекло за собой слишком много проблем. Бальтазар иногда считает, что ни он, ни Фрида не были к ним готовы. К тому же, швед не представляет, как останется с ребенком наедине, когда придет время – пусть не спорит, что всё будет легче, чем Фриде, которую вряд ли получится вывезти из Англии вместе с ребенком судя по прогнозу Реджинальда. Однако выбора у них больше не было.

У Бальтазара, как и у Фриды, пропадает аппетит по мере их разговора. Он чувствует волну обиды, когда ведьма заверяет, что для него это всего лишь "неприятное приключение".

– Вряд ли у меня найдется повод для смеха после, Блетчли, – отзывается мужчина холодно. Он понимает, с другой стороны, что это действительно несправедливо – что он заберёт их ребенка, а она будет вынуждена подождать какое-то время здесь, но ему не нравится, что Фрида словно винит его в том, что у него появилось право покинуть эту чертову страну.

– Когда я собирался навестить брата, то последнее, на что я рассчитывал – что застряну на этом проклятом острове на несколько месяцев, женюсь и обзаведусь ребенком при том, что ни жене, ни ребенку я не способен обеспечить нормальное существование в нынешних условиях.

– Что ты от меня хочешь? – Бальтазар спрашивает, не скрывая как растерянности, так и обиды.

– Я и без того чувствую себя виноватым каждый чёртов день, – отзывается швед, после вздыхая глубже, заставляя себя замолчать и отводя взгляд от Блетчли. Он не хочет наговорить лишнего, в том числе неспособный перестать заботиться о ней и здоровье ребенка. На долю последнего выпадает немало, и Бальтазар невольно сочувствует малышу, которому явно не повезло с родителями.

Он всё чаще думает в последнее время, что она вдвое младше него и что у него, на самом деле, нет права предъявлять ей претензии. Ему самому стоило иметь голову на плечах, когда он связывался с малолеткой.

Бальзатар вздыхает глубже, когда просит уже спокойнее:

– Пожалуйста, не кури.

Бальтазар осознает, что она паникует. Это слышно в её голосе, видно в её жестах. Он понимает, что ей нужно выговориться, потому что ей тяжелее, чем ему, и что ему не стоит расценивать её поведение как провокацию высказаться в ответ. Он отдает себе отчёт во всем, что происходит, однако не может держать себя в руках, когда чувствует, что её паника и его горечь, больше похожая на отчаяние, накрывают его с головой. Бальтазар не помнит, когда в последний раз оказывался в отвратительной ситуации, подобной этой, и ловит себя на мысли, что не отказался бы от сигареты сам.

Мужчина считает, что ему стоит обнять и успокоить ведьму. У него ответа на её вопросы и нет решения её проблем в этот момент, но он готов обещать, что они что-нибудь придумают. Он знает, что она не доверяет ему полностью, но не может так запросто использовать это как отговорку для своей совести.

Бальтазар считает, что она режет без ножа каждой своей фразой. Особенно когда заверяет, что не хочет видеть больше его, как и не захочет видеть своего ребенка. Никто из них, играя в странную семью, не хотел, чтобы этим всё закончилось. Бальтазар старается найти выход, но сейчас оказывается вынужден признать, что выхода, возможно, нет. Объективно, если им удастся вытащить отсюда Фриду, это будет чудом.

– Я благодарен за всё, что ты для меня сделала, – отзывается Бальтазар искренне. Он думает, что отплатил ей своеобразной монетой.

Чародей интересуется следом тем, что замечает уже давно:

– Неужели ты не чувствуешь, что это твой ребенок тоже, Блетчли? Я знаю, что у нас сложилось не так, как в обещают в сказках, но ты должна ощущать хоть что-то по отношению к нашему ребенку. Впрочем, мы оба продолжаем говорить о нем в среднем роде, – вздохнув, "сдается" швед.

Мужчина молчит с мгновение, заверяя:

– Я помогу с квартирой и, надеюсь, смогу помочь с работой. Я не уеду, оставив тебя на улице, Блетчли.

В этот раз он слушается ее, когда больше не обещает забрать её с собой. Она в любом случае предпочитает ему не верить.

Кроме того, он знает, что она может гораздо больше, чем разливать напитки в баре. Об этом Бальтазар тоже не говорит вслух. Он считает, что не сможет спать спокойно ещё в ближайшие пару месяцев, потому что его жизнь, как и её, напоминала редкий бардак, и кто-то должен был приводить всё в порядок.

Бальтазар дёргается нервно, когда рядом раздается неожиданный хлопок и появляется эльф в робе Святого Мунго. Он кланяется в пол и десять раз извиняется, когда тараторит, что мистера Харта срочно ожидает пациент, которому стало нехорошо. Бальтазар понимает, что у него нет выбора, потому что послал за ним наверняка заведующий врач, и выругивается под нос. Он отсылает эльфа, чтобы тот не мешался, и следом переводит взгляд на Фриду.

Бальтазар чувствует, что устает чертовски, как и хочет смертельно спать, когда предупреждает Блетчли:

– Мне нужно идти. Надеюсь, что вернусь к вечеру. Если захочешь, мы продолжим наш разговор.

Он больше не прикасается к завтраку, набрасывая бытовое заклинание на грязную посуду, и молча аппарирует, захватив пальто.