Фрида теряется, когда он говорит, что уделял куда больше внимания им с Бьорном, чем собственной девушке, и чувствует, как, кажется, на щеках начинает проступать румянец. Ее отчего-то смущает это - не столько ее поведение, сколько его пристальное к нему внимание, когда по ее логике его быть не должно. Или, по крайней мере, оно не должно рушить его новые отношения. Ее смущает еще и это - то, что Кристин уходит, по сути, из-за нее.

- Прости, я не хотела портить тебе вечер, - она слышит, что он говорит о девушке, но считает, что все равно обязана извиниться, потому что та мила, и у них наверняка могло все сложиться. - Тебе не стоило разрешать мне приехать. Я бы не приехала, если бы знала, что ты не один.

У нее действительно болит голова, и она испытывает благодарность за то, что он обещает принести таблетку, чтобы хоть как-то облегчить ее существование. Ей порядком это надоедает - то, как он вечно заботится о ней, но она признает, переступает через собственную гордость, что без него она бы вряд ли справилась хоть с чем-то.

- У нас ее нет, но возможно на кухне в шкафчике рядом с плитой завалялась пара таблеток.

Он задерживается в дверях, чтобы ответить на ее вопрос, и Фрида чувствует, как они оба, он и его брат, ставят ее в ступор своей логикой, которую она отказывается понимать. Ее отчасти раздражает эта ситуация, когда она не понимает мотивы их действий. Единственное, что она понимает - что с Бьорном этой ночью точно не спала.

- Уместнее было бы, если бы я проснулась одна.

Ее смущает следом вновь, когда он говорит, что приехать хотел, и она не знает, как на это реагировать, когда все еще отчего-то цепляется за то, что он был с девушкой.

- Может вы с братом еще почасовую смену установите?

- Мне ждать его приезда, когда ты уйдешь? Спать буду с одним, просыпаться с другим. Потрясающее разнообразие, как раз мне именно этого не хватает после борделя.

Она не хочет злиться, но это происходит неизбежно, потому что у нее болит голова и портится настроение всегда, когда ей что-то не понятно. Сейчас ей не понятно ничего, поэтому она откидывает одеяло немного раздраженно, вставая с кровати. Фрида накидывает тонкий халат поверх белья, пусть и полагает, что вряд ли ей есть что скрывать от Бальтазара, который видел ее в более откровенном виде, но все же предпочитает соблюдать правила приличия.

- Пойдем на кухню, я сварю кофе.
[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида осознает не сразу, о чем он говорит, но все же осознает, чувствуя, как щеки вспыхивают румянцем. Ей все еще стыдно за свое прошлое, хоть она и хочет думать, что единственные, перед кем она должна испытывать чувство стыда и вины, это ее отец и родители Регулуса. Она не просила Бальтазара о помощи, пусть и бесконечно благодарна ему за то, что он для нее сделал. Даже вопреки ее воле.

Она смотрит на него пару долгих мгновений, прежде чем подытоживает глухо:

- Это жестоко, Харт, - и думает, что он имеет на это право - напоминать ей о том, что было. Хотя бы, потому что это сложно забыть, пожалуй, им обоим.

Девушка не комментирует больше ничего, что он говорит о брате, полагая, что ей действительно не понравились бы последствия пьяного секса. Ей вообще не нравится идея переспать с кем-то снова под воздействием алкоголя или наркотиков, потому что именно этого у нее было с лихвой в борделе, и она не хочет похожих ассоциаций, чувствуя себя...грязной.

Она молчит, позволяя ему исследовать холодильник на наличие подходящих для завтрака продуктов, только кивает благодарно, когда он передает ей таблетку и воду. Ирландка надеется, что ей полегчает быстро, потому что ощущает отчетливо, что у нее портится характер не в последнюю очередь из-за головной боли. Она испытывает определенную неловкость, когда ставит кофе на плиту в гробовом молчании, и вздрагивает следом от звука хлопающей дверцы.

Фрида поворачивается к Бальтазару растерянно, ловя его рассерженный взгляд. У нее немного расширяются в глупом страхе зрачки, когда он делает быстрый, напористый шаг к ней, и она не сразу понимает, что происходит, когда он притягивает ее к себе, целуя. Девушка не знает, что ею движет в попытке оттолкнуть его в первое мгновение, но сдается быстро, целуя в ответ и прижимаясь ближе, чувствуя как заходится сердце.

Она немного отстраняется, но только для того, чтобы коснуться следом губами его шеи, бормоча невнятно со сбившимся дыханием:

- Я ехала к тебе, - она имеет в виду Новый год и то, почему вообще решилась позвонить ему. - Не к твоим братьям. Не к Бьорну.

Блетчли целует его в шею, спускаясь вниз к ключицам, обнимая его крепче и несильно прикусывая плечо, когда выдыхает следом откровенно:

- Я хочу тебя. Не его.

[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида помнит, почему тянула с их близостью раньше, и откуда вообще появилась эта дурацкая идея остаться друзьями, но больше не хочет обращаться к прошлому. По крайней мере, в отношениях с ним, осознавая, что ее страх действительно потерять его, куда сильнее, чем желание выглядеть хорошей в чужих глазах. Например, в глазах родителей Регулуса, потому что остальные никогда не волновали ее в должной мере.

Она распахивает глаза непроизвольно в удивлении, стоит только заслышать его признание, и чувствует, как сердце пропускает удар, замирая на мгновение. У нее в голове крутится множество вопросов, но вместо них она лишь подается к нему, выдыхая немного судорожно. Ее ведет от его прикосновений и запаха, и в голове настойчиво бьется только желание быть к нему ближе, насколько это возможно. Она ловит себя на забавной, мимолетной мысли, что не слышала ничего сексуальнее его признания в любви.

Фрида считает, что кофе действительно может подождать, но позволяет себе еще пару мгновений, касаясь губами его кожи, прежде чем немного отстраниться, отвлекаясь на турку. Она усмехается, когда тянет его к себе вновь, позволяя подхватить на руки, и целует снова, бормоча шутливо:

- Я позвала тебя строить железную дорогу. Мог бы и сам догадаться о серьезности моих чувств к тебе, а не искать так быстро замену.

***

Она не хочет отрываться от него, даже когда все заканчивается, и она пытается восстановить дыхание, прикрывая глаза в приятном изнеможении. Ей все еще его абсурдно мало, и она тянется к нему, когда он откидывается на подушку рядом, целуя, куда может дотянуться. Она прижимается губами мягко к его шее, ненавязчиво устраиваясь на нем, и оставляет короткие, невесомые поцелуи под мочкой уха. Девушка думает, что если чье-то осуждение - цена за то, чтобы быть рядом с ним, то, пожалуй, она готова заплатить ее в этот раз без раздумий.

- Секс под наркотиками чертовски переоценен, - она усмехается, все также не отрываясь от него, когда не стесняется заводить подобную тему, - бывает и лучше.

Фрида касается губами его ключиц, прежде чем поднять взгляд и улыбнуться тепло:

- Спасибо, что не переспал со мной тогда.

[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида усмехается весело, когда он подмечает, что она слишком напрашивалась в тот вечер, и не собирается это отрицать, потому что помнит, что действительно хотела этого. Вряд ли в этом были виноваты только наркотики, потому что он ей нравился уже тогда, еще с момента, когда они познакомились в баре, пусть она и не собиралась изменять мужу. До того, как швед оказался в борделе.

- Ты тоже чересчур напрашивался, - девушка подтрунивает над ним любя, считая, что его поведение там вовсе не тянуло на очень уж благородное и совершенно точно не выглядело так, будто он не хотел с ней спать. Ну, если только чуть-чуть. В остальном же ей просто было не понятно, почему он так и не довел начатое до конца. Впрочем, это смотря с какой стороны посмотреть.

Фрида вздыхает глубже, чувствуя его прикосновения, и чуть щурится довольно, не скрывая удовольствия. Сейчас она считает бессмысленным то, что они тянули с этим так долго, пусть и помнит отчетливо причину. Она знает, что в ее поведении, вероятно, мало чести, но не может отказать себе в удовольствии целовать его и быть ближе целомудренных дружеских отношений.

Она не успевает поразмыслить об этом серьезно, когда он ставит ее в ступор своими планами на будущее. Блетчли смотрит на него растерянно, не слишком понимая, какой реакции он от нее ждет, как и не понимает, как на это реагировать в принципе. Отчего-то, пусть она и не верит в долго и счастливо, ирландка не ожидает, что очередное разочарование настигнет так скоро. Она молчит, слушая его объяснение причины отъезда, и раздумывает над тем, что "несколько месяцев" слишком растяжимое понятие. Сулящее, скорее всего, мало приятного.

Девушка не успевает ничего сказать, когда вслед за этим следует предложение, которого она не ожидает тоже.

- Я не собиралась в Тоскану надолго, - она отводит взгляд, становясь серьезнее, и поясняет откровенно, - до того, как увидела тебя с Кристин.

Фрида понимает, что обижаться на это глупо, но прикидывает в уме, что он не мог принять решение об отъезде в эти несколько дней, и скорее всего оно созрело давно. Она не сопротивляется, когда он опрокидывает ее на лопатки, но останавливает его мягко, несмотря на то, что с удовольствием променяла бы разговоры на более интересное времяпрепровождение.

- Подожди, - она касается его плеч мягко, вынуждая посмотреть на нее, когда спрашивает, стараясь, чтобы в голосе не были заметны обиженные нотки. - Когда ты решил это? Ты ничего мне об этом не говорил.

Блетчли не может не согласиться, что Стокгольм - не Нью-Йорк, но отчего-то вновь чувствует себя некомфортно.

- Я не знаю, - ей не нравится собственный ответ, но она действительно не находит, что сказать на его предложение. - Это все как-то слишком быстро.

[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида осознает, что ее реакция на увиденное могла быть слишком острой. Неуместно острой, потому что она сама настояла на их дружбе взамен каких-то иных отношений и вряд ли имела право предъявлять какие-то претензии. Она, впрочем, и не предъявляла, собираясь уехать туда, где ей было бы легче это пережить и начать все сначала. Ей не нравится сейчас самой, что она пошла на поводу у эмоций, делая скоропалительные выводы, но как будто она когда-то могла иначе.

- Я ведь не знала этого, - она отзывается негромко, но все же признавая его правоту. - В любом случае, у меня не было права мешать тебе строить личную жизнь. Но я не хотела этого видеть.

Ирландка поворачивается к нему, устраиваясь удобнее, и слушает внимательно, не замечая, как у нее на лице отражается вся ее растерянность, когда он ведет к тому, что это было вовсе не так важно - сказать ей о его отъезде раньше. У нее на этот счет кардинально другое мнение, и она не понимает сейчас, как его поведение может вписываться в понятие дружбы и тех чувств, которые несомненно, несмотря на отсутствие отношений, все равно есть. "Пара недель" все же кажется ей достаточным сроком, чтобы найти хоть какой-то момент для этой новости, и она считает, что их отношения здесь вовсе не причем.

Фрида приподнимается вслед за ним, подтягивая к себе одеяло. Ей не хочется ссориться с ним сейчас, но от прежнего ощущения уюта и спокойствия не остается и следа. Ему не нравится их разговор, и она видит это отчетливо, напрягаясь еще больше сама, чувствуя внутри неприятную обиду.

- Ты позвонил мне, чтобы рассказать о неудавшемся сексе, о котором я ничего не хотела знать, но не нашел подходящего момента, чтобы дать знать о своих планах? Ты издеваешься?

Она не понимает вообще, к какому слову должна была прийтись информация о его переезде, пусть и не навсегда, но на достаточно долгий срок, и почему их дружба, какой бы она ни была, не стала достойным поводом, чтобы об этом сообщить. Ее раздражает их разговор и то, как легко он относится ко всему этому.

- Да много что можно делать на расстоянии, даже трахаться можно по вебке, но какое, черт возьми, это имеет отношение к тому, что ты не посчитал нужным сообщить о своем отъезде? Дело ведь не в расстоянии.

Фрида чувствует, что ее несет, но почему-то не может остановиться. Она знает, что ее раздражает больше всего - то, что он ставит ее перед фактом. Он уедет в любом случае, и ей придется ехать с ним, если она хочет, чтобы их отношения продолжались. Все, никаких компромиссов. То, что он говорит о попытках встречаться почаще, для нее вовсе не компромисс.

- И как часто ты сможешь приезжать со своей работой? Раз в месяц?

У нее не было и мысли отговаривать его или просить остаться, скажи он ей раньше, потому что это его работа, и она понимает это прекрасно, но тогда у нее хотя бы было время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Больше времени, чем две недели, которых ей чертовски недостаточно, особенно после того, как они переспали.

- Я не могу так, Харт. Я даже переехать к тебе не смогла, а сейчас ты получается, ставишь мне ультиматум: либо я еду с тобой, либо наши отношения заканчиваются, не начавшись.

[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида выглядит, как и он, мрачно, когда он приводит в качестве объяснения желание заставить ее ревновать, и думает, что он выбрал для этого верную тактику. Она не знает, зачем поддерживает тогда этот разговор, вдаваясь в дебри своей уже бывшей профессии, но полагает, что банально теряется от того, что он жаждет обсудить это именно с ней, и не может найти иной подходящей реакции.

- У тебя это получилось.

Она все также на взводе, несмотря на его обещание постараться приезжать как можно чаще, потому что не верит в это. Не в то, что он захочет этого, а в то, что сможет. Она представляет, как много времени будет отнимать у него показ, особенно по мере приближения к нему, и не питает иллюзий, что он действительно сможет выбираться к ней часто. На самом деле, ее коробит в целом мысль, что на протяжении нескольких месяцев он будет где-то вдали от нее. Девушка знает, что это проявление подросткового максимализма, но не может избавиться от мыслей, что хочет либо все, либо ничего. Особенно, когда дело касается его.

Фрида понимает, что он действительно не мог предположить, что их отношения начнутся вновь, как и не могла предположить она, что решится на это в самом деле. Она все еще сердится на то, что он не говорит ей об отъезде ничего раньше, но понимает, что в этом нет смысла. Он уже не сказал, от ее недовольства мало что изменится.

Девушка вздыхает глубже, чувствуя его прикосновения на своей коже, и думает тоскливо, что все начиналось куда лучше.

Она знает, что ему не понравится ее ответ, но не видит смысла врать, как и не может представить ни единого другого достойного повода, почему она отказывает ему в самом деле. Ее ничего не держит в Нью-Йорке, и она действительно не прочь покончить с этим городом.

- Я все еще чувствую свою вину, - ей, на самом деле, тяжело говорить об этом вслух, и она не смотрит на Бальтазара, произнося негромко и немного глухо. - Поехать с тобой - это словно начать новую жизнь. 

- Я не имею права забывать о нем так быстро.

[AVA]http://s6.uploads.ru/Dg5zl.png[/AVA]

Фрида не хочет, чтобы он уходил, но расстроенно молчит, провожая его взглядом. Она не хочет подобного исхода их разговора, потому что он понимает все не так, как нужно, и вовсе не то, что она пытается до него донести. Возможно, слишком завуалированно, но не может иначе. Ей просто страшно и не по себе от мысли, что он предлагает ей отношения серьезнее, чем у них были, тогда как она, запутавшись, не может понять, имеет ли на них вообще право.

У нее в голове список определенных устоев и правил поведения, которые сложно нарушить, потому что она чувствует себя виноватой. Перед Регулусом, перед его родителями, перед отцом. Она не только не смогла его уберечь, но даже траур по-человечески носить не может, идя на поводу у собственных прихотей. Ей хочется, чтобы все было правильно. И совсем не хочется оскорблять память о нем подобным образом. Регулус может и не был идеальным, но все же был ее мужем, которого она любила со всей искренностью, на которую только была способна.

Ирландка не выходит с Бальтазаром на связь эти две недели до его отъезда и не звонит попрощаться. Хочет думать, что его решение верное, но не может избавиться от дурацкого ощущения, что хотела, чтобы он ее убедил. В первую очередь в том, что она имеет право поступать так, как ей того хочется. Она хочет четкой уверенности, что ее поступки, ее отношение к Харту не говорят о ней как о плохом человеке. Не означают, что она забывает Рега и не скорбит о нем. Она теряется, переставая различать грань между хорошим и плохим, и ей просто нужно, чтобы кто-то ей об этом сказал.

Фриде стоит огромных усилий набрать номер матери Блэка, чтобы услышать в ее голосе недовольство. Она слушает обреченно перечисление грехов, в которых виновата, до тех пор, пока та не упоминает Бальтазара и их отношения, о которых узнает от ушлых журналистов. Признаться, Блетчли до этого момента не имеет ни малейшего понятия, что Вальбурга увлекается желтой прессой.

От ее обвинений у нее внутри что-то перещелкивает, и она думает о том, что ничего из того, что о ней думает миссис Блэк, неправда. Ее обвиняют в грехах, которые ей не позволяет совершить совесть, и в их глазах она будет плохой, как бы ни старалась и не вела себя. Девушка повышает голос впервые, намекая недвусмысленно, что не имеет ни малейшего желания выслушивать эту истерику дальше, и кладет следом трубку, чувствуя жгучую обиду. Она осознает ясно, что отныне ее поведение - только ее дело, и она не хочет больше стараться ради ненормальной мамаши Рега.

Фрида тратит некоторое время на то, чтобы собрать чемодан, встретиться с владельцем квартиры, чтобы отдать ключи, и распрощаться с ее милой охраной, к которой успевает привязаться. Она покупает билет на самолет через интернет, параллельно записывая на салфетке адрес Бальтазара, который диктует ей по телефону Бьорн, и смешно ругается на их дурацкий, непроизносимый язык, переспрашивая в сотый раз название улицы.

***

Проходит восемь часов, прежде чем ее самолет приземляется в Стокгольме, а приветливая девушка на выходе из здания аэропорта предлагает взять карту города. Фрида не знает, насколько та ей пригодится, но на всякий случай берет, полагая, что в незнакомой стране та лишней не будет. Она узнает по поводу такси и через пятнадцать минут протягивает водителю листок с записанным адресом. Он усмехается весело, утверждая на хорошем английском, что название написано отвратительно, но он понял, куда ей нужно.

Блетчли успевает немного задремать к моменту, когда они добираются до нужного дома. Она благодарит водителя за помощь с чемоданом и оставляет щедрые чаевые, выдыхая глубже, прежде чем зайти в нужный подъезд. Единственное, на что она сейчас надеется, что мужчина понял ее коряво записанный адрес верно.

Она поднимается на указанный этаж, чувствуя себя одновременно глупо и немного раздраженно из-за того, что Бальтазар заставляет ее делать это, и пользуется тем, что по ее представлениям, он должен быть сейчас дома. Девушка стучит настойчиво, не оставляя возможности проигнорировать или не услышать.

Она ловит его взгляд хмурым своим, стоит двери открыться, и заявляет безапелляционно и с некоторой претензией:

- Неужели так сложно было дать мне немного времени свыкнуться с мыслью, что мы едем в твой чертов Стокгольм? Обязательно надо было встать и уйти, оставив меня одну.

- Я люблю тебя, Харт, и ты наверное слепой, если не видишь этого.

Фрида тянет за собой внушительных размеров чемодан, перешагивая порог, и позволяет ему перехватить ручку, вкатывая тот в квартиру. Ей нужно еще несколько минут, чтобы смириться с мыслью, что она все-таки сделала это - приехала к нему в другую страну с четким, осознанным намерением начать новую жизнь, чего бы ей это ни стоило, но в целом он полна решимости и не собирается отступать назад. Ей все еще немного страшно, но она хочет думать, что Регулус, таким, каким она знала его всю свою жизнь до чертовой Америки, не позволил бы ей убиваться, разрушая собственную жизнь.

Она скучает по нему тоже, раздумывая, что то время, которое они были порознь, они могли бы провести с большей пользой, чем обижаясь друг на друга. Девушка признает, что вела себя с ним не слишком правильно, потому что после всего, что он для нее сделал, и его признания в любви, меньше всего он заслуживал неопределенности и очередного отказа в пользу ее бывшего, мертвого мужа. Особенно, учитывая у нее самой наличие к нему чувств.

Фрида целует его в ответ, обнимая и привычно подбираясь пальцами под его кофту, и пробегается подушечками пальцем по теплой коже, выдыхая немного спокойнее. Ее приводит в подобие умиротворения мысль, что у них, наконец-то, все обещает быть хорошо.

- Смотря насколько тут собираешься задержаться ты, - она поддается порыву, прижимаясь губами к его шее, и чувствует как ее ведет от родного запаха. - Учти, Харт, я не потащу этот чемодан обратно, даже если ты передумал жить со мной. Мне стоило больших трудов приволочь его сюда.

Она не отказывает себе в удовольствии целовать его и считает, что сходит из-за него с ума. Во всех смыслах, включая самые не романтичные.

- И ваша зима ужасна. Я успела замерзнуть, пока добиралась до тебя, поэтому тебе придется взять отгул и провести его со мной под одеялом, пока я не буду готова морально выйти на улицу снова.

Фрида замирает на мгновение, когда он делится то ли в шутку, то ли всерьез планами остаться в Швеции навсегда, и немного теряется, не зная, как на это реагировать. Она помнит точно, что он собирался приехать сюда лишь на несколько месяцев, обещая вернуться, и выдыхает обреченно, осознавая, что уже здесь, и если готова оказалась приехать на долгий, по ее меркам, срок, то видимо сможет остаться и навсегда. Она не знает о Швеции ничего, кроме того, что здесь он и базового курса истории, но полагает, что сможет восполнить пробелы в образовании.

- Тогда тебе придется начать учить меня шведскому, - девушка отзывается после мгновения раздумий, полагая, что ответила предельно понятно на его вопрос, и не собирается отступать. - А ты правда здесь навсегда?

Фрида фырчит весело на обещание показать, как стоит бороться с суровым климатом, и считает, что не имеет ничего против таких методов, взамен теплого свитера. Тем более, что ни одного настолько теплого свитера у нее и нет.

- Ах вот почему ты так любишь Швецию, - она тянет шутливо, проходя за ним внутрь квартиры и разглядывая с интересом. Она считает, что у Бальтазара, кажется, прослеживается определенная любовь к масштабу, когда дело касается недвижимости, но не имеет ничего против. С момента, как в ее жизнь возвращается отцовский контроль и его кредитка, она успевает заново привыкнуть к тому, что раньше у нее вызывает некоторое отторжение.

Она успевает подметить книгу с многообещающим названием и в целом смотрит на разведенный хаос весело, когда он возвращается в гостиную:

- Ты увлекся мифологией? - ирландка мотает головой следом, отвечая на предыдущий вопрос и забирая бокал вина, - нет, в самолете на удивление неплохо кормили.

Фрида вздыхает глубже, чувствуя его прикосновение к шее, и прикрывает на мгновение глаза, улыбаясь расслабленно. Отчасти она тоже не может поверить в то, что сделала это, несмотря на настойчивые протесты раньше.

Ей не хочется говорить о причинах, и она смотрит на него серьезнее и немного мрачно, потому что ее все еще не оставляет в покое разговор с Вальбургой и ее обвинения.

- Я звонила матери Регулуса. Мне потребовалось около десяти минут ее истерики и обвинений, чтобы осознать, что я никогда не буду хорошей в ее глазах, чтобы ни делала.

- И что я не обязана терять тебя, лишь потому что ей того так хочется.

Фрида жмется к нему ближе, улыбаясь следом тепло, когда напоминает:

- Я люблю тебя, если вдруг ты пропустил эту информацию, поэтому я здесь.

Фрида улыбается широко, когда первый урок шведского начинается с места в карьер, и считает, что ему придется с ней нелегко. Она слышит, как разговаривает в аэропорту молодая пара недалеко от нее, но быстро бросает попытку разобрать хотя бы отдельные слова в потоке речи, потому что их язык не похож ни на один из тех, которые она знает. Она считает, что он звучит с непривычки забавно.

Он начинает с явных плюсов Швеции, когда обрисовывает какую пользу для отношений могут приносить морозы, и даже не пытается спорить. По крайней мере, благодаря морозам, она испытывает стойкое и непреодолимое желание провести ближайшее время, не конкретизируя как долго, с ним под одеялом, хотя я и признает, что уже успела согреться в квартире. В любом случае, к такому времяпрепровождению особенно располагают сугробы за окном и морозный ветер, тянущийся от воды.

Ей нравится, что он обнимает ее крепко, и она думает шутливо, что имеет на это право - на повышенное внимание от него и большое количество объятий, пока она не освоится в новом городе и не привыкнет к их языку и холодам. Впрочем, она не может не согласиться, что их заснеженные пряничные домики выглядят волшебно в свете фонарей.

Она слушает внимательно то, что он говорит о будущем показе и увлечении мифологией, и улыбается озорно, находя его идею прекрасной:

- Как и все великие модельеры ты делаешь все, чтобы позволить женщине чувствовать себя богиней в твоих нарядах. Мне нравится.

- Да, Нью-Йорк недостаточно атмосферный для этого, - она разглядывает его очки, когда замечает следом, практически не делая паузы, - по-моему, я никогда не видела тебя в очках. Тебе идет.

Фрида не хочет навязываться, поэтому спрашивает следом мягко, делая прежде глоток вина:

- Позволишь мне помочь с показом?

- И тебе придется провести мне краткий экскурс, как ты понимаешь, моими кумирами в детстве были другие боги.

Бальтазара будит телефонный звонок. Мужчина ворочается некоторое время, неспособный поднять голову с подушки, и после осоловело смотрит на часы. Модельер тянется к телефону следом, надеясь, что абонент не будит его попусту, и принимает звонок, пусть и считает, что для тех явно поздновато. Он мотает головой в ответ на чужие извинения о неудобном времени, когда на другом конце оказывается Энтони Блетчли, и просит продолжать.

По мере того, как Тони делится собственными переживаниями, Бальтазар решает, что ему, скорее, снится кошмар, нежели это происходит наяву. Он переспрашивает, уверен ли охранник зятя в том, что видел, чтобы дёрнуться после к бельевым полкам, стаскивая первые попавшиеся брюки. Когда Тони просит о помощи, – отчасти потому, что его самого сейчас нет в Нью-Йорке; отчасти потому, что не желает в живую видеть свою дочь в подобном облике, – Бальтазара о помощи просить уже не приходится.

Он выглядит немного помято, когда оставляет машину у входа в бордель. Швед считает, впрочем, что помято не настолько, чтобы "вышибалы" посчитали, что он не соответствует дресс-коду. Бальтазар пытается вести себя настойчивее, когда получает ощутимый толчок в плечо, вынуждающий его отшатнуться на пару шагов назад; швед всё ещё отличается излишней худощавостью после ломки, не успев восстановиться и привести себя в божеский вид.

Бальтазар отстаивает своё право на то, чтобы проникнуть внутрь, до тех пор, пока не привлекает внимание управляющего. Он понимает, когда видит того воочию, что лицо, возможно, сменилось, но власть и принципы этого места остались прежними. Сейчас, впрочем, шведа мало интересует справедливость как таковая. Единственное, что его волнует – находится ли его жена сейчас здесь. Бальтазар подмечает на редкость снисходительный вид управляющего и чует беду. Харт стряхивает руку одного из громил со своего плеча, прежде чем пройти внутрь после чужого разрешения.

Он говорит ему вслед, что жаль, что Фрида пришла так поздно. Они могли бы избежать стольких проблем. Могли бы не тратиться на казнь, которую они устраивают неугодному. Бальтазар чувствует, как сводит лопатки из-за поднимающейся ярости; он раз из раза считает, что те находят способ наказать их обоих – и его, и Фриду. Швед не настроен слушать чужое бахвальство. Перед тем, как Бальтазар проходит в зал, ему напоминает, чтобы он никого не трогал; в этом клубе были девочки высшего класса для членов высшего общества. Ему не нужны будут лишние растраты на лечение. Харт ускоряет шаг, чтобы не испортить и без того плачевное положение.

Он замирает, когда видит её на сцене, и чувствует, что его немного мутит. Он помнит, сколько наркотиков ей требовалось, чтобы существовать в этом притоне, и не хочет повторения истории. Бальтазар больше всего боится, что всё, они переживают раньше, будет напрасно, и они вернутся в самое начало их страданий.

Он подходит ближе к сцене, считая, что Фрида его увидит и одумается. Бальтазар улыбается вежливо одной из девиц, которая работает в зале, и предупреждает, что та может не оказывать ему внимания. Он приходит не к ней.

Блетчли оказывается поглощена процессом, когда Бальтазару приходится поймать её за локоть, останавливая. Ему везёт, что она не одна у шеста, и он выглядит больше, как заинтересованный покупатель.

– Слезай с этой проклятой сцены, – просит Харт, ловя чужой взгляд и боясь увидеть в нём наркотическую дымку.

– Мы идёт домой, – уверенно заверяет швед.

Бальтазар отказывается принимать её нежелание уходить и ждет, пока она не спустится со сцены, прежде чем отойти к бару. Швед рассматривает жену упрямо, когда считает, что её действия растеряли остатки здравого смысла. Он не без тяжести на душе знает, что причиняет ей много боли за последние несколько недель, после переживает последствия двух уколов героина. Но не может принять её решение вернуться в бордель. Бальтазар отказывается пасовать и оставлять её здесь, потому что отсюда начались все её проблемы.

– Я никуда не поеду, – заявляет Харт, выдвигая условие, – без тебя.

– Тебе нельзя находиться здесь тоже, Фрида. Это опасно, – убежденно заверяет Бальтазар, – в первую очередь – для твоего здоровья.

– Зачем ты идешь у них на поводу после всего, что мы пережили?!

Он, на самом деле, считает, что с них хватит ссор. Бальтазар скучает по ней, потому что они, в силу обстоятельств, несколько отдаляются друг от друга за то время, пока он пытается избавиться от привычки колоться наркотиками, а после – смириться с новостью о том, что у него ВИЧ. Швед знает, что это – только его вина, но сейчас он оказывается готов взять себя в руки. Он вспоминает, наконец, что должен быть сильным. В первую очередь – ради неё, потому что у неё уже был муж, с которым ей приходилось нянчиться. Он не имеет ничего против Блэка, но не хочет ложиться ей на плечи бременем, которым для неё становится Регулус.

Бальтазар благодарно кивает бармену, когда забирает один из бокалов виски из тех, которые заказывает Фрида. Он считает, что она оказалась предусмотрительна, потому что подобное "лечение" ему не помешает, и практически залпом выпивает на треть. Донышко нервно звякает о полированное дерево, после чего Бальтазар снова переводит взгляд на жену. Он медлит мгновение, собираясь с мыслями, прежде чем делится соображениями:

– Я готов к тому, чтобы жить полноценной жизнью, несмотря на... обстоятельства, – проговаривает Харт, не сводя взгляда с супругой. – Прости меня за то, как я вёл себя в последнее время, – всё же признает Бальтазар слух.

– Я вряд ли перестану бояться, что когда-нибудь мой диагноз навредит тебе, – замечает швед. Он думает невесело, если не навредил уже, потому что до того, как они делают тест, они также успевают переспать, не слишком заботясь о предохранении.

– Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этот страх не навредил нашим отношениям, – твёрдо заверяет Бальтазар.

Он делает шаг жене после небольшого промедления, когда наклоняется к ней за поцелуем; швед считает, что не делал этого слишком давно, чтобы она его не осуждала. На самом деле, он не может не обращать внимания на её откровенное одеяние и яркий макияж. Как ни странно, вместо отвращения в этот раз его это наталкивает на безумную идею.

– Я могу это доказать, – Харт предупреждает Фриду с долей опаски за чужую реакцию, аккуратно касаясь зубами чужой мочки уха.