Фрида не дёрнулась и не ответила на его нежный поцелуй, резко контрастирующий с тем, что он сделал только что с ней. Проступком диким по своей сути, пусть пока она и не осознавала до конца, что это действительно произошло. Что именно произошло, не считая банальной физической боли, которую он причинил ей, сжимая до отчётливых красных отметин нежную кожу. Потенциальные синяки, впрочем, сейчас ее не волновали.

Она не питала иллюзий относительно того, как выглядит, получая дополнительное подтверждение от Торфинна. Поймала его неприязненный взгляд, усмехаясь внезапно криво:

- Боишься, что кто-то узнает, на что ты способен?

Ведьма не сомневалась, что ему дорога своя репутация, но сейчас чувствовала насколько ее это пугает - его уверенность в собственной безнаказанности, развязывавшая ему руки. Она недооценивала его раньше и поплатилась именно за это, проявив безрассудство и неосмотрительность.

Когда мужчина направился к выходу, Блетчли осталась сидеть на полу, не пытаясь встать и не ожидая гостей. По крайней мере внезапных - ее помощница была на страже ее покоя, чтобы не пускать никого, не предупредив, но в этот раз система дала сбой. Первым она услышала голос, а лишь потом звук шагов. Дёрнулась, осознавая, кому он принадлежит, и почувствовала как истерика подступает к горлу вновь. Его присутствие было достойным завершением всего того Ада, устроенного Торфинном. Лучшего он просто, вероятно, не мог желать.

Фрида почувствовала прикосновение, сработавшее спусковым крючком. Забилась вновь, отталкивая от себя Бальтазара и повышая голос:

- Пусти меня!

Она поднялась проворно, одергивая юбку, держащуюся на честном слове, и сделала быстрый шаг к столу, оглядывая его в поисках волшебной палочки, как назло затерявшейся среди бумаг. Ей потребовалось ещё мгновение, чтобы осознать, что она не справляется с потоком эмоций, и быстрым, резким движением скинуть содержимое стола на пол в желании громить все вокруг.

- Мне нужно привести себя в порядок, - она отозвалась твёрдо, не замечая, что практически говорит словами Торфинна. - У меня назначена встреча в три.

Фрида опёрлась руками об стол, не поворачиваясь к Бальтазару, переводя дыхание и пытаясь понять, что делать дальше. Привести себя в порядок и делать вид, что ничего не произошло, было самым удобным, самым безопасным вариантом.

- Я закрою твою сделку в среду. Все бумаги готовы, остались только мелкие, организационные вопросы.

Ведьма провела быстро ладонями по лицу, стирая дорожки слез. Подметила палочку, валявшуюся на полу, и нагнулась за ней, поднимая. Взмахнула палочкой, направляя на юбку, стараясь вернуть прежний вид. Получилось не слишком ладно.

- Не заходи больше без предупреждения, Харт, - она поймала наконец его взгляд, предупреждая отстранённо, - я это не люблю.

Фриду не волновала юбка как таковая, но нужно было чем-то занять руки. Не волновала встреча и чертова сделала, ну нужно было отвлечься на что-то, забыться в делах, иначе она, несомненно, сошла бы с ума, прокручивая произошедшее в голове вновь и вновь. Она не имела ни малейшего понятия, как живут с этим другие - те женщины, с которыми обращаются так их мужчины. Не имела ни малейшего понятия никогда, что может стать одной из них.

Ведьма взглянула настороженно на палочку в руках мужчины, наблюдая за тем, как восстанавливается ткань, обтягивая ноги. Так выглядело ощутимо лучше, пусть ее внешний вид в целом оставлял желать лучшего. Ни о каких встречах, естественно, речи быть не могло, если только она не собиралась пугать клиентов или посвящать их подробности своей жизни. Этого ей точно не хотелось. Достаточно было, что отныне в курсе был Бальтазар, которому вовсе не стоило знать о подобном. Отчего-то мысль об этом вызывала в душе больше отчаяния, смешанного с безысходностью. Вся та грязь, происходившая на полу ее кабинета, никак не могла существовать в одном мире с теми выходными, которые они провели в Швеции. Контраст между вчерашним и сегодняшним днем был чересчур силен, заставляя ее задумываться о выдуманности, нереальности зимнего, сказочного Стокгольма в противовес мрачному, до одури реальному английскому кошмару.

Блетчли дернулась от его прикосновения то ли раздраженно, то ли испуганно, а вернее всего - все вместе. Реагировала нервно на его уверенный, почти приказной тон, с трудом борясь с желанием возразить, топнув ногой, из банального принципа, не желая подчиняться. В надежде почувствовать вновь, что она может сопротивляться, может распоряжаться сама своей жизнью, решать, как поступать. Говорить "нет" и иметь возможность это "нет" отстоять.

- Дома не лучше, - она огрызнулась, пусть даже понимая, что в самом деле он прав, и ей не стоит оставаться в банке. Дома у нее будет хотя бы возможность принять душ и смыть себя запах и прикосновения Торфинна, слова преследующие ее до сих пор.

Она бросила злой, колючий взгляд на мужчину, когда он задал вопрос, на который вероятно знал ответ и без нее. Ведьма не хотела обсуждать это с ним, питая дурацкую, смутную надежду, что он не станет комментировать, не станет задавать вопросы, вгоняя ее в краску еще больше. Заставляя искать подтверждение, что она сама была виновата в этом. Потому что в ее голове не укладывалось, как она могла стать жертвой чужой больной прихоти.

- Потому что я спала с тобой, Харт, - ирландка отозвалась мрачно, соглашаясь, впрочем, следом, - и поэтому хотела расстаться с ним.

Потому что позволила себе думать, что даже ее жизнь может быть нормальной.

Фрида кивнула после мгновения раздумий, соглашаясь отправиться домой. Хотя бы чтобы привести себя в порядок, потому что сделать это в женском туалете было явно плохой идеей.

- Я не боюсь тебя, - она не хотела, чтобы он ее трогал, но со страхом это имело мало общего, - я боюсь, что он придет ко мне домой.

Она бросила на него усталый взгляд, спрашивая с нескрываемым отчаянием:

- Что ты здесь вообще делаешь, Харт? Почему именно тебе нужно было заявиться так не вовремя?

Фрида вспоминала об этом сейчас с трудом - о встрече, которую, вероятно, они действительно назначили. О делах, которые должны были обсуждать, о его сделке, еще паре документов. Обо всем том, что мало ее волновало сейчас и казалось, что вряд ли будет волновать всерьез вовсе. У нее не было ни малейшего представления о том, что она будет делать дальше. Как сможет приходить сюда каждый день вновь и вновь.

Она помнила смутно, что сказала Торфинну, и полагала, что это неважно. Чтобы она ни сказала ему, какую формулировку ни использовала бы, его это взбесило бы ничуть не меньше. Ведьма знала это всегда. Знала, когда оказалась в одной постели с Бальтазаром, знала, оставаясь в воскресенье в Стокгольме. Знала всегда, насколько он может быть опасен, но пренебрегла этим сознательно, ведомая собственными желаниями. Ей не хотелось его бояться тогда, но сейчас она испытывала панический, пробирающий ужас от мысли, что он хоть раз еще коснется ее вновь.

- Я сказала ему, что наши отношения нездоровые, их нужно закончить, - она проговорила на автомате, без особых эмоций, поднимая следом взгляд на мужчину. Подыскивая правильные, но неизбежно не находя их. - Он решил, что это из-за тебя. Решил, что я надеюсь, что ты сможешь меня полюбить.

Фрида считала лишним то, что говорила сейчас, но не могла сдерживаться. Бальтазар не давал ей возможности отвлечься, сосредоточиться на работе, как единственном спасении, и все, что ей оставалось - прокручивать у себя в голове произошедшее, отчаянно пытаясь найти причину, по которой Торфинн смог с ней так поступить.

Блетчли считала, что он делал только хуже. Она осознавала бессмысленность своего желания не показывать слабость и делать вид, будто все в порядке. Хотела, чтобы все в порядке и было, чтобы никто, в особенности швед, не мог и предположить насколько ей было плохо. Будто это не было очевидно. Своим искренним желанием помочь он лишь заставлял ее чувствовать себя еще слабее, чем она была.

Она почувствовала, как глазам подступают слезы. Смахнула быстрым движением с щек, стараясь удержать себя в руках, но быстро сдалась. Ведьма закрыла лицо ладонями, всхлипывая беспомощно и по-детски.

- Я не хочу оставаться одна, - она протянула негромко сквозь рыдания, подтверждая следом. - Я хочу домой.

Фрида была благодарна Бальтазару за то, что он помог ей убраться от этого чертового места подальше, оказываясь следом на пороге ее квартиры. Так быстро, как только это было возможно, потому что чем дольше она находилась там, тем сильнее ощущала ту безысходность, которая ее окружала. Потому что ей теперь предстояло жить с этим - с тем, что произошло, и жить так, словно она может быть сильнее этого. Она знала в глубине души, что не может. Что ей не хватает даже фантазии представить, каким будет завтрашний день, как она будет смотреть кому-либо в глаза. Ей казалось по-дурацки нелепо, что все непременно узнают об этом.

Она не обращала внимания, что делает Бальтазар, не возражая против его присутствия. Отметила лишь защитные заклинания, которые он наложил. Мерила шагами небольшую кухню, не в силах остановиться, немного нервно и лихорадочно. Когда мужчина остановился перед ней, предлагая выбор, она взглянула на него в первое мгновение растерянно, не сразу осознавая, что он говорит. Скользнула взглядом по содержимому в обеих руках, не раздумывала долго, потянувшись за бутылкой. Ей не хотелось успокоиться, ей хотелось напиться и забыться.

Ведьма потянулась к шкафчику за бокалами, не выпуская бутылку их рук. Деловито открутила крышку, держа за горлышко крепче, потому что руки била мелкая, неприятная дрожь. Разлила по бокалам, не жалея, протянула один шведу, а из другого сделала большой, щедрый глоток, чуть поморщившись следом. Она не делала больших перерывов, допивая следом почти сразу содержимое и наливая себе вновь. Лишь после этого присела аккуратно на край стула. Бросила неприязненный взгляд на чертову юбку.

Блетчли не ожидала, что Бальтазар захочет заговорить об этом. По ее мнению, сейчас это было лишним. Она понимала, что он пытался поддержать ее и, наверное, был искренним, но она не хотела позволять себе более надеяться, что кто-то может быть рядом с ней. С кем-то может быть безопаснее, чем одной. Она считала, что однажды, почувствовав одиночество, позволила себе так попасться в лапы Торфинна.

- Не надо меня жалеть, - она отозвалась немного резко, полагая, что им движет в первую очередь жалость. - Я справлюсь сама.

Ведьма помнила, что говорила о том, что не хочет оставаться одна, но сейчас, злясь на свою истерику, считала, что будет лучше, если все оставят ее в покое. Была уверена, что только так сможет оправиться быстрее. Она споткнулась взглядом о юбку вновь, чувствуя поднимающееся раздражение. Та, восстановленная неряшливо, помятая, потерявшая привлекательный вид была словно кривым отражением того, что произошло с ней самой и как себя чувствовала она. Фрида выругалась некрасиво, с отвращением, поднимаясь со стула резко и расстегивая юбку сбоку. Позволяя ей упасть к ногам, чтобы переступить через нее и отшвырнуть от себя как что-то грязное, мерзкое.

- Мне надо в душ.

Она знала, что сколько бы ни терла мочалкой нежную кожу, избавиться от грязи, прилипшей к ней было невозможно. Как и невозможно было избавиться от запаха кожи Торфинна, смешанного с дорогим парфюмом, который когда-то ей чертовски нравился. Сейчас, несмотря на смесь запахов в ванной, он преследовал ее отчетливо, будто мужчина действительно был где-то совсем рядом.

Фрида не знала, прошло ли много или мало времени к моменту, как она вышла из ванной комнаты, завернутая в теплый халат в желании сделать свое существование немного уютнее. Подошла к столу, наливая себе вновь, выпивая. От горячей воды мышцы расслабились, и она чувствовала себя совсем без сил.

- Я думаю, Торфинну не понравится, если ты будешь приходить, - она заговорила, возвращаясь мыслями к тому, что он сказал ранее и не замечая абсурдность своих рассуждений, когда говорила о Торфинне так, словно после того, что он сделал, собиралась продолжать с ним отношения. Дать, впрочем, ответ на этот вопрос она не смогла бы. Отныне ей больше не казалось, что это зависит от ее желания. - Я не хочу, чтобы с тобой случилось тоже самое, что и с Патриком.

Фрида вздрогнула, когда мужчина со стуком приземлил бокал на стол. Напряглась, чувствуя его раздражение, пусть даже в какой-то мере оправданное. Пока он говорил до нее, естественно, доходила постепенно нелепость ситуации, когда ее продолжало волновать мнение Торфинна. Однако ничего нелепого в этом, на самом деле, не было. Был только животный страх. Ужас от мысли, что он до нее дотронется, и ужас от мысли, что дотронется как сегодня ранее. Выбирая между их отношениями в лучшие времена и тем, что было сегодня, она предпочитала выбирать первый вариант. Вариант, в котором его нет в ее жизни вовсе, казался ей сейчас чересчур нереальным.

- Нет, Харт, я не в своем уме, - она повысила голос зло, отходя от него с бокалом в руках. - Не в своем, потому что он бил меня, пытал и изнасиловал, и я не хочу знать, что он еще может со мной сделать.

Ей не хотелось признавать этого вслух - что ей попросту страшно. Не хотела употреблять это слово, считая, что была унижена за сегодняшний день достаточно, чтобы так просто расписываться в своей беспомощность вновь. Она знала, что может поставить точку в этой грязной, мерзкой истории, рассказав обо всем отцу и брату, но не представляла, как заявится домой с подобными новостями. Как причинит кому-то из них подобную боль и как сможет признаться, что так оплошала, допустив это.

- Рано или поздно он придет сюда или на работу, или задержит меня после собрания. Что ты предлагаешь мне делать тогда?

Ведьма злилась, потому что в мире Бальтазара все было чересчур просто. В ее мире страх остаться с ним вновь наедине, делая вновь попытку разойтись с ним, затмевал здравый смысл.

Она пила, не замечая, торопясь, желая напиться как можно скорее и нервно занимая руки. Распалялась сильнее с каждым глотком, считая, что он попросту не понимает ее. Злилась, потому что хотела, на самом деле, того же самого - поставить точку, забыть Торфинна как страшный сон и больше никогда не иметь с ним ничего общего, но знала, что это невозможно.

- Ты не знаешь, кто такой Тофинн, Бальтазар. На что он способен, если хочет чего-то.

Патрик, несомненно, был магглом, а швед сильным и талантливым магом. Однако она прекрасно знала Роули, изворотливого и хитрого, подлого - если ему это было нужно.

- Он может прийти не один. На тебя могут напасть Пожиратели.

- Ты хочешь, чтобы я подставила тебя, потакая своим желаниям. Я не могу так.

Фрида колебалась, разглядывая кольцо в руках Бальтазара. Она знала, как работают такие штуки, но испытывала дискомфорт от предложения забрать его себе на время. Он не был беззащитным и несомненно мог справиться в случае необходимости, однако она полагала, что защита не повредит никому. В особенности, учитывая то, с чем приходилось ему сталкиваться. Она помнила отчетливо синяки и ссадины на его теле, вероятно, не прошедшие до сих пор.

- Он нужен тебе самому, - она протянула не слишком уверенно, подходя ближе, но не дотрагиваясь пока до кольца.

Налила себе еще, не садясь, но держась поблизости, не отстраняясь. Ведьма считала это полумерами, потому что не могла бегать от Торфинна каждый раз, когда он вздумает заявиться к ней. Не могла и не хотела, не считая это достойным выходом. Боялась, потому что подобное могло сработать лишь однажды, и он непременно придумал бы способ как получить желаемое. Вместе с тем ей до истерики, до нервной дрожи претила мысль оказаться беззащитной вовсе.

Блетчли хотела, чтобы Бальтазар осознавал это - насколько был чудовищен Торфинн в своем стремлении разрушать все вокруг, подчиняя собственным нездоровым, ненормальным желаниям. Не видя границ и препятствий, уж точно не расценивая в этом качестве чужие жизни. Он упивался собственной безнаказанностью, и все ее существо сковывало от мысли, что он может добраться до кого-то еще. До кого-то, кто ей дорог.

- Я не знаю, на что ты способен, Харт, - она признавала это твердо, делая очередной глоток, - но я не хочу, чтобы из-за меня пришлось страдать кому-то еще. Не хочу, чтобы тебе приходилось быть способным на что-то, что может его остановить.

Ее удивляла та жесткость, с которой говорил швед, давая понять, что она могла заблуждаться на его счет. Немного пугала, отчасти - удивительно успокаивала. Ей хотелось ему верить и верить в то, что он может действительно постоять за себя и защитить ее, но она одергивала себя вновь и вновь, не желая полагаться на это слишком сильно.

- Мне было бы куда проще, если бы ты был мне безразличен.

Она поделилась неожиданно, чувствуя как алкоголь развязывает язык, но в целом не испытывая неловкости за свои слова. Он должен был знать это и без нее после выходных, проведенных вместе.

Фрида считала со всей искренностью, подпитанной Торфинном, что у нее нет морального права рассуждать о собственном счастье, когда она лишала его других людей. Она поморщилась неприязненно, но зацепилась за слова о ее желаниях, подходя ближе. Опираясь бедрами на краешек стола рядом с мужчиной.

- Я хочу, чтобы ты остался сегодня, - она отозвалась мягко, просяще, не давя и не требуя. - Но я уверена, что это будет ужасно плохим решением.

- Я пойму, если ты не захочешь.

Фрида хотела держать себя в руках, но не могла. Не тешила себя иллюзиями относительно его состояния, когда внешний вид оставлял желать лучшего. Она не знала, как он держится вовсе, когда очевидно каждое движение давалось ему с трудом, отзываясь болью и слабостью. Кричать на него сейчас было сомнительной идеей, но паника, животный страх за Бальтазара затмевали и разум и здравый смысл.

По телу пробежала дрожь от его обещания расквитаться с Торфинном. То, что он был сейчас жив, представлялось ей не меньше, чем чудом, и она не хотела знать, что сделает с ним Пожиратель, если швед не остановится. Она говорила ему именно об этом – о том, что он даже не представляет на что может быть способен в своей жестокости и безумии Роули. Привести толпу на подмогу было подлым и очень ему подходящим.

- Ты сошел с ума! – она воскликнула несдержанно, обвиняя в том, что он вовсе не думал о последствиях. – Он убьет тебя, и мне все равно сделает ли он это один или натравит на тебя своих отморозков.

- Тебе нужно к врачу.

Ведьма держалась поблизости, не отстраняясь далеко, не зная, как ему помочь и с какой стороны подойти, чтобы не причинить большую боль. Сделала шаг, когда он присел на бортик ванной, и вздрогнула мелко от его прикосновения к ладони. Наблюдала за ним внимательно, считая, что у него вероятно помутнился рассудок, судя по тому, как он тянулся к ней слепо, преданно. У нее перехватило на мгновение дыхание от его доверчивого жеста.

Блетчли не могла объяснить, чего испугалась следом, заслышав его признание. Сердце замерло на мгновение, пропуская удар, а по телу пробежала дрожь. Она хотела этого до одури – чтобы их выходные в Стокгольме не были просто выходными, которые они провели необременительно, приятно, но не имея надежд на будущее. Она хотела этого будущего как, вероятно, ничего другого, но сейчас испытывала лишь ужас.

Женщина сделала к нему шаг, сокращая расстояние вовсе, оказываясь вплотную, и покачала головой лихорадочно, отчасти безумно.

- Нет, Харт, прекрати, - она помнила о его просьбе помочь ему с майкой, подцепляя ее за края и поднимая вверх осторожно вопреки резкому тону. – Тебе нельзя меня любить.

Она признавала абсурдность этого заявления, но точно знала, о чем говорила. Патрик когда-то любил ее, а она любила его, и это привело их к чудовищному итогу.

- Он убьет тебя, - она повторила это вновь, не сдерживая и касаясь подушечками пальцев ссадины на лице мужчины. – Я не хочу хоронить еще и тебя.

Фрида считала его безумным в своем упрямстве. Он отчаянно не желал понимать то, что она пыталась объяснить ему - Торфинн был способен превратить в кошмар жизнь любого, а оставаясь с ней Бальтазар лишь шел на бессмысленный риск. Роули не был тем, кого можно было остановить увещеваниями, разговорами. Она была уверена, что его не остановит даже угроза собственной жизни. Вероятно, только смерть или Азкабан, но этого она никому не желала. В остальном, любые попытки сопротивления были обречены в самом начале. Она знала это отныне слишком хорошо, помнила слишком отчетливо ту грязную, отвратительную демонстрацию власти над ней на полу ее кабинета.

Ведьма осознавала, что Бальтазар не шутил и говорил серьезно, признаваясь ей в любви. Ее пугало это только сильнее, и сейчас она не думала о том, готова ли ответить ему взаимностью. Все это было неважно, важным было то, что страх за него затмевал разум. В любой иной ситуации она жаждала бы этого признания, но сейчас считала его их дамокловым мечом.

Блетчли обняла его аккуратно, касаясь практически невесомо подушечками пальцев плеча, с расцветающей гематомой. Вдохнула глубже, прижимаясь губами к его виску, скользя рукой к шее.

- Я не могу, Харт, - она отозвалась несколько обреченно, но в целом ровно, не желая делать из этого большую драму, - он и так управляет моей жизнью. Я думаю об этом постоянно - о том, что еще он может сделать со мной, что сделает с тобой.

Она взглянула на него внимательно, продолжая следом неохотно:

- Ты жив, потому что ему нравится мучить меня. Он хочет, чтобы я сходила с ума, переживая за тебя.

- Он всегда получает то, что хочет.

Фрида отстранилась, недалеко, открывая шкафчик и проверяя наличие эфирных масел в нем. Хотела, чтобы они закрыли этот разговор, зная, что он вряд ли поймет в ее ужасе перед Пожирателем. Отозвалась деловито, но несколько неловко, переводя тему:

- Думаю, тебе нужна горячая ванна, а не душ. Нужно добавить в воду настойку бадьяна, может тебе станет получше.

- А после позовем Кристофа, чтобы он осмотрел тебя.

Фрида действительно не хотела говорить сейчас об этом. Вероятно, потому что не видела выхода, который мог бы ее устроить. Знала где-то в глубине души, как будет правильно поступить, чтобы защитить их всех - тех, до кого Торфинн мог добраться, ведомый своим безумием, но не могла принять это решение так просто. Хотелось не принимать никаких решений вовсе, надеясь, что все сможет прийти в норму само. Она знала прекрасно, что это невозможно. Что никогда в ее жизни "само" ничего не нормализовалось.

Она оставила Бальтазара в ванной, пытаясь заняться какими-то дурацкими рутинными делами. Проверила на автомате холодильник на наличие какой-то еды, бар - на наличие алкоголя. Дождалась, когда мужчина выйдет из ванной, помогла устроиться на постели и встретила Кристофа. Несомненно, святого человека, примчавшегося сразу. Она старалась не лезть, когда он осматривал шведа, но наблюдала напряженно, ловя подтверждение того, что умирать тот в ближайшее время не сомневается. Побои, впрочем, все равно были чертовски скверными.

Ведьма не могла заставить себя присесть, останавливаясь у кровати неловко, не находя себе места. Спокойствие Бальтазара, сбивающая с толку уверенность, лишь оставляли ее в растерянности. В ее голове все было чертовски плохо - и то, что произошло, и его к ней любовь и то, что должно было быть дальше. Впрочем, ничего конкретного о будущем в голову не приходило.

Она все еще не хотела говорить об этом вовсе, бросая на него нервный, отчаянный взгляд, когда он завел неприятную тему вновь.

- Я не знаю, что мы должны обсудить, Харт, - она покачала головой, не желая быть резкой, но действительно не понимая, как они могут обсуждать чудовищные выходки Торфинна. Обсуждать, словно у них может быть какое-то решение.

Блетчли занервничала сильнее, когда он упомянул их будущее. Их отношения, которые, вероятно, должны были получить развитие или же прекратиться сейчас. Она боялась чертовски и того и другого и не знала, какой исход обернулся бы меньшими потерями.

- Я не могу думать об этом, Бальтазар, - она опустила взгляд, делая неосознанно несколько шагов в сторону. - Все, о чем я могу думать - что нужно сделать, чтобы он больше не причинил тебе вреда.

- И чем больше я об этом думаю, тем больше я убеждаюсь, что единственный выход - прекратить наши отношения вовсе.

Ведьма выдохнула рвано, поднимая взгляд на мужчину:

- Я не хочу этого, Баль. Я бы предпочла уехать куда-то с тобой и ничего больше не знать о Торфинне.

- Но мы оба знаем, что это невозможно.

Фрида знала, что Бальтазар не был Патриком. Не был магглом, не был беспомощным и не был рядовым магом, за которого некому было заступиться и от которого можно было избавиться так, словно его никогда и не было. Она все это прекрасно знала, как и знала, что никогда не была одной из девиц Торфинна, с которой он мог себе позволить обращаться так. Не мог, но позволял, наплевав и на ее статус и на ее отца, вероятно заставившего бы расплачиваться его за все боль, которую он причинил ей, если бы только знал. Вопреки здравому смыслу он был уверен в собственной безнаказанности, и так оно и было.

Она осталась с Бальтазаром, потому что хотела ему верить. Жить в страхе перед Торфинном и его очередной выходкой было унизительно и угнетающе, она хотела верить, что швед прав, и они не обязаны идти на поводу у безумных идей Пожирателя. Ведьма старалась держаться к Бальтазару ближе, переживая не за себя, но за него, и просила Бубенчика по возможности приглядывать за мужчиной. Не следить, но обитать где-то поблизости на случай, если тому потребуется помощь. Она боялась, что Роули, взбешенный тем, что она не пришла к нему на поклон, захочет закончить начатое.

Блетчли заметила это не сразу - его рассеянность. Не расслышал, не обратил внимания, проглотил кусочек, не почувствовав вкус. С ним очевидно что-то происходило, но ни он, ни она не могли дать внятного определения, предпочитая объяснять многое, если не все, рассеянным вниманием.

Она вернулась домой тем вечером немного раньше обычного. Услышала шум воды в ванной, разделась неторопливо, проходя на кухню. Успела подцепить пальцем шапочку крема одного из пирожных, лежащих в холодильнике, когда следом раздался грохот и звон, заставивший ее вздрогнуть и дернуться по направлению к ванной.

Фрида влетела внутрь, подмечая сваленное содержимое шкафчиков и Бальтазара, шарящего беспомощно руками. Нырнула ему под руку проворно, обнимая:

- Тише, тише, я тут, - она поймала его руку, переплетая пальцы и заглядывая в глаза, чтобы следом нахмуриться, подмечая отсутствующий взгляд, - что с тобой, Харт?

- Посмотри на меня.

Фриду не заботила вмиг намокшая блузка, как и не заботил бардак, устроенный Бальтазаром в ванной. Ничего не заботило в сравнении с тем, что он ничего не видел. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что его слова не были фигурой речи и означали ровно то, что он и сказал - отсутствие зрение как такового. Слепоту взаправду, в этот момент, несмотря на то, что еще утром с ним все было в порядке. Вероятно, было в порядке еще час назад.

Она чувствовала, как он был напряжен. Наверняка испуган, пусть и старался не показывать этого. Он имел полное право не сдерживаться в эмоциях, и она не знала, как реагировала бы сама, окажись лишена зрения в одно мгновение. Впрочем, на подобные рассуждения не было времени - ей нужно было помочь ему выйти из ванной и прилечь на кровать.

Ведьма держала мужчину крепко, направляя в нужную сторону терпеливо и неторопливо. Старалась держаться ближе к стене, чтобы он мог, при желании, быстро найти и иную опору кроме нее. Ему вероятно этого сейчас не хватало - ощущения стабильности, твердой, устойчивой земли под ногами. Она вела его аккуратно, предупреждая об опасностях в виде порожка или кровати.

- Садись, - она потянула его вниз, касаясь следом плеча, чтобы он продолжал чувствовать ее рядом.

Блетчли ощущала себя не менее беспомощно, не зная, что ей делать сейчас. Разглядывала его растерянно и обеспокоенно, прежде чем задать глупый вопрос:

- Ты знаешь, в чем может быть причина?

У нее не укладывалось в голове, как это возможно вовсе.

- Я позову Кристофа, чтобы он осмотрел тебя. Ты же не можешь ослепнуть так просто.

Она услышала в собственном голосе истеричные, нервные нотки, и поморщилась недовольно. Единственное, что сдерживало ее от полноценной истерики было то, что она не желала пугать и расстраивать Бальтазара, которому приходилось очевидно хуже, чем ей.

- Скажи мне, если это дело рук Торфинна, Баль. Я должна знать об этом.

Фрида не допускала мысли о том, что это может быть непоправимо. Им просто было необходимо действовать быстро: позвать Кристофа, возможно, отправиться в Мунго. Она помнила о невосприимчивости Бальтазара к колдомедицине, но полагала отчего-то, что сейчас все будет по-другому. Должно быть по-другому, потому что он не может остаться ослепшим, она была совершенно в этом уверена.

Ей стоило трудов взять себя в руки и остаться рядом, а не бежать за помощью. Сесть после, держась близко к нему, чтобы он чувствовал ее рядом, желая хоть как-то помочь ему. Она не знала, почему с такой уверенностью обвиняла Роули, но у нее не было иных идей, что могло произойти с ним. Впрочем, если дело было в нем, это делало ситуацию окончательно безвыходной. Ведьма не имела ни малейшего понятия, что могла бы противопоставить безумному, очевидно сошедшему с ума Пожирателю, не желавшему оставить ее в покое.

- Чтобы он ни сделал, я уверена, что должен быть способ вернуть тебе зрение.

Блетчли хотела, чтобы ее голос звучал уверенно. Она не слишком хорошо представляла, как Торфинн мог это сделать, не слишком хорошо разбиралась в любой нетрадиционной магии. Единственным ее предположением могло быть лишь зелье, но вместе с тем зелья, по всей видимости, тоже оказывали на Бальтазара слабый эффект, чтобы винить их.

Она выдохнула неровно, рвано, почувствовав его слепое, неуверенное и немного нервное прикосновение. Потянулась к нему, касаясь аккуратно его ладони, подалась вперед прижимаясь губами к его щеке. Прикрыла на мгновение глаза, собираясь с мыслями. Ей хотелось обещать ему, что с ним все будет в порядке, но она молчала, боясь разбрасываться пустыми словами. Где-то в глубине души зная, что ее вера в лучшее может не оправдаться, как не оправдывалась уже множество раз.

- Глаза словно в дымке, - ей не нужно было отстраняться и заглядывать ему в глаза вновь, чтобы ответить на вопрос. Фрида отозвалась, стараясь держать себя в руках. Говорить медленно, сдерживая истерику, и внезапно улыбнуться. - Тебя это совсем не портит.

- Нужно позвать Кристофа. Он скажет, что делать дальше.

Вопреки словам она обняла его крепче, не торопясь вставать. Не сдерживая ни собственные страхи, ни желание оберегать его, ни отчаяние от собственного бессилия. Она не могла представить, насколько страшно должно было быть сейчас ему.

Фрида не сдержалась, несмотря на здравый смысл, произнося следом твердо, прежде чем встать:

- Обещаю, с тобой все будет в порядке.