Фриду забавляет то, как он уверенно тянется за кредиткой, не пытаясь возражать против оплаты, на которой она не настаивает, но и не возражает тоже, предпочитая играть по правилам этого заведения, раз уж хочет переспать с ней здесь. Она не хочет думать, как это воспримут ее "работодатели", но полагает, что им должно быть все равно, кто платит за секс с ней. Даже, если это ее законный супруг.

Она не скрывает того, что ей это нравится - все происходящее в данный момент, и испытывает приятное, возбуждающее предвкушение момента, когда они останутся наедине. Признаться, ей никогда до этого не приходит в голову мысль, что это может настолько ее заводить, пусть она и подозревает в этом чувстве что-то нездоровое и неправильное.

Девушка ведет его за собой, когда бармен справляется со своей задачей, выдавая все необходимое, и чувствует жуткую иронию судьбы от того, что первой свободной комнатой оказывается та, в которой она уже однажды пыталась переспать с ним. Впрочем, вспоминая события той ночи, она до сих пор не понимает, может ли считать все-таки ту попытку удачной. В конце концов, для нее удачной она была точно.

Она закрывает дверь, наблюдая краем глаза, как он располагается на диване, и не может припомнить ни одного иного раза, когда мысль о том, что последует дальше, не вызывала у нее приступа тошноты. Сейчас Фрида этого хочет, впервые в стенах этого здания.

Ирландка выгибает бровь в дружелюбной насмешке, не сдерживаясь от улыбки, когда слышит его просьбу, но не возражает. Она двигается под музыку плавно и раскованно, впервые за этот вечер получая удовольствие от внимания к себе, и следит за его реакцией с озорным блеском в глазах.

Она подходит ближе, подцепляя края его кофты, и тянет ее вверх, снимая с него. Фрида осознает, какое действие производит на него после его добровольного воздержания, но не может отказать себе в удовольствии немного его подразнить. Раз уж он пришел сюда. Она чувствует его руки на своей талии и касается их аккуратно, мягко убирая от себя.

- С сегодняшнего дня у меня здесь новое правило: смотри, но не трогай.

Девушка улыбается лукаво, растягивая следом замочек верхней части белья, и наклоняется к нему ближе, чувствуя кожей его тепло. Она выдыхает шумно, потому что ей тоже тяжело сдерживаться, и прижимается губами под чужой мочкой уха, спускаясь неторопливо по шее.

Фрида не уточняет, что на нее это правило не распространяется, когда расстегивает пуговицу, не слишком отвлекаясь от его шеи, и скользит аккуратно пальцами под ткань его брюк.

Фриде нравится его реакция на нее, когда она подмечает и хрипотцу в голосе и тяжелое дыхание, и не испытывает мук совести за то, что дразнит его таким образом. Ей не приходит в голову до того, как он сам говорит об этом, что это - своеобразная маленькая месть ему за их прошлую встречу в борделе, когда он не давал ей дотрагиваться до него, несмотря на то, что она была настойчива. Пожалуй, теперь действительно была его очередь потерпеть.

Ей нравится его целовать, но для нее шутливый запрет на прикосновения не меньшая пытка, чем для него. Она считает, что это того стоит, когда действует немного смелее, чуть стягивая с него брюки. Ирландка помнит, несмотря на то, что момент вовсе не располагает к подобным размышлениям, что несколько ограничена в возможностях, которые могли бы сделать их небольшую игру увлекательнее, продолжи она тем, что собиралась сделать еще тогда. Она помнит, впрочем, и статьи, которые ему зачитывала, утверждающие, что все можно. Если осторожно.

Девушка чувствует его напряжение и не хочет рисковать, чтобы его не спугнуть хотя бы сейчас, когда он готов попробовать. Она возвращается к его уху вновь и просит мягко:

- Все в порядке, доверься мне.

Фрида считает, что ему стоит просто расслабиться, потому что она знает, что делает. В первую очередь, она не готова ставить его в ситуацию, в которой он будет чувствовать свою вину, поэтому так или иначе ей придется быть осторожной.

Она не ожидает этого, когда слышит от него признание, которое не слышит уже, пожалуй, давно, и отстраняется немного, ловя его взгляд внимательным своим. Девушка не знает, что именно удивляет ее в этом, но она отчего-то теряется, не зная как реагировать. Возможно, потому что это звучит здесь чертовски неуместно, возможно - потому что она ужасно по нему соскучилась за это время, и ее выбивает это из колеи.

Фрида тянется к его губам, целуя вопреки прежнему настроению мягко, и обнимает крепко, прижимаясь следом губами к его плечу.

- Обними меня, - она просит его негромко, заверяя, - черт с ним, с правилом.

- Я так скучала по тебе, - она его ни в чем не обвиняет, но все же просит следом вновь, - не отталкивай меня больше.

Фрида легонько кивает благодарно, когда он говорит, что доверяет ей, и считает, что так они точно справятся. Если он будет верить ей и верить, что она знает, что делает и не станет рисковать бессмысленно. Она читает, на самом деле, за эти дни множество сайтов и форумов, чтобы прийти к выводу, что ВИЧ-положительным куда легче строить отношения с партнерами с тем же диагнозом, но не собирается сдаваться так просто. Легче - не значит лучше, и ее беспокоит всерьез вовсе не это.

Она не хочет думать об этом сейчас, но знает, что ее сюда привел вовсе не страх перед его болезнью. Она, пожалуй, даже не может относиться к ней с той серьезностью, с которой, наверное, должна, потому что в их жизнях были вещи и хуже, и ей наплевать на его диагноз, пока он жив и рядом с ней, как и обещает. Ее немного пробирает дрожь от его обещания, что так будет всегда.

Фрида не может объяснить себе, почему реагирует на каждое его действие и его слова так эмоционально, но испытывает к нему сейчас нездоровый по своей силе прилив нежности. Она мотает головой на его заверения, что перестанет по нему скучать, потому что ей всегда его мало, но она не имеет ни малейшего понятия, как быть еще ближе.

- Я тоже тебя люблю, - она никогда не жадничает такие признания, но сейчас хочет сказать ему об этом особенно, потому что ей как-будто не до конца верится, что он наконец-то оправился от своей депрессии, и хочет напомнить ему об этом в сотый раз - что она рядом, даже когда настойчиво пытается уйти.

Ирландка усмехается весело, стоит ему продемонстрировать презерватив и проворно выцепляет его из рук шведа:

- Учти, если ты снова обманешь меня и не переспишь со мной сейчас, я от тебя точно съеду.

Фрида не знает, как ему это удается - убедить ее, что ей действительно больше нет необходимости возвращаться в бордель. Ей не нравится, что он называет случившееся с ним "казнью", потому что это звучит жутко, навевая не самые приятные мысли, но вместе с тем, она понимает, какую мысль он хочет до нее донести. Что им больше нет смысла трогать его, когда они уже и так сделали все, что могли, чтобы отомстить ему. ВИЧ и попытка подсадить на героин были достойным способом испортить ему жизнь, в сравнении с которым убийство было даже неинтересным.

Она, как и он, считает, что они могут позволить себе побыть немного дома после всего, что с ним произошло. Ей даже не хочется возвращаться на учебу, по крайней мере пока, пусть она и понимает, что это необходимо, но получает сейчас удовольствие от того, что может находиться рядом с ним и позаботиться о нем. Ирландка считает, что он приходит в себя быстро и чертовски гордится им, потому что он сильный и потому что не каждый может справиться с этим.

Фрида не имеет ничего против, когда он говорит, что хочет повидаться с братом, и не напрашивается с ними, полагая, что найдет, чем заняться. Она выходит в город на несколько часов и садится в небольшом, но уютном кафе недалеко от дома вместе со своим бывшим соседом, пацаном лет четырнадцати, помогая ему с уроками и позволяя выбрать из меню все, что ему приглянется. Мальчишка ей нравится, и она не против провести ему небольшой гастрономический экскурс.

К моменту, когда Бальтазар возвращается домой, она успевает немного прибраться и зависнуть перед телевизором с джойстиком в руках, вспоминая время, когда в его отсутствие играла в видеоигры с охраной. Ей, признаться, не хватает этих ребят, умеющих составить отличную компанию, но она не жалуется. В конце концов, она рада, что они больше им не нужны. По крайней мере, хочет в это верить.

Она не слышит, как он заходит, но мигом улавливает звук шуршащих пакетов, а следом и его голос. Ей не требуется много времени, чтобы выскочить из комнаты в коридор на волшебное слово "мороженое", и подлетает к нему проворно, расплываясь в широкой улыбке, когда он ее целует.

- Предложение достойное, если ты не прогадал со вкусом мороженого, - она заявляет шутливо и тянется к пакету, собираясь его забрать, когда ее взгляд цепляется за нечто инородное на его руке.

- Ой.

Фрида реагирует не слишком информативно, но не находит иных каких-то слов, когда перехватывает аккуратно его запястье, поворачивая к себе, и разглядывает рисунок с неподдельным интересом. Она пробегает подушечкой большого пальца по его руке, чувствуя кожей тонкие выступы шрамов, но подмечает сразу, что теперь их не видно. Они, несомненно, никуда не деваются, но она отчего-то выдыхает облегченно, когда осознает, что они наконец-то перестанут нервировать ее своим видом.

- Тебе идет, - она кивает одобрительно, прежде чем весело фыркнуть следом, - если когда-нибудь ты начнешь жаловаться, что я не выпускаю тебя из постели и не даю работать, то знай, что набить эти татуировки было роковой ошибкой, если ты хотел хотя бы изредка появляться в офисе.

Когда Фрида сдает привычно анализы, она не ожидает иного результата. Они стараются быть осторожными, и она знает, что его показатели в рамках безопасной нормы. Ей ничего не должно угрожать, пока они внимательны к его здоровью. Риск заражения слишком мал, как обещают врачи. Ее результаты должны быть "чистыми".

Когда ей звонит врач с просьбой приехать в клинику, она чувствует неладное по голосу. Ей не хочется паниковать, но по дороге она думает в большей степени о том, что что-то пошло не так в организме Бальтазара, а не в ее. Она просит врача не ходить вокруг да около после предложения выпить чашечку чая. Он кивает сдержанно, переходя к сути.

Блетчли чувствует, как внутри что-то переворачивается от осознания, что это не страшный сон, а ее новая реальность. Реальность, которую они теперь с Бальтазаром полноценно делят на двоих. Ей требуется несколько минут, чтобы взять себя в руки и восстановить сбившееся от нервов дыхание. Врач говорит о правилах, которых ей отныне стоит придерживаться, но она останавливает его не грубо, но настойчиво. Ей это не к чему, она и так знает все это наизусть.

Фрида повторяет себе то, что говорит до этого шведу: что с этим можно жить, можно полноценно и счастливо жить, тем более, что теперь им не о чем беспокоиться вовсе. Единственное, что страшит ее в этот момент всерьез - реакция мужа на эту новость. Ей хочется верить, что он учится постепенно приимать свою болезнь как данность, но знает, что он вряд ли сможет так легко смириться с тем, что заразил ее. Она не считает это его виной. Всего лишь досадной случайностью.

Она напоминает о врачебной тайне, поясняя, что Бальтазар не должен ничего об этом знать и с этого момента все ее документы и анализы передаются лично ей в руки. Возвращаясь домой, она покупает в аптеке помимо нужных лекарств витамины, пересыпая первые в баночку из под них. Ей стоит быть осторожнее, если она не хочет беспокоить Бальтазара.

Проходит время, прежде чем она выдыхает спокойнее, принимая свою болезнь и становясь свободнее и смелее в постели. Она собирается выжать максимум из собственного положения, если уж так сложилось.

Блетчли удивляет, что за весь день ее не находит курьер с посылкой из клиники. Последнее, чего она ждет - что курьер перепутает адреса и приедет к ней домой.

Она замечает неладное сразу, стоит ей войти в квартиру и бросить взгляд на Бальтазара, держащегося несколько отстраненно.

- Черт, я же просила не присылать их домой, - она выдыхает с досадой, потому что не ожидает подобной подставы. - Харт, все в порядке. Я собираюсь жить долго, счастливо и полноценно.

Она разувается, подходя ближе, и тянется к мужчине, целуя коротко, чтобы следом чуть нахмуриться:

- Ты пил? Надеюсь, ты празднуешь то, что теперь можно ни в чем себе не отказывать.

Фрида ждет от него это "я же говорил". Ждет, признавая резонным, но не собирается идти на поводу у его паники. Ей хватает благоразумия понять, что это худшее, что она может сделать в этой ситуации. Объективно не самой приятной, потому что она прекрасно знает, что ждет ее отныне на протяжении всей жизни. Как и знает, что продолжительность жизни у вич-инфицированных несколько меньше. Сейчас ее это волнует мало.

- Пару месяцев.

Она предчувствует, что ему не понравится ее ответ, но не собирается лукавить. Тем более, что он понимает, почему она не говорила раньше.

Блетчли качает головой, потому что у нее нет ответа на его вопрос о том, как такое вообще могло произойти. Она не имеет ни малейшего представления, потому что им должно было очень сильно не повезти. Вероятно, судьба посчитала, что им и так везло слишком часто. В целом, у нее не было претензий на этот счет.

- Шанс заражения есть всегда. Мы просто свели его к минимуму. У нас с тобой практически уникальный случай, - она усмехается, сохраняя позитивный настрой.

Фрида смотрит на него внимательно, вздыхая глубже, когда он упоминает терапию, как будто она этого не знает. Она честно хочет относиться с пониманием к его реакции, но отзывается несколько резче, чем планирует:

- Я знаю, Харт. Как видишь, пока все в порядке.

- Отлично, - она раздумывает мгновение, прежде чем просит, - тогда налей и мне.

Она не хочет, чтобы их вечер превращался в траурный, когда подытоживает твердо:

- Я знала, на что шла, когда просила тебя доверять мне. Надеялась, что это не произойдет, но знала, что это возможно.

Фрида считает, что он преувеличивает, называя это своей ответственностью. Она помнит хорошо, как настойчиво он пытался дистанцироваться от нее, узнав о вирусе, и как переживал на этот счет. И также помнит, что приложила все усилия, чтобы убедить его в том, что с этим можно счастливо жить и не бояться.

- Перестань, ты знаешь, что это я настояла на том, чтобы мы жили как прежде. Мы сделали все, что могли, чтобы со мной ничего не произошло. Это случайность.

Она проходит за ним на кухню и твердо убеждена в том, что говорит. Обвинять его она не собирается точно, потому что с него и так хватало переживаний, и вины как таковой на нем не было. К тому же, не стоило забывать, благодаря кому он вообще оказался болен.

Фрида остается стоять неподалеку, дожидаясь, когда он наполнит бокал, и хочет надеяться, что этот разговор они закончат на мирной ноте. Хотя бы потому, что уже совершенно точно ничего нельзя изменить, и им разумнее всего как можно скорее принять эту ситуацию.

Она мелко вздрагивает, погрузившись в свои мысли, когда он бьет ладонью по столешнице и направляется следом к ней. Блетчли знает, что он не железный, и что ему чертовски тяжело, но отчего-то выдыхает немного пораженно, стоит ему притянуть ее к себе. Она обнимает его, не раздумывая, и качает головой, заслышав извинения.

Она считает, что ее отец несомненно его убьет, но сейчас ее волнует не это.

- Тебя больше устроило бы, подцепи я ее там?

- Послушай, Харт, если ты забыл, то я больше не рискую умереть от передоза и не раздвигаю ноги перед каждым встречным, потому что ты меня оттуда вытащил.

Фрида отходит от него мягко, считая, что ей всерьез не помешает выпить, если они доходят до подобных разговоров.

- Именно за это ты поплатился своим здоровьем, - она делает бегло глоток виски, прежде чем продолжить, - так что это скорее тебе не стоило связываться со мной.

Фрида считает его святым, если он действительно никогда не задумывается о том, какой жизнью мог жить, если бы не встретил тогда в баре ее. Вероятно, куда более правильной и полноценной, чем сейчас, несмотря на то, что им действительно было хорошо вместе. Она считает, что ему могло быть также хорошо и с кем-то другим, от кого было бы куда меньше проблем.

- Ну, конечно, я не имею отношения к их моральным качествам. Но ты мог и не столкнуться с ними, если бы не полез вытаскивать меня из борделя.

- Я до сих пор не понимаю, зачем вообще тебе это было нужно, - она усмехается без претензий, но не знает иного ответа на этот вопрос, кроме его неуемного благородства. Редкого, в современных реалиях, потому что через нее проходит достаточное количество мужчин за это время, не испытывающих к таким как она и подобия сочувствия.

Блетчли понимает, почему ему действительно было бы легче, если бы он не был невольным виновником ее заражения. Понимает, что это всегда будет давить на него ответственностью, которую он не просил, и не хотел. Как и на нее давит то, что произошло с ним. Она не считает это нормальным, но не видит иного выхода, кроме как принять это.

Она улыбается мягче, когда он удивляется ее оптимизму.

- А что мне еще остается, Баль?

- Ты знаешь, что с этим можно жить. Просто теперь ты будешь проходить терапию не один. К тому же, в произошедшем есть свои плюсы.

Фрида усмехается, отставляя бокал и подходя ближе. Она не настаивает, но позволяет себе привстать на носочки, аккуратно прикусывая его нижнюю губу.

- Послушай, Харт. Ты можешь начать посыпать голову пеплом и снова отстраниться от меня, но ты сделаешь мне этим больно.

- Поэтому как тебе идея, продолжить жить так, как мы жили до этой чертовой посылки?

Она задумывается на мгновение, вспоминая его слова об угрозе со стороны отца, и выдыхает с надеждой, что он все же поддержит ее решение:

- И давай, мы пока ничего не скажем Тони. У него и так было достаточно причин беспокоиться за меня. Он заслужил передышку.

- К тому же, мне бы хотелось, чтобы ты остался в живых, иначе кто будет помогать мне с домашними заданиями?

После того, как Бальтазар ее целует, Фрида полагает, что с чистой совестью может считать разговор на эту тему завершенным.  Она благодарна ему за то, что он держит себя в руках, потому что чертовски не хочет бесплодных обвинений. Его, себя, кого-то еще. Единственное, чего ей хочется всерьез - чтобы они жили и дальше в той идиллии, которая была до этого момента. Потому что они оба ее заслуживают, и потому что ей, в общем-то, сейчас все равно на очевидные минусы их болезни.

- Полагаю, что невыносимо тяжело, - она обнимает его крепче, усмехаясь на заявление о домашнем задании. Ей нравится, насколько далеки друг от друга сферы их интересов, и нравится, что он никогда не прочь вникнуть, если у нее просыпается желание о чем-то рассказать.

- Я знаю, - ирландка фырчит весело на признание в любви и вместо ответного подбирается пальцами под край его футболки, касаясь кожи.

Она рада, что Бальтазар, как и она, не горит желанием рассказывать ее отцу правду прямо сейчас. Ей нужно время и доказательства на руках, что это вовсе не так страшно, чтобы объявить об этом отцу. Иначе, она полагает, он захочет убить и ее тоже.

***

Фрида списывает отсутствие аппетита на стресс перед экзаменами. Она забывает поесть, не испытывая голода вовсе, и обнаруживает с удивлением, что не ела весь день, лишь когда приходит домой. Дома ее тоже больше интересует спальня, нежели кухня. В какой-то момент это становится слишком заметно, и она врет на ходу Бальтазару, что ест в перерывах между занятиями. Ирландка знает, что он будет беспокоиться, но не видит для этого серьезных причин.

Она видит, что на ней висят вещи, и начинают лезть волосы. Вероятно, от нехватки витаминов. Она покупает их в ближайшей аптеке, обещая себе спросить у врача, когда будет очередное обследование. У нее отныне постоянно снижен иммунитет, и она неизбежно заболевает. Ей это совсем сейчас не вовремя, поэтому она старается не обращать внимания на поднимающуюся температуру.

Фрида становится тревожнее, раздражительнее. Плохо спит, теряет концентрацию, огрызается на Бальтазара, потому что у нее все валится из рук, а он, кажется, делает только хуже, беспокоясь. Она держится неплохо, продолжая ходить на занятия, готовиться к экзаменам и заглушать симптомы такой очевидной простуды лекарствами. В тот день, когда она не находит в себе сил на то, чтобы встать с кровати, ее температура, игнорируя лекарства, подскакивает до рекордных отметок.

Она прислушивается к тому, что происходит на кухне, и чувствует тонкий аромат кофе. Блетчли улыбается довольно, решая, что еще вовсе не при смерти, если может радоваться кофе, и проявляет невиданное упрямство, все же неторопливо вставая. Она выбирает для начала заглянуть в ванную, позволяя себе наплевать сегодня на занятия, а после приступить к спокойному, нормальному завтраку. Ей кажется, что она даже не отказалась бы от чего-то вкусного.

У нее кружится голова, когда она наклоняется над раковиной, и женщине приходится прикрыть на несколько секунд глаза, чтобы прийти в себя. Когда она открывает глаза, становится только хуже.

Фрида успевает заметить, только как стремительно темнеет перед глазами, и падает следом, задевая рукой керамическую подставку для зубных щеток. Та разбивается с грохотом, которого ирландка уже не слышит.

Фрида не знает, сколько времени проводит без сознания, но, очнувшись, чувствует как немного ноет правая часть головы. Вероятно, на нее приходится удар, но к счастью не слишком сильный. Она немного ворочается на кровати, пытаясь прийти в себя и сфокусировать взгляд. Удается это не с первого раза, но следом она тут же натыкается на его обеспокоенное лицо.

Ирландка чувствует, что ее знобит, и недовольно шипит на прикосновение холодного полотенца ко лбу. Она тянет к себе одеяло неловким движением, заворачиваясь в него насколько может, и пытается осмыслить сказанное им. Выходит скверно, потому что из-за температуры в голове путаются мысли. Все, кроме той, которая подгоняет ее все это время, заставляя ходить в универ как по часам - у нее скоро экзамены. И меньше всего она хочет их завалить.

- Я не могу, - она протестует не слишком твердо, потому что у нее не так много на это сил, но все же стараясь яснее обозначить свою позицию. - У меня экзамены.

Блетчли морщится на упоминание скорой помощи и не стесняется смотреть недовольно. Она знает, что от больниц только лишь проблемы, потому что с детства не может их терпеть.

- Все в порядке. Температуру можно сбить лекарствами.

- Зачем ты вызвал скорую? Мне это не нужно.

Она оказывается застигнута врасплох вопросом про еду, потому что на самом деле не знает точного ответа. Помнит, что вчера не съела ничего, не считая небольшой дольки шоколада утром. А позавчера также отказалась от ужина и не факт, что ела днем.

- Какая разница, - она чувствует, что начинает нервничать из-за необходимости отвечать на этот вопрос. - Я ела вчера.

Блетчли думает, что почти не врет, потому что шоколадка действительно в ее рационе была. Ее раздражает полотенце, лежащее у нее на лбу, и она снимает его резко, откидывая в сторону.

- Причем тут вообще это.

- Я не хочу сдавать позже, - она мотает головой упрямо, потому что все, что ей нужно - сбить температуру на ближайшие 2-3 дня, сдать чертов экзамен, и после этого она будет готова остаться дома столько, сколько это будет нужно.

Фрида понимает, что больна, и что он прав, когда говорит о враче, но считает, что это все можно отложить еще на пару дней. Как-то ведь она прожила это время, ничего не изменится, если они повременят.

- Черт побери, я помню, что у меня ВИЧ, - она огрызается резко, не в силах сдержаться, потому что не нуждается в напоминаниях об этом. Она прекрасно знает, что это такое, и что у нее снижен иммунитет, и что любая простуда может быть потенциально опасной и вызвать осложнения. Она все это знает и без лишних напоминаний. - Может мне теперь запереться дома и при малейшем кашле бежать к врачу?

Фрида не хочет злиться на него, но неизбежно злится, потому что он продолжает допытываться насчет еды, а ей нечего ему ответить. Она понимает, в каком он будет ужасе, если она скажет ему правду, и не хочет провоцировать большую ссору. Она врет следом лишь для того, чтобы поскорее закрыть этот разговор:

- Я не помню, Харт. Ела что-то в университетском кафе.

Ирландка морщится на упоминание анорексичек, потому что не слепая и прекрасно замечает, что выглядит в последнее время далеко не так хорошо, как ей хотелось бы.

- Если бы это полотенце все еще было у меня под рукой, я бы им тебя ударила.

Она понимает, что он прав, потому что она действительно при нем пьет только кофе и чай, но в последнее время особо ничего не ест. Как и не ест где-то еще. Ей, как и ему, не кажется это здоровым, но подобным разговоры только выводят ее из себя.

- Господи, Харт, я просто не голодна. Что такого в том, что я не ем, просто потому что не хочу. В отличие от ходячих скелетов у тебя на работе, которые худеют, чтобы ты их похвалил.

- Не волнуйся, на это у меня хватит сил.

Фрида заверяет его без сомнений, что если она захочет ударить его полотенцем, даже слабость ее не остановит. Она, естественно, не собирается бить его всерьез, но его замечание об анорексичках неприятно режет ей слух. Вероятно из-за того, насколько ей самой в первую очередь неприятен вид болезненной худобы, присущий лишь наркоманам и анорексикам. Ни с теми ни с другими она не хочет иметь ничего общего.

Он слабо помогает ей заверениями о том, во что может превратиться ВИЧ. Она, на самом деле, знает это тоже, но не допускает даже мысли о подобном. Если с ВИЧ можно жить и жить долго, то СПИД. был билетом в один конец.

- Моя худоба похожа на следствие отсутствия аппетита, вызванного простудой и стрессом, - она возражает упрямо, потому что возразить хочет, но не может не признать, что в его словах есть здравое зерно. Вес уходит слишком стремительно, а аппетит возвращаться не собирается.

Блетчли осознает, что ей вряд ли удастся переубедить его в отношении экзаменов, и лишь фыркает раздраженно, когда он повторяет, что позвонит в университет.

Она вздрагивает, когда звонит телефон, и напрягается, стоит ему следом сказать, что приехала скорая. Ирландка протестует всей душой против необходимости ехать в больницу, и мотает головой настойчиво.

- Я не поеду туда. Они заставят меня лечь в больницу и не выпустят оттуда, пока им не надоест надо мной издеваться. Или скажут, что у меня все-таки СПИД, и мне осталось мучительно доживать три месяца. А эвтаназия в Америке запрещена.

- Я не поеду, Харт!

Фрида слышит истерические нотки в голосе, вызванные в первую очередь страхом. У нее нет ни одного разумного довода против больницы, потому что ей действительно чертовски плохо, и это, пожалуй, и пугает ее больше всего. Ее состояние, которое проще назвать плачевным.

- И это нечестно - манипулировать мной, называя это твоей заразой!

Фрида пытается сопротивляться, когда он тянет ее к себе вместе с одеялом, в которое она заворачивается, считая своей импровизированной крепостью. Впрочем, длится это не долго, и она затихает, стоит ему пообещать, что он заберет ее сразу же после обследования. Она, правда, считает, что он не может давать такие обещания, но все же ее твердое решение никуда не ехать дает небольшую трещину.

Ирландка хочет напомнить о том, что у нее просто нет аппетита, и это не ее дурацкий каприз то, что она не ест. Откровенно говоря, она даже не знает, как ее организм отреагирует на попытки впихнуть в него какой-то еды. Она хочет возразить в очередной раз, но вместо этого выдыхает обреченно:

- Пицца. Я хочу пепперони.

Он не оставляет ей шансов, когда тянет ее руку к себе. Фрида вздыхает глубже, проводя по его щеке ласково пальцами, и считает, что стоит запретить ему просить ее о чем-то так.

- Давно пора ее разрешить, - она бормочет ворчливо, смиряясь постепенно с неизбежным, и наблюдает за тем, как он встает, с интересом. Его предложение, абсурдное на первый взгляд, приходится ей по вкусу, и она кивает, заворачиваясь в одеяло понадежнее и усмехаясь: - Ну что ж, только неси бережно.

Все происходит так, как и предсказывает Фрида, когда сопротивляется необходимости ехать в больницу. Пока врачи суетятся вокруг нее, она успевает уловить некоторые фразы, не сулящие ничего хорошего. Как минимум в нее собираются тыкать иголками ближайшие несколько часов. Как максимум - ей придется провести здесь энное количество времени. Ни то ни другое ее не радует, и она вспоминает недовольно обещание Бальтазара, что они смогут уехать домой. Это, конечно, вряд ли.

Они ставят ей капельницу, а после дают какое-то лекарство, обещая, что температура скоро снизится. Ее по-прежнему знобит и ломит кости, а память услужливо подкидывает воспоминания о наркотической ломке. Стоит признать, что та куда хуже, и то, что происходит сейчас - просто цветочки.

Она не ожидает увидеть отца и хмурится, не понимая, откуда он мог здесь взяться. Он, впрочем, быстро объясняет, устраиваясь на ближайшем стуле. Блетчли хватает короткого мгновения, чтобы сообразить, что если он здесь, значит он знает, что с ней происходит. Признаться, она надеется раньше, что им еще долго удастся это от него скрывать.

- Это же врачебная тайна, - она ворчит недовольно, понимая, что не имеет права сейчас ругаться на врача за то, что тот сказал ее отцу. Которому полагалось знать это и так. - И подсудное дело, ты ему напомнил об этом?

Ирландка пытается оттянуть неприятный разговор неумело, естественно, не собираясь подавать на врача в суд, но не находя ни одной вразумительной причины, почему не сказала отцу раньше.

- Потому что это не то, что ты можешь исправить. Мне стоило сказать тебе тогда о Регулусе, потому что ты мог бы помочь, но ВИЧ... Это просто трепать тебе нервы.

Она не знает, зачем вспоминает Регулуса, вероятно в попытке объяснить, что она извлекла уроки из прошлого. Просто сюда они не применимы. Ей не нравится, как он разглядывает ее, потому что она предпочла, чтобы он не видел ее в таком состоянии, и она невольно отводит взгляд, упираясь им в потолок.

- Не знаю. Не знаю, что пошло не так. Все показатели Бальтазара всегда были в норме, мы следили за этим.

- Все в порядке, пап. Тысячи людей нормально живут с этим. Можешь спросить у своего болтливого врача - организм Баля работает как часы, несмотря на болезнь.

- Не считая парочки сбоев, - она добавляет, поразмыслив, чтобы быть совсем уж честной.