Фриде хватает доли секунды, чтобы наконец-то сообразить, что все в самом деле еще хуже, чем она думает изначально. Она теряется на мгновение, когда он переспрашивает ее о битве, и не может бороться с отчаянием, потому что он не помнит даже это. Не помнит собственную смерть и воскрешение через пять долгих лет.
Ей с трудом даются слова, и она чувствует ком в горле, мешающий говорить, поэтому просто качает головой, пока он излагает свою версию событий. Она не понимает, как это возможно, и пугается того, что на самом деле не знает, как долго длится этот его провал в памяти. После того, как у них все налаживается, они предпочитают не вспоминать болезненное прошлое. В особенности ту часть, которая касается его смерти.
Ей не нравится его уверенный тон, потому что, внезапно, в одно мгновение он заставляет ее сомневаться в том, в чем убеждал эти полгода. Что он вернулся с того света, живой и невредимый, и что им следует жить дальше, потому что они получили второй шанс.
Фрида чувствует, как у нее перехватывает дыхание от собственных сомнений, когда она кажется начинает сходить с ума, вновь теряя связь с реальностью, не понимая, что же все-таки правда. Потому что он повторяет все так, как она придумывает в своем воображаемом мире. Потому что там он никогда не бросал ее, и в нем никогда не было этой чертовой клиники.
Она делает от него пару шагов, боясь сейчас не в последнюю очередь его. Плод ее воображения, играющий с ней злую шутку.
Ведьма садится на край стула и больше не смотрит на него, опуская взгляд в пол, прежде чем начать говорить:
- Ты умер пять лет назад, второго мая девяносто восьмого года на Битве за Хогвартс, - она хочет говорить уверенно, потому что это – та реальность, в которую она верит последние полгода. – После этого я попала в больницу, где провела год, пока отец не забрал меня. Следующие четыре года я возвращалась туда каждую весну и осень, когда состояние ухудшалось.
Фрида замолкает на мгновение, собираясь с мыслями, пытаясь побороть истерику. Она знает, что ей нужно определиться с какой-то одной из версий происходящего, потому что иначе она сойдет с ума, и делает ставку на ту, в которую хочет верить больше всего. Потому что в противном случае все эти полгода – такая же иллюзия, как и пять лет до этого.
- Ты пришел этой весной. Сказал, что по какой-то причине умершие начинают возвращаться. К тем, кто их любит, - она ловит себя на внезапной мысли, что за это время не видела больше никого, кто действительно вернулся бы с того света также, как и он. У нее дрожит голос, и она продолжает уже не так уверенно: - Ты забрал меня оттуда домой и делал все, чтобы я заговорила снова.
- Ты заставил меня поверить в то, что это правда.
Она не хочет обвинять его ни в чем, но чувствует, как в голосе проскальзывает обида, когда все же подытоживает:
- Это жестоко, Харт.

***

Он сбивается с ног, пытаясь отыскать друга. Ставит на уши всех их общих знакомых во всех городах Швеции и наведывается первым делом в Мальмё, чтобы услышать от его родителей, что те понятия не имеют, где Бальтазар. Он жалеет, что приходит к ним следом, потому что ему по горло хватает переживающей Фриды. Амадеусу и Кассиопее хватает сдержанности принять информацию о пропаже сына с видимым спокойствием, но он слишком хорошо помнит о том, что делали с гонцами, приносившими плохие вести в давние времена. По его мнению, вполне справедливо. Он благодарит их за обещание сделать все возможное, чтобы найти Бальтазара, и уходит поспешно, впервые за долгое время чувствуя на себе тяжесть бремени.
У него нет ответов на ее вопросы, и он не старается ее избегать, но предпочитает, чтобы с Фридой говорила Беатрис. Он знает, что той куда лучше даются утешительные речи, как и знает, что Блетчли не нуждается в утешении. Ей нужен ответ на вопрос поставленный настолько прямо и четко, что он чувствует, как у него сводит зубы, каждый раз, когда она спрашивает полубезумно, с удушающей методичностью о том, где Бальтазар. Ему нечего ответить ей раз за разом, и он не прячет глаза, но с трудом выносит ее взгляд, когда она смотрит тяжело, прежде чем отвести глаза.
Он считает, что ему чертовски все надоело. За столько лет он имел право на то, чтобы на старости лет жить спокойной жизнью. Он лукавит, называя старым, потому что таковым обычно себя не чувствует, но сейчас практически уверен, что ему больше не хватает ни энергии, ни нервов, чтобы помогать им решать проблемы. Он знает, что не помочь сейчас не может, потому что переживает не меньше Фриды за то, где его друг. Переживает, не находя за все это время ни одной зацепки, до непривычных болей в сердце, потому что впервые за долгое время ему страшно. Впервые за долгое время, он даже не может предположить, что происходит.
Он прогуливается по маггловскому Стокгольму бесцельно, выйдя из дома ранним утром, потому что ему необходимо подумать, а дома это невозможно. Дома Беатрис, которая старается на него не давить, но она ждет, также как и Фрида, что рано или поздно все закончится и закончится хорошо. Спустя три недели он перестает верить в то, что у этой истории может быть счастливый конец.
Он забредает на рынок случайно, направляясь к лоткам с сухофруктами и орехами, потому что их любит жена, и потому что ему нужно как-то оправдать свою раннюю прогулку. Ему хватает доли секунды, чтобы сообразить, что мужчина, расплачивающийся за соседним прилавком - Бальтазар.
- Харт! - он не стесняется кричать, чувствуя раздражение от того, что тот так спокойно прогуливается по воскресному рынку, когда в его квартире сходит с ума его бывшая жена, и вместе с тем чувствует облегчение, потому что он жив, и ему впервые за этот месяц есть что сказать Блетчли. - Бальтазар!
Он окликает его снова, прорываясь сквозь людей, не заботясь о том, что может кого-то нечаянно толкнуть. Он хлопает несильно ладонью по плечу друга, вынуждая того обернуться, раз он отказывается отзываться на свое имя, и бросает, не скрывая раздражения и недоумения:
- Какого черта происходит, Харт?!

Ему кажется, что он готов к любому ответу. Что Фогт нашел очередной повод, за который был не прочь отомстить, или что сам Бальтазар решил бросить все к чертовой матери: свою старую жизнь, Фриду, несмотря на то, сколько они пережили вместе. Он знает, что последнее - самый неправдоподобный вариант, но считает, что не удивится уже ничему, потому что у него нет ни единого варианта, где тот пропадал столько времени. Он быстро осознает, что переоценил свою подготовленность, стоит другу заговорить.
Он не перебивает, слушая терпеливо, и ищет в его лице хотя бы намек на то, что это всего лишь идиотская шутка. Несмотря на вежливый ответ, он замечает, что швед не выглядит довольным вторжением в его личное пространство, и подмечает также настороженность, с которой тот смотрит на него. Кристоф разбирается в людях в достаточной степени и потому не испытывает ни тени сомнения в искренности реакций Харта. Тот действительно его не узнает.
- Прошу прощения, - он берет себя в руки быстро, понимая, что сейчас не время теряться, и ему необходимо что-то сказать. Разумнее всего - подтвердить, что он обознался, и отойти, если не хочет вызвать у Бальтазара подозрений. Пытаться донести до него истину прямо сейчас он видит крайне неразумной идеей. - Показалось, что вы очень похожи на моего старого друга. Наверное, еще не до конца проснулся.
Он улыбается дружелюбно, не стесняясь выставлять источником своей ошибки действительно раннее утро, и не до конца понимает, что ему делать со сложившейся ситуации. Мужчина раздумывает некоторое время, прежде чем все же представиться:
- Кристоф Борге. Еще раз простите, не хотел доставлять вам неудобство.
Он знает, что это мало что даст, но смутно надеется, что его имя, возможно, натолкнет Харта на какие-то воспоминания. Кристоф прощается поспешно, когда не находит на его лице ни тени озарения, и отходит в сторону, делая вид, что больше увлечен содержимым лотка, чем новым неловким знакомством.
***

Он не знает, как докатился до этого, но держится чуть поодаль, когда идет за старым другом. Мужчина хочет хотя бы знать, где тот живет, полагая, что этого уже будет не так уж мало после полной неизвестности. Он не представляет, что скажет Фриде, и выбирает малодушный вариант - ничего. Пока не сможет рассказать ей что-то действительно стоящее.
Ему требуется немного времени и парочка нарушенных законов, как маггловских, так и магических, чтобы раздобыть всю интересующую его информацию. В век современных технологий, он испытывает особую любовь к магглам, обделенным магическими способностями, но находящим куда более интересные возможности для облегчения их жизни. Ему хватает сведений о его новом имени и месте работы, чтобы отчасти воодушевиться. Единственное, что его смущает - то, что Бальтазар ведет абсолютно маггловский образ жизни.
Он узнает и о том, когда поступает запрос на переоформление документов, отмечая, что он совпадает с разницей в пару дней с моментом его пропажи.
Кристоф убалтывает очаровательную девушку на ресепшене, уговаривая ее пропустить его вне записи, потому что у него вопрос жизни и смерти. Он ни капли не врет, потому что они все устали за эти три недели, и он хочет поставить наконец точку во всем этом.
Он стучит в дверь кабинета и открывает ее, едва заслышав приглашение.
- Господин Лайне... - ему не требуется особых усилий, чтобы удивленно вскинуть брови и радостно улыбнуться, - вот так встреча.
- Стокгольм слишком маленький город, но я не ожидал встретить вас в стенах больницы.

Кристоф считает свою идею провальной, потому что Бальтазар, на самом деле, толковый врач. Единственное, что он не понимает - как тому удается работать онкологом, если, насколько он помнит, со времен Мунго у него не было практики, в особенности, в этой сфере. Также остается загадкой, почему он выбирает маггловскую клинику, когда от подобных недугов не застрахован никто.
Он знает, что установить, что его организм в полном порядке, не составит ни малейшего труда. Всего лишь несколько анализов и, возможно, удастся потянуть время за счет общих жалоб на самочувствие. Рано или поздно фарс придется прекратить, но он рассчитывает на то, что за это время успеет узнать о старом друге больше. Если не подружиться вновь. Он считает, что эти рассуждения отдают безумием, потому что никогда ранее не предполагает, что ему действительно это придется делать.
У него нет сомнений, что с памятью Харта творится что-то неладное, и грешит со всей искренностью на заклинание забвения. Он помнит о его провалах, но считает, что за такой короткий срок, так подчистую стереть все прежние воспоминания и заменить их на новые, может только магическое вмешательство. Ему необходимо разобраться, какой свою жизнь помнит друг, прежде чем идти с этим к Фриде.
- Не ошиблись, - он улыбается расслабленно, несмотря на сюрреализм ситуации.
Он не страдает суевериями, но негромко обреченно вздыхает, прежде чем подтвердить, что с врачом-то он как раз не ошибся. Иного выхода, кроме как взять удар на себя, он к сожалению не видит.
- Простите, но я был бы рад ошибиться вновь, но, кажется, в этот раз мне действительно нужна именно Ваша помощь.
Кристоф устраивается на диванчике и несколько медлит, прежде чем начать говорить вновь.
- Я сам врач, - он решает, что ему нет нужды скрывать что-то о себе, когда поясняет, - хирург. Быть пациентом - не мое, уж извините, но некоторые симптомы заставляют насторожиться.
- Тошнота после еды, быстрая утомляемость, по ночам боли в грудной клетке. Была также анемия, но эту проблему я решил сам.
Он говорит спокойно, перечисляя самые распространенные симптомы, которые могут быть на начальном этапе, и улыбается мягко, прежде чем заявить с дружелюбной наглостью:
- Я пришел к Вам, чтобы услышать, что параноик и это вовсе не по Вашей части.

Кристоф теряется на долю секунды, когда Бальтазар интересуется его местом работы, но следом расслабленно ведет плечом, перебирая в голове все известные ему маггловские клиники. Он не собирается врать, что работает в данный момент, но полагает, что какой-никакой послужной список у него должен быть.
- К сожалению, уже год как не оперирую. До этого долго время работал в Мальмё.
Он не знает, почему выбирает именно этот город, но полагает, что из не слишком рационального желания подкидывать ему как можно больше знакомых мест. Он осознает то, что говорит ему Бальтазар, в следующее мгновение. Откровенно говоря, он не понимает, чья буйная фантазия занесла его в Хельсинки.
- Славный город.
Он не боится быть бестактным, но все же не задает действительно интересующий его вопрос. Картина мира в голове друга ему все также не понятна, и он хочет разобраться лучше, чтобы знать, чем оперировать. И, как ни прискорбно, понять, насколько их случай действительно запущен. А для этого, в первую очередь, он хочет знать, почему, по его мнению, он переехал в Стокгольм.
Кристоф выходит из его кабинета через некоторое время и сдает анализы послушно, не берясь пререкаться. Он пребывает в задумчивости следующие несколько дней и старается как может избегать встреч с Фридой, потому что уверен, что та вытянет из него всю душу, пока он не расскажет обо всем. У ведьмы был талант чувствовать неладное с одного взгляда.
Он знает, что его анализы идеальны, потому что как врач, и как здравомыслящий человек следит за своим здоровьем. Без паранойи, на которую, лукавя, скидывает собственную настороженность в кабинете друга, но все же со всей ответственностью. Он приходит на следующий прием, откровенно не зная, как еще потянуть время, потому что Бальтазару наверняка уже пришли результаты анализов, и ему больше нечего сказать своему не состоявшемуся пациенту.
Кристоф насмешливо вскидывает брови, стоит тому "осадить" его с порога, и ворчит, что вот уж что, а наглость друг с воспоминаниями явно не растерял.
- Я счастлив, что оно было потрачено действительно бесцельно.
- А как же симптомы? Анализы не дали вообще никаких результатов?
Он не имеет ничего против кофе, но в целом жаждет сменить обстановку на более дружескую, нежели онкологический кабинет.
- Не откажусь. Как насчет перебраться в кафе за углом? Уверен, что там кофе лучше, чем из автомата.
Они выходят из здания через некоторое время, прогуливаясь неспешно. У Кристофа слишком много вопросов, и он медлит, не зная, с чего начать, когда начинает с банального:
- Как Вам Стокгольм? Должно быть непривычно?
- Почему Вы переехали?

Кристоф считает, что как раз-таки именно голову ему и пора лечить, потому что за все эти годы методично сходит с ума вместе с ними. Сейчас, впрочем, он полагает, что Бальтазар перешел все мыслимые и немыслимые границы, потому что не имеет ни малейшего понятия, что делать с тем, что тот напрочь забыл свою жизнь, и не просто забыл, а придумал какую-то новую, в соответствии с которой и живет последний месяц. Ему жаль Фриду, потому что последнее, что она ожидает - что после стольких лет он забудет ее, словно ее не было.
Он благодарит за лекарства, которые собирается ему выписать друг, чуть усмехаясь про себя, что из него выходит неплохой врач. Кристоф, в целом, никогда не сомневается в этом, полагая, что тот добился бы многого, останься в молодости работать в Мунго.
Он засовывает руки в карманы, потому что на улице промозглый ветер, и старается слушать внимательно. Ему все еще нужно прийти с чем-то к Фриде, потому что у той будет шквал вопросов. Говоря откровенно, он ощущает себя на редкость неловко, целенаправленно выведывая информацию, пусть и осознает, что это чувство глупое. В конце концов, он старается и для него тоже. Когда все разрешится, Харт будет ему благодарен.
Он поправляет себя следом устало: "Если разрешится".
Кристоф контролирует себя с трудом, когда вскидывает брови удивленно и смотрит на Бальтазара недоверчиво, стоит ему упомянуть, что его жена погибла. Потому что только этого им не хватало. Он пытается соображать быстро, пытаясь понять, имеет ли он в виду под женой Фриду, помня ее подобным причудливым образом, или его воображение успело нарисовать ему счастливую семейную жизнь с кем-то еще. Признаться, мужчина не знает, какой вариант ему кажется лучше.
- Сочувствую.
Он не знает, что сказать еще, потому что считает верхом бестактности пытаться узнать о ней больше. Борге надеется, что рано или поздно эта тема всплывет сама по себе вновь, и ему удастся хотя бы узнать ее имя, но сейчас не делает попыток настаивать на большей откровенности. Зная Бальтазара, он вообще удивлен, что тот выдал хотя бы эту часть информации о себе.
Кристоф усмехается на его заявление о сигарете. В отличие от друга, он бросил уже давно, с рождением сына, когда Беатрис объявила, что больше в их доме не будет ни намека на сигаретный дым.
- Понимаю Вас. Сам долгое время курил, но в итоге бросил. Жена настояла, - он улыбается, не боясь выглядеть подкаблучником, и, пожалуй, со всей искренностью благодарен ей за это. - Удивительное ощущение, что вещи могут не пахнуть табаком.
Он фырчит весело, вспоминая, что это была одна из главных претензий некурящей жены, чувствовавшей даже малейший запах табака.
Кристоф не ожидает вопроса об их первой встрече и на мгновение теряется, бросая на друга странный, слишком серьезный взгляд. Он берет себя в руки быстро, вздыхая, и внезапно решает поделиться с ним правдой.
- Все лучше, чем могло бы быть и хуже, чем я бы хотел.
- Потеря памяти. Не помнит ни себя, ни жену, ни родителей, - ему не нравится абсурдность ситуации, но он не считает, что стоит придумывать какую-то иную версию. - Я был зол, потому что искал его долгое время и не знал, что с ним.
- Простите за тот инцидент, сами понимаете, как это нервно.

Кристоф берет только кофе, успев достаточно плотно позавтракать с утра, потому что Беатрис в последние дни начинает проявлять слишком настойчивую заботу. Он благодарен ей за это, потому что ему действительно не легко, и не нравится чувство, что он что-то скрывает, но мужчина знает, что для блага их всех, ему стоит пока держать язык за зубами. Если сердобольная Беатрис вздумает проболтаться Фриде, им точно не миновать беды.
- О, она знает, но не всегда это признает, - он усмехается с теплотой, потому любит жену, и потому что, в самом деле, они никогда не ссорятся всерьез, а он, чаще всего, готов уступить, если для нее это важно. - Мальчик. Правда, он уже вырос, и теперь мы надеемся на внуков. А у Вас?
Его отчего-то мимолетно коробит то, насколько важные вещи забывает Бальтазар, являясь крестным его сына. Не обижается, конечно, но считает злой насмешкой судьбы, потому что в жизни друга последние двадцать лет полная неразбериха, но вместе с тем нет ничего неважного, ничего, что с легкостью можно забыть и никому от этого не будет вреда.
Он не замечает раньше, что Бальтазар пьет кофе с сахаром, и отчего-то поводит уголком губ, неуместно шутливо думая о том, что сладкоежка Фрида обратила его все же в свою религию. Сам он делает глоток, так и не притрагиваясь к сахару.
- Да, я его нашел. Стокгольм, как мы уже убедились, не самый большой город, - мужчина улыбается, продолжая гнуть линию об их случайном чудесном совпадении, когда его врачом оказался именно тот, к кому он пристал на воскресном рынке. - Живет полной жизнью, если можно это так назвать, но не своей. Его жена очень переживает, и я пытаюсь сделать все, что в моих силах.
Кристофу требуется мгновение, чтобы взять себя в руки и все же произнести то, о чем он уже давно думает:
- Приходите в субботу к нам на ужин? Беатрис будет рада, она обожает гостей.
Он знает, что рано или поздно ему придется это сделать. Познакомить Бальтазара с его женой.

Фрида не верит до конца в то, что говорит Кристоф. Потому что это совершенно точно отдает каким-то бредом, и потому что поверить слишком больно. Она боится, что он забудет ее, с того момента, когда у него только начинаются проблемы с памятью, но никогда все же не думает об этом всерьез, что такое возможно. Что возможно забыть двадцать лет, за которые произошло так много, что она теперь не представляет, как жить с этим одной. Она теряла его уже однажды и считает слишком жестоким потерять вновь.
Она знает, что Кристоф начинает ее медленно ненавидеть. Потому что она успевает свести его с ума одним и тем же вопросом о том, где Бальтазар. У него нет ответа, и она понимает это, и не знает, в самом деле, почему требует от него. Как, впрочем, требует и от отца, которого также подключает к поискам. Она ищет и сама, проходя каждый день весь чертов Стокгольм, забравший ее у него, вдоль и поперек, но не находит ничего. Никаких зацепок ни в маггловском мире, ни в магическом. Как будто такого человека не существует вовсе.
Друг заставляет выслушать его, несмотря на то, что как только он говорит, что нашел Харта, она срывается с места, требуя отвести к нему. Она не хочет слушать, потому что ей безразлично все, кроме того, что он жив, здоров, и она сможет увидеть его вот-вот. По крайней мере, она так считает, пока Крис не начинает рассказ издалека. Аж с воскресного рынка.
Фрида молчит пораженно, не находя никаких слов, и принимает информацию о том, что Бальтазар придет на ужин, немым кивком. Она просит не провожать ее, когда встает из-за столика, за которым они сидят, и выходит из кафе, собираясь пройтись. Ее немного мутит от волнения и отвращения к ситуации, а в голове ни единой мысли, что ей делать дальше.
К субботе, она осознает, что сейчас ее единственный выход - познакомиться с ним вновь. Ведьма не знает, чем это закончится, но хочет хоть как-то быть к нему ближе. Быть хотя бы знакомой со своим мужем, пусть и бывшим. Она вспоминает неуместно, что они так и не поженились вновь.
Фрида вспоминает это чувство с удивлением - волнение при выборе платья на вечер. Желание не просто выглядеть хорошо, а понравиться незнакомому человеку. Она считает, что у нее проблемы с навыками соблазнения, потому что, по сути, никогда ими не обладала, а с двадцати лет и вовсе не нуждалась в них. Она волнуется как школьница перед выпускным балом, когда проводит у зеркала времени в два раза больше обычного.
Ведьма безбожно опаздывает, когда все же выходит из квартиры, аппарируя на порог дома друга, и стучит в дверь, игнорируя замок. Беатрис, забирая пальто, говорит, что Бальтазар уже здесь, и напоминает, что отныне его зовут Виктор. Виктор Лайне.
Она ловит его взгляд, как только заходит в гостиную, и отчего-то не может больше отвести его, когда Кристоф представляет ее. Ирландка улыбается ему тепло, чувствуя, как щемит что-то внутри, потому что совершенно искренне счастлива его видеть.
- Приятно познакомиться. Кристоф сказал, что Вы не дали развиться его паранойе? Он всегда слишком серьезно относится к своему здоровью.
Фрида фырчит, когда друг успевает вставить свои пять копеек о том, что ей бы тоже не помешало быть внимательнее к себе, и легкомысленно пожимает плечом, делясь доверительно с "новым знакомым":
- Ненавижу врачей.
Она не стесняется садиться ближе к нему и старается выглядеть расслабленно.

Фрида заметно нервничает и с трудом подавляет подступающую истерику от того, насколько глупо и абсурдно выглядит ситуация, когда человек, с которым она прожила последние двадцать лет, просит называть его по имени. Не по своему имени, потому что "Виктор" ее до сих пор коробит, несмотря на то, что Кристоф ранее повторяет его не меньше десятка раз. Она не хочет называть его так, но обещает другу, что не выдаст его, случайно назвав Бальтазаром. Иначе придется объяснять слишком много.
Она улыбается ему совершенно искренне, не стесняясь выглядеть довольной, когда слышит комплимент, потому что проводит перед зеркалом непозволительно много времени. В их прошлой жизни она уверена. что нравится ему всегда, во чтобы ни была одета, но сейчас, она понятия не имеет, насколько изменились его вкусы и привычки. Ведьма выбирает на всякий случай платье, которое когда-то покупает ей он, и все еще не может привыкнуть к тому, что действительно старается понравиться собственному мужу.
- Благодарю.
Она знает, что возможно слишком напориста, но не хочет сидеть поодаль. Ей непривычно, что вообще приходится сдерживаться, когда она хочет коснуться его, забраться по привычке под край джемпера и коснуться теплой кожи, проверяя почти судорожно, что он действительно живой и рядом с ней. У нее входит это в привычку уже давно, но сейчас она чувствует острую в этом потребность, находясь так близко к нему и так, вместе с тем, далеко.
Ей нравится, когда он смеется, и ирландка отдает себе отчет в том, что, наверное, выглядит странно, не сводя с него взгляда. Она скучает как сумасшедшая и не может вести себя непринужденно, будто они действительно только познакомились, и он интересен ей не более, чем просто знакомый.
- Капризничаете, когда попадается невкусное лекарство?
Фрида не употребляет слово "зелье" на автомате, помня прекрасно о его непереносимости и об исключительно маггловской медицине, благодаря которой ей пришлось познакомиться со страшными названиями различных лекарств.
- В больницах слишком тоскливо, а врачи обычно слишком серьезны. Мне все время кажется, что они скрывают от меня какую-то неприятную новость.
Она делится доверительно, полагая, что он слишком умен, чтобы обидеться. По крайней мере, прежний Бальтазар никогда не обижался на ее неприязнь к врачам, как и не обижался никогда Кристоф. В целом, она надеется, что по ней видно, что она, в общем-то, ничего не имеет против подобного знакомства с врачом.
- Простите мою откровенность.
Ведьма извиняется не ради прощения, но ради отчасти легкомысленной и располагающей улыбки. Она входит во вкус, вспоминая как давно не вела себя настолько игриво и вместе с тем расслабленно. Ей неплохо удавалась подобная манерность в школе, но после она никогда не ставила себе целью притворяться кем-то, кем она не является.
- Держу кондитерскую недалеко отсюда. Если Вы любите сладкое, Вам непременно стоит зайти.
Она знает прекрасно, что он далеко не такой любитель сладкого, как она.
- Если не любите - тем более. Уверена, Вам понравится.
И вместе с тем знает, что он обожает, как она готовит.
Они болтают непринужденно, когда, наконец, все усаживаются за стол, и она не может сдерживаться, когда, пожалуй, уделяет ему больше внимания, чем следовало бы. Фрида знает, что Кристоф от этого не в восторге, потому что считает, что все нужно делать постепенно, но она выпивает достаточно, чтобы набраться храбрости остаться с ним наедине.
- Вы случайно не курите? Кристоф гоняет меня курить на крыльцо с тех пор, как родился его сын, а я терпеть не могу стоять там одна.
- Составите компанию?

Фрида старается держать себя в руках, когда он говорит, что обожает сладкое, но подозревает, что пару мгновений выглядит на редкость удивленной. Бальтазар никогда не проявляет особой страсти к сладкому и даже готовя, он делает это в первую очередь для нее. Впрочем, стоит признать, что в последние годы он относится к нему куда благосклоннее, однако сейчас его пристрастия приобретают причудливую форму.
Она пьёт много, не ставя себе целью напиться, но нервничая. Ведьма знает, что хозяева вряд ли за это ее осудят, но ловит себя порой на мысли, что это не очень хорошая идея и ей стоит сохранять трезвость рассудка. К моменту, когда они выходят на крыльцо, она уже перестаёт считать количество выпитых бокалов. Ее устраивает то, что Бальтазар переходит на коньяк, также не планируя оставаться слишком уж трезвым.
Ведьма называет его Виктором и сдерживается с трудом от того, чтобы поморщиться, потому что его новое имя настолько чужое и холодное.
Фрида наблюдает за ним с нездоровым интересом, будто видит впервые, и улыбается искренне, когда он благодарит ее. Она думает о том, что рада, что они находят общий язык так легко, потому что помнит их первое знакомство, и как они не понравились друг другу прямо с порога ее кабинета. Она боится отчасти столкнуться с тем Бальтазаром, которого мало интересуют окружающие, и она испытывает облегчение от того, что он оказывается не в пример мягче.
Она хочет его обнять, но вместо этого прячет свободную руку в карман пальто и затягивается вновь.
Ее веселит его заявление, и она коротко смеётся, глядя на него тепло:
- Я была замужем дважды, но это было давно.
Фрида не уточняет, что была замужем за ним, но все еще не может адекватно относиться к тому, что рассказывает об этом ему. Человеку, с которым еще месяц назад делила постель, и чьи вещи висят в шкафу их - его - квартиры, из которой она так и не съехала.
Она прижимается поясницей к перилам, оказываясь к мужчине лицом, и не стесняется держаться ближе положенного.
- У Вас на пальце я тоже не вижу кольца. В разводе или Вы из тех мужчин, которых невозможно затащить под венец?
- Вы сами завели этот разговор, - она улыбается дружелюбно, перекладывая ответственность за свое любопытство на него.

Фрида не скрывает дружелюбной насмешки во взгляде, когда он выносит вердикт относительно тех мужчин, которые попадались ей. Она считает себя, несмотря на два развода, удивительно счастливой женщиной, которой попались как раз-таки те мужчины. Пожалуй, даже слишком. Впрочем, ее все еще веселит то, что он, не зная об этом, говорит о самом себе.
Она, признаться, не ожидает подобного ответа на вопрос о жене и на мгновение теряет дар речи, распахивая глаза в удивлении, смешанном с ужасом. Ведьма думает, что убьет Кристофа, если он знал об этом и ничего ей не сказал, потому что это для нее уже слишком. Она чувствует, как по коже пробегает мороз, несмотря на теплое пальто, и признаться не знает, как реагировать на то, что она - как его жена - в его сознании мертва.
Или все же не она?
Ирландка считает, что рано или поздно сойдет с ним с ума, если не сошла уже. У нее не укладывается в голове до конца то, как видит мир сейчас он, и что, в теории, может помнить. Ей приходит в голову следом, что самое логичное, что он придумал себе некую женщину, жену, с которой, по всей видимости, был счастлив в браке. И придумал ее кончину, как самое адекватное объяснение своему переезду. Ведьма чувствует, как на короткое мгновение ей перестает хватать воздуха.
Фрида пытается взять себя в руки, потому что, кажется, ее выдает собственное лицо, и она, признаться, не хочет знать, как сейчас выглядит со стороны.
- Примите мои соболезнования.
Она отзывается немного хрипло, но быстро, впрочем, восстанавливая голос. Ей кажется, что это звучит до ужаса шаблонно, но она не знает, что еще может сказать в этой ситуации.
Блетчли избавляется от остатков сигареты и испытывает к нему благодарность за то, что он переводит тему. Она полагает, что та неприятна им в равной степени, вот только по разным причинам, и не пытается узнавать больше, по крайней мере пока. Ей достаточно этой информации, чтобы уже забить себе голову плохими мыслями.
- Мой шведский - заслуга первого мужа. Заставил выучить практически в ультимативной форме, - ведьма усмехается, сдерживаясь от того, чтобы добавить, что он в целом все делал в ультимативной форме, особенно в самом начале их отношений. - Он работал вместе с Кристофом в одной компании, так мы и познакомились.
- С ними сложно не найти общий язык, поэтому мы быстро подружились.
Фрида отзывается о друзьях тепло, потому что любит их со всей искренностью за все то, что они сделали для них с Бальтазаром и продолжают делать.
Она не знает, почему ей все еще не удается прийти в себя после того, как он говорит о смерти жены, и она бросает на него усталый взгляд, осознавая, насколько сильно по нему скучает. Особенно сейчас, когда он так близко.
Фрида слабо отдает себе отчет в своих действиях, не находя никакого желания сдерживаться, когда тянется к нему, мягко, практически нежно касаясь губами его губ. Ее мало интересует, как это выглядит сейчас для него, и она не хочет задумываться о том, какой может быть его реакция.

Фрида пугается на долю секунды, что он может не ответить ей или, еще хуже, оттолкнуть, прежде чем он все же оказывается напротив, целуя ее в ответ. Она знает, что ее поведение выглядит странным, отчасти неправильным. Что она торопит события, и это несомненно должно вызвать много вопросов. Ее не интересует моральная сторона вопроса, потому что она, черт возьми, целует собственного мужа, по которому скучает так, что не может никоим образом выразить словами.
Она обнимает его под курткой, позволяя себе забыть о том, что перед ней не Бальтазар. Не тот человек, которого она любит болезненной, нездоровой любовью уже столько лет, и знает, что он любит ее не меньше. Человек, которого она целует, видит ее в первый раз, не испытывая, в общем-то, никаких чувств, кроме, пожалуй, влечения. Она игнорирует это намерено, потому что не хочет думать об этом сейчас. Только не сейчас, когда ей на короткий миг кажется, что все по-прежнему.
Ведьма не сразу осознает, что он отстраняется, и смотрит на него растеряно, не понимая, в чем причина. Реальность возвращается внезапно, больно ударяя по макушке, но она сопротивляется ей изо всех сил, не желая сдаваться так просто. Ее мало волнует его возраст, как и то, насколько они оба пьяны. Несомненно пьяны и даже слишком, но она знает, что алкоголь лишь придал ей храбрости для этого поцелуя.
Фрида тянет его к себе вновь, смутно надеясь хотя бы так стать к нему ближе. Она считает, что он думает не о том, и что возраст - последнее, что ее интересует, пусть их разница и очевидна.
- Перестань, - она переходит на "ты", забываясь, и шепчет почти лихорадочно, прижимаясь губами к его шее немного ниже мочки уха. - Меня не волнует твой возраст.
Она чувствует, как у нее колотится сердце, и целует его снова, почти требовательно. К черту все, она все еще имеет на это право.
Ведьма отстраняется через некоторое время сама, вздыхая глубже, и совершенно точно знает, чего хочет. Как и знает, что вряд ли Кристоф одобрил бы подобную поспешность.
- Я, думаю, уже поздно, и нам пора оставить хозяев в покое. Проводите меня домой, Виктор?

Фрида окончательно теряет голову, когда он целует ее вновь, и не заботится о том, как выглядит, заходя после обратно в дом, чтобы попрощаться с хозяевами и забрать сумку. Она игнорирует внимательный, почти требовательный взгляд друга намерено, не собираясь отчитываться. Потому что, в конце концов, она не железная, чтобы следовать его идеальному выверенному плану, в который совершенно не вписывается секс с Виктором Лайне через несколько часов знакомства. Она считает, что ей не двадцать, и что, несмотря на огромную благодарность к другу, имеет полно право сама решать, что ей стоит делать.
Она не может дать толкового объяснения, почему они не аппарируют. Видимо, он решает, что слишком пьян для этого, а она не имеет ничего против такси. Ведьма целует его вновь и вновь, не обращая внимания на таксиста, потому что для нее привычно весь мир замыкается на нем.
Фрида не думает больше ни о чем, когда они наконец оказываются в квартире, даже не пытаясь как-то контролировать себя. Она видит, что он хочет того же, что и она, несмотря на покойную жену, к которой, как ей отчего-то кажется, он был привязан, и упрямо считает, что у него нет ни одной достойной причины отказать ей сейчас.
Она засыпает привычно на нем, потому что делает это последние двадцать лет и считает самым комфортным способом сна. Ей нравится после месяца разлуки и холодной, одинокой постели, чувствовать кожей его рядом. Она дает себе еще пару мгновений, прежде чем открыть глаза, когда отчего-то спит слишком чутко и чувствует слишком явно, как он проводит рукой по ее волосам. Засыпая, она боится, что наутро он внезапно исчезнет.
Ведьма не сразу осознает, о чем говорит мужчина, разглядывая его сонно, не до конца проснувшись. Она следит за его взглядом, чтобы наконец понять, что его так заинтересовало, и еле слышно обреченно выдохнуть. Чужое творчество на ее руке даже спустя столько лет, не вызывало у нее теплых чувств, и она маскировала его каждый день с самого утра, лишь бы не видеть чаще необходимого.
- И тебе доброе утро, - она отзывается расслабленно, целуя его коротко в плечо и медля с ответом. Ирландка принимает как данность, что он не помнит ничего об ужасах, творящихся в Англии несколько лет назад, потому что это, к счастью, так и не вышло за пределы одной маленькой страны.
- Метка Темного Лорда, - ведьме хватает доли секунды, чтобы поймать его удивленный взгляд, и все же подумать мимоходом, что даже, если этому не придавали такого уж большого значения, то все равно писали в газетах, хотя бы коротко. Он должен был слышать о нем хоть что-то. - Несколько лет назад в Англии появился фанатик, призывавший истреблять магглорожденных. Половина чистокровных семей поддержала его и обзавелась вот такими несимпатичными рисунками.
- Среди них оказалась и я. Так вышло. Не могу сказать, что очень уж горжусь этим.

Фрида воздерживается от комментариев, что на самом деле он в Англии был и был, пожалуй, куда дольше, чем сам того хотел. Не говорит она также о том, что эту самую Англию он ненавидит всей душой за то, что она сделала с ними и через что заставила пройти. Она не говорит, что, несмотря на все это, Англию можно любить хотя бы только за то, что они познакомились именно там, и он, на протяжении нескольких лет, приезжал к ней исправно по четвергам и иногда по выходным.
Ее смущает его вопрос о чистокровных и магглорожденных, и она смотрит на него недоверчиво, потому что уж это он должен знать наверняка. Подобное разделение было в любой стране, правда Фишер когда-то упоминал, что в Америке магглов называют немного иначе, но он должен был догадаться, даже если в его голове осталось какое-то иное слово. Она задумывается об этом впервые - что он живет в маггловском районе, работает в обычной больнице и не пользуется, судя по всему, магией.
Ведьма позволяет себе отвлечься на мгновение, пока целует его, и считает, что если бы не его странные вопросы, она бы могла даже ненадолго поверить, что все именно так, как и было раньше. Она фырчит весело, когда он называет ее приобретение ошибкой бурной молодости, потому что с какой-то стороны это действительно так. Но и не так совершенно точно.
Она не отказывает себе в удовольствии устроиться на нем удобнее, прижимаясь губами куда-то к ключицам. Блетчли понимает, что ему, наверное, должна казаться странной та нежность, с которой она относится к нему, но ничего не может поделать с привычками и прочно отпечатанным в подсознании желании заботиться о нем.
- Ты мне не веришь? - она старается выглядеть возмущенной, но спрашивает шутливо, боясь отныне настаивать на своей версии произошедшего, не понимая, что происходит. - Может ты и в злых и добрых волшебников не веришь?
Ее озаряет внезапно, как только она задает последний вопрос. Что, кажется, забыв себя, Бальтазар забыл и то, на что способен. То, какой огромный магический потенциал в нем заложен. Забыл о магии вообще.
- Что, если я скажу, что я ведьма и могу превратить, например, эту пепельницу во что угодно?