Бальтазар приходит в себя медленно, но всё-таки приходит. После того, как, пожалуй, осознает, что Фрида не собирается отступать, и что трогательный момент в её глазах не наступает. В тот миг швед осознает, что – как он считает прежде – возвращение её голоса не станет залогом того, что сама ведьма в полной мере вернется к нему. Ему не нравится осознание собственной беспомощности при ситуации, которую сам и создает прежде.
Не считая мгновения эйфории, швед не стремится недооценивать то, насколько ведьма зла.
Он знает, что виноват перед ней: за побои, которыми "светил", когда они жили вместе до и после Азкабана; за несдержанность и Азкабан; за тот случай, когда его выбросили на пороге её с Патриком квартиры с жалкими признаками жизни. Бальтазар знает, что в первую очередь виноват перед ней за свою смерть – и за своё малодушие, потому что ему стоило забрать её оттуда сразу. Потому что они никогда не были похожи на героев.
Кольцо, которое Бальтазар забирает из ювелирного ранее, жжет карман из-за неправильности ситуации. Бальтазар не понимает, почему, когда всё, кажется, начинает налаживаться, то они не могут жить дальше, жить спокойно. Он считает, что они достаточно натерпелись, и не понимает, почему их терзания не заканчиваются.
В этот раз, впрочем, вопросов остается меньше.
Потому что сам дурак.
Негодование сменяет смирение, если не раскаяние, внезапно, когда, как считает Харт, Блетчли вдается в крайности.
Бальтазар осознает, что его поведение сейчас диктуется отсутствием аргументов и абсурдностью ситуации в целом.
– Хватит, – просит Харт её жестче, чем прежде, потому что больше не хочет говорить об этом. Не хочет наблюдать, как проклятая компания продолжает разрушать его и её жизни. В этот момент он не испытывает ностальгии по их ссорам, когда у обоих появлялась необходимость повышать голос.
Он вздыхает глубже, прежде чем, собравшись с мыслями, раскрыть карты, которые не может в первую очередь раскрыть раньше самому себе.
– Я не смог отказать отцу, – признается Бальтазар, когда смотрит на Фриду тяжелым взглядом. – Я пришел, чтобы сказать ему, что не собираюсь больше вмешиваться. И что он может начинать искать наследника на стороне, которому он сможет передать знания, как когда-то передал их мне и брату.
Швед коротко встряхивает головой, когда отзывается:
– Я вышел из разговора с меньшими потерями, чем он хотел, чтобы я делал.
– Я действительно не хотел тебя обманывать. И не хочу, чтобы ты уходила сейчас.

Бальтазар считает, что Фрида задаёт чертовски верные вопросы, но не может им ничего противопоставить, ощущая себя на редкость глупо. На самом деле, он осознает, насколько несуразно, неправильно, если не нездорово, выглядят его отношения с отцом. Потому что ему, дьявол дери, все пятьдесят пять (как минимум), а он все ещё робеет, как мальчишка, не в силах сказать отцу и слова. Бальтазар оказывается первым, кто не понимает самого себя.
Харт сжимает челюсти крепче невольно, когда, как он считает, она если не делает выбор за него, то определённо делает поспешные выводы.
Бальтазар считает, что решил бы вопрос с компанией, если у него было бы больше времени, во время которого Фрида прибывала в неведении, не волнуясь лишний раз по этому поводу.
Харт, в отличие от неё, не сомневается ни на грамм в том, кто для него важнее, и немного ёжится из-за сквозняка с улицы, сжимая в кармане бархатную коробочку. Бальтазар вздыхает глубже и находит это странным - то, что он смиряется с обстоятельствами того, что она обижена.
Он ощущает интуитивно, что она собирается делать.
- Вернёшься к отцу? - он спрашивает в этот раз про отца её; его внутренне перетряхивает от мысли о лечебнице, что она снова может оказаться там.
- Я так и не успел спросить, как прошла ваша встреча, - отчего-то вспоминает Бальтазар, после чего констатирует:
- Ты рано вернулась.
На самом деле, он скучает по ней не меньше.
- Пожалуйста, - он прикрывает на мгновения глаза и всё-таки просит негромко, с явной неприязнью, - держись от неё подальше, от своей больницы.
Он, впрочем, доверяет её отцу в этом вопросе.
Бальтазар проходит глубже в комнату, несмотря на нелицеприятный итог их разговора. Он смотрит некоторое время на бумаги, оставленные на столе, и отчего-то не бросает их, как желает, в камин.
Он касается её линии челюсти коротко подушечками пальцев, прежде чем убрать руку, проговаривая уверенно, без лишней драмы, будто негласно данное обещание:
- Я всегда выбирал тебя.  Ты знаешь об этом.

Бальтазар знает, что Фогт - психопат, но считает, что тот в полной мере открывает своё истинное лицо лишь в этот раз, в самой интимной из встреч, которая когда-либо проходила между ним Хартом. Из всех, с кем Бальтазар может столкнуться из-за компании, этого "экземпляра" швед боится больше всего. Рейнхардт был чертовски непредсказуем, а вкупе с недюжинным интеллектом и фантазией, о которых редко (но метко) говорит Катаржина, и вовсе превращался в монстра. Бальтазар, впрочем, знал подругу слишком хорошо, чтобы понимать, что та в нем нашла.
Фогт начинает вежливо, едва ли не нежно, когда полудню второго дня Харт признает, что Рейнхардт - обладатель недюжинного дара убеждения. Швед лихорадочно облизывает сухие потрескавшиеся губы после того, как вздрагивает, очнувшись из пятиминутного блаженного забытья, потому что ни одну из ночей, которые Бальтазар проводит у старого знакомого, тот не даёт ему спать, пока не получает желаемое.
Бальтазар считает его методы на редкость действенными, когда те заставляли в первую очередь сдаться человеческую гордость, на которой обычно держалась значительная часть принципов.
Швед приходит к этой мысли методично и выверено, что Рейнхардт - это его способ поставить точку. Он скучает по Фриде, объективно осознавая, что этого мизерно мало - изредка видеться, пересекаясь в кондитерской; Бальтазар не лезет в её жизнь, потому что она в безопасности с отцом и потому что ему всё ещё предстоит разобраться со своим.
Он помнит слишком хорошо те оплоты, не которых держится семейная монополия, когда начинает рассказывать негромко, севшим из-за напряжения голосом.
Фогт избавляет его от пальца напоследок просто как, как комплимент. Бальтазар предполагает, когда кричит, что в этот раз Рейнхардт также припоминает ему времена, когда Харт спал с его женой, и ласково доказывает, что так делать не стоит.
Бальтазар смотрит на свою руку слепо, оставшуюся с четырьмя пальцами, и считает, что чертовски хочет домой. Домой - в значении к Блетчли.
На самом деле, он еле стоит на ногах от усталости, несмотря на то, что Фогт не отказывает себе в удовольствии проявить добродетель и подлатать его. Они оба знают, что это, с его невосприимчивостью к зельям, не поможет, когда Фогт вызывается лично проводить его домой.
Бальтазар только успевает найти плюсы в том, что Фрида у отца, а не на его квартире, когда, стоит Рейнхардту открыть дверь, на пороге оказывается знакомое взволнованное лицо.
- Дьявол, - устало выдыхает Бальтазар, не глядя на Блетчли, и морщится, когда бьется стекло. Он наблюдает за равнодушно за тем, как, охлаждённый, палец скользит по гладкому паркету.
Бальтазар прежде опирается и косяк, чтобы сохранить равновесие, прежде чем попробовать пройти вглубь квартиры самостоятельно. Он быстро охает от боли (как в отбитых, возможно сломанных рёбрах, так и в остальных частях тела, по разным причинам, также) но не отступает.
- Вон, - некрасиво указывает Бальтазар пальцем на Фогта, не оборачиваясь, и перестаёт заботиться о манерах дня три назад.
Он не слышит, как тот в приподнятом настроении и с прежней манерностью прощается с Фридой, когда опускается на диван, на который открывается дверь из прихожей, и вытягивается во весь рост, прикрывая глаза.
Он считает, всё ещё не отошёл от болевого шока, когда относится безразлично к собственным конечностям, лежащим на полу.
Бальтазар знает, что ей тяжело, когда всё-таки просто сипло:
- Положи его, пожалуйста, в лёд, - он медлит мгновение, прежде чем добавить:
- И позови Кристофа.

Бальтазар не хочет, чтобы она видела что-либо из происходящего, но, удивляя самого себя, оказывается способен быстро смириться, что это случается. Он мало на что способен сам и понимает, что сейчас отнюдь не его время, чтобы устанавливать правила. На шведа нападает подобие апатии, когда он прикрывает глаза до момента прихода друга, в целом переставая беспокоится о бренном теле. Он зацикливается на неприятной, сводящей лопатки мысли до прихода друга, что у Фогта он желал, чтобы это закончилось. Любым из доступных способов. Бальтазар испытывает отвращение к себе и своему эгоизму и ненавидит, как никогда прежде, Фогта не за палец, а за то, что пусть на долю секунды тот заставил его забыть о Блетчли.
Он сносит по возможности молча манипуляции Кристофа, и вздыхает шумно, с надрывом, когда тот стягивает сломанные рёбра. В этот момент Харт, как никогда, считает, что с него достаточно, боясь пересчитывать сколько раз ему что-либо ломали за его жизнь.
Он остаётся благодарен за инициативу, когда Фрида разливает крепкий алкоголь по бокалам, но так и не притрагивается к своему. Бальтазар считает, что ему больше подойдёт бутылка, составленная на стол в эпицентр "поминок" - никто из них не чокается.
Бальтазар позволяет себе отрицать ещё немного то, насколько ей больно от созерцания происходящего, но быстро сдаётся. Мужчина прикрывает глаза, чувствуя, как его знобит, прежде чем откинуться на спинку дивана. Свой палец, заново пришитый, кажется чужим.
- Всё закончилось, - сознается швед без доли удовлетворения или спокойствия. Он бросает взгляд на Кристофа, когда подытоживает:
- Я рассказал всё Фогту, - он объясняет в большей степени ему, как осведомлённому в происходящем поболее, чем Фрида. Бальтазар переводит взгляд на ирландку:
- Он найдёт того, кого информация в итоге заинтересует - и желательно нескольких, - и мы с Кристофом, вероятно, останемся без работы.
Он думает о том, что у него не получалось насколько разочаровывать отца прежде, когда бросает на друга отчасти виноватый взгляд.

Бальтазар не может определиться с тем, устроило ли бы его остаться в одиночестве или скромная компания - это то, что нужно, чтобы пережить безумие последних дней. Он всё ещё не прикасается к бутылке с алкоголем, отмечая, впрочем, по тому, как пьёт Фрида и Кристоф, то, насколько им нелегко даётся происходящее. Швед ловит себя на мысли, что Блетчли, пожалуй, стала ему тем, кем он в последнюю очередь ожидал - лучшим другом. Как приятное дополнение к тому, что он чувствовал к ней и что к дружбе не имело ни малейшего отношения.
- Палец он отрезал после, - признает Бальтазар равнодушно, - на тот момент я рассказал ему всё, что он хотел бы знать. Фогту стало скучно, потом он вспомнил былые обиды - и мы закончили на запоминающейся ноте.
Он пренебрежительно передёргивает плечом, следом вздыхая тяжелее из-за дискомфорта, вызванного движением. Бальтазар молчит на следующий из вопросов и считает, что компания стоила слишком многого ему - и боится представить, какую жатву та собрала, если брать все поколения, которые ей управляли.
Последнее, впрочем, что он хочет - это жалеть себя и испытывать жалость к другим.
- Фогт действительно способен на большее, - с долей нездорового уважения  объективно признает чародей. - Ката как-то завела любовника (ещё до того, как они поженились); Рейнхардт вырезал ему язык у неё на глазах. Дальнейших подробностей она не рассказывала.
Швед, признаться, до сих пор не знает, почему его подруга выбрала именно Фогта. Он считает, что любовь зла.
Чародей всё-таки тянется к наполненному бокалу, двигаясь на редкость скованно, прежде чем сделать щедрый глоток, чувствуя, как крепкий алкоголь обжигает горло. Он кашляет коротко из-за того, что прежде во рту успевает пересохнуть.
- Оставляя меня в живых, Фогт знал, что смерть от рук моего отца будет гораздо более изощрённой, - меланхолично, отнюдь без драмы подытоживает мужчина. Было похоже, что ситуация, скорее, его забавляет.
Он бросает взгляд на друга, когда констатирует дружелюбно:
- Ты сдал ей то, что меня нет. Поэтому Фрида уже была здесь, когда я вернулся, верно?
Бальтазар обращается следом к Блетчли, желая знать то, как долго она себя накручивала, сидя в четырёх стенах его квартиры:
- Как долго?

- Нет, - прямо отвечает Бальтазар на вопрос ирландки, когда та делает выпад насчёт реакции его отца. - Я ни на что не надеялся, - несколько грубее, чем стоило бы, подытоживает мужчина.
Он успевает, впрочем, вдохнуть глубже, когда ловит взгляд друга после того, как Фрида не даёт Кристофу вставить слово. На самом деле, ему тоже, как и ей, сейчас больно от того, что женщина озвучивает вслух; больно и страшно, потому что мысль о том, что он потеряет её, мерно сводит чародея с ума. В переживаниях за неё он раз за разом теряет себя.
Бальтазар морщится, потому что она кричит; морщится из-за больной головы, но в основном потому, что ему не нравится степень её переживаний. Он медлит мгновение, прежде чем, с заметным трудом, подняться с дивана, делая отчасти неуклюжий шаг к ведьме. Мужчина пристраивает ладонь на её талии, без обиняков подбираясь пальцами под чужую одежду, чтобы почувствовать чужую кожу, и прижимает Фриду к себе ближе по мере своих возможностей, но в основном пренебрегая своими травмами.
Он слышит, как Кристоф твёрдо замечает, что они обойдутся без похорон, и привычно принимает камень в свой огород.
Бальтазар хочет, чтобы она успокоилось, потому что, пожалуй, никогда прежде не было возможности на столь безоблачное будущее. Ей только нужно было принять это, как данность.
Швед знает причины, почему он не сделал этого раньше, но всё же вслух признает очевидное:
- Я - самоуверенный дурак, - ему не нравится, как это звучит. Однако Бальтазар считает, что все же звучит приличнее, как папенькин ведомый сынок, кем он, как бы ни кичился своим волевым характером, был на самом деле.
- Ты - единственная причина, почему я сделал это вовсе.
- Прости, - тише прости прощения Бальтазар, когда припоминает:
- Я помню, что ты не любишь, когда тебя оставляют дольше, чем на два дня.
Бальтазар устало опускается обратно на диван, чувствуя, как усиливается озноб и как, похоже, поднимается температура.
Он все ещё ощущает себя неуклюже, когда ему приходится говорить о чувствах.
Бальтазар в такие моменты не жалует размеры своей квартиры, когда смотрит на друга смиренно, прежде чем попросить того помочь ему дойти до спальни. По крайней мере убедиться, что швед не свалится в коридоре в беспамятстве.

***
Восстановление занимает именнно столько времени, сколько предсказывает Кристоф. Если, признаться, не больше. Бальтазара раздражает - как это обычно бывало - собственная беспомощность, когда в этот раз медленно срастающиеся кости и плоть отрезанного пальца подливают масла в огонь. Его также быстро начинает выводить из себя то, что Фрида пусть и приходит, и ненадолго, потому что ему, как водилось, не хватало её до состояния мальчишеского нетерпения.
Он не замечает каких-либо изменений кроме тех, кто ему становится легче дышать или что на торсе исчезают некоторые из синяков. Или того, что его до чертиков надоедает сидеть в четырех стенах. Бальтазар давно не проводит времени в собственной домашней библиотеке, которую содержит, "подкармливая", в собственном кабинете. Но вскоре чтение перестает отвлекать его от реальности бытия в достаточной степени.
Он выходит на улицу, прогуливаясь до кондитерской, через полторы недели после событий, спровоцированных Фогтом, и старается абстрагироваться от неприятного разговора, который он прежде ведут с отцом. Бальтазар действительно знает, что, несмотря на то, как всё может выглядеть со стороны, Амадеус его любит. Однако это не мешает оправдаться ожиданиям другим, когда разочарование отца не вписывается ни в слова, ни в гримасу, отразившуюся на его лице. Чародей может понять его: тот отдал компании всю жизнь. Однако Бальтазар считал, что отцу стоило принять, как должное, что этого (прежде к тому же наломав дров) не захотел его сын.
Бальтазар, наконец, находит силы на то, чтобы рассказать родителям то, что совершил в отношении Ларса, и не ждет иной реакции, как отрицание. Его или реальности событий. Последней, кому он хочет причинять боль - это матери, но в итоге Харта это не останавливает.
Первый из последующей череды приступов случается, когда Бальтазар оседает рано утром, не в силах заснуть из-за болей, ненадолго в кабинете кондитерской, проверяя последние из документов; мыслительную работу, благо, ему позволяли его ранения.
Он не знает, откуда берется панический страх, когда воспоминания наслаиваются друг на друга; дискомфорт тела отступает, оставляя лишь одну, практически параноидальную мысль о том, что Фриды нет с ним рядом - и что не было ни вечером, ни с утра.
Сейчас, теряясь в череде жизненных событий, Бальтазар не помнит ни об их последней ссоре, ни (четко) о Фогте или каких-либо последних событиях, которые привели к тому результату, что Блетчли предпочитала держаться от него подальше.
Он аппарирует к порогу её квартиры, начиная поиски - и безошибочно - с этого жилища по старой памяти.
Бальтазар не стесняется, когда стучит в дверь, прежде пару раз нажав на звонок, и выглядит не в пример возмущенно, когда она открывает.
- Почему ты здесь? - искренне интересуется за выдохе швед, не пытаясь выглядеть сдержанно. Ему, признаться, к тому же несколько обидно, потому что сейчас он не видит причин для подобного её поведения.
- Почему ты не дома? - продолжает претензию Баль, отчего-то вспоминая следом - прежде бросив быстрый взгляд на часы, - что он опаздывает на работу. Кондитерская на то мгновение перестает быть даже воспоминанием.
Он перешагивает порог, несколько невоспитанно не дожидаясь приглашения.
- Я опаздываю на работу, - с долей ворчания отзывается швед.
- Из-за тебя.
Он не успевает добавить, что она "малолетка".

Бальтазар вздыхает судорожно, поражённый, когда пощёчина обжигает кожу. Он, признаться, не помнит, когда они с Фридой расставались на подобной ноте, и, более того, не видит для этого причин сейчас. Чародей смотрит на ведьму хмуро, но мгновение прикладывая к лицу ладонь, тщетно пытаясь успокоить зудящую щеку. Он отнимает её через доли короткого мгновения, сосредоточиваясь на Фриде.
- Не понимаю, что тебя не устраивает, - Бальтазар говорит суше, чем прежде, привычно выстраивая между ними дистанцию, давая защитному рефлексу взять верх.
- Вчера ты не имела ничего против как моей работы, так и меня.
- Не понимаю, почему сегодня всё должно было настолько измениться, - подытоживает Харт.
Ему не нравится, что она говорит о доме, потому что на протяжении многих лет их дом - это его квартира в Стокгольме. Бальтазар в последнее время перестаёт сомневаться, что домом приходится вся жилая площадь, потому что больше времени, чем стоит, они проводят в спальне или на кухне.
- Мне это не нравится, Блетчли, - строго выдвигает претензии Бальтазар. Он не любит, когда он чего-то не может понять, и сейчас не догадывается, что дело в нём, а не в ней.
- Пожалуйста, объясни мне толком, где я был не прав, - контрастируя с прежним запросом, покорно просит швед. Он лишний раз поражается тому, насколько ей дорожит, и отчасти опасается, что они оба - в действительности ненормальные, неспособные контролировать зависимость друг от друга.
Он всегда ставит её выше всего, что у него есть, и работа не становится исключением.
- Я хочу понять, чем я тебя обидел, - примирительно вздыхает швед, единственное что не выставляя руки в жесте, сдающем позиции. Несмотря на мягкость и рассудительность в этот раз, позиции сдавать он не торопился.
- Мне нравится, когда ты спишь на мне, - на всякий случай убеждает её Баль, ловя чужой взгляд.

Бальтазар подмечает, как она меняется в лице, и послушно следует на кухню вслед за ведьмой, когда та предлагает. Где-то внутри зарождается ощущение неладного, исключительно интуитивно, но сейчас швед не обращает внимания на подобное.
Он считает, что в их общении ничего не меняется, и кухня остаётся их негласным алтарем.
Швед смотрит на неё непонимающе несколько мгновений и лишь после бросает взгляд на шрам, который не замечает раньше. Бальтазар теряется, потому что первое время действительно не может припомнить то, откуда тот берётся - но в какой-то момент отвлекается на следующий вопрос бывшей жены.
- Мы виделись вчера, - он отвечает не медля, твёрдо и без сомнений. Харт, впрочем, следом отчего-то замолкает, прежде чем продолжить доказывать свою точку зрения. Посреди горла встаёт ком, не дающий говорить, когда мужчина осмысливает заново то наличие шрама, то присутствие Фриды в его квартире днём раньше.
Он молчит ещё немного, прежде чем заметить:
- Я был уверен, что вчерашний день мы провели вместе, когда шёл к тебе, - Бальтазар ловит её взгляд, выглядя не в пример серьёзно. Он больше не возмущается, лишь начинает снова раздражаться из-за того, что теряет логическую составляющую в цепи событий.
Ему не нравится, как звучит вопрос, но мужчина всё же интересуется:
- Что мы делали вчера?
Он признает в следующее мгновение, отчасти-таки не понимая серьёзность происходящего:
- Я ничего не помню.
Бальтазар снова концентрирует своё внимание на пальце, когда ответ срывается с его языка следом сам собой, не давая шведу времени на осмысление:
- Фогт, - он морщится. - Рейнхардт отрезал мне палец.
Резко нахлынувшие воспоминания заставляют Бальтазара судорожно шумно вздохнуть, вынуждая подметить контраст между реальностью и выдвинутыми прежде претензиями Фриде.
Однако вместо того, чтобы начать с этого, он отчего-то делится с ней невпопад:
- Я рассказал родителям, что убил брата.
Бальтазар поднимает на неё взгляд лишь после, разглядывая внимательно, как наваждение, и не торопится извиняться за свой визит.

Благодаря тому, что Фрида говорит ранее о своём распорядке дня, Бальтазар убеждается, что у него непорядок с головой. Сейчас он не может сказать, почему решил, что вчера они жили в душа в душу, и видит картину ясно; помнит то, как они поругались, помнит Фогта и болезненный процесс сращивания костей.
Бальтазар тянется к предложенным сигаретам без доли колебания, следом затягиваясь, когда ощущает её ладонь на своём плече. Он не считает, что сигареты помогут ему успокоить нервы, но поддаётся привычке, выработанной организмом на протяжении многих лет. Чародею это нравится - её поддержка, несмотря на минувшую ссору.
- Нет, - он отвечает без сомнений, потому что после исповеди не становится легче. Бальтазар считает, что его выбор в избежании каких-либо религиозных течений был как никогда верен.
- Я чувствую, что переложил своё бремя на чужие плечи, - ему всё ещё кажется, что отец был не столь удивлён, как мог бы, но данного расклада совершенно точно не ожидала мать.
- Пока что мы не общаемся, - завершает рассказ швед.
Он задумывается, пытаясь припомнить похожие случаи, ищет в воспоминаниях похожие эмоции на те, что он испытал, когда всё встало на свои места.
- Нет, не было, - всё же отвечает Бальтазар после раздумий. - Никогда не забывал так много. До этого я, к примеру, мог искать ключи в ящике, в котором оставлял их несколько лет назад, после переложив. Но я думал, что это нормально, - швед ловит себя на мысли, что никогда не отличался забывчивостью.
Бальтазар вспоминает пощёчину и то, по какому поводу её получает, когда заверяет ведьму на всякий случай:
- Я больше не имею совершенно никакого отношения к семейному бизнесу.
Он берет замечание о враче на заметку, но, привычно, не желает об этом говорить.
Вместо этого Харт ловит чужую ладонь, лежащую на его плече, в свою, переплетая пальцы и не давая ведьме отстраниться слишком далеко.
- В любом случае, мои предпочтения о твоей позе для сна остаются в силе, - не может сдержаться Бальтазар.

Бальтазар прикрывает глаза, когда ведьма говорит, что гордится им. Ему, кажется, действительно становится легче сейчас, когда он ощущает её поддержку. При всей своей самостоятельности чародей привыкает к присутствию бывшей жены непозволительно сильно и ценит её мнение выше, как минимум, большинства.
Бальтазар молчит в ответ на просьбу Фриды дать родителям времени, потому что, без сомнения, даёт. Столько, сколько им понадобится.
Чародей тушит сигарету в пепельнице, прежде чем кивнуть насчёт завтрака, и на мгновение ловит себя на удивлении, что Фрида прежде не протестует, что он курит - наверняка - на голодный желудок.
- Да, пожалуйста.
Он отзывается простодушно, не собираясь припоминать ей пощёчину больше.
Бальтазар действительно не хочет возвращаться к разговорам о враче и некоторое время молчит, определяясь с решением. Он хочет, чтобы она вернулась домой, но не настаивает и не придаёт много значения тому, что она меняет тему.
Харт знает, что в иной ситуации предпочёл бы отсутствие компании, но не сдаётся в этот раз:
- Пойдём, - он, признаться, сомневается, к какому врачу идти. И, более того, не знает, как обрисовывать причины.
- Забавный должен быть разговор, - размышляет вслух швед, прежде чем рассказывает комично:
- "Ваши последние серьёзные потрясения?" "Недавно воскрес".
Бальтазар медлит мгновение, прежде чем выпустить её руку, отпуская Фриду готовить обещанный завтрак.
- Когда мы поссорились тогда, в кондитерской, - Харт продолжает после некоторого молчания и наблюдений за бывшей женой, - я ходил покупать тебе кольцо.
Он констатирует это просто так. Вероятно, потому что скучает.

- Очень красивое, - без ложной скромности отвечает Бальтазар в ответ на чужой комментарий о кольце. Он знает точно, что ей понравилось бы, как понравилось уже единожды. Он также понимает, что ведёт себя несдержанно, но не может ничего с собой поделать.
Швед успевает понять, что проголодался, когда чувствует запах съестного, стоит ирландке начать готовить.
У него нет конкретной цели, когда он делится с ней подобными подробностями, и молчит некоторое время, пока Фрида не заканчивает с яичницей, припоминая чужой сиплый голос.
Ему не нравится есть одному, когда Бальтазар, всё же вооружаясь вилкой, переспрашивает:
- Не присоединишься?
Он всё же дотягивается до чашки кофе, делая глоток. Он выпивает ещё одну чашку в кондитерской ранее, но, несмотря на давний случай побоев до полусмерти, позволяет себе злоупотреблять лишней дозой, не заботясь о скачках давления.
- Ты всё ещё обижаешься, - он говорит не в качестве претензии, но сухой констатации факта. Потому что он не видит иных причин для того, чтобы она настолько его сторонилась.
Бальтазар всё-таки встаёт со стула, отвлекаясь от еды, когда подходит к ведьме со спины. Он вздыхает тяжело, когда прячет нос в копне её волос, ощущая родной запах. Швед сминает в кулаках край её домашней кофты, когда выдыхает, находясь словно под наваждением:
- Вернись ко мне, - он просит негромко, с уверенностью, что начинает сходить с ума.
- Пожалуйста, вернись.
Он ловит губами часть кожи на её шее, целуя, прежде проследив, чтобы на пути не встретились прядки чужих волос.
- Мы можем жить здесь, если тебе нравится больше.
Бальтазар знает одно: он ни перед кем не сдаёт позиций в целом, и с такой частотой лишь только ради неё.

Бальтазар знает, что похож на сумасшедшего - и что им сейчас и является, - когда позволяет себе подобную слабость. Он знает о том, что Фрида когда-то хотела всего этого, всех прелестей их совместной жизни. Он не знает наверняка, хочет ли она этого сейчас, но судит по её действиям, как человека, не похожего на того, кто отказался от своих прежних желаний.
Швед обнимает ведьму крепче, когда она склоняет голову, и считает это одобрением своих действий. Бальтазар считает их обоих редкими упрямцами, и у него не было иных вариантов того, как вернуть её домой, кроме как пойти ва-банк.
- Я обещаю, - твёрдо заверяет её Харт. Признаться, сейчас он готов обещать всё, что угодно, но подходит к вопросу трезво и взвешенно. Фогт, единственное, приходил и уходил сам по себе, но отныне чародей не видел смысла тому возвращаться. Бальтазар не до конца верит в то, что всё закончилось, и не может винить отца в том, что тому это даётся более тяжким трудом.
Бальтазар даёт ей время на то, чтобы развернуться, и выслушивает ультиматум со всей ответственностью.
- Это ты пойдёшь со мной к врачу, - расставляет акценты несколько иначе швед, в остальном не собираясь спорить.
Он, признаться, в действительности забывает про завтрак и коротко оборачивается через плечо, чтобы удостовериться в том, что его осталось на тарелке предостаточно. Бальтазар считает, впрочем, что обязательно доест тот. Но ведь необязательно - сию же минуту.
Он пользуется тем, что она стоит к нему лицом, когда смешно морщит нос.
- Помолчи, Блетчли, - негромко просит швед, целуя её и не собираясь отпускать от себя.
- Просто помолчи.

Бальтазар считает их идиллию ненормальной. Как, в общем-то, их отношения в целом после всего, что они пережили за столько лет. Он не может ничего поделать с привычками своего организма, но неизменно выбирается из постели раньше ведьмы, когда они выбираются из неё вовсе. На данный момент шведу нравится лёгкое чувство апатии во всем, что не касается её, и он ждёт терпеливо, когда ему это надоест; знает, что рано или поздно захочет вернуться к той же кондитерской. Но, совершенно точно, никуда - без ведьмы.
Ей нравится её маленькая квартирка, как и прежде, и он не имеет ничего против, чтобы переехать. Он любит, чтобы всё вокруг было своё, но в этот раз считает, что его собственническому инстинкту есть чем "поживиться"; дом оказывается раз за разом там, где находится Фрида.
Он не замечает, как меняются некоторые из его воспоминаний, и не может это контролировать. В какой-то момент Бальтазар забывает, что он умирал, и что Блетчли провела пять лет без него в лечебнице для душевнобольных. Он выстраивает для себя идеалистичную картину того, как они провели то время, когда он считался мертвым, пусть и не забывает последние события с Фогтом и их с ирландкой ссоры в отношении его семейного бизнеса.
Сейчас, кажется, всё становится на свои места.
Бальтазар не стесняется, когда разбирает её почту на правах постоянного сожителя. Письмо в красной обертке с обозначением колдомедицины привлекает его внимание быстро.
Прежде, признаться, швед никогда не получал вопиллеры из медицинских учреждений. В особенности тех, что предназначены для душевнобольных.
Он спрашивает о том, что это, искренне, потому что у его жены никогда не было проблем с головой.
Швед хмурится, забывая об остывающем кофе, когда Фрида, кажется, всё же понимает то, о чем идёт речь.
- Не помню, чтобы ты посещала врача, - замечает Харт. "Какого-либо", - уточняет про себя швед, помня о том, как Фрида не любит медицинские учреждения.
- Почему ты ничего не рассказала?
Он интересуется спокойно, пусть и подозревает, что по нему, вероятно, видно, что он за неё переживает.
- Не вижу причин обращаться к нему в целом, - выносит вердикт Бальтазар. - И чтобы он был так настойчив.