Бальтазар не жаждал отвечать на логичный, но неудобный для многих врачей вопрос о том, что военные делали с заражёнными. Несмотря на то, что умом швед понимал, что другого выхода, вероятно, не было, а свежеиспечённые «зомби» были угрозой и себе и окружающим, но его так же, как и Фриду, коробила мысль о спасении своей жизни ценой чужой. Проблема была в том, что пожелай кто-либо поиграть в героя и пожертвовать собой во имя невинного заражённого, это лишь усугубило и без того печальную ситуацию. Порой выжившим было быть сложнее, чем павшим на поле боя.
– В госпитале многие предполагали худшее, – отозвался, наконец, Бальтазар. Он был заметно напряжен, потому что разговор об этом не доставлял ему какого-либо удовольствия или спокойствия души. – Врачи знают, что вакцины ещё не существует, а обычные лекарства не справляются, неспособные остановить заражение или вылечить симптомы. Если кто-то утверждает иное, то это – новостное враньё, – безжалостно подытожил мужчина.
Он так же, как и Фрида, наблюдал за некрасивой сценой общения обычной женщины и военного, когда констатировал:
– Они напуганы, – сказал швед, имея в виду и женщину, и военного, сжимавшего в руках автомат. Бальтазар задумался, подбирая слова, когда всё же поделился теорией:
– Есть мнение, что в карантинных зонах заражённым помогают, как могут – расстреливают на месте, боясь распространения вируса.
Харт осознавал, что мгновением раньше сделал то же самое с другом Фриды и не хотел бередить незажившие раны, но также не считал правильным замалчивать о настоящем положении вещей.
Мужчина облегченно вздохнул, когда Фрида всё же приняла решение воспользоваться общественным транспортом, и поспешно завёл двигатель автомобиля снова до того, как военный смог подойти ближе.
– Если захочешь отдохнуть от моей компании, заднее сидение целиком в твоём распоряжении, – миролюбиво предупредил Бальтазар, разворачиваясь в противоположную от станции сторону и возвращая автомобиль на проезжую часть.
Они были в дороге немногим больше часа, когда Бальтазар начал задумываться о том, что у них не было ни еды, ни воды, ни прочих припасов, которые смогли бы им потребоваться в дороге. Благо, что топливный бак был заполнен до отказа, а в багажнике лежала запасная канистра – этого должно было хватить до места назначения.
Однако заприметив впереди здание супермаркета, Бальтазар в солидарности с Фридой свернул машину в сторону здания. Неоновая вывеска лихорадочно мигала, напоминая, что они жили не в самые благополучные времена.
– Надеюсь, внутри никого нет, – отозвался швед, отмечая отсутствие прочих автомобилей на стоянке.
Переступив порог, Бальтазар прислушался, отмечая отсутствие посторонних звуков, и после, извинившись, направился в сторону уборной. Добравшись до раковины, мужчина умылся и впервые получил время, чтобы осмотреть царапины, полученные после взрыва. Как бы хорошо швед ни держался, он начинал ощущать усталость и то, что нервы находились на пределе. Он дотронулся мельком до пистолета, припрятанного у пояса под курткой, и тщетно понадеялся, что до Сан-Франциско они смогут добраться, больше не используя огнестрельное оружие.
Однако прочие переживания быстро показались врачу ничем существенным, когда, сняв жакет, он подметил порез, видневшийся между тканей распоротой рубашки. Бальтазар видел такие же порезы прежде на людях, которые после оказывались признаны заражёнными, и судорожно коснулся кожи.
Глупо было надеяться, что их схватка с Регулусом прошла бесследно, и швед невесело усмехнулся сам себе, прекрасно понимая, когда чудовище, которым стал парень, могло нанести ему подобную рану – они, как ни крути, были в чересчур близком контакте, когда «зомби» навалился на него сверху перед смертью.
Собравшись с мыслями, швед вышел из уборной, чтобы обнаружить Фриду у одной из полок.
Подумав, достал из-за пояса пистолет и протянул девушке.
– Я хочу, чтобы это было у тебя, – уверенно произнёс Бальтазар, заглядывая в лицо молодой женщине. Он следом развернул руку, демонстрируя пресловутый безобразный порез, и мрачно усмехнулся. – Я только что заметил, что мы с Регулусом познакомились ближе, чем следовало.
– Предполагаю, что успею довезти тебя до Сан-Франциско прежде, чем симптомы проявят себя в полной мере. Судя по тому, что я видел в госпитале, вирус всегда развивается с одной и той же скоростью, а заражённым удаётся сохранить рассудок в течение первых двенадцати часов.
– Но если что-то пойдёт не так, ты меня застрелишь, – подытожил швед, пытаясь сохранить остатки самообладания.