Фрида испытывает облегчение, когда Виктор не пытается отправиться домой и не возражает против того, чтобы спать с ней. Она боится оставлять его одного, потому что он сейчас явно не в том состоянии, и не хочет оставаться одна сама. Несмотря ни на что, она чувствует себя спокойнее, зная, что он рядом, пусть даже так, не помня себя самого. Ей до безумия не хватает собственного мужа, и она, отдавая себе отчет в том, что перед ней не он, не может никак побороть себя, когда устраивается у него под боком, прижимаясь крепко, стоит им лечь под одеяло.
Она не знает, что они будут делать дальше, и боится нового дня как огня. Потому что дальше - хуже. Ведьма понимает, пожалуй, слишком хорошо, что он вряд ли сможет жить с ней так, будто ничего и не было. Она не хочет мучить ни его, ни себя, и знает, что с новым днем вся их жизнь станет им обоим в тягость.
Она прислушивается к его дыханию еще некоторое время, подмечая, что ему удается заснуть быстро, и надеется, что его не будут мучить кошмары. Ирландка борется со сном, малодушно не желая засыпать, вскоре сдается, закрывая глаза. Новый день был их неизбежностью, как бы она ни пыталась его оттянуть.
Фрида спит крепко, вымотанная стихийным выбросом магии, и не сразу реагирует на его прикосновения. Она слишком устала и чувствует в себе ни капли сил для ранних подъемов, поэтому, ощущая сквозь сон, как он прижимается к шее губами, она не торопится открывать глаза.
Она удивляется мимолетно, не заостряя на этом внимание, когда он, не собираясь оставлять попытки разбудить ее, целует в плечо, поднимаясь выше. Ведьма сквозь сон не задумывается о том, насколько его действия сейчас не соотносятся с их вчерашним разговором, и ворочается сонно, отчасти недовольно хмурясь.
- Виктор... - она бормочет сонно, пристраивая ладонь на его плече, когда он оказывается сверху, в сомнительной попытке не оттолкнуть, но показать, она пока морально не готова ни проснуться, ни на что-то большее. - Еще пять минуточек.
Фрида просит по-детски капризно, но следом, вопреки просьбе, все же медленно открывает глаза, щурясь от обилия света вокруг. Она целует его в ответ скорее по выработанной привычке, чем осознанно, все еще находясь во власти Морфея.
Она молчит некоторое время, оглядывая его и все вокруг хмурым, несчастным взглядом, прежде чем медленно начинает осознавать, что происходит. Она смотрит на него иначе в следующее мгновение, когда ей кажется, что в нем что-то меняется.
- Если ты решил, что все, что было вчера - это страшный сон, поэтому ведешь себя так, то, не хочу тебя расстраивать, но все это было на самом деле.
Ведьма смотрит на него с подозрением, не понимая, как должна сейчас реагировать, потому что подобного ожидает от него в последнюю очередь.
У нее есть одно предположение, способное объяснить перемены, но она гонит его от себя прочь настойчиво, не желая поддаваться беспочвенным надеждам.

У нее перехватывает дыхание, когда он совершенно серьезно спрашивает о том, кто такой Виктор.
Фрида замирает, не делая больше попыток сопротивляться, когда он заводит ее руку наверх, и смотрит пораженно, вглядываясь в его лицо так, будто впервые видит. Она подмечает его чуть хмурый вид и искреннее не понимание происходящего, и не может поверить, что все действительно закончилось.
Скорее, если быть точной, боится в это поверить.
Ведьма чувствует, как у нее в очередной раз сдают нервы с каждым его словом. Он убеждает ее в том, что ничего не помнит о том, что было вчера, но она молчит, не в силах ничего произнести. Ей кажется это сном, потому что все не может закончиться так просто. Хотя и назвать все это "простым" у нее, в самом деле, не поворачивается язык. Не после всего того, что ей пришлось пережить.
Фрида не реагирует на его прикосновения, чувствуя как бешено начинает колотиться сердце. Она ощущает его настроение, но не может сейчас его поддержать. У нее идет кругом голова, а в горле застревает ком, мешающий говорить.
Ее отчего-то выбивает особенно, когда он говорит, что никому ее не отдаст.
Она слабо отдает отчет в том, что с ней происходит, когда вырывает руку резко, отталкивая его от себя. Ее накрывает волной паника, потому что она до чертиков боится, что все это всего лишь сон, который вот-вот оборвется, выкинув ее обратно в реальность. Она дергается под ним, пытаясь оттолкнуть его, не слишком по началу успешно, но все же вырывается, принимая вертикальное положение.
Она осознает, что у нее полноценная истерика, когда, не сдержавшись, дает ему пощечину.
- Как ты мог со мной так поступить, Харт! - ведьма отодвигается от него, насколько позволяет ширина кровати, и выставляет вперед резко указательный палец, призывая его не двигаться. - Не приближайся ко мне!
Фриде не хватает сейчас сострадания, чтобы войти в его положение, потому что она на взводе и слабо контролирует себя вовсе. После этих недель, она впервые, не считая вчерашнего дня, дает волю эмоциям, не заботясь о нем.
- Ты бросил меня и пропал неизвестно куда.
- Три месяца! Тебя не было со мной три чертовых месяца. Я чуть с ума не сошла!
Ведьма знает, что ее претензии звучат для него своеобразно, потому что он ничего не помнит, но не может остановиться, пока не выскажется. За это время у нее накопилось слишком много всего, чтобы сейчас принять его возвращение спокойно.
- А сейчас ты вернулся и спрашиваешь, кто такой Виктор.
- Знаешь, кто это? Человек, с которым мне пришлось жить все это время, надеясь, что рано или поздно ты вернешься!

Фрида мотает головой, отрицая то, что он был вчера здесь. Потому что он ничерта не знает, что происходило здесь эти три месяца, и то, что для него было вчера, для нее как-будто было в прошлой жизни. Слишком давно, чтобы она перестала за это цепляться, приучая себя к мысли, что больше ничего так не будет. Ей почти удалось это с Виктором. До вчерашнего дня она была уверена, что если не смирилась целиком, то приняла хотя бы отчасти.
- Да потому что ты был здесь!
Она не слишком отдает себе отчет в том, что звучит абсурдно. Начиная с того, что говорит о неком Викторе, с которым прожила эти три месяца, и не вдается при этом в подробности, заканчивая тем, что утверждает, что он, несмотря на ее обвинения, был здесь. Она чувствует смутно отсутствие логики в собственных словах, но ей нужна минутка, чтобы успокоиться и наконец-то объяснить все по-человечески.
Ведьма чувствует, как ее колотит дрожь, и не может взять себя в руки, несмотря на то, что действительно этого хочет. Она упускает момент, когда Бальтазар все же приближается и обнимает ее крепко, и пытается вырваться из его хватки, считая, что он делает только хуже. Потому что она до смерти обижена на него и не собирается прощать так просто за то, что он заставил ее пережить.
- Пусти меня! - она хочет его оттолкнуть, но в целом, здраво осознает разницу в комплекции. - Пусти меня сейчас же, Харт!
Ей требуется несколько мгновений, чтобы смириться с тем, что он не собирается ее отпускать. Она затихает, цепляясь за его руку судорожно, и сжимает неосознанно крепко, не боясь причинить боль.
- Сегодня девятнадцатое января, - она все же отвечает на его вопрос, на какое-то время успокоившись, и вздыхает глубже, беря себя в руки.
- Последние три месяца ты считал, что тебя зовут Виктор Лайне, ты приехал в Стокгольм из Хельсинки и работаешь врачом-онкологом.
Фрида делится с ним информацией обиженно, потому что все еще не понимает, как это могло произойти, и как он довел до этого, когда она просила его разобраться поскорее, что происходит с его памятью.
- Ты считал, что у тебя была жена, которая погибла в автокатастрофе.
Она чувствует, как по щекам бегут слезы и всхлипывает негромко, пытаясь вырваться снова.
- Ты все забыл! Ты забыл меня!

Вопреки его действиям, Фрида не может успокоиться, несмотря на то, что цепляется за него судорожно, боясь отпустить. Вместо облегчения от того, что он снова здесь, с ней, приходит паника, разъедающий страх, потому что никто из них не может знать, надолго ли он к ней вернулся. Ее пугают его провалы в памяти и прежде, но сейчас он переходит границы. Сейчас это уже не выглядит так, как будто они могут закрыть на это глаза. Сейчас ей по настоящему страшно, потому что он оставляет ее снова, будто ей не хватило тех пяти лет, когда он был мертв.
Она не считает, что не переживет, если это произойдет вновь, и не может перестать рыдать, несмотря на все, что он говорит. Ведьма, знает, что он хочет так думать - что был рядом с ней, но чувствует особенно сейчас, когда он успокаивает ее как маленькую, насколько далеко он, в самом деле, был. И не приблизился бы не на шаг, если бы Кристоф чудом не смог отыскать его.
- Нет, - она возражает упрямо, потому что он не понимает, насколько это страшно, - тебя не было!
- Это был другой человек, со своей жизнью, со своей женой. Он даже волшебником себя не считал.
Она не сразу осознает, что по сути ябедничает и ябедничает на него самого, когда высказывает все это обиженным тоном. Ирландка не готова принять так быстро, что все наконец-то закончилось, и ей нужно время, чтобы выразить все свое недовольство тем, что произошло, и пойти, наконец, дальше.
- Кристоф нашел его по чистой случайности. Ты представляешь, каково это снова знакомиться с тобой и делать вид, что я не знаю, кто ты?
Фрида осознает, что он ни в чем не виноват, но не может перестать предъявлять претензии. Она слышит и осознает, вопреки этому, все, что он ей говорит, но отчего-то не может остановиться. Она знает, что все это - просто истерика, и что она непременно пройдет, но получает впервые за эти три месяца возможности высказаться.
- Что, если это опять повторится?
Она боится этого до тошноты, до замирающего от этой мысли сердца в грудной клетке.
Потому что он - все, что у нее есть, и однажды она уже его теряла.
Ведьма не сразу осознает, что он у нее спрашивает, и смотрит на него недоверчиво, не понимая, почему это его вообще волнует. Лайне был хорошим, но это, к сожалению, мало что значило.
- Он был хорош, - она подтверждает без задней мысли, не понимая, впрочем, критериев хорошести, потому что для нее они не имели значения. Главным было только то, что он - не Баль. - Немного мягче тебя и эмоциональнее. Без твоей семейной выдержки.
Она заканчивает отчасти шутливо, немного затихая, а после смотрит серьезнее:
- Зачем тебе это?

Фриде не нравится, что он не отвечает на ее вопросы, потому что она хочет, чтобы он ее убедил в том, что такого больше не повторится. Она знает, что он не может ей этого обещать, но чувствует практически физическую потребность в том, чтобы услышать это от него. Потому что он всегда старается сдержать обещание, и потому что ей так будет спокойнее. Когда она будет знать, что он действительно сделает все, чтобы не допустить этого больше.
На самом деле, она знает это и так. Уверена, что произошедшее пугает его не меньше, чем ее, и что он никогда не думал, что такое вообще может произойти. Она не сомневается в его чувствах к ней - не после того, что им пришлось пережить, - но, никогда раньше не испытывая потребности в пустых обещаниях, хочет услышать их от него. Как когда-то обещание, что с ним ничего не случится. Пусть и нарушенное после не раз.
Ведьма совершенно серьезно не понимает, к чему он клонит, спрашивая о Викторе, и не придает этому должного значения, пока он все же не поясняет. Она распахивает глаза пораженно, сомневаясь, что не ослышалась, пока до нее все же медленно, но настойчиво доходит смысл его слов. Если быть точной - его сомнений насчет ее чувств к нему. Она думает невесело, что ей, через двадцать лет их совместной жизни, пора учиться держать себя в руках, когда залепляет ему пощечину. Вторую за это утро.
Фрида не может найти достойного объяснения, почему это вызывает у нее такую реакцию, но она смотрит на него впервые уже за долгое время зло:
- Не смей, слышишь меня? - она не может сдержать металлические нотки в голосе и сдерживать, пожалуй, не хочет, потому что он сомневается в ней. - Не смей больше говорить мне подобное.
Она считает, что после того, как в самом прямом смысле сошла с ума из-за его смерти, он не имеет права в ней сомневаться.
Ведьма молчит еще некоторое время, не реагируя на его признание в любви, давая себе время успокоиться, прежде чем обнимает его крепко вместо ответа. Ее ведет от его близости и от того, что он наконец-то рядом.
Она коротко соглашается на его предложение поговорить с отцом, прижимаясь губами к его плечу и чувствуя, как ее вымотала собственная истерика. Фрида вспоминает о том, что не сказала ему кое о чем очень важном внезапно, прежде не осознавая до конца, что раз он не помнит Виктора, то и не помнит все, что она ему говорила.
Ведьма так и не отстраняется от него, утыкаясь носом ему куда-то в шею и прикрывает глаза, когда все же бормочет негромко:
- У нас будет ребенок.

Фрида улыбается тепло и кивает, когда он уточняет услышанное. Она понимает, что через столько лет он, пожалуй, подобного не ожидал, тем более не ожидал узнать об этом так. Впрочем, она не ожидает тоже, потому что никогда раньше почему-то не думает о том, что у них может быть ребенок. Их ребенок, а не Ларс, которого она любит всей душой, но с полным осознанием, что это - его сын.
Сейчас она не понимает всерьез, почему они не задумывались об этом раньше, хотя бы десяток лет назад, но, впрочем, ответ находится быстро. Как он говорит, у них всегда все было непросто, и возможно их ребенок был куда умнее их обоих, раз решил появиться на свет тогда, когда у них, кажется, все начинает налаживаться. Не считая событий последних трех месяцев, но о них она хочет забыть как можно скорее.
Она знает, что есть еще одна причина. Эгоистичная, но в какой-то степени более правильная: им всегда хватало их двоих.
Ведьма целует его настойчиво, почти требовательно, впервые за эти три месяца ощущая, что целует действительно его. Она скучает по нему как сумасшедшая и не находит в себе никакого желания сдерживаться сейчас, когда он наконец дома.
- Ждала подходящего случая, - она фырчит весело, полагая, что в этом есть и определенная доля его вины, что они не дошли до этой мысли раньше. И дошли так внезапно сейчас.
- Около трех недель. Я сказала тебе об этом вчера, и мы немного повздорили, - ирландка думает теперь отчасти весело, что "повздорили" это не совсем то определение произошедшему вчера, и пробегает ласково подушечкой большого пальца по его царапине на щеке. - Поэтому ты сейчас такой красивый.
- Я случайно, - она смотрит немного виновато, потому что не хотела этого. - И не удивляйся тому, что увидишь в гостиной. У меня сдали нервы.

Фрида не задумывается об этом ни на минуту - что он ему может прийти в голову, что этот ребенок не его. Она осознает разницу между ним и Виктором слишком хорошо, потому живет со вторым все это время и не может не замечать, как кардинально они отличаются друг от друга даже в малейших деталях. Она подмечает эти детали слишком остро, с практически маниакальной зацикленностью, но сейчас, когда он возвращается к ней, она готова забыть о Викторе так быстро, как только сможет. Потому что ему следовало стать их прошлым.
Она помнит, что ее смущал вопрос формулировки, когда она, паникуя, не слишком понимала, можно ли считать отцом Бальтазара или же все же Виктора. Ее смущало это только с формальной стороны, потому что она знала, кто отец ее ребенка. Потому что, если бы у нее действительно были сомнения, она бы решилась избавиться от него, потому что, как и он, не хотела ребенка ни от кого другого.
Фрида считает, что у Баля приятное альтер эго, не имеет ничего против того, чтобы они больше никогда о нем не вспоминали. Потому что все, что происходило в эти три месяца - недоразумение. То, чего вообще быть не должно было. Не считая беременности, но с этим, она полагает шутливо, швед справился бы ничуть не хуже его второго "Я".
Она чуть хмурится, когда он убеждает, что это ребенок его, а не Виктора, но быстро берет себя в руки, осознавая, что если для нее это уже пройденный этап, то ему еще предстоит смириться с тем, что некоторое время вместо него был другой человек.
- Виктора Лайне не существует, - она говорит мягко, не выпуская его из объятий. - Это твой ребенок.
Ведьма тоже не хочет, чтобы он сомневался, потому что иначе он сойдет с ума.
Она чувствует, что с ним что-то происходит, но не знает, чем ему помочь, но обнимает крепко, немного испуганно. Блетчли теряется в догадках виновато ли в его состоянии слишком резкое возвращение после долго отсутствия, или же для него за одно утро многовато информации. Она думает запоздало, что не следовало вываливать на него все так хаотично.
- Тише, все в порядке.
Фрида тянет его на подушку, подтягивая одеяло, и жмется к нему под бок, не выпуская из руки его ладонь. Она утыкается лбом в его плечо, прикрывая глаза, и думает между делом, что он разбудил ее как минимум на пару часов раньше, чем она планировала проснуться. Она выдыхает спокойнее, прежде чем подытожить негромко:
- Теперь в порядке.