Эвелина, возможно, и не была достаточно внимательна в то время, но сейчас не могла не заметить цепко изменившийся тон отца и нежелание вдаваться в подробности. Она полагала, что за этим-то как раз и скрывалось все самое интересное, и что ей-то уже терять было нечего. Все самое худшее о будущем она уже знала, и вряд ли сказанное им могло как-то повлиять на происходящее. Все невзгоды и проблемы, которые могли быть тогда, казались уже несущественными.

- Но мама же волновалась, - она озвучила очевидное, не стесняясь намекать, что хотела бы знать, в чем была причина. Однако настаивать девушка не хотела - им обоим было что скрывать, и обоим хватало впечатлений от ее незапланированного появления.

Софи хотела бы, чтобы речь шла всего лишь о разводе. Однажды они действительно чуть ли не развелись, и тогда ей казалось, что ничего хуже этого быть не могло. Она не знала причин, но сейчас подозревала, что все те ссоры и странные фразы, которые она слышала в те годы, все они были связаны с их метками. Возможно, она могла бы что-то сделать, если бы знала о них раньше.

- Дело не в разводе, - девушка покачала головой, задумавшись на мгновение и осознав, чем еще был примечателен год, в котором она оказалась. - Что происходит сейчас в Англии?

Она осознала внезапно, что возможно им будет не так сложно поверить ей, если она вдруг решит действительно рассказать правду.  Происходящее в Англии сейчас, по ее представлениям, должно было мало отличаться от того, что видела она. Это было уже значительно проще, чем рассказывать с чистого листа как страшную и глупую сказку. Если, конечно, рассказывать вовсе.

Эвелина улыбнулась внезапно на описание матери и чуть сощурилась лукаво:

- Она тебе нравится, да? - она поинтересовалась невинно, но с еле заметной дружелюбной насмешкой, впрочем быстро поправляя себя, - ну, то есть, конечно, нравится, как иначе. Но больше, чем ты говоришь.

Она помнила его слова и про краткосрочность их интрижки, и про «кто угодно, но не Фрида Блетчли», и, конечно, совет подыскать кого-то ее возраста. Но все же она знала их обоих достаточно долго, чтобы не вестись на это так просто.

- Как вы вообще познакомились? Учитывая, что ты живешь в Швеции, ну и... - Эва чуть замялась, подбирая слова, но следом все же выдохнула обреченно, - вашу разницу в возрасте. Я хоть и ошиблась с маховиком, но считать все-таки умею.

Эвелина понимала, почему отец не хотел посвящать ее в детали, которые вероятно утаил от нее в далеком будущем. У этого, несомненно, была благая причина, и она не могла осуждать за родителей за желание уберечь ее от проблем. Однако спросить «другого его» она уже не могла, как бы ей того ни хотелось, а потому, вероятно, так отчаянно цеплялась за него сейчас, расспрашивая о том, что спросить не успела. Как оказалось - о многом.

- Боюсь, что другой ты мне тоже не ответит.

Она не хотела чересчур драматизировать сейчас, сидя напротив него, живого и здорового, но не позволяла себе поддаваться ощущению, будто все снова было нормально. Ей стоило помнить о том, откуда она пришла и что там произошло, и что рано или поздно ей предстояло вернуться туда вновь. Чем закончится ее вылазка, девушка не предполагала, но считала разумным не питать особых надежд на иной исход.

Отец подтвердил ее догадки о происходящем в Англии, о Лорде, терроризирующем людей, о его приспешниках, которых она отныне хорошо представляла в красках.

- Я знаю, кто это и что они делают, - она отозвалась мрачно.

- Неужели его никак нельзя победить?

Вопрос звучал, вероятно, по-детски наивно, но она не могла поверить, что никто не мог придумать способа справиться с ним навсегда, чтобы он больше никогда не появлялся. Возможно, именно это стоило изменить в прошлом - она была уверена, что многие семьи сказали бы за это спасибо.

Эвелина старалась не давить на отца в вопросах их отношений с мамой, но любопытство было выше ее сил. Она росла, зная их совершенно другими, и сейчас не стесняясь искала подтверждение собственным воспоминаниям, приносившим ей удовольствие.

Она фыркнула, развеселившись, когда Бальтазар сообщил, что это Фрида не давала ему прохода, и рассудила разумно, что это, в общем-то, было на нее похоже.

- У нее есть кондитерская? - девушка переспросила заинтересованно, припоминая следом, - так вот почему ты предлагал ей открыть ее.

- Вы нечасто видитесь, да? - она уточняла, стараясь скрыть легкое разочарование. - Честно говоря, я все представляла себе иначе.

Софи не ожидала встречного «нападения» и чуть смутилась от столь прямого вопроса.

- Мне, вообще-то, с вами и других проблем хватало, - она заявила шутливо, признавая следом немного неловко, - есть один парень, мы дружим с детства.

- Тебе он нравится, если вдруг ты переживаешь за это.

Эвелина чувствовала, что разговор принимал обороты, к которым она не была готова. Несмотря на всю свою решимость, с которой она заявилась в прошлое, мысль о том, чтобы рассказать отцу, что его ждет в будущем, вызывала у нее страх по многим причинам. Он не должен был жить все следующие годы, предвкушая беду, которая их ждет, а она не могла малодушно заставить себя произнести это вслух.

Она смотрела на отца напряженно и молчала вместо ответа на его такой логичный вопрос о нем в будущем, сдававший ее с потрохами. Бальтазар не был дураком, и всего, что она уже успела наговорить было и так достаточно, чтобы сделать выводы об их мрачном будущем.

Девушка кивнула неуверенно на вопрос о Пожирателях в будущем. Ей приходилось смириться с тем, что какую-то часть ей придется все же рассказать, иначе ее путешествие будет бессмысленным вовсе. Она замерла следом, чувствуя, как к глазам подступают слезы, а она вот-вот примется жаловаться ему на то, что произошло.

- Этого нельзя делать, он всех убьет, - девушка помотала головой отчаянно, повысив голос и воспринимая слова отца слишком всерьез, потому что не могла иначе. Он бы тоже вряд ли захотел шутить об этом, знай, что однажды, возможно, так и будет. - Лучше бы все просто уехали из Англии.

Софи не понимала, почему они не сделали этого тогда. Почему не уехали всей семьей и не спрятались где-то, где их не смогли бы найти.

- Он все испортит, - она не хотела называть его по имени, как и не хотела называть вслух Лордом. Слишком много ему было чести. - Все из-за него.

Девушка бросила страдальческий взгляд на отца, когда не сдержавшись все же спросила:

- Что плохого может произойти, если я расскажу тебе о будущем?

Он вряд ли мог знать этого наверняка, но ей нужно было своеобразное разрешение, если она все же решит это сделать. Испортить все еще больше, она не хотела.

Эва отвлеклась на откровение отца о кондитерской Фриды и на замечание о ее возрасте. Она его понимала - ей тоже давалась эта мысль с трудом, а он, в свою очередь, по ее мнению, воспринял свое незапланированное отцовство стойко.

- Ты хорошо держишься для человека, который внезапно стал отцом, - она усмехнулась, задумываясь об их с мамой отношениях вновь.

- Судя по всему, детей вы не планировали, - она бросила на отца скептический взгляд, озвучивая очевидное. Ее не слишком это волновало или коробило, но она задумалась внезапно о другом. - То есть, если в ближайшие пару-тройку месяцев вы разойдетесь, я могу вообще не родиться.

Эвелина не сразу сообразила, что выдала себя неловко и глупо, испуганным высказыванием о Лорде. Она боялась этого до дрожи - что ее появление приведет к последствиям еще хуже, чем могло быть. Что им придет в голову решить эту проблему иначе, не дожидаясь тех страшных событий через много лет. В то, что можно преломить ход истории уже сейчас, она не верила.

Она кивнула неохотно, подтверждая его догадку обо «всех». Скрывать это уже не имело смысла, да она уже и не могла, чувствуя, как сдают от напряжения и болезненных воспоминаний нервы. Ей хотелось храбриться, как и всегда в разговорах, но больше не получалось, когда перед ней был отец. Человек, для которого в ее глазах не существовало трудностей, которые невозможно было решить.

- Если бы я вернулась в нужный год, мне достаточно было просто предупредить о том, что сделает мама, и ты помешал бы этому.

- Здесь, в этом времени, у меня не было плана. Я бы хотела попросить держаться подальше от Лорда, но знаю, что это невозможно.

Софи не сомневалась в этом. Дедушка рассказал ей, почему мама приняла метку, и она не сомневалась, что это произойдет вновь. Вероятно, все, что ей нужно было сказать, что весь этот кошмар однажды закончится, и им просто нужно продержаться еще немного. Ее порой приводило в отчаяние то, как мало оставалось до дня, когда знаменитый Гарри Поттер наконец-то сумел сделать то, что от него ждало все магическое сообщество.

Вероятно, то, что мало кто всерьез представлял, по каким законам существует время, имело под собой веские основания. Вряд ли человеческие жизни стоили того, чтобы экспериментировать со временем бездумно, ставя под угрозу огромное количество людей. Ученые, исследователи, просто безумцы были ограничены в своих возможностях, а потому никто из них не мог и предположить, что произойдет и каких правил необходимо придерживаться. Самым простым было не путешествовать во времени вовсе, а если уж так сложилось - спрятаться и не попадаться никому на глаза. Ее это не устраивало.

- Мне все-таки хотелось бы родиться, - девушка озвучила очевидное полушутливо, но они оба, пожалуй, понимали, что она говорила серьезно, когда такая опасность действительно существовала.

За время их разговора Эва успела забыть, что он собирался на работу, когда она остановила его посреди улицы. Он действительно уже опаздывал прилично, и она улыбнулась на его предложение, принимая то без лишних мук совести.

- Я буду рада, - она отозвалась искренне после небольшой паузы и бросила следом невинный взгляд на отца, - может прогуляемся в Лондон? Если вдруг ты соскучился по отвратительной погоде там.

Фриде нравилось пропадать целыми днями в кондитерской. Регулус шутил, что они ее почти не видят, а столики всегда заняты, поэтому она поставила для него у себя в кабинете небольшой диван, на котором он вальяжно лежал, пробуя на вкус новые сладости. Он утверждал, что за этот нелегкий труд она должна делиться с ним частью выручки, потому что, в конце концов, они оба старались на благо бизнеса. Свой вклад он оценивал необычайно высоко.

Регулус ушел из кондитерской не более, как полчаса назад, заявившись на поздний завтрак в момент, когда остальные уже подтягивались к обеду. Он беспокоил ее в последнее время. Она знала, чем он занимается, узнала по нелепой случайности, когда ему была нужна помощь ее отца, и от этого волновалась еще больше. Но с недавних пор что-то изменилось, и она не мгла понять, в чем дело. Поэтому его присутствие в кондитерской ее успокаивало - ей нравилось, когда он был где-то рядом.

Встречи с Бальтазаром посреди буднего дня она не ждала и удивилась, завидев его и девушку, следовавшую за ним по пятам. Фрида была ему рада - они виделись не так часто и подобные сюрпризы добавляли веселья в их странные отношения. Несмотря на то, что в них не было места обязательствам, она по нему скучала. Ирландка махнула мужчине приветливо и двинулась вперед к ним, подходя ближе. Девушка не стеснялась подставлять щеку для поцелуя и разглядывала его спутницу с живым интересом.

- В этом есть твоя заслуга, - она улыбнулась широко, признавая ощутимый вклад шведа в развитие кондитерской. Он действительно помог ей делом, а не как остальные лишь нагло дегустируя ассортимент, и она была ему за это благодарна. - Приятно познакомиться.

Блетчли кивнула Эвелине, улыбаясь следом широко на комплимент. Кондитерская, ожившая с приходом посетителей, ей тоже казалось чудесной, и она, будучи особенно падкой на приятные слова, разделяла казалось совершенно искренний восторг девушки. Впрочем, что не мешало ей удивиться следующей ее просьбе.

- Если Бальтазар вас обижает, скажите это прямо здесь и обещаю, ему не поздоровится, - она фыркнула шутливо, ловя взгляд шведа, а после сдаваясь напору новой знакомой, - можем поговорить в моем кабинете. Идите за мной.

Фрида не предполагала, чем может быть полезна родственнице Бальтазара, но очевидным становилось, что он привел ее не просто так. Она не видела причин отказывать в разговоре по большей части из-за того, что доверяла ему, а потому, чтобы там ни случилось, несомненно собиралась помочь. Вид у девушки был несколько взволнованный, и это отчасти настораживало.

Она провела ее в свой кабинет, жестом приглашая присесть на диван, а сама прошла к креслу, устраиваясь удобнее. Ведьма решила разумно, что им не помешает несколько разрядить обстановку.

- Бубенчик! - она дождалась, когда домовик с громким хлопком объявится посреди комнаты, и попросила уверенно, - принеси нам чай и лимонные пирожные, если Блэк их все не съел.

Фрида перевела следом заинтересованный взгляд на девушку, спрашивая дружелюбно:

- О чем вы хотели поговорить?

Когда за Бальтазаром и его спутницей закрылась дверь кондитерской, Фрида осознала это совершенно отчетливо и ясно - его родственница была сумасшедшей. Выглядела она, конечно, как здоровый человек, несмотря на лихорадочный блеск в глазах и легкий румянец от волнения, но что касается ее истории, им следовало срочно обратиться в Мунго. Барти проходил там практику и наверняка мог посоветовать специалиста. Загадкой оставалось только то, зачем Бальтазар ее вообще привел, если бы очевидным, что ей нужна помощь. Мысль, что он мог всерьез ей поверить, давалась девушке с трудом, однако она выпроводила их вежливо, но настойчиво раньше, чем догадалась об этом спросить.

Но такого быть не могло. Или все же могло?

В следующий час ведьма честно пыталась выкинуть из головы рассказ новоявленной "дочери", но не могла. Попытки убедить себя в том, что это просто бред, не увенчались успехом, и она чувствовала, что ей необходимо с кем-то об этом поговорить. Регулус был неплохим вариантом, но она чувствовала определенную неловкость в теме разговора. Обсуждать с ним потенциальное наличие у нее ребенка от Бальтазар было... странно. Самым очевидным и верным вариантом был сам Бальтазар, как воображаемый отец этого самого ребенка, но она боялась застать их в момент, когда он трогательно водит ее по парку развлечений и кормит сахарной ватой. Подобного ее психика не выдержала бы.

Первым на разведку был отправлен Бубенчик. Подглядывать было нехорошо, но ситуация того требовала, чтобы убедиться, что швед остался один. Из рапорта верного домовика следовало, что девицы по близости нет, можно отправляться в Стокгольм и сверить показания. Ей жизненно необходимо было убедиться, что они оба воспринимают эту ситуацию одинаково.

Фрида попросила Бубенчика перенести ее к Балю, нарушая все правила приличия, прямо в гостиную. Чем ближе был момент, когда она сможет задать волнующий ее вопрос, тем больше росло нетерпение. Они очутились в гостиной шведа через секунду, а в следующее мгновение испарился Бубенчик.

- Какого черта, Харт?

Девушка почувствовала, что ей словно даже полегчало, когда она все-таки задала этот немудреный вопрос. Впрочем, этого было недостаточно.

- Только не говори, что ты поверил этой сумасшедшей, что она наша с тобой дочь, - она выпалила это быстро и уверенно, ловя следом взгляд мужчины, и замерла на мгновение, осознавая, что кажется что-то было не так.

- О, нет! Ты что действительно в это веришь?

Фрида не испытывала угрызений совести за то, что появилась в его гостиной так бестактно и без предупреждения. По ее мнению, им было сейчас не до церемонии. Отчего-то появление этой девчонки, пусть даже она считала все ее слова бредом, вызывало у нее тревогу. Возможно, потому что где-то внутри просыпалось безумное сомнение и тревога, что слова Эвелины могут быть правдой. Впрочем, сознательно она подобного не допускала.

Предложение выпить было как нельзя кстати. Рассуждать о путешествиях во времени на трезвую голову было уже чересчур, с нее достаточно было того, что она выслушала Эвелину, стараясь сохранять серьезное выражение лица и не переходить на выяснение стабильности ее психического здоровья.

- То есть ты все-таки поверил?

Ведьма интересовалась с напором, наблюдая за тем, как Бальтазар доставал бокал и бутылку огневиски. Она хотела, чтобы он рассмеялся и сказал, что это все чушь, которой не может быть, но вместо этого он тянул, отшучиваясь комментариями о возрасте девчонки. На вид ей было не больше, чем самой Фриде, и ее это напрягало еще больше. Впрочем, как и своеобразный комментарий Бальтазара, что она действительно годится ему в дочери. Думать о разнице в возрасте с ним было странно. Особенно - по-прежнему - в контексте общей дочери.

Блетчли замерла, когда он упомянул настоящие воспоминания Эвелины. Она знала о легилименции, но отчего-то не предполагала, что швед может "проверить" воспоминания их якобы дочери. Это было аргументом, против которого ей нечего было противопоставить, но осознание давалось ей с трудом.

- Какие воспоминания? - она подошла ближе, забирая бокал и делая глоток. Поморщилась следом, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, но не придала этому особого значения.

- Может она их подделала? Уверена, это возможно, если ты хочешь что-то скрыть, ведь так?

Фрида не собиралась сдаваться так просто и сделала пару шагов по гостиной, рассуждая вслух:

- Невозможно отправиться в прошлое на такой большой период и не пострадать. Иначе все только и делали бы, что путешествовали, куда им вздумается.

- Почему ты ей веришь, Харт? - она поймала его взгляд вновь, - что ты увидел в ее воспоминаниях?

- Сумасшедшие всегда верят в тот бред, который несут.

Фрида была очевидно несколько взвинчена и отзывалась резко, не желая его обижать, но не в силах рассуждать об этом спокойно. Она могла пережить утверждения незнакомой девчонки об их родстве, но с трудом осознавала, что в том же самом ее пытался теперь убедить Бальтазар, отличавшийся завидным здравомыслием. Пожалуй, это пугало ее больше всего - он-то на сумасшедшего похож не был, и если Эвелине удалось его убедить, то возможно это именно она тронулась рассудком, а не они. Однако Блетчли ощущала себя как никогда в своем уме и твердой памяти, чтобы предположить, что у них может быть дочь. К тому же, и она осознавала это смутно, не углубляясь в подсчеты, но буквально в ближайшее время.

- О каких деталях ты говоришь?

Ирландка не знала, как относиться к тому, что он говорил, и цеплялась за слова сумбурно и слегка лихорадочно в поисках бреши во всем этом безумии. Она хотела верить, что он что-то упустил и не заметил в истории Эвелины, что раскрыло бы в ней обманщицу. От описания их, как семьи, ей стало не по себе.

- Если я там готовила тебе имбирные печенья - это еще ничего не значит, - она фыркнула, не представляя, что в его понимании было чересчур похожим на семью, и что вообще он должен был увидеть, чтобы решить, что они действительно ею были. - Скажи мне честно, Харт, ты можешь всерьез представить, что женишься на мне? Что мы женаты, сколько там, пятнадцать? Шестнадцать лет?

Фрида бросила на мужчину недоверчивый взгляд, когда он упомянул ее отца. Почувствовала нарастающую панику внутри и как застучало быстрее сердце. Она могла считать, что Бальтазар где-то ошибся, чего-то не учел под воздействием эмоций, но слабо верила, что Эвелине удалось бы легко обвести вокруг пальца ее отца.

- Может она еще и спит в моей комнате? - она огрызнулась, делая следом очередной глоток. Воспринимать Эвелину как дочь не выходило, да она и не старалась. Та сейчас была лишь огромной, неприятной и нерешаемой проблемой, заявившейся к ней в дом и учинившей беспорядок. Ведьма же любила только тот хаос, который создавала сама. - Я поговорю с Тони, этому должно быть какое-то объяснение, или я решу, что вы все тут безумны.

Она не знала, почему его слова об их ребенке стали последней каплей для ее самообладания, но ирландка почувствовала как паника смешивается с подступающей истерикой. Фрида с силой поставила бокал на столешницу, отходя в сторону и пытаясь вдохнуть поглубже.

- Она сказала, что родилась в восьмидесятом году, но этого не может быть, - она проговорила напряженно, осознавая постепенно, что именно ее пугало больше всего. - Я либо должна быть уже беременна, либо это должно произойти вот-вот.

- Но я совершенно точно не планирую заводить детей в ближайшее время.

Блетчли считала их обоих взрослыми людьми, которые не могли допустить промашки, когда у них обоих не было фантазий о долгой совместной жизни.

- Налей мне еще.

Фрида не слишком понимала, о каких традициях говорил Бальтазар, но полагала, что они еще успеют это обсудить. Предположить что-то чересчур плохое она не могла, учитывая, что речь шла о семье, тем более, что воспоминание, о котором говорил швед, по всей видимости было даже трогательным. Она не скрывала, что относилась к шведу тепло, и не стеснялась заботиться о нем как умела, но осознавала, что он говорил о чем-то другом. Несмотря на некоторую сдержанность слов и описаний ей начинало казаться, что он действительно мог видеть их настоящей семьей.

Блетчли ощущала, как сдает позиции. Пусть даже все еще не верила Эвелине, но они рассуждали о ее воспоминаниях так, словно те действительно были настоящие, а она действительно могла быть их дочерью. Пусть Бальтазар и говорил, что не представлял себя ни мужем, ни отцом, но она не сомневалась, что после увиденного он вряд ли был так в этом уверен.

- Так ведь и я не горю желанием выходить замуж, - она поддержала его слова все же горячо, поясняя, - не представляю, что должно произойти, чтобы мы решили пожениться.

Ведьма замолчала на мгновение, признавая следом несколько мрачно:

- Если только, конечно, не рождение ребенка.

Признание, что он на ее стороне ободряло. По крайней мере, в этом они сходились, пусть это и не решало сложившуюся проблему. Если предположить, что история Эвелины была правдой, их мнение о детях на данном этапе не играло решающей роли в том, как сложилась их жизнь в дальнейшем. Однако то, что по ее подсчетам, это было делом буквально нескольких ближайших месяцев, заставляло ее терять в панике голову.

Блетчли поверила на долю секунды, что его "а что если..." было всерьез, но следом фыркнула возмущенно. Ей нравилось, что в их разговоре оставалось место для шуток, пусть вся ситуация и не вызывала особого веселья.

Девушка подошла ближе к мужчине, облокачиваясь спиной на барную стойку:

- Испытываю, Харт, от дурацких вопросов, - она протянула дружелюбно, ловя его взгляд. - В своем бреду Эвелина не упоминала, мы будем хорошими родителями? Я ей не верю, но если предположить, что это может быть правдой. 

- И даже если все это так, зачем она вообще сюда явилась?

Фриде нравилась его попытка обозначить, что в их отношениях все было по-прежнему. Ей тоже этого хотелось, несмотря на все то, что она успела узнать за сегодняшний день, и что в теории, в самой из безумных версий могло быть правдой. Она боролась с мучительным желанием знать, что их ждало в будущем, но не в том, из которого якобы пришла Эвелина, а в самом ближайшем, если вдруг действительно выяснится, что она беременна. Впрочем, на данный момент таких опасений у нее не было, однако времени было еще достаточно.

- Меня все еще напрягает, что у нее в принципе о нас было какое-то мнение.

Блетчли вскинула недоуменно брови, когда Бальтазар упомянул Волдеморта. В особенности то, что по представлениям Эвелины он должен был терроризировать магическую Англию еще восемнадцать лет, и это рано или поздно привело бы к их гибели. Как относиться к этой информации ирландка не понимала, как и не могла на данный момент осознать ее в полной мере. Пока, впрочем, все это казалось чушью. Ведьма не знала насколько хорошо мужчина был осведомлен о происходящем, но полагала, что так долго этот балаган продержаться не мог бы.

- Да брось, этого не может быть. Регулус, кстати, говорит, что этот сумасшедший вот-вот победит. И хотя я против, уверена, что даже если он придет к власти, то не сможет устраивать восемнадцать лет подряд казни магглорожденных. А чистокровным вообще нечего боятся, он и так превознес их до небес.

Она не стала вдаваться в подробности того, что у ее отца вовсе была метка, дававшая определенную индульгенцию. К тому же она что-то не могла припомнить, чтобы ее или шведа когда-либо интересовала политика.

- Она пришла, чтобы предупредить об этом?

Фрида осознавала, что ею руководил банальный страх, что все это могло быть правдой. Что Эвелина могла вернуться в прошлое в отчаянной попытке их спасти, пусть и странной и неразумной. У ее действий вырисовывалась хоть какая-то логика, но девушка упорно не хотела ее признавать. Потому что следом за этим необходимо было признать, что они оба умрут раньше, чем вероятно предполагали, и оставят дочь одну.

- Честно говоря, дата моей и твоей смерти - это не то, что я хотела бы сейчас знать. Какого черта ей никто не объяснил, что так делать нельзя? Нельзя просто заявиться в прошлое и сообщить об этом.

Блетчли сделала внушительный глоток виски, делясь следом с Бальтазаром единственной, по ее мнению, разумной идеей:

- Предлагаю напиться сегодня так, чтобы к утру забыть всю ту чушь, которую она наговорила, а завтра я попрошу Тони спровадить ее туда, откуда она пришла. Раз у них сложились такие доверительные отношения, ему будет это несложно.

Фрида считала, что если было так, как действительно говорила Эвелина, если в ее словах и их рассуждениях была хоть капля здравого смысла, их всех неминуемо ждали проблемы и не только те, о которых заявляла их новоявленная дочь. Ведьма не была таким уж блюстителем правил, но осознавала твердо, что последствия поступка Эвелины могли привести к катастрофе. Начиная с того, что та могла не родиться вовсе, заканчивая тем, что им с Бальтазаром отныне предстояло жить зная, сколько им осталось. Она полагала, что это тоже вряд ли будет способствовать "правильному" течению времени.

Она отбрасывала от себя мысль, что поступок Эвелины был несомненно глупым, но действовала та из отчаяния, по всей видимости лишившись обоих родителей. Ее нельзя было за это осуждать, но Блетчли была не столь терпима к чужим просчетам. Тем более, кем бы ни приходилась ей эта девица, сейчас, в своем времени, она не испытывала к ней ничего кроме раздражения от свалившихся из ниоткуда проблем. У нее было достаточно поводов для беспокойства, и новых она не просила.

Они с Бальтазаром действительно напились в тот вечер, когда предпочли разговорам о возможной смерти провести время в удовольствие. Ирландка проснулась утром спозаранку вместе с ним, потому что у Бальтазара была работа, на которой ему необходимо было появляться. Приготовила незамысловатый завтрак, обманом и ухищрениями скормив шведу внушительную часть порции, пусть он и не отличался любовью к раннему приему пищи, а после вышла на улицу вместе с ним. На улице было морозно, и она не раздумывала долго, прежде чем, попрощавшись, аппарировать ко входу в Министерство.

Идти в Блетчли-холл не хотелось. Там, вероятно, была Эвелина, которой, кажется, больше некуда было пойти, а на очередной неловкий разговор Фрида не рассчитывала. Ей нужен был отец, как человек, способный мыслить трезво, так что она чинно ждала его в приемной.

Тони появился немногим позже нее, и девушка поцеловала отца коротко в щеку, следуя его приглашению пойти в кабинет. Она не сомневалась, что он понимал, зачем она явилась, еще и так рано, но позволила ему прийти в себя, избавляясь от пальто и располагаясь удобнее.

- Говорят, что ты обзавелся внучкой раньше положенного, - она усмехнулась дружелюбно, разглядывая внимательно отца, - и что, якобы, она уже даже поселилась в Блетчли-холле и, вероятно, занимает мое место за завтраком.

- Почему ты ей веришь?

Она поняла, что убедило Бальтазара в правдивости ее слов, но не понимала, чем там могла взять старшего Блетчли. Ну кроме трогательного желания рано или поздно действительно обзавестись внуками, но на это у их был Алекс, следовавший традициям чистокровных семей и ожидавший наследника.

- Я не предлагаю ее выгонять на улицу, но быть может стоит сначала показать целителям в Мунго?

Фрида не возражала против предложения присесть в кресло для разговора с отцом, одна была в определенной степени взбудоражена и предпочла бы иметь возможность расхаживать по кабинету, обсуждая столько животрепещущую тему. Однако она села послушно, выжидая, когда отец будет настроен перейти к делу и отшутилась дружелюбно на его замечание о завтраке и ее отсутствии на нем.

- Если дело в этом, я могу приходить чаще, не обязательно искать мне замену, - девушка фыркнула насмешливо, подтверждая следом, - я позавтракала, пока пыталась накормить Бальтазара. Он, кстати, тоже впечатлен рассказом этой девицы. 

Ведьма оценила, что отец наложил звукопоглощающее заклятие, и сочла это плохим знаком. Если посторонним ушам не следовало слышать их разговор об Эвелине, значит, вероятно, он действительно не считал ее историю выдумкой. И значит, что она действительно была проблемой для них всех, только теперь еще и проблемой, которой могло заинтересоваться Министерство. Интерес Министерства никогда до добра не доводил, это она знала совершенно точно, тем более, что с маховиками и вообще сильными артефактами всегда были свои сложности. Она подумала внезапно, что если история Эвелины была правдой, больше всех от самого факта такого путешествия будет в восторге Регулус. Она бы, впрочем, тоже была, если бы не сомнительные родственные связи. 

- Не могу сказать, что мы говорили долго и по душам. Они пришли с Бальтазаром в кондитерскую, где она и объявила о том, что она моя дочь из будущего. И что еще абсурднее – моя и Бальтазара. Я вежливо выставила их обоих раньше, чем ее фантазия разыгралась на полную силу.

- С Бальтазаром у нее сложился более информативный диалог.

Фрида не хотела пока вдаваться в подробности того, что рассказал ей швед. Несмотря на вчерашнее желание напиться и забыть, второй пункт программы осуществить не удалось. Заявление о том, что они, кажется, умрут через восемнадцать лет, засело в голове накрепко, вызывая ощутимый дискомфорт. По ее мнению, кем бы ни была эта девчонка, говорить о подобном было и верхом эгоизма и безрассудства.

Блетчли взглянула на отца заинтересованно, когда он заговорил о маховике. Она не помнила, чтобы он был где-то на виду в кабинете отца, что, впрочем, было разумным решением. О каких-то артефактах он рассказывал ей сам, какие-то она находила, засунув любопытный нос в дозволенные ящики, однако маховик не видела. Взгляд девушки сделался тяжелее и мрачнее, стоило мужчине объявить, что Эвелина объявилась с таким же маховиком, как хранился в их доме. Она поморщилась следом на замечание об их сходстве.

- Так может она наша какая-то дальняя родственница, а у бабушки было два похожих маховика? Если их делали на заказ, ничего странного в том, что они одинаковые. И уж тем более понятно наше сходство.

- Хотя, вообще-то, мне не кажется, что мы похожи.

Фрида не хотела вредничать на пустом месте, но подобные сравнения выбивали ее из колеи. Она помолчала некоторое время, прежде чем, задать более конкретный вопрос, переставая гадать:

- Есть хоть какой-то шанс, что она лгунья или сумасшедшая?

- Потому что она наговорила Бальтазару всякого о будущем, и честно говоря, оно, кажется не таким уж радужным.

Фрида осознала быстро, что дело было плохо. Что если Бальтазар еще держал где-то в сознании саму возможность, что девчонка врет, то отец не сомневался в ней вовсе. Вера в детей была всегда его отличительной особенностью, но сейчас ей и ее душевному спокойствию это было совсем не на руку. Ведьма не стремилась бежать от проблем, но не любила, когда ей их навязывали так настойчиво и глупо, не заботясь о последствиях.

Единственное, в чем она была полностью согласна с отцом – выдумать их с Бальтазаром брак было чертовски тяжело. Такая выдумка могла прийти в голову точно только сумасшедшему, так что реакцию Оливии можно было понять. И вероятно посочувствовать, поскольку она не была уверена, что мать в восторге от ее общения со шведом и от шведа в принципе. Фриду, впрочем, это волновало мало, по ее мнению Оливия и так была не в восторге от всего, что касалось дочери.

Она взяла паузу на мгновение, когда услышала о месяце рождения Эвелины, отсчитывая примерно девять месяцев. Ей не хотелось быть жестокой, но она полагала, что они все слишком увлеклись и смирились с мыслью о скором пополнении в их семье.

- Я не собираюсь выходить замуж за Бальтазара и заводить детей. Кто-то должен ей об этом сказать.

Блетчли понимала интерес отца к россказням Эвелины, но не понимала, насколько разумным было обсуждать это вовсе, если все это было правдой. В отличие от ее якобы дочери, не задумавшейся о том, что ее появление напрямую повлияет на все, что будет происходить в их жизни дальше, Фрида отдавала себе в этом отчет очень хорошо.

- Ты уверен, что это действительно нужно обсуждать? Не знаю, какое отчаяние толкнуло Эвелину на эту глупость, но если то, что она говорит – правда, может лучше, чтобы как можно меньше людей об этом знали?

Она взглянула на отца мрачно, осознавая следом, что с появлением этой девчонки больше не было смысла придерживаться каких-то правил. Ведьма не была их поклонницей, но обладала некоторым уровнем здравого смысла, позволившего ей, Регулусу и Барти успешно дожить до конца школы. Сейчас же, кажется, этот здравый смысл можно было выбрасывать в мусорную корзину.

- Хотя о чем это я. Если она растрепала все это Бальтазару, то несомненно расскажет и тебе.

Потому что отец умел располагать к подобным разговорам, никогда при этом не заставляя говорить. Они сами к нему приходили – жаловаться, советоваться, каяться.

- По словам Бальтазара, через восемнадцать лет мы вероятно умрем, не успев рассказать нашей дочери о том, почему нельзя пользоваться маховиком времени. И судя по тому, что она ошиблась с количеством оборотов, про математику ей тоже не рассказали.

Она не хотела говорить об этом, чтобы не доставлять отцу дискомфорт, однако хотела услышать его мнение на этот счет. Потому что для нее это было абсурдным:

- Еще он сказал, что это как-то связано с Темным Лордом. Но даже если предположить, что он будет терроризировать Англию еще восемнадцать лет, как это может коснуться нас с Бальтазаром? Мы оба чистокровные и оба не собираемся ни бороться с ним, ни поддерживать.

- Тем более, у тебя, Алекса, Регулуса, Барти, у вас у всех есть метка. Да мы в любимчиках у Лорда должны ходить. Не могу сказать, что мне бы это льстило, конечно, но все же.

Фрида скривилась на последних словах, не скрывая своего отношения к хаосу, учиненному Лордом, и к его взглядам в целом. Она их никогда не одобряла, но предпочитала не лезть с этим к ним. Регулус жил в плену своих иллюзий о лучшем мире, где сможет подарить ей дракона, чтобы она могла кошмарить им магглов, Крауч жил в фантазиях о жизни без влияния отца, Алекс искал одобрения Тони, а Тони попросту был от происходящего с детьми, кажется, в ужасе.

Фрида не слишком понимала, что полезного может быть в появлении Эвелины именно сейчас, до ее рождения. Появления, ставившего под вопрос ее существование в принципе, учитывая, что ни Фрида, ни Бальтазар детей не хотели. Возможно, конечно, самым полезным было бы разойтись, в таком случае, вовсе, чтобы избежать в далеком будущем каких либо проблем, но в таком случае жизнь была по отношению к Эвелине чересчур жестокой.

Отец был прав, никто из их семьи не пошел бы наперекор Лорду. Не из уважения к нему, а из любви друг к другу, осознавая последствия. Ей мог сколько угодно не нравиться хаос, учиненный в Англии, но она не собиралась высказываться об этом вслух, бросая сомнительный вызов. Ее это не касалось. Ее вообще ничего вокруг не касалось, пока в их мире все было спокойно.

- Ни ты, ни Алекс никогда ведь не сделаете этого, мама уже привыкла, а я не собираюсь в это лезть. Возможно, Бальтазар что-то понял неправильно, или Эвелине стоит лучше выбирать формулировки.

Блетчли была согласна с отцом, что они все узнали куда больше, чем должны были, но вместе с тем слишком мало, чтобы действительно что-то изменить, если они этого захотят. Эвелина бросалась обрывками фраз, не давая полной картины, и теперь ирландку начинало раздражать то, как мало в самом деле они знали о том, что их ждет.

- На самом деле, мы ничего толком не знаем о том, что будет. Смерть от рук Лорда – это всего лишь догадки, основанные на сумбурном рассказе девчонки, утверждающей, что прибыла из будущего.

- Если уж она заявилась сюда, то пусть расскажет больше, а не бросается загадочными фразами. Тогда, возможно, мы поймем, что именно в нашей жизни пошло не так.

Ведьма усмехнулась на последних словах, глядя на отца тепло. Она осознавала, что Тони вероятно было тяжело слышать о возможной смерти дочери, и что он, в отличие от нее, относился к этому куда серьезнее. Она поморщилась еле заметно, болезненно, когда он поделился тихо переживаниями, и встала с кресла, подходя ближе.

Блетчли устроилась сбоку от кресла отца, присаживаясь на край стола, и коснулась ласково его руки:

- Да брось, пап, тебе не удастся избавиться от меня так быстро, - она фыркнула дружелюбно, - даже если Эвелина говорит правду, мы с тобой все узнаем и исправим, правда же?

- И еще отправим ее обратно, откуда бы она ни пришла. Она же не останется тут?

Фрида не скрывала, что в ее голосе звучала неприкрыто надежда. Все-таки присутствие этой девчонки ее изрядно напрягало.