Бальтазар не слышит её первый зов, пусть и находится рядом; настолько рядом, насколько может быть сейчас. Швед не хочет думать о том, сколько ещё это продлится, потому что, судя по словам Авады, этому нет ни конца ни края.

Он знает, что не может больше оттягивать, когда садится напротив зеркальца, откликаясь. Чародей скучает по ней не меньше, чем она, и видит, как она расстраивается из-за того, что последние несколько дней они живут порознь. Он считает, что она режет без ножа, когда говорит ему о том, что больше не вынесет.

- Не могу, - отзывается Бальтазар, и ему требуется для этого недюжинная храбрость. Потому что, кроме отрицательных, у него больше нет для неё ответов. Он неуместно думает, что хотя бы в этот раз, когда он не возвращается вовремя, она не находится в положении.

- Мне сегодня запретили выезд. Глава аврората не сочла нужным обговорить сроки запрета.

Он не хочет её пугать, как и не хочет, чтобы она принимала поспешных решений. Бальтазар успевает поджечь сигарету, прежде чем продолжить.

- Ей не дает покоя, что она так и не смогла добраться ни до Энтони, ни до тебя или твоего брата.

Он смотрит строго, потому что, как бы ему всё ни не нравилось, он видит только один выход из ситуации.

- Если ты помнишь, но ты сказала, что любишь меня, поэтому не допустишь, чтобы я навещал тебя в Азкабане. Поэтому ты остаешься в Стокгольме, Блетчли, и не высовываешься. Я ясно выражаюсь?

Он знает, что она - малолетка, но, в то же время, что переросла его командный тон. Бальтазар не пренебрегает им на всякий случай, потому что ему необходимо, чтобы она осталась в безопасности. Если смотреть объективно, долгая разлука - это не самая большая цена за их авантюру.

Он некоторое время молчит; Бальтазар, на самом деле, понимает лучше, чем она думает, что может не вернуться, но не позволяет себе сдаться так просто. Он видит, что из себя представляет новый английский законопорядок, но считает, что лом переоценивают. Даже если Рихтер удалось запугать остальных.

- Я тоже скучаю.

Он морщится, потому что не может дотронуться до жены. Чародей знает, что это мешает ему мыслить трезво, но старается взять себя в руки.

- Я вернусь, как только смогу.[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар предполагает, чем это закончится; то, что он сообщает ей о неизбежном. Потому что ему придется пробыть в Лондоне столько, сколько ему скажут, а он не любит танцевать под чужую дудку. Мужчина уважает чужие правила игры, но не терпит, когда не испытывают уважения взаимного. Авада Рихтер не вызывает в нем ничего, кроме раздражения, несмотря на, казалось бы, железную хватку, которую швед зачастую чтит в людях.

Он слушает жену терпеливо, не перебивая, пока она не закончит. Он считает её вопросы риторическими, из тех, что она задает, потому что считает, что выпустят. Бальтазар помнит о самоуверенности, но сейчас уверен, что сделает все, что требуется, чтобы они пошли на это даже против собственной воли.

Мужчина сдерживается до тех пор, пока не ловит себя на желании, чтобы она прекратила истерику, и жалеет, что не может ничего сделать, чтобы успокоить. Он старается придерживаться спокойного, убедительного тона, потому что ничем, кроме голоса, сейчас не может воздействовать на ведьму.

- Тише, - Бальтазар не успокаивает её, как маленькую, но все-таки хочет, чтобы она успокоилась. Потому что её паника как не поможет делу, так и не приведет ни к чему хорошему. Швед объективно понимает, что если у него пусть и мизерные шансы выбраться отсюда, но все-таки они есть, когда они вдвоем застрянут здесь до конца своих дней. И повезет, если её не упекут в Азкабан, когда, он не сомневается, они найдут для этого повод, когда искать их не требуется. Лишь не слишком внимательно слушать, когда и её угостят веритасерумом.

- Они не будут тебя слушать. Они не слушают никого, и единственное, что ты сделаешь - поможешь им доказать, что ты действительно повод для того, чтобы держать меня здесь.

- Всё образуется, - снова заверяет Баль и искренне хочет верить в то, что говорит. - Они, конечно, привыкли к самоуправству, но если у них нет причины держать меня здесь, рано или поздно они обратят на это внимание. Я обещаю.

Он считает, что в его обещаниях, как обычно, слишком много патетики, но с Блетчли не выходит иначе.

- Перестань, Блетчли. Забота о друге - это трогательно, но последнее, что ты должна, это быть здесь. Если против меня у них ничего нет, кроме вульгарного допроса, в который переросла вежливая беседа, то тебя они съедят живьем.

- Если ты хочешь погладить против шерсти свой эгоизм, не приезжай сюда. Я тебя, конечно, люблю, но отказываюсь проводить старость хоть и с тобой, но в этом отвратительном климате.

Харт откидывается лопатками на стену выше изголовья кровати, когда забирается на неё с ногами поверх покрывала и подтягивает поближе пепельницу. Он ловит следом взгляд супруги и говорит то, что думает, не пытаясь выгораживать её:

- Мои проблемы - не твоя заслуга. Не думай об этом.

Он молчит недолго, когда ловит себя на внезапной мысли о том, какие последствия может понести за собой этот месяц для более мирских дел. Бальтазар смотрит тепло, когда продолжает, и улыбается криво:

- Впрочем, если ты настаиваешь на том, чтобы начать замаливать грехи, то можешь начать с разговора с моей матерью о том, где я пропадаю. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар видит логику в её словах, но после дней, которые он проводит в Лондоне, мужчина считает её план несостоятельным. Хотя бы потому, что логике здесь больше ничего не подчиняется. По крайней мере, не его и не их.

- Визенгамот больше не судит; он выносит приговоры, - ровно отзывается швед и не сомневается, на чьей стороне будет закон, если таковой остался в Туманном Альбионе в общем. Рихтер держит руку на пульсе и не выпускает из цепких лап никого, кто был бы ей мало-мальски интересен. Бальтазар не пуглив и спешит ставить крест на своей судьбе лишь из-за чьих-то россказней, но не спешит отрицать, что ему не по себе из-за создавшейся ситуации. Кроме того, с Визенгамотом его связывают не самые приятные ассоциации.

- Здесь никто никому ничего не должен, Фрида. Тем более, верить тебе или мне, - он подмечает её подступающую истерику, но не позволяет себе сладко ей врать. Он хочет, чтобы она оценивала ситуацию трезво, и верит в то, что жена не опустит руки из-за его прямолинейности. Потому что их не собирается опускать он, как и не прекратит попыток вернуться к ней. Он хочет, чтобы Рихтер жалела о том, что не дала ему уехать в положенный срок, и черпает силу из собственного раздражения.

- Их не интересует виновен я или нет на самом деле.

Бальтазар не хочет ей ничего обещать, потому что не уверен, что обещание сдержать сможет. Потому что знает, что не может позволить себе допустить ошибку, если оценит ситуацию неправильно, и не хочет рисковать.

Вопреки рассуждениям, он говорит, глядя ей в глаза:

- Обещаю, - и лукавит лишь в том, что они по-разному оценивают "малейшую возможность". Бальтазар не понимает, почему забота о ней становится эгоизмом, но знает, что не может поступать иначе.

На самом деле, он не хочет взваливать на неё всё это - разговор с родителями, который, наверняка, обойдется без повышенных тонов или истерик, но вряд ли будет приятным. Бальтазар верит в понимание матери и терпение отца. Он вспоминает слова Астории о том, что Рихтер отстанет, когда получит желаемое, но считает, что им давно пора понять то, что он не сможет отказаться от ведьмы. Во что бы то ни стало.

- Передай им зеркало, - вдруг находится Харт и смотрит уверенно, - я поговорю с ними сам. Разговор вряд ли будет долгим, ты сможешь забрать его обратно сразу, - поспешно заверяет чародей, отчего-то испытывая недовольство, что зеркальце может задержаться в руках у кого-то, кроме неё, дольше, чем следует.

Он судорожно, несдержанно вздыхает, когда она начинает плакать, а после - сбивается на тираду. Ему кажется, его мутит от осознания, что, пусть он и может смотреть на неё, но вряд ли в ближайшее время сможет дотронуться. Чародей не сомневается, что она такая же, как и он, эгоистка, и как и не сомневается, что их отношения - это зависимость.

- Если бы я хотел спокойную старость, Блетчли, я бы не делал тебе предложения снова, - предприниматель скептически хмыкает. На самом деле, сейчас он, как никогда, боится её импульсивности.

- Послушай меня, - Бальтазар понижает голос и говорит едва глухо и оттого бархатно, - я не хочу, чтобы ты была одна. Закрой квартиру и езжай к отцу. В Тоскане сейчас явно приятнее, чем в Стокгольме, - пытается отшутиться чародей, когда, объективно, преследует корыстные цели, отправляя её к Энтони. Он по-прежнему является единственным человеком, который сможет повлиять на её решение, если то выйдет за рамки разумного.

Бальтазар предполагал, что от большой любви бывают проблемы, но не предполагал, что подобного характера.

Швед считает, что она доводит его, когда позволяет себе опуститься до избитых клише:

- Я буду рядом, - обещает Харт и подытоживает невпопад без грамма стеснения, - и сейчас я хочу тебя поцеловать.

Он считает, что Рихтер понятия не имеет, насколько её "карающий" запрет в самом деле служит своей цели - и должен явно превосходить все самые смелые ожидания. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар боится говорить о возможности выбраться из Туманного Альбиона вслух, потому что его адвокат признает мероприятие шатким. Швед становится нетерпеливее, но старается держать себя в руках, потому что понимает, что его желание форсировать события не поможет делу в целом. Он испытывает едва ли не трепет, когда думает, что скоро сможет вернуться к жене; они, конечно, нашли способ разнообразить свои скудные отношения на расстоянии, но это оказывается слишком далеко от реальной жизни.

Он считает её упрямой, потому что она всё ещё живет одна и не слушается его, когда он просит её отвлечься. Бальтазар не хочет, чтобы Блетчли считала себя виноватой в происходящем с ними, потому что в том, что английское Министерство тронулось умом, её вины нет.

Харт проверяет то, что стало с её квартирой, незадолго до возможного отъезда; если честно, он остается удивлен, что она не достается государству, но, не считая пыльного воздуха и атмосферы заброшенности, в ней ничего не меняется. Бальтазар испытывает долю ностальгии, потому что всё ещё помнит, как она в первый раз втащила его внутрь после того нелепого поцелуя у бара, как и время, которое они пытались жить здесь вместе. Он заставляет взять себя в руки, потому что не может выразить то, как скучает по ней.

Чародей не заходит в комнату Регулуса прежде. Он никогда не расспрашивает её о нем, если только Фрида не желает чем-либо поделиться сама. Бальтазар уважает ту часть её жизни, которая не касается его, и не испытывает по этому поводу дискомфорта.

Мужчина знает о собственном развитом собственническом инстинкте и иногда удивляется тому, насколько его не беспокоит её прошлая личная жизнь. Он так же, впрочем, понимает, что для этого никогда не было причин, после всего, что они смогли пережить вместе.

Он забирает из её квартиры то, что интуитивно считает важным, включая запонки, именно те, которые, как он считает, она раньше упоминает вскользь. Бальтазар окидывает их наметанным взглядом и считает их изящными, как и то, что у Регулуса был хороший вкус. Как на запонки, так и близких друзей.

Они связываются ещё раз позже, когда он выбирается из её старой квартиры, заботясь о том, чтобы запереть её надежнее. Бальтазар обновляет антиаппарационный барьер и набрасывает, поверх старого, новое защитное заклинание. Он отдает отчет, что они вряд ли вернутся сюда, потому что Министерство Магии, останься все, как прежде, не даст им второго шанса, но испытывает необходимость заботиться об этой квартире.

Бальтазар позволяет себе поверить в то, что всё закончилось, только после того, как оказывается на одной из стокгольмских улочек неподалеку от своего – их – подъезда. Швед несколько удивленно озирается по сторонам только сейчас в полной мере ощущая, что на дворе – канун Рождества. Он подозревает, что стоило её предупредить, когда поднимается по лестнице к их двери, но быстро забывает об этом, просовывая ключ в замочную скважину и негромко отпирая дверь.

Швед разувается и сбрасывает сумку при входе, когда закрывает дверь за собой, проходя внутрь. Он успевает отметить, что, в отличие от уличных ярмарок, в доме нет ни намека на то, что скоро праздник.

Бальтазар едва ли не налетает на жену, когда тянет её к себе за шею, сгребая в охапку. Швед целует её, несмотря на эмоции, бережно, забывая о приветствиях.[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Он чувствует, что она плачет, но позволяет себе не отстраняться. Бальтазар не сомневается, что это - слезы радости; он считает, что ведьма снова имеет право быть слабой и дать волю эмоциям, потому что он вернулся домой и её больше никто не тронет. Он осознает слишком ясно, что Англия, как бы ни хотелось, не была страшным сном - и что она, пожалуй, чему-то их научила. 

Швед сносит её удар безропотно, как и следующий, когда она повышает голос. Он признает её претензии справедливыми и не пытается остановить собственные "побои".

- Я не был уверен до самого конца, - он держит её крепко и терпеливо ждёт, когда пройдёт её истерика. Мужчина невесомо целует её в уголок губ, после чего прижимается губами к выступающим ключицам, чувствуя аромат женских духов.

- Не хотел, чтобы ты зря надеялась, - поясняет он свое поведение, когда с трепетом поднимается губами выше по шее, смутно надеясь её успокоить. 

- Ты так и не нарядила ёлку, Блетчли, - невпопад замечает чародей, когда коротко подхватывает её на руки, внося обратно в гостиную, прежде чем дать ей коснуться ногами пола снова. Он успевает подметить бутылку вина у дивана, бросая на жену скептический взгляд:

- Так ты собиралась его провести?[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

- Я просил тебя поехать к отцу, - он снова невесомо касается чужих губ своими, - ты меня никогда не слушаешь, - заявляет швед, зная, что, пожалуй, преувеличивает. Он, наконец, стягивает с себя теплую куртку, вспоминая о её существовании, и сбрасывает на диван, обнимая ирландку снова. 

- Между прочим, у меня есть кое-какие сувениры, - Бальтазар касается подушечкой большого пальца её щеки, заглядывая в чужие глаза. Он смотрит, как никогда, тепло и не может относиться к ней с меньшей заботой. Особенно сейчас.

- Хочешь посмотреть?

Бальтазар, не сдерживаясь, целует её, когда она в очередной раз перечит ему; он всё ещё считает, что ей стоило поехать к отцу, а не проводить время с бутылкой вина и голой елкой в канун Рождества, но сейчас ему, на самом деле, всё равно. При всей нелюбви к клише, особенно таким, Бальтазар рядом с ней забывает, как дышать, от мысли, что она наконец-то рядом. Он едва слышно весело фырчит, как вспоминает их общение по зеркальцу, как ассоциацию с недоумением касательно того, как они смогли пережить этот месяц. Швед забывает о сувенирах на некоторое время сам, потому что не хочет отстраняться от неё тоже, и судорожно вздыхает, когда целует её в шею под мочкой уха, туда, до куда дотягивается.

Он коротко смеется, когда она вспоминает о Рихтер, и, признаться, сожалеет, что она не угадывает.

– Я бы рад похвастаться тем, что свергнул их больное на голову правительство, но могу тебя заверить, что Англия ещё познает своих героев, – швед не сдерживает усмешки, когда думает об адвокате, который помог ему вернуться домой.

Мужчине всё-таки приходится отойти за сумкой, которую он оставляет при входе, но он зовет ведьму за собой, не желая больше терять её из виду. Он присаживается на корточки, открывая замки, и некоторое время перебирает вещи, прежде чем находит то, что ищет. Он надеется лишь на то, что угадал, и ловит себя на обнадеживающей мысли, что его "сувениры" ей действительно могут понравиться.

Бальтазар, не задумываясь, передает ей бархатный чехол с запонками, пока вытаскивает из сумки объемную шкатулку с письмами; из-за её размеров ему требуются обе руки, чтобы справиться с поставленной задачей. Его основательно коробит перспектива того, чтобы ревновать к покойнику, чтобы швед когда-либо задумался над ней всерьез.

Его никогда не заботит существование Регулуса Блэка в её жизни, кроме того, что он знает, что парень был важен для неё настолько, что она отвела ему комнату в своей квартире после его смерти.

– Про твою квартиру, видимо, забыли, поэтому она осталась нетронутой, – докладывает Баль, когда выпрямляется и оборачивается к ирландке, держа в руках наполненный письмами сундучок. Он делает несколько шагов навстречу стоящему трюмо, прежде чем составить его на поверхность, давая Фриде следом свободу действий для того, чтобы рассмотреть его "находку" поближе.

– Я был бы рад взять больше, но это было тем, о чём я вспомнил в первую очередь.

Он отчасти сомневается в запонках, но его выручает раухтопаз и его особенный оттенок, который используется ювелиром.

Он не хочет её отвлекать, поэтому затихает на некоторое время, наблюдая за реакцией жены. Бальтазар лишь сейчас осознает в полной мере, что наконец-то оказался дома, и что теперь можно вдохнуть глубже после месяца, каждый последующий день в котором был наполнен лишь неопределенностью в отношении будущего. В первую очередь – их совместного будущего.

Мужчина успевает прислониться плечом к подвернувшемуся выступу, когда мимолетно думает, что ему больше нравится, когда ей не приходится помещаться на поверхности маленького зеркальца.

Он не может сдержаться, когда снова подходит ближе и невесомо касается ладонями её талии, мягко прижимаясь губами к женскому затылку.[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар отвечает на её предложение однозначным согласием, отлучаясь лишь ненадолго, чтобы быстро принять душ и переодеться. Он смывает с себя остатки Англии и отказывается вспоминать о ней больше, когда выходит к Блетчли. Мужчина снова целует жену, потакая собственным прихотям, прежде чем отойти к голой ёлке и коробке с игрушками, наклоняясь, чтобы рассмотреть содержимое. Он всё ещё ощущает себя отчего-то странно, несмотря на то, что не находит ничего больше правильнее того, чтобы находиться рядом с Фридой в праздник.

Бальтазар лениво думает, что стоит, вероятно, связаться с Крисом и рассказать о нежданном возвращении, но отчего-то медлит. Ему нравится мысль, что никто их не потревожит в ближайшее время, когда все, кроме неё, вполне проживут без его присутствия ещё несколько часов.

Швед натыкается на бутылку рядом с диваном, которую открывает раньше ведьма, и, после недолгого раздумья, относит её на кухню, где разливает вино по бокалам. Он считает, что им это не помешает в преддверии праздника, когда, после глотка, вешает первую игрушку на лапу ели.

Мужчину не коробит тишина, которая устанавливается между ними, когда ловит себя на мысли, что за последний месяц они не делают ничего кроме того, что говорят. Кажется, им пора воспользоваться случаем и сделать перерыв, когда они вполне понимают друг друга без слов за те годы, которые проводят бок о бок друг с другом.

Он неожиданно подсчитывает сколько времени прошло с их знакомства – то, чего не делает отчего-то никогда прежде.

– Семнадцать лет, – выдыхает Бальтазар, когда снова склоняется над коробкой, выбирая понравившиеся игрушки. Он выносит некоторые из родового гнезда и помнит их с детства, поэтому испытывает определенную долю ностальгии, когда прикасается к гладкому стеклу.

Бальтазар выпрямляется, когда бросается на жену веселый взгляд:

– В следующем году будет семнадцать лет, как мы знакомы, – он замолкает на некоторое время, прежде чем фыркнуть, – и пятнадцать лет, как женаты. С перерывами, правда, – справедливо подытоживает швед, когда цепляет игрушку за ленточку, пытаясь подобрать для неё подходящее место на елке.

– Звучит дико, Блетчли. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар пропускает момент, когда один из стеклянных шаров соскальзывает с еловой лапы, и вздрагивает секундой позже, опоминаясь. Игрушка, благодаря высоте ели, не успевает разбиться, когда швед невольно повышает голос, пользуясь беспалочковым Ассio, но опаздывает на мгновение, когда осколки разлетаются по полу. Мужчина разочарованно коротко фырчит, но, несмотря на потерю, быстро забывает о ней. Сейчас его больше интересует причина, по которой он оказался таким неуклюжим.

Он не двигается с места, когда переводит взгляд с усеянного осколками пола на жену, и молчит некоторое время, осмысливая её предложение. После того, что произошло летом, он запрещает себе вспоминать о ребенке вновь, потому что не хочет снова делать ей больно. Бальтазар знает, что то, что они потеряли ребенка в прошлый раз, было случайностью, но отчасти понимает переживания Фриды о том, что это может повториться. Потому что никто не может обещать им обратного, пусть и их жизнь стала намного спокойнее, чем тогда, когда метка на её руке что-то значила.

Мужчина в очередной раз вспоминает, как сильно любит супругу, когда осознает, что она, кажется, поднимает эту тему всерьез, когда не дает ему сомневаться о значении своих слов. Бальтазар немного морщится, когда делает шаг за пределы пространства, на котором покоятся остатки рождественского шара, и немного огибает ель для того, чтобы остановиться рядом с Фридой.

На самом деле, у него в голове пусто. Он осознает, что в целом затрудняется ответить на её вопрос о том, достаточно ли их семнадцати лет для того, чтобы быть хорошими родителями, когда, в то же время, он предпочитает не вспоминать в деталях, как эти семнадцать лет они провели. Швед опускается на колени рядом с ней, когда в очередной раз за последний час тянется к ней, нежно целуя и невесомо проводя подушечкой большого пальца по женской щеке.

Он находит проблематичным, чтобы выразить всё, что он к ней чувствует; как, впрочем, и обычно это происходит, но в этот момент – в особенности.

– И давно ты начала об этом думать? – он немного отстраняется, потому что её близость сбивает её с мысли; Бальтазар всё ещё с иронией относится к тому, как они пытались восполнять супружеский долг последний месяц.

– Я хочу, чтобы ты подумала хорошо, – глуше констатирует швед, чувствуя, что его подводит голос. Помимо того, насколько для него это важно, он также помнит, что произошло, когда он попытался решить этот вопрос с наскока. Он старается не задумываться о том, что ему уже пятьдесят пять и что отчасти он не понимает, что она ловит рядом с ним. Он не склонен к тому, чтобы недооценивать себя, но иногда, когда редко задумывается об этом, не может отрицать, что они с Патриком, пожалуй, смотрелись уместнее. Думая об ирландце, швед вспоминает, что давно не навещал сына – и что после месяца нет никакой разницы, будет это на день раньше или позже.

Он не может избавиться от мысли, что, в отличие от брака (как показала практика), ребенок привяжет их друг к другу крепче, чем когда-либо. Бальтазар внезапно усмехается, поймав чужой взгляд:

– Всё-таки мы немного запаздываем с созданием такой семьи. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазар закатывает глаза, когда она говорит, сколько думала над тем, чтобы предложить им завести детей. Он делает это, впрочем, не всерьез, потому что больше всего хочет верить, что Фрида понимает то, что делает. Мужчина считает, что она жульничает, когда чувствует её объятие, следом, не сдержавшись, коротко прижимаясь губами к её шее. Харт вздыхает глубже, когда прикрывает ненадолго глаза, чувствуя её поцелуи уже на своей шее, и начинает, пожалуй, действительно верить в то, что она говорит. Бальтазар устает думать о проблемах, которые их вечно преследуют, как и о своем возрасте; на самом деле, последний его смущает мало, особенно сейчас, когда ему нравится, что её он мало смущает тоже.

Бальтазар перехватывает её губы своими, целуя перед тем, как ответить ей. Он думает, что ответ более чем очевиден.

– Я тебя люблю, – швед целует её снова, когда притягивает к себе ближе. Мужчине её мало, несмотря на прошедшие поцелуи и объятия с момента, как он возвращается; он не до конца понимает, как они даже сумели задуматься об ужине и ёлки.

Он считает, что с ними или без, это – его лучшее Рождество. Бальтазар, не раздумывая долго, подцепляет её кофту, бесцеремонно стягивая через её голову, после чего подхватывает ведьму, чтобы следом опустить спиной на ковер, располагаясь над ней комфортнее.

– Ты знаешь, что ты со мной делаешь, – ворчит чародей, когда мягко сжимает зубы на трепетно бьющейся жилке на женской шее, после сбиваясь на очередной поцелуй ниже линии челюсти, постепенно опускаясь ниже, не собираясь отпускать супругу от себя.

– Я хочу от тебя ребенка, – наконец, соглашается с чужим выводом Бальтазар, не сомневаясь, впрочем, что мог бы уже не смолчать. Он не может перестать думать о том, насколько её поступок важен для его осознания, насколько она всё ещё ему доверяет, несмотря на то, что произошло между ними в последние месяцы. Швед был бы рад забыть об инциденте, но не тешит себя иллюзиями, что это произойдет скоро. Он надеется, что время всё-таки лечит.

– ...Или столько детей, сколько получится, – неразборчиво бормочет мужчина, не заостряя внимание на мысли – мыслях, которые перестает контролировать, как и, в целом, самого себя.

Он снова нависает над ней, отвлекаясь и прижимаясь губами рядом с мочкой уха. Бальтазар улыбается широко и довольно, бросая на ирландку озорной взгляд, когда заявляет рядом с чужой ушной раковиной, понижая голос до шепота, в котором тоже отчетливо чувствуется улыбка:

– Чтобы ты в этом не сомневалась, мне нравилось то, что я имел возможность наблюдать, когда мы "общались" с помощью зеркал. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Им так и не удаётся нарядить ёлку. По крайней мере, прилично, потому что мужчина не считает хаотично развешенные на еловых лапах игрушки тем, что можно назвать наряженной елкой. Если честно, ему сейчас все равно, и Бальтазар, не заботясь об остальном виде, нацепляет на её макушку первую попавшуюся игрушку, которую находит в коробке, создавая видимость завершенности, и снова уходит в спальню. Или на кухню, потому что рождественский ужин приходится сообразить. Бальтазар не может отказать себе в том, чтобы обнимать и целовать супругу при первом удобном случае, опьяненный мыслью, что наконец-то может это сделать. В какой-то степени. Мысль о том, что у них все-таки будет ребёнок, сводит его с ума окончательно, когда он радеет за то, чтобы не выходить из квартиры, едва ли не больше нее.

Первым о том, что швед возвращается на родину, узнает Кристоф, когда связывается с Фридой через камин, чтобы поздравить с Рождеством. Следом - Кассиопея, решившая навестить невестку лично. Бальтазар, при всех тёплых чувствах к матери и другу, лишний раз убеждается в том, что не стоило торопиться воссоединяться с местным социумом. Он не слишком всерьёз считает, что они отнимают у них с Блетчли время. 

Бальтазар не может перестать думать, что чертовски любит её - и что ещё немного, и она обвинит его в повышенной заботе, что не фарфоровая и что ещё даже не беременна. После нескольких недель попыток шутка перестаёт быть смешной вовсе. 

Мужчина не хочет думать об этом, но невольно подмечает, что это возможно - то, что она не забеременнеет вновь. С каждым днем - чаще, испытывая горечь, он методично подводит себя к тому, что в этот раз все будет сложнее. 

Бальтазар знает, что это не меняет ничего в его отношении к ней. Потому что он не хочет ребёнка ни от кого, кроме неё, и если они не смогут зачать, значит, так тому и быть. Швед также знает, что это не станет причиной для того, чтобы выпустить её из спальни без веских на то причин. Вероятно, это должно быть что-то схожее с масштабом конца света. 

‎Он повторяет каждое утро, что любит её, потому что видит, что она переживает. Бальтазар знает о том, насколько впечатлительной может быть супруга, и не хочет, чтобы она переживала. Особенно сильнее, чем оно того стоит. Он не даёт себе чувствовать вину за то, что они теряют их первого ребёнка, и не собирается позволять это ей. 

Бальтазар приходит на работу заспанный, но довольный жизнью. Он привыкает к тому, что Фрида начинает появляться в офисе так же часто, как и он, но не имеет ничего против того, что сегодня она остаётся дома. Он весело фырчит, когда думает о её непривычном поведении - и отчего-то испытывает взявшуюся из ниоткуда тревогу. 

Бальтазар пропускает обед, когда не самым культурным образом забрасывает ноги на угол рабочего стола и прикрывает глаза, игнорируя диван. 

Мужчина скорее чувствует её присутствие, и только потом - прикосновение. Швед открыто улыбается, немного сонно щурясь:

- Мне казалось, ты сегодня решила взять отгул.

Он настораживается, когда ему кажется, что она чем-то расстроена.

- Что-то случилось?‎
[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

Бальтазару требуется время, чтобы осознать, что все действительно серьёзно. Он смотрит на ведьму с мгновение, прежде чем подняться с кресла, подходя ближе к ней. На самом деле, он также понимает, что врач может быть прав, но запрещает себе верить в этот исход ещё несколько недель назад. 

Бальтазар чувствует волнение из-за того, насколько переживает она, и, при всем безмерном доверии к супруге, отказывается верить ей на слово.[ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]
‎
- Что тебе сказал врач? - он ловит её взгляд, стараясь говорить спокойно, потому что её истерики им хватит на двоих. Он чувствует, как все внутри переворачивается, когда она просит прощения. Бальтазар чувствует лёгкое, заботливое раздражение, потому что она слишком много на себя берет. 

- Ты не должна этого делать, - твёрдо заверяет мужчина, прежде чем, наконец, тянет её к себе ближе. - Ты не должна за это извиняться. 

Он обнимает её крепче, когда отводит чужие волосы за плечо и невесомо прижимается губами к женской шее. 

- Почему ты не сказала мне, что идёшь к врачу? - Бальтазар тяжело вздыхает, потому что всерьёз считает, что ей не стоило идти одной. 

Он добирается губами до её губ и мягко целует её в их уголок, прижимаясь следом лбом к чужому. 

- Ты не имеешь права разбираться с этим в одиночку, Блетчли. Это наш ребёнок, - негромко констатирует Бальтазар. Он целует её в висок, не отпуская от себя, и больше всего хочет, чтобы она пришла в себя. 
‎
-  Пожалуйста, Фрида. Я хочу знать, что именно тебе сказал твой колдомедик.

Он невесомо проводит большим пальцем, дотягиваясь, под её кофтой по коже на пояснице, не сумев сдержаться. ‎

Бальтазар обнимает её крепче и не отпускает её от себя, когда она начинает плакать. Он вздыхает, когда она говорит, что не хотела, чтобы он слышал это, и считает, что её забота о нем выходит за все границы. В этот раз чародей находит её неуместной, потому что он не хочет оставлять её одну наедине с этим. Он не понимает, почему в конце концов у них просто не может всё быть хорошо. Особенно, когда они так сильно хотят ребенка.

Он не собирается переставать её обнимать и целовать, и ему нравится, что она не отталкивает его, пытаясь замкнуться в себе. Бальтазар считает, что лучший вариант, что у них сейчас есть – это обсудить происходящее, к какому бы выводу они в итоге ни пришли.

Мужчина слушает о том, что ей сказал врач, внимательно. Под конец её рассказала, Бальтазар ловит себя на мысли, что она преувеличила; судя по всему, колдомедик не сказал ей ничего, чего бы не знал он сам. При всей горечи подобного исхода, он бы отчасти не удивился, что после того, что они пережили, они не смогли бы иметь детей вовсе, но швед считает, что ещё отнюдь не всё потеряно.

Он всерьез напрягается, когда Фрида говорит, что затея с ребенком была "дурацкой", и отчетливо ощущает, что ему не нравится, как она об этом говорит. Потому что со всей уверенностью ещё никто не сказал им, что они не смогут иметь детей, и мужчина считает, что супруге не стоит преувеличивать без надобности.

Бальтазар присаживается на край стола, когда тянет её за собой. Чародей ловит женский взгляд, когда аккуратно заключает в ладони её лицо, ласково проводя большим пальцем по её щеке, как прежде это делала она сама. Он вздыхает глубже, отчасти набираясь терпения, что ему приходится объяснять ей подобные прописные истины.

– Не смей так говорить, – он не хочет доставлять ей дискомфорт сильнее, но также не может оставить это без внимания. – Наш ребенок не может быть дурацкой идеей, Фрида. Как ты можешь так думать об этом.

Он не злится, когда убирает руки от неё лица, пристраивая их на женской талии, когда отвлекается, коротко целуя её ключицы. Он заставляет себя отстраниться, потому что его волнует их разговор.

– Я знал об этом, – наконец, отзывается швед, снова ловя женский взгляд, – о том, что тебе сказал врач. Это не приговор, – уверенно проговаривает Бальтазар. Он считает, что прав и что им рано отказываться от собственного ребенка.

– Не драматизируй, – он считает, что она доводит его до паранойи, потому что задумывается о том, что ему самому стоит сходить к врачу. Потому что он сам хорош, если дело дойдет до выбора тех, кому придется извиняться, если они останутся только вдвоем. Бальтазар не очень хочет думать об этом сейчас.

– Твой колдомедик не сказал, что мы не сможем иметь детей. Просто то, что это действительно может занять больше времени.

– Я люблю тебя, – Бальтазар успевает пристроить ладони под её кофтой, не испытывая каких-либо угрызений совести. Швед молчит некоторое время, разглядывая жену с теплотой, прежде чем продолжить.

– Если мы не сможем иметь детей, Блетчли, значит, мне не нужен ребенок. Я хочу ребенка только от тебя, – Бальтазар отчасти понимает, что это может звучать своеобразно, но после того, как она извиняется, отчего-то чувствует потребность сказать ей это. Он целует её под мочкой уха, поднимаясь губами выше, когда бормочет:

– Так или иначе, твой врач не должен мешать нам пытаться. [ava]http://s3.uploads.ru/COm7K.png[/ava]

***

Фрида сходит с ума от мысли, что у них, возможно, больше никогда не будет ребенка, потому что хочет его также сильно, как и Бальтазар. Она чувствует свою вину за то, что все сложилось так, потому что не сомневается, что проблема в ее организме, когда врач упоминает стресс, как одну из причин гормонального сбоя.

Она подмечает перемены настроения и, откровенно говоря, устает от них сама, зная, что помимо этого изводит и его. На самом деле, она не знает, что с ней происходит, но легко списывает это на переживания, также как и периодическую тошноту. Отчасти ей самой немного страшно, потому что все, что происходит с ее организмом не выглядит здорово и доставляет не мало проблем.

Ведьма остается благодарна ему за то, что он выносит все это стоически, и за то, как часто говорит ей, что любит, потому что ей это чертовски нужно. Она знает, что поступает эгоистично, когда в очередной из своих приступов отчаяния, ужасно хочет, чтобы он просто ее успокоил, пообещав, что все будет в порядке.

Фрида скучает по нему каждый раз, когда он уходит на работу, но пытается занять себя чем-то, когда, на самом деле, ничем заниматься не может. Она отвлекается на готовку, поглядывая уже неосознанно постоянно на часы, и считает, что время ползет преступно медленно.

Она устраивается на кровати с книгой, дожидаясь его возвращения, и чувствует облегчение, когда слышит его шаги в квартире. Ведьма прикрывает глаза, когда он наклоняется к ней, касаясь зубами мочки уха, и обнимает его ласково за шею, пробегаясь после пальцами по его щеке. Она ждет терпеливо, пока он переоденется, хотя с терпением у нее всегда проблемы.

Она смотрит на него в отражении озадачено, потому что в целом не ожидает этого вопроса, и всерьез задумывается, подсчитывая.

- Около пяти недель назад.

Ведьма глубоко вздыхает, впрочем не сильно удивляясь, потому что это одно из очевидных последствий стресса, и приподнимается на кровати, подсаживаясь к нему, когда он возвращается.

Она обнимает его, целуя в плечо, а после тянется к шее, на пару мгновений прикрывая глаза.

- Я ужасно соскучилась, - она не игнорирует его вопрос, но предпочитает говорить о том, что ее волнует сейчас больше.

Блетчли возвращается мыслями к его вопросу и все же невесело усмехается:

- Было бы лучше, если бы не тошнота, слабость и, кажется, повышенная сентиментальность, - ведьма фырчит на последнем «симптоме», целуя его под мочкой уха, и тянет капризно, - ты долго сегодня.

На самом деле, она знает, что он не задерживается на работе и спешит домой, но для нее всегда долго. Всегда, когда он не с ней, время растягивается слишком сильно.

- Я постоянно хочу спать, - она жалуется, потому что, на самом деле, ей это не особо нравится, и задумывается, прежде чем пожаловаться снова, но уже не скрывая веселья, - и есть. Но это единственное проявление стресса, к которому у меня нет претензий, пока я не растолстею.[ava]http://savepic.su/6495236.png[/ava]

Фрида смеется в ответ на обещание любить ее, даже если она растолстеет, и ловит его на слове, хотя и надеется, что этого не произойдет. Она в целом и так любит поесть и никогда не отказывает себе в сладком, но считает, что последние недели переходит все границы, постоянно что-то жуя. В общем-то, ее это действительно не слишком напрягает, потому что кардинальных изменений в своем внешнем виде она пока не замечает.

- Кто бы мог это предположить, когда мы только познакомились, - она фырчит, вспоминая их знакомство в восемьдесят втором, когда они оба не понравились друг другу буквально с первого взгляда, и не может не думать о том, как он изменился.

Ей нравится, что он не отстраняется от нее, позволяя обнимать его и обнимая в ответ, но откровенно говоря не нравится тема, которую он заводит. Она действительно не может контролировать свои переживания и то, что постоянно думает о худшем варианте вместо того, чтобы надеяться на лучший.

- Я не могу не думать об этом, - ирландка сознается честно и отчасти виновато, потому что знает, что заставляет нервничать его. – Я стараюсь. Не знаю, почему стала чувствовать себя хуже. Мне казалось, я почти смирилась.

Она чувствует его пальцы на своей коже под майкой и улыбается широко, не скрывая озорного веселья:

- Ты сомневаешься, что я получаю удовольствие?

Ведьма тянет его на себя, когда оказывается вновь на спине, и целует в уголок губ, прежде чем скривиться на предложение сходить к врачу. Она ничего не может поделать со своей к ним неприязнью, как и к больницам в целом.

- В чем смысл быть замужем за врачом, если мне все равно приходится идти в больницу? – она подтрунивает дружелюбно, после чего целует его вновь и бормочет малоразборчиво: - Не хочу. Уверена, скоро все пройдет.

Она смотрит серьезнее, когда он вскользь говорит о ее будущей беременности, и не может сдержаться от того, чтобы не поправить его:

- Если она вообще будет.

Впрочем, Блетчли не хочет портить настроение ни себе, ни ему, когда продолжает уже чуть веселее, фыркнув на его заявление о возрасте:

- Не прибедняйся, Харт.

Она обнимает его за шею, чувствуя его губы на своих ключицах, и вздыхает глубже, потому что ее совершенно сводит с ума его близость. Ирландка забывает о стынущем ужине, пусть и знает, что этот прием пищи для него святое.

Она теряет на мгновение дар речи, когда смотрит на него по меньшей мере удивленно, стоит ей услышать его предложение взять ребенка. На самом деле, ей никогда раньше не приходит это в голову, и сейчас она не знает, как реагировать на подобную идею.

- Нет, - она мотает головой, когда, впрочем, следом проговаривает менее уверенно, - не знаю.

- Я хочу твоего ребенка. Хочу, чтобы он был похож на тебя. Даже если ему передастся твое жуткое упрямство.

Фрида жмется к нему, когда он устраивается рядом, и обнимает, мягко касаясь губами ключиц, поднимаясь после по шее к мочке уха. Она знает, что не помогает ему в его попытках установить, что с ней происходит с врачебной точки зрения, но считает, что он сам виноват, и что она предупредила, что скучала.

- Только во время беременности, - она отзывается неохотно, потому что ей не хочется вспоминать это, но после все же чуть отстраняется, поясняя, потому что знает, что он так просто не закроет эту тему, - у меня не было задержек больше, чем на неделю, не считая этого.

- Может поговорим о чем-то более приятном? Например, как насчет того, чтобы остаться завтра дома и свалить всю работу в офисе на Криса?[ava]http://savepic.su/6495236.png[/ava]