Бальтазару нравился деловой подход Фриды, однако этим вечером он никуда не торопился. Он взял маггловскую ручку, рассматривая договор, который Блетчли пристроила на барной стойке. Мужчина усмехнулся, когда Фрида объявила, что он продавал ей душу, ещё и не за бесценок – и подписал необходимые документы, по большинству не глядя.

Харт протянул Блетчли письменную принадлежность, возвращая, когда окинул своего банкира внимательным взглядом.

– Ты хорошо выглядишь.

– Какого черта ты работаешь так поздно? – поинтересовался чародей. Он считал, что договор мог подождать до завтра, а Фрида выглядела чересчур серьезно.

– Передай документы своему причудливому домовичку и останься, – предложил Харт, не стесняясь поддразнивать:

– Когда в последний раз ты была в клубе?

Бальтазар считал, что было что-то неправильное в том, что об этом говорил ей он, будучи старше Фриды в лучшем случае лет на пятнадцать, если не на все двадцать.

Он пошевелился, отмечая, как ноют синяки, скрытые рубашкой и чарами, и взглянул на Блетчли озорно, когда она отметила, что какая-то там девица была расстроена её присутствием.

– Окажи мне услугу: спаси меня от местного сомнительного контингента. Обычно я хочу в маггловские клубы, там интереснее, – отметил Бальтазар и махнул бармену. Тот проворно обновил стопки, после чего Харт решительно передал одну из них Блетчли:

– Пей, – выставил ультиматум Бальтазар.

– Считай, что мы обмываем сделку, которую ты закроешь завтра.

Харт усмехнулся, не замечая, как с него слетели маскировочные чары, открывая взору украшенное ссадинами лицо.

Бальтазар знал, что не имел права отчитывать её за трудоголизм, потому что его  собственный трудоголизм выражался гораздо хуже, нежели переработками в ночи. Читал нотации швед лишь потому, что этим вечером был не прочь расслабиться сам, а компания Блетчли ему нравилась, если судить по предыдущим встречам. Кроме того, он полагался на слепые догадки, что радостей в жизни Фриды было не так много в последнее время, беря во внимание Торфинна и служение Волдеморту. Бальтазар, впрочем, не имел понятия о том, как у Блетчли обстояли дела с Роули в этот момент, однако предпочитал надеяться, что она не спустила ему с рук пыточное проклятие так просто.

Бальтазар проследил довольно за тем, как Фрида отдает документы Бубенчику, и после этого оказался готов к любым провокациям. Швед улыбнулся шире, когда Фрида отдала лестный эпитет девице, которая якобы заглядывалась на шведа.

Он сделал шаг ближе к ведьме, вставая несколько ближе, чем позволяли приличия; пристроил ладонь на столешнице за спиной своего банкира и усмехнулся весело:

– Надеюсь, это натолкнет её на мысли о том, что этим вечером я занят.

Бальтазар вынужденно отстранился после, чтобы захватить со стола стопку текилы. Он кивнул согласно, когда Фрида подтвердила его оценку сделки, и выпил следом за ведьмой, повторяя ритуал.

Бальтазар хотел заметить, что она вошла во вкус распития горячительных напитков быстрее, чем он ожидал, когда взгляд Фриды изменился и она коснулась его лица, рассматривая внимательно. Швед выругался про себя, догадываясь о том, что могло произойти – впрочем, маскировочные чары прежде не выдавали его в столь неподходящие моменты.

Бальтазар мягко коснулся ладонью женского запястья, немного отстраняясь следом и бросая на ведьму непонятный взгляд. Он считал, что вечер шел чересчур хорошо, чтобы говорить о неурядицах, с которыми он сталкивался из-за компании.

– Издержки производства, – всё же отозвался Харт без прежнего веселья, забрал со стойки следующую стопку и выпил не глядя.

– Не только ты, Блетчли, любишь свою работу.

– Мне нужно нанести маскировочные чары, иначе я буду пугать местную публику, – предупредил Бальтазар.

Мужчина усмехнулся, собираясь ненадолго отойти:

– Обещай, что не сбежишь при первой возможности к своим бумажкам.

– Пожалуй, я занят, – улыбнулся шире Бальтазар, вернув ведьме по-мальчишечьи озорной взгляд. Ему нравилось, что она не смущалась его действий, явно не положенных по протоколу. В его возрасте Харта в целом мало что могло смутить.

– Кто-то же должен научить тебя развлекаться, Блетчли, – невозмутимо подытожил Бальтазар.

Швед не сомневался, что её мало устроят его объяснения в отношении синяков. Он знал, что не был обязан посвящать её в подробности, но, как это зачастую бывало с Фридой, посвящал всё равно – как тогда, когда рассказал ей о своем браке и о том, как ударил Тильду. Ей явно было не обязательно знать об этом, чтобы выполнять то, что выполнять она была обязана по контракту.

Бальтазар воспользовался тем, что она пообещала, что никуда не уйдет, и вернулся к разговору лишь тогда, когда убедился, что чары, маскирующие его боевую раскраску, держатся крепко. Впрочем, темнота в этот вечер была другом не только молодежи.

Чародей подцепил стопку обещанной выпивки с барной стойки, опрокидывая в себя, прежде чем вернуться к неприятному разговору.

– Есть контингент, которому не даёт покоя рецепт летучего пороха, который производит моя компания, – Бальтазар привычно извлёк пачку сигарет, закурил и положил остатки на столешницу перед ним и Фридой на случай, если Блетчли не станет себе в чем-либо отказывать.

– Особенно этим грешит один из моих знакомых торговцев тайнами. Кроме того, ему не даёт покоя верная догадка, что я когда-то спал с его нынешней женой, – усмехнулся Бальтазар.

– Я привык, – мужчина пожал плечом. Он считал, побои были далеко не самым страшным, что произошло в его жизни из-за семейного бизнеса.

– Я не могу сидеть долго без дела, – Бальтазар считал очевидным, что ниже шеи было едва ли не веселее, чем то, что развернулось на его лице, и вместо этого мягко поймал Фриду за ладонь, шутливо притягивая к себе. Едва заметно поморщился, потому что гематомы под кофтой действительно давали о себе знать.

– Идём танцевать, Блетчли, – заговорщически предложил Бальтазар, сделав попытку покружить своего банкира.

– Уверен, по-человечески ты тоже не танцевала давно.

Бальтазар считал свою компанию неподходящей темой для разговора, когда они собирались повеселиться. Игнорировать вопросы Блетчли, впрочем, у него тоже отчего-то не было желания. Она его успокаивала, даже когда лезла ему в душу – туда, где ей быть не полагалось.

– Так было всегда. По крайней мере, столько, сколько я себя помню, – задумчиво отозвался Бальтазар, пытаясь припомнить времена, когда нападения не входили в перечень рабочих обязанностей. Когда-то наступал период затишья, однако не от того, что конкуренты теряли интерес к семейному бизнесу Хартов. Чаще всего те зализывали раны, потому что Бальтазар был не из тех, кто охотно подставлял вторую щеку.

– Отец готовил нас к этому с детства, – Бальтазар не заметил как употребил местоимение во множественном числе, имея в виду братьев.

– Он научил меня многому, что спасает мне жизнь до сих пор: рукопашному бою, боевым заклятьям, окклюменции.

– Детство в моей семье мало походит на детство в твоей семье, Фрида, – усмехнулся Бальтазар без лишней драмы. Он упомянул семью Блетчли, не зная её уклада на самом деле, однако гадал, что ведьма не была бы такой жизнерадостной, воспитывай её Амадеус. Харт любил отца, но оценивал здраво, что из того выходил своеобразный родитель.

– Меня нельзя заставить ни выговориться под веритасерумом, ни рассказать секрет под подчиняющим проклятием, – объяснил Бальтазар, считая, что он ответил на вопрос Блетчли, пусть без лишних подробностей. Всё было не в меру сложно.

– Информация, которая нужна завистникам, за редким исключением не хранится в письменном виде.

– Остаётся только выбить правду в буквальном смысле, – усмехнулся не слишком добро Харт.

– Цена за то, что мы – лучшие в своем роде.

Бальтазар, подытожив, поспешил отвлечься, когда Фрида поддержала его прихоть, и они вышли на танцпол.

Харт не считал, что переходит границы, но его забавлял её румянец на щеках. Ей, несомненно, шло, но Бальтазар старался держать себя в руках. Несмотря на неформальное общение, швед обычно предпочитал помнить, чем обычно заканчиваются попытки совместить бизнес с тем, что бизнесом никак не являлось.

Бальтазар, не отдавая до конца себе отчета в действиях, подхватил Фриду за талию, когда она покачнулась в его сторону из-за одного неуклюжего посетителя. Он не хотел выражать свое отношение к синякам, когда ведьма схватилась за его плечо, но не сдержался.

– Всё в порядке, – мотнул головой швед, улыбнувшись шире следом:

– У меня сильные обезболивающие.

Музыка сменилась, и Бальтазар, раззадоренный текилой и разгоряченный танцами, в какой-то момент снова прижался к своему банкиру ближе, чем следовало, ведомый толпой.

Харт знал, что выпил, пожалуй, много – и что много выпила она, – и что этого, то есть всего, что последовало после, не стоило делать. Однако чародей поддался порыву, когда поймал женский взгляд и следом ненастойчиво коснулся мягких губ своими, словно пробуя свою безумную затею на вкус.

– Два брата, – коротко отозвался Бальтазар на вопрос Фриды о его родственниках, – оба погибли.

Этого объяснения, по мнению шведа, должно было хватить для того, чтобы объяснить отсутствие упоминаний братьев в документах, которые попадали в руки его банкиру.

Харт не спорил о чудовищности цены, потому что, по разным причинам, задумывался об этом за свою жизнь не раз, однако не чувствовал, что у него был иной выход. Не чувствовал, что мог жить иначе после всего, что он сотворил ради семейного бизнеса – большинством из этого Бальтазар не гордился, даже если в итоге получал то, что желал.

Бальтазар расслабился, когда они сменили тему. Если вернее, то перестали говорить толком вовсе, позволяя себе двигаться под музыку.

Когда швед поцеловал её, то, признаться, не надеялся, что Фрида ответит ему взаимностью. Он считал, что этому стечению обстоятельств могло найтись множество причин – и выдохнул, когда Блетчли поцеловала его в ответ, не сдерживаясь в отличие от самого Бальтазара. Чародей воспользовался чужим энтузиазмом, когда поцеловал её снова, не торопясь отстраняться, и потерял голову, как мальчишка, когда они стояли так некоторое время, не обращая внимание на окружающих.

Бальтазар взглянул на Фриду внимательно, когда та отстранилась, ища признаки недовольства его поведением. Вместо недовольства Блетчли предпочла огорошить его новостью иного характера. Швед обречённо отметил про себя, что этого стоило ожидать. Его предположения о том, что Фрида предпочла разорвать отношения с Роули после пыточного, не имели под собой объективных доказательств.

Ему импонировала её честность, даже если привкус остался горький. Бальтазар продолжил наблюдать на Блетчли внимательно, когда поспешно прочистил горло и заговорил:

– Я на хотел ставить тебя в неудобное положение, – открыто признал швед. У него оставались вопросы по поводу того, почему Фрида предпочла вернуться к Торфинну, но Харт воздержался от них. Он считал, что у него не было права обсуждать её выбор. Он был, похоже, заинтересованным лицом отныне. Даже если во всем была виновата текила, обострившая симпатию Бальтазара в отношении своего банкира до размеров катастрофы. Его отчасти сбивало с толку, что она тоже мало сопротивлялась, когда он поцеловал её. Бальтазар, впрочем, не считал, что выяснение отношений пойдет им на пользу. Возможно, было вовсе нечего выяснять.

– Как ты хочешь поступить дальше? – поинтересовался мужчина, не отстранившись далеко.

Харт отдавал себе отчет, что его мало волновал Торфинн в роли её парня, но не желал доставлять ведьме дискомфорт. Вероятно, им действительно стоило прекратить, даже если единственное, о чем мог думать швед, это о том, что он был не прочь продолжить.

Бальтазар вдруг усмехнулся озорно, продолжая мягко придерживать Фриду за талию, но не настаивая на дальнейших действиях.

– В любом случае я запомню, что ты отлично целуешься, Блетчли.

Бальтазар понимал Фриду, когда та сознавалась, что не знала что делать дальше. Швед осознавал, что было бы сделать "правильно", однако вести себя правильно не было никакого желания. Последнее, что хотелось – это держать себя в руках этим вечером, раз они, очевидно, нравились друг другу

Харт улыбнулся шире, когда Блетчли припомнила их странное, эфемерное "будущее" снова, и, сделав вид, что раздумывает, кивнул солидарно. Ему нравилась мысль, что он мог бы поцеловать её ещё раз, даже если бы это произошло не сегодня. Его влечение к ней было необъяснимым по нескольким причинам – начиная с того, что чародей обычно не интересовался девушками сильно младше себя.

Бальтазар не ожидал, что Фрида примет решение пойти дальше, чем они зашли уже. Чародей прикрыл глаза на мгновение, чувствуя её прикосновение к шее, прежде чем поцеловать её следом снова. В этот раз – с уверенностью, что ни оба этого хотели.

– Оглянись вокруг, Блетчли, – Бальтазар мягко сжал зубы на маленькой женской мочке, – мы не в приличном обществе.

Швед задумался на мгновение о том, стоит ли им уходить из клуба, однако пришел к выводу, что они все же были далеки от подросткового возраста, чтобы жаться по углам. Кроме того, Бальтазар старомодно не желал, чтобы их связь отныне ассоциировалась с каким-нибудь грязным закутком развлекательной питейной в Лютном переулке.

Харт опустил руку, находя ладонь Фриды своей, прежде чем повести её прочь из толпы.

Бальтазар позвал домовика, отдавая короткую команду о перемещении домой, и они втроём через мгновение исчезли с танцпола.

Домовик пискнул что-то о хозяине, исчезнув, прежде чем Бальтазар осознал где они находились. Швед дружелюбно выругался, осматриваясь, прежде чем обернуться к ведьме.

– Ты была раньше в Стокгольме, Блетчли? Кажется, в следующий раз мне стоит отдавать команды домовикам точнее.

Бальтазар сделал шаг навстречу Фриде, касаясь губами женской шеи и надеясь, что никто из них не вознамерится передумать, если трансгрессия вдруг оказала лёгкий отрезвляющий эффект.

Бальтазар, не проснувшись до конца, почувствовал женские прикосновения и сонно отметил, что обычно просыпался раньше всех, кто когда-либо ночевал в его постели. Он улыбнулся, не открывая глаз, и охотно притянул к себе ведьму, прижимаясь слепо губами под аккуратным ушком. Ему нравилось, что она ни в чем себе не отказывала, когда Фрида предпочла взобраться на него едва ли не верхом.

Прежде чем Бальтазар успел воскресить в голове несколько сцен минувшей ночи, ему пришлось негромко охнуть и, немного щурясь, взглянуть на женщину.

– Левее, Блетчли, левее, – хрипло, спросонья посоветовал швед, тоном давая понять, что в остальном в её положении его все устраивало. Единственное, что его не устраивало – это наличие синяков и ссадин после недавней беседы с Фогтом, однако о старом знакомом было вспоминать не время и не место.

Оказав помощь в небольшом перемещении Фриде и устроившись под ней удобнее, Бальтазар улыбнулся шире, неторопливо целуя ведьму следом и не собираясь отпускать её далеко от себя.

– Что ты хочешь на завтрак? – поинтересовался мужчина, зевнул между делом в женское плечико и констатировал:

– Если ты выберешь тосты, то сойдёмся на кофе в постель, остальным будем крошить на кухне, – весело фыркнул швед.

Бальтазару пришлось взглянуть на ведьму внимательнее следом, когда та упомянула Торфинна. Харт почувствовал, что начал окончательно просыпаться, заслышав имя Роули. Вопреки упоминанию её парня, мужчина бросил на Блетчли оценивающий взгляд и отозвался, не скрывая удовлетворения:

– Ты выглядишь чересчур довольной, Блетчли, чтобы я посчитал, что нам стоит волноваться о Торфинне этим утром.

Бальтазар вспомнил, что на дворе стояло воскресенье.

– У тебя выходной? Мы можем провести день в Стокгольме.

Швед весело усмехнулся:

– Я готов одолжить тебе пару своих свитеров.

Бальтазар, как и Фрида, считал их утро удивительным. Чародей не жалел, что заставил её выпить в клубе, и не без веселья отметил про себя, что редко когда пьяный секс имел столь приятные последствия на утро. Мифическое "будущее", о котором они говорили раньше, внезапно стало вполне реальным. Даже если всё закончится с наступлением новой рабочей недели, когда им обоим придется вернуться в Англию.

– Уверен, что важные и срочные дела могут подождать до понедельника, – кивнул Бальтазар, давая ей выходной, как она и просила. Он считал, что чрезвычайно метко выбрал своего личного банкира тогда, когда закатывал скандал в её кабинете.

Ему нравилось, что его свитера были ей настолько велики, и нравилось чувствовать её рядом сейчас. Швед бросил взгляд на часы, чтобы прийти к выводу, что они и без того встали достаточно рано, чтобы торопиться выбираться из-под одеяла.

Бальтазар весело фыркнул в ответ на чужой деловой вид, и воспользовался тем, что Фрида отвлеклась на перечисление составляющих гардероба, когда вернул ведьму на лопатки, оказываясь сверху.

Мужчина нежно коснулся губами женской шеи, неторопливо спускаясь ниже, прежде чем пробормотать довольно:

– Ты получишь всё, что захочешь, Блетчли – после того, как я выпущу тебя из-под одеяла.

Воскресный Стокгольм собирался спать ещё пару часов, и Бальтазар не видел смысла торопиться. Ему не нравилось думать, что им стоило провести этот день, будто следующего такого больше не будет, однако он действительно желал показать Блетчли город, который любил, во всей его красе.

***

Бальтазар боролся с желанием отвести её в ближайшую кофейню, однако быстро осознал, что одних его свитеров Фриде действительно не хватит. Заместо этого на завтрак действительно оказались тосты, а кофе уютно бурлил в джезве на плите. Швед считал, что они неплохо уживались вдвоем на его кухне, а то, что они были за пределами Туманного Альбиона, отчего-то приносило дополнительное спокойствие.

Харт считал, что улучал моменты поцеловать ведьму чересчур часто, нежели позволяли их отношения, включавшие, вероятно, секс на одну ночь, но не собирался себе в чем-либо отказывать.

Бальтазар снял тосты и глазунью с плиты, когда перед ним нарисовался домовик, смешно потряхивающий ушками. В руках он держал пальто, которое Харт попросил у матери для Блетчли, и остальную теплую одежду из фамильного особняка в Мальмё, которая могла пригодиться ведьме.

Однако на том, как оказалось, послание не закончилось. Кассиопея воспользовалась случаем, чтобы напомнить сыну о том, о чем ему вспоминать всегда было особенно сложно.

– Сегодня годовщина смерти, господин Харт, – ушки эльфа снова затрепетали, выражая скорбь.

– Ваша матушка попросила возложить цветы на могилу брата, потому что она сама не сможет этого сделать в этом году.

Бальтазар бросил обеспокоенный взгляд на Фриду, прежде чем поспешно поблагодарить существо, разрешая тому удалиться с негромким хлопком.

Швед постарался усмехнуться, отвлекая Фриду от неожиданных новостей. Он считал, что у них был один день вдвоем, чтобы они тратили его на поход на кладбище. Бальтазар мог сделать это завтра. Как бы это ни звучало, Ларс уже был мертв – днём раньше или позже, спустя столько лет он мог подождать.

– Примерь, Блетчли. Тебе должно что-нибудь подойти из гардероба моей матери.

Бальтазар улыбнулся, взглянув на Фриду не без озорства:

– Впрочем, не пойми меня неправильно, мои свитера тоже будут смотреться на тебе отлично.

Бальтазар не надеялся, что Фрида всерьез не вернётся к тому, о чем оповестил их обоих домовик. Швед не хотел, чтобы их день был омрачен памятью о трагическом событии, но также отдавал себе отчет в том, что бежал, как всегда, без оглядки от воспоминаний о том, что натворил. В годовщину смерти Ларса он чаще всего предпочитал оставаться один, когда позволяло здоровье – вдовесок напивался до чёртиков.

Швед отвлекся на обманчивое, беззаботное уточнение о его кашемировом свитере, когда улыбнулся шире.

– Давно ты так пристально обращаешь внимание на то, в чем я прихожу к тебе на встречи? – подначил мужчина, заверяя ведьму следом, что он подыщет ей достойную замену свитеру, который ей приглянулся, потому что тот в самом деле остался в гардеробе в Англии.

Бальтазар позволил себе потерять бдительность на мгновение, когда Фрида мягко поинтересовалась в отношении цветочного магазина. Мужчина вздохнул украдкой, однако отнюдь не от того, что ему было тяжело говорить об этом с ней – скорее, он не любил говорить о братьях в целом.

– До этого дня мы всего лишь строили планы на будущее. Ты не была обязана знать их имена, – улыбнулся швед слабо, даже если приветливо в целом.

– Старшего звали Ларс, младшего – Бьорн. Ларс погиб, когда мне было двадцать три, Бьорн – двумя годами позже.

Бальтазар отозвался с теплотой, подтверждая возможные не озвученные догадки:

– Я называл своего сына в честь брата. Правда, второе имя моего Ларса – Микаэль, чтобы демонический отзвук моего имени не преследовал мальца по жизни, – немного повеселев, усмехнулся Харт.

Бальтазар сделал шаг к ведьме, не сдерживаясь и вставая, как обычно, этим утром, чересчур близко. Харт не помнил, когда его к кому-то тянуло таким же образом, как к ней, и терял над собой всякий раз, когда чувствовал Фриду рядом. Он прижался губами к её щеке, отзываясь искренне:

– Тебя это не должно касаться. Ты не для того брала выходной, чтобы стоять со мной на кладбище.

– Это было давно, Фрида.

Бальтазар не сдержался, когда обнял её за талию, притягивая ближе.

– Идём за стол. Всё готово.

Бальтазар наблюдал за Блетчли с интересом, когда она не дала ему в очередной раз отвести её внимание от неприятной темы. Их отношения были слишком взрослыми, даже если начались день назад с подростковой пьяной интрижки. Швед не понимал до конца, почему ведьма была готова променять свое время на то, чтобы разбираться с его проблемами, но ценил это.

– До чего же ты упряма, – дружелюбно пробормотал швед, отвечая на чужой короткий поцелуй. Он перестал сопротивляться мысли о том, что поведет её на кладбище, смотреть на могилы своих братьев, а после этого будет, вероятно, невозмутимо кормить своего банкира мороженым в продолжении романтического уикенда.

Бальтазар, расположившись за столом, измазал джем тостом после того, как Фрида отдала банку в его пользование, и пожал плечом, когда ведьма спросила о цветах, которые предпочитает его мать.

– Раз уж ты ввязалась в это, Блетчли, мы выберем цветы сами. Моя мать сможет возложить те, которые нравятся ей, в следующий раз.

Бальтазар не мог объяснить собственный порыв, когда, несмотря на то, что они оба были заняты поглощением завтрака, вытянул руку в сторону ведьмы, ловя её ладонь в свою. Чародей переплел её пальцы со своими в качестве благодарности и не глядя, делая глоток кофе в этот момент как ни в чем не бывало.

***

Бальтазар считал, что Блетчли шли его свитера и пальто его матери больше, чем он рассчитывал. Ему нравилось, как она смотрелась на северном ветру, и то, что Блетчли выбрала тюльпаны для того, чтобы возложить на могилу. Швед придерживался мысли, что было нечто странное и интимное в том, что Фрида поддержала его в визите на могилу брата вместо их, по сути, первого свидания.

Ларс и Бьорн были захоронены рядом в той части кладбища, которая была защищена антимаггловским барьером. Несмотря на расположение фамильного особняка, семейство Хартов не всегда проживало в Мальмё, из-за чего исторически погибших родственников погребали в пригороде Стокгольма. Особо древних представителей семьи окружал склеп, самые молодые, в том числе Бьорн и Ларс, были захоронены под открытым небом.

Шел снег.

Несмотря на то, что годовщина была у старшего брата, Бальтазар присел на корточки рядом с могилой Бьорна, смахнул рукой в теплой кожаной перчатке небольшой сугроб с массивного надгробия, открывая взгляду даты рождения и смерти. Внутри каждый раз что-то сжималось, когда Бальтазар думал о том, что Бьорн не вернулся домой.

– Никто не знает, что с ним случилось, – отозвался Харт. Он не знал, было ли это на самом деле интересно Фриде, но считал, что она имела право знать больше, чем другие, раз увязалась за ним на кладбище.

– Бьорн не вернулся из поездки в магическую Британию. Министерство бросило на поиски своего невыразимца достаточно ресурсов, чтобы ничего не найти. Ищейка семьи, наоборот, обнаружил сгоревший труп, на котором был перстень Бьорна. С того момента его сочли погибшим, – объяснил Бальтазар.

Чародей усмехнулся криво, выпрямляясь и делая шаг назад, к Блетчли.

– В этой могиле – пустой гроб. Из-за этого я никогда не ношу ему цветы.

Бальтазар отвлекся на мгновение, взглянув на женскую макушку, уточняя на всякий случай:

– Не замерзла?

Бальтазар не хотел, чтобы она поддавалась его мрачному настроению, поднимающемуся откуда-то изнутри. Они должны были провести замечательный день в заснеженном Стокгольме, а не топтаться у надгробий. Швед, как и ведьма, считал важным почитать память близких, но никогда не верил, что она была связана с ритуальным стоянием у могилы. Ларс был в его мыслях каждый день, руководил едва ли не каждым решением, которое принимал Бальтазар, а Бьорн, пропавший возлюбленный сын его родителей, преследовал его в кошмарах. В шкафу чародея было слишком много скелетов, и он не собирался их кому-либо показывать. Даже если доверял Фриде в этот момент больше, чем многим.

Бальтазар взглянул на Блетчли с долей удивления, когда она признала, что знала какого это – иметь дело с пустым гробом. Знала не понаслышке, услышав чью-то светскую историю, а хоронила дорогих людей подобным образом. Чародей видел, что ей было нелегко об этом говорить, и взглянул на ведьму в очередной раз за последние сутки под иным углом. Они делили доверие на двоих, и это приносило странное, непривычное спокойствие.

Бальтазар сжал её ладонь своей, выражая поддержку, и так и остался стоять, когда Фрида прижалась ближе. Он хотел бы защитить её от горя, которое её преследовало, но знал, что это было невозможно. Он не мог защитить сам себя.

Бальтазар усмехнулся без лишнего веселья, когда Блетчли объяснила отношение Регулуса Блэка к его окружению.

– Судя по твоим рассказам, он был отличным парнем, – искренне подытожил Харт. Бальтазар воздержался от жалости или соболезнований. Со своего восемнадцатилетия Фрида должна была наслушался их вдоволь.

Мужчина помолчал немного, обнял ведьму, так и не выпустив её руки.

– Я никогда не считал, что нужно приходить на могилу, чтобы почтить память человека. Люди, которые по-настоящему нам дороги, всегда с нами. Всегда живы, стоит нам лишь о них вспомнить. Главное – не терять свои воспоминания о них.

Бальтазар, не сдержавшись, коротко прижался губами к женской макушке.

– Спасибо, Фрида, – негромко отозвался Харт. Он не помнил, когда кто-то в последний раз делил с ним траур или горе. Не помнил, когда кто-то вовсе понимал его так, как понимала Блетчли.

– Если ты когда-нибудь захочешь поговорить о Регулусе, знай, что я буду рядом.

Бальтазар кивнул согласно, когда Фрида предложила покинуть кладбище. Он тоже считал, что они уделили достаточно время мертвым, и приходило время жить живым. От выходного оставалось всё меньше, а швед всё ещё собирался показать Блетчли город так, как он видел его сам. Ему хотелось поделиться этим с ней.

В Стокгольме было тихо, особенно на той улочке, где они приземлились. Бальтазар считал этот город удобным для магов, со всеми его пустынными внутренними двориками и скрытыми аллеями старого города. В отличие от Британии, прелесть магической жизни Стокгольма не крылась на двух улочках.

Бальтазар отметил, что Блетчли пропала за его спиной, однако не успел толком обернуться, когда почувствовал мягкий удар в спину. Ощущение, подобное этому, мог вызвать лишь один предмет.

Харт одобрительно хохотнул, проворно нагибаясь, пока Фрида готовила следующий снаряд, и собрал свой снежок, прежде чем прицельно запустить им в Блетчли. Прицел, впрочем, явно сбился, потому что снежок пролетел мимо, прилипая к чьему-то оконному стеклу. Бальтазар на мгновение почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, но не собирался беспокоиться об этом всерьез.

Схватив ещё пару снарядов от Блетчли, в какой-то момент Харт без зазрения совести помог себе магией, отправляя неровно слепленный снаряд за чужой шиворот.

Осознавая, что они не выйдут из этой битвы сухими, Бальтазар спустя какое-то время утащил Фриду в сугроб, целуя, а после – аппарируя с ведьмой домой, переодеться.

***

Бальтазар попросил домовиков накрыть ужин на крыше, выделил Блетчли следующий из своих свитеров и не забыл бутылку вина. Швед считал, что его съёмная квартира в Англии была неплоха, но он никогда бы не согласился променять свою в Стокгольме на другое жилье.

Харт расположился рядом с ведьмой, мягко целуя ту в плечо, когда они закончили с трапезой и остались наедине с напитками. Швед что-то взбил в шейкере, разлив по бокалам, и передал один из них в Фриде. Бутылка вина закончилась. Как и заканчивалось воскресенье. Бальтазар не могу избавиться от единственного вопроса, который крутился у него в голове последние несколько часов.

– Что дальше, Блетчли? – мягко поинтересовался мужчина. Он не собирался давить на нее, спрашивая откровенно, оставляя выбор за ведьмой.

– Как ты хочешь, чтобы мы себя вели, когда вернёмся в Англию?

Бальтазар считал, что она усугубляла их без того печальное положение, когда отвечал на её нежный поцелуй, поддаваясь настроению. Швед так же, как и Фрида, понимал, что им больше не стоило строить планы на будущее – сегодняшним днём, вероятно, они израсходовали всю свою удачу в отношении их реализации, – но не мог смириться, что завтра всё закончится; что завтра он придет к ней, как ни в чем не бывало, чтобы завести разговор о договорах и сделках. Бальтазар, разумеется, не собирался отказываться от своего банкира в любом случае, но больше не был уверен, что их отношениям стоит оставаться лишь деловыми. Даже если он сам считал нехорошей практикой мешать бизнес с удовольствием.

Бальтазар промолчал, признавая её правоту в том, что возвращение в Британию было неизбежно, как бы тепло их ни приняла этим днём Швеция. Метка, красовавшаяся на руке у ведьмы, изрядно усложняла положение вещей. Впрочем, семейное дело тоже не баловало отсутствием проблем, о которых Бальтазар предпочел ненадолго забыть. У него были причины проводить много времени за пределами Стокгольма.

Чародей понимал, что разговор с Торфинном будет не из лёгких. Особенно его беспокоили наклонности Роули в отношении Блетчли, открывшиеся с недавних пор.

– Если разговор пойдет о нас, я могу постоять рядом, – отозвался Бальтазар, не собираясь давать Торфинну больше поднимать руку на ведьму. Швед не стал озвучивать вслух, что Роули не будет рад тому, что собиралась сказать ему Фрида, потому что они оба это понимали.

Харт усмехнулся озорно, под стать ведьме, когда она не слишком прилично пообещала рассказать ему о своих планах на ушко. Этим днём они жили словно в параллельной вселенной, и Бальтазар не собирался себе в чем-либо отказывать. Его влекло к ней так, что он не был способен мыслить трезво.

Мужчина пристроил ладонь на женском бедре, мягко касаясь губами тонкой кожи на шее.

– Я думал, что мне будет легче тебя отпустить, когда этот день закончится, – признался Бальтазар. Ему было бы гораздо легче, будь он способен относиться к происходящему, как к мимолётной интрижке.

– Ты – удивительная женщина, Фрида Блетчли, – вдруг отозвался комплиментом швед. Возможно, это могло бы звучать по-дружески, если кто-нибудь из них этого желал.

Харт также понимал, что беззаботность сегодняшнего дня не имела отношения к реальной жизни, с которой им предстояло столкнуться завтра, вместе или порознь.

– Вне зависимости от того, какое мы примем решение, у нас всё ещё есть несколько часов, которые мы можем провести с пользой, – озорно взглянув на ведьму, подытожил мужчина.

– Я обещал, что ты получишь всё, что пожелаешь, – припомнил Бальтазар, зная, что таким образом ввязывался в авантюру, но отозвался с готовностью, не скрывая искреннего интереса:

– Что ты хочешь, Блетчли?

Бальтазар не ожидал, что её желание будет нести подобный характер. Мужчина наблюдал за ведьмой внимательно, считая, что она, по сути, из всего, что он был готов ей предложить этим вечером, выбрала его самого. Взяла с него причудливое обещание, не желая заканчивать, по своей сути, то, что началось вчера и сегодня, какую бы форму ни приняли их отношения в дальнейшем.

– У тебя была такая возможность, Блетчли, а ты променяла её на то, чтобы попросить встречи со мной, – в шутку отозвался швед, однако стал серьезнее следом. Он коснулся мягко чужой щеки ладонью, а после потянул ведьму на себя.

– Не надейся, что ты так запросто от меня избавишься, – заверил её мужчина, а после весело фыркнул, обзываясь нежно:

– Малолетка.

Бальтазар поцеловал её снова, в очередной раз за этот день, и посчитал, стягивая с ведьмы свой свитер, что они больше могли не медлить, переходя к тому самому не самому приличному желанию, которое понравилось бы им обоим.

***

Торфинн подошёл в Гринготтс к полудню, вежливо предупредил секретаря Блетчли о своем визите и заверил, что она будет не против, если он займет время её обеда. Роули подождал немного, разрешая Фриде расквитаться с одной из полуденных встреч, отвесил приветствие её визитеру и дал помощнице ведьмы огласить своё присутствие. Торфинн желал, чтобы его визит не был для Фриды сюрпризом. Роули хотел, чтобы она предвкушала их встречу, даже если вместо предвкушения ею бы руководил страх. Торфинну не нравилось, что в последние дни он терял над ней контроль – и сегодня пришло время объяснить Блетчли где находилось её место. Отнюдь не подле хахаля, с которым она танцевала в приблудном клубе в Лютном переулке. Роули считал, что в этот раз она пала низко.

Торфинн не обронил ни слова, когда зашёл в её кабинет. Он заговорил лишь после того, как запер за собой дверь, и занял позицию силы, подходя ближе к столу Фриды и, по сути, преграждая ей путь к отступлению. Аппарация в стенах Гринготтса была не в чести. Ей было некуда бежать.

Торфинн дошел до точки невозврата за выходные, представляя, что Фрида, которая перестала возвращаться ночевать к нему, спала с кем-то на стороне. Роули считал, что она приняла его пыточное близко к сердцу; считал, что в этот раз она перешла границы.

– Я соскучился, – бархатно произнес Торфинн, озвучив свое присутствие. Колдун заглянул в глаза Фриды, чтобы убедиться в том эффекте, который он на неё производил. Глупая девочка, которая не умела играть по правилам – и которая доставляла ему в последнее время столько хлопот. Роули терял терпение.

Торфинн подошёл ближе, желая докоснуться до нее и наблюдая в этот момент за ведьмой.

– Ты совсем забыла про меня в эти выходные, дорогая? – проворковал Роули, настигая Фриду и касаясь её плеча пальцами.

Торфинн не торопился, собираясь насладиться прелюдией к тому, что последует дальше.