Бальтазар не осознает, когда пекло вокруг него исчезает; Пожирателей слишком много, и они зажимают его, как в тиски, не давая покрутить головой, чтобы выискать в разношерстной толпе жену. "Черт бы тебя побрал, Блетчли", – выдыхает швед, потому что знает, что она и без того слишком храбрая, но сейчас – немножко безумная, движимая чувством вины за детей, за людей, которых ей пришлось убить. Чародей презирает Волдеморта из-за маленьких и больших причин, главная из которых – та, которая красуется у Фриды на предплечье в виде уродливой метки. Бальтазар заставляет себя сосредоточиться, читая про себя, как мантру, что Блетчли справится сама; что теперь она – взрослая девочка.
Ему кажется на мгновение, что он глохнет, когда шум вокруг стихает. Ни криков боли, ни Непростительных, произносимых с пеной у рта ряженным стадом безумцев. Бальтазар считает их, без оговорок, стадом, потому что уверен, что далеко не все здесь по собственной воле. Страх или болезнь, взращиваемые в них годами, были их путеводными звездами. Чародей не любит ведомых. Те могут натворить много бед, гораздо больше, чем человек разумный и независимый.
Бальтазар оборачивается резко, чувствуя, как от напряжения дрожит рука, сжимающая волшебную палочку, и дышит глубоко и жадно, прежде, кажется, забывая об этом в пылу сражения. Ему не нравится, что происходящее звучит и выглядит, как событие дамского романа.
Он зло шипит, когда попадает бедром на деревянный уголок стола – и ловит себя на мысли, что прежде в помещении было грязнее. Бальтазар не сразу осознает, что смотрит в испуганные глаза ребенка, сидящего за партой с раскрытым учебником по трансфигурации. "Первокурсник", – делает вывод швед, прежде чем его окликают.
Он узнает её – Минерву МакГонаглл, которую встречает первый раз, когда они с Фридой перебегают в стан "врага" во время одного из ультиматумов. Начинает подмечать перешептывания вокруг себя. Бальтазар понимает, что ничего – совсем – не понимает и смотрит растерянно.
– Всё закончилось? – у него хриплый, севший голос после череды выкрикнутых во время битвы заклятий, – Фрида, – следом выдыхает – уже тише – швед, испытывая волнение от того, что та исчезла, как видение, с остальной толпой.
Бальтазар напрягается, когда замечает, что улыбка Минерве (постаревшей под гнетом невзгод) даётся с заметным усилием.
– Да, мистер Харт, – подтверждает женщина, прежде чем делает к нему шаг. Швед ловит себя на мысли, что знает этот взгляд, этот жест; желание успокоить. Он считает, что ему это не нужно, прежде чем директриса не договаривает начатую фразу:
– Всё закончилось пять лет назад.
Харт не понимает, почему верит ей сразу.
Но отчего-то не находит причин этого не делать.
***
Ему не хватает сил аппарировать, поэтому он ждет в кабинете МакГонаглл, пока не приходит Энтони. Бальтазар ощущает себя мальчишкой, за которым пришли родители; чувствует себя беспомощным, несостоятельным – и немножко безумным. Он воспринимает информацию от Минервы, когда та рассказывает, что в последнее время это случается – мертвые возвращаются в мир живых. Бальтазар не знает, что ему оказывается принять тяжелее: своё воскрешение или факт, что он так и не пережил ту проклятую битву.
Ему не нравится, что МакГонаггл лезет к нему в душу и голову, поэтому приход Блетчли он воспринимает, как спасение и знак свыше.
Тони знает, о чем он спросит, поэтому просит его первым делом: "Потом".
Потерпи, – слышит швед, – не сейчас. Ещё успеем.
На самом деле, его колотит от мысли, что ему пришлось бросить жену на целых пять лет.
"Нет", – поправляет себя Баль. На целую жизнь.
***
Он начинает паниковать открыто, когда Блетчли-старший говорит, что её нет в поместье, в которое он его приводит. Харту не нравится это до дрожи, и он считает, что усталость отвратительно сказывается на его эмоциональности. Бальтазар замирает, когда Тони сдается, выдавая местоположение дочери.
Харт считает, что этот чертов мир сошел с ума, потому что Фриде – его Фриде – нечего делать в лечебнице для душевнобольных.
***
Он ловит себя на забавной мысли, что его стоит запереть там же, когда переступает порог учреждения, и считает, что это, вероятно, подобие истерики. Потому что до этого для восставшего из мертвых он держался беспристрастно слишком долго.
Бальтазар, впрочем, осознает, что беспристрастием это можно назвать лишь с большой натяжкой. В отличие от Мунго, ему, как врачу, не нравится атмосфера в этой лечебнице. Харт считает, что Тони бредит, что все они бредят, потому что не представляет себе Блетчли, не способную выговорить ни слова. Он ласково думает о том, что его жена – малолетка, и что у неё редко закрывался рот. И что это одна из миллиона причин, за которые он её любит.
Он чувствует напряжение физически, когда, наконец, открывает дверь её палаты.
Харт узнает её сразу – и не узнает совершенно в то же время.
Сейчас он не думает о том, что явился к ней, как привидение, в той же одежде. Совершенно таким же, каким помнит, вероятно, в последний раз.
– Блетчли, – окликает её швед и спрашивает серьезно, когда она поднимает на него взгляд. – Какого черта ты забыла в этом заведении?
Он подходит ближе, несколько с опаской, но не позволяя себе терять решительность:
– Я забираю тебя домой.

Бальтазар сдерживается, чтобы не протянуть к ней руки, когда Фрида подходит ближе. Ему всё ещё трудно поверить, что прошло пять лет, но, как ни горько, глядя на Блетчли в это верится легче. Он замечает ужас в её глазах прежде и не может осуждать. Признаться, он не знает, вёл бы себя, попав в подобную ситуацию сам - если бы она, не спросив, без спроса вернулась с того света после пяти лет отсутствия в его жизни.
Он чувствует её, родной, запах, но считает, что аромат её духов идёт ей больше, чем больничный.
Бальтазар остаётся удивлён, когда Фрида отталкивает его от себя, хоть и ожидает, вероятно, какого-то подобия истерики. Он считает, что к создавшейся ситуации нельзя отнестись спокойнее.
Ему кажется, что сейчас он не в пример понимающий - и что не обязан им быть.
- Нет, - он ловит её за запястье и тянет к себе, когда отступает на несколько шагов назад из-за чужого нападения. - Я никуда не уйду, - твёрдо возражает швед.
Бальтазар тянет её ближе конвульсивно, прижимая крепче, и чувствует, как его перетряхивает от происходящего.
Его смущает, что она молчит, и чародей предпочёл бы, чтобы Фрида кричала. Ругалась на него, била посуду. Только не молчала. Молчание ей не шло.
- Эй, Блетчли, - он снова окликает её, в этот раз тише, когда они стоят вплотную.
- Перестань, - требовательно выдыхает Бальтазар. Он чеканит для неё слог за слогом следующей фразы:
- Я больше тебя не брошу. Ты меня поняла? - он не сдерживается, когда запускает ладонь в её волосы. - Кивни, если ты поняла, - настаивает Харт.
Он выдыхает глубже, когда смотрит на неё пристально, прежде чем попросить негромко:
- Скажи моё имя, - но следом повторяя настойчивее:
- Как меня зовут? Скажи мне, Фрида.

Бальтазар не позволяет себе жалеть её, когда замечает слезы на её щеках. Он не любит, когда она плачет, в особенности – когда плачет из-за него. Чародей знает, что такое случалось часто.
Он не ожидает, что она сдастся быстро, потому что, как никто, знает её упрямство. Потому что, если не оно, то они бы, вероятно, никогда не поженились. Бальтазар решает, что простит ей любое сопротивление, если она с ним заговорит. Его начинает напрягать тишина и собственный монолог.
Швед вдруг ловит себя на мысли, о которой не думает раньше – о том, что Фрида может не знать о том, что ему рассказала МакГонаглл, пока он приходил в себя в стенах её кабинета. О том, что люди возвращаются из могил, и в особенности о том, что Бальтазар – не первый.
Он сносит "нападение" скомканным бумажным шариком и отказывается верить ни единому слову, которые написаны на листе. Чародею не было страшно за неё во время битвы, как страшно сейчас, когда ведьма смахивает вещи с тумбочки.
– Они называют это аномалиями, – Бальтазар несколько повышает голос, потому что хочет, чтобы она его услышала. Он говорит тише – нормально, – когда, наконец, завладевает вниманием Блетчли. – Никто не знает, как это происходит, но люди возвращаются с того света.
– Я не первый, кто вернулся, Фрида, – заверяет её швед. Он молчит мгновение, которое тратит на то, чтобы снова подойти ближе, когда ему кажется, что она затихает.
– Я был на развалинах Хогвартса, когда через мгновение оказался в классе, полном учеников. Думаю, ваша Минерва не обрадовалась, что я прервал её урок, – Бальтазар поводит уголком губ, не желая нагнетать. Потому что ему тоже страшно. Потому что у него тоже чертовски много вопросов.
– Пожалуйста, – он просит её в ответ и ловит чужое запястье, следом прикладывая чужую ладонь к своей щеке, – поверь в то, что происходит, Блетчли.
– Они говорят, что людей к жизни возвращает чья-то любовь, – Бальтазар морщит нос, но без негативного отношения. Просто она знает, как он относится к этому; "любви" для них никогда не было достаточно.
– Если тебе не нравится, что я снова здесь, Фрида, не нужно было сидеть в этом углу все эти пять лет и накручивать себя, – фырчит швед.

Бальтазар понимает, почему она ему не верит, но у него нет других объяснений. Он думает, что поверил бы сам, пожалуй, во что угодно, кроме байки во всемогущей любви, которая способна воскрешать людей. Чародей считает, что это звучит хуже, чем некоторые сказки Барда Бидля, которые поднадоели ему с детства.
Он так же, как и она, не верит в чудо – и тоже не знает, что с ним делать, когда оно всё-таки происходит.
Вдвойне Бальтазар не верит, что то происходит с ними.
Потому что они – невезучие.
Швед терпеливо ждет, пока она допишет, он вздыхает глубже, потому что у него нет ответов на слишком многие из её вопросов.
– Бред, – открыто соглашается Бальтазар, – но мне приходится верить. Потому что все, кого я встретил на этот момент, считают, что я захоронен в Швеции. Но я сейчас здесь, стою перед тобой.
– Для меня Битва не заканчивалась, – делится своим видением мира чародей. – Она исчезла, не закончившись, когда я явился перед первогодками Хогвартса. Они выглядели до смерти запуганными экзаменами, – Бальтазар позволяет себе улыбнуться, – когда им на голову свалился взъерошенный тип, размахивающий палочкой.
Он мотает головой, когда Фрида спрашивает, почему этого не могло случиться раньше. Потому что это – очередная загадка.
– Твой отец и Минерва подтверждают, что люди стали возвращаться недавно. Ни у кого нет ответов, Блетчли. Приходится верить им на слово. Мне, как и тебе, это не нравится.
У Бальтазара перехватывает дыхание, когда она всё-таки, по доброй воли подходит ближе. Он знает этот жест – её привычку забираться к нему под одежду, когда она соскучился, – и сейчас находит её скорее жестокой, а не милой. Потому что Фрида не дает ему по-человечески себя обнять. Он, впрочем, терпеливо даёт ей фору.
– Прости меня, Блетчли, – всё ещё сипло, после Битвы, замечает Бальтазар. Он ловит её взгляд, когда проговаривает решительно:
– За то, что не вернулся к тебе тогда.
На самом деле, ему непросто об этом говорить, потому что ему не по себе от того, как она должна была его любить, чтобы загреметь в стены лечебницы.
– Я не мог подумать, что ты окажешься здесь, если меня не будет рядом.

Бальтазар не желает, чтобы она отстранялась, и старается не двигаться сам. Он лишь сейчас осознает, насколько устает после сражения и этого нелепого, но людьми вокруг него – такого желанного возвращения в мир живых. Чародей отстраненно думает о том, что у него теперь есть своя могила – и что, пожалуй, он не прочь бы съездить и посмотреть на собственный памятник. Он неспособен воспринимать свою смерть серьезно. Единственное, что его заботит, когда о ней заходит речь – это душевное состояние его жены. Ему не нравится думать о том, что они потеряли пять лет наедине друг с другом.
Бальтазар не сдерживается, когда выдыхает облегченно, стоит ей его обнять. Он не настаивает больше на более близком контакте, когда успевает пристроить ладони на её талии, пока она обнимает его, и отпускает её по первому требованию. Он считает, что ему потребуется время, чтобы к этому привыкнуть – её желанию писать свои реплики на бумажках.
Он смаргивает, когда дочитывает написанное на листе, а после перечитывает несколько раз снова: "в моей голове все эти пять лет ты был жив". Бальтазар храбрится, когда, наконец, снова поднимает на ирландку взгляд. Он воздерживается от комментариев, когда находит силы сдержать внутреннюю дрожь.
– Если это – галлюцинация, Блетчли, то в этой комнате находятся двое сумасшедших.
Бальтазар раздумывает недолго, снова не находя в себе силы держаться за пределами её личного пространства. Мужчина касается ладонью щеки ведьмы, завороженно рассматривая чужую бледную кожу.
– Мы будем много гулять, – заявляет швед. – Мы должны вернуть тебе прежний румянец.
Он ловит себя на абсурдной мысли, словно смог забыть, какая она красивая.
– Где твоя палочка? – он только сейчас осознает, что с палочкой, вероятно, ей бы не пришлось постоянно писать на бумаге.
Бальтазар не спрашивает разрешения, но целует её мягко, ожидая, что Фрида может отстраниться в любое мгновение. Он не спрашивает и не сдерживается, потому что уже вечность – целый их разговор – желает это сделать.
– Пойдем домой, – снова просит Бальтазар. Он следом фыркает, но с изрядной долей оптимистичности:
– Боюсь представить, во что превратилась моя квартира за эти пять лет. И сколько там пыли.

Бальтазар облегченно вздыхает, когда она отвечает на его поцелуй. Признаться, он не ждет, что она даст поцеловать себя вовсе, поэтому испытывает трепет, когда она поддается. Он в полной мере ощущает пять лет своего отсутствия, потому что они не идут ей на пользу. Впрочем, по сравнению с самым началом их беседы, Бальтазар считает, что Блетчли ведет себя бодрее, чем прежде.
Ему не нравится, как она отзывается о палочке – никак, – но в целом не тешит себя надеждами ранее. Потому что стоило помнить, что они находились в палате для душевнобольных.
– Мы купим тебе новую, – обещает швед, потому что хочет, чтобы она вспомнила, что такое быть ведьмой.
Он берет на заметку её одобрение в отношении возвращения в Стокгольм, но дает ей время объяснить сомнения.
Бальтазар не может сдержаться, когда смеется, стоит ему назвать его галлюцинацией.
– Прости, – быстро извиняется швед, потому что не хочет её обидеть. Она по-прежнему остается единственным человеком, перед которым он извиняется, и извиняется часто. – Я хотел сказать, что уже говорил с одним из врачей. Его посоветовал твой отец. Учитывая, что твой врач беседовал с твоей галлюцинацией, предлагаю признать их некомпетентными.
– Я докажу это прямо сейчас, когда позову кого-нибудь сюда, – Бальтазар отходит к двери, приоткрывая ту, когда зовет одного из врачей внутрь. Он знает, что беседа о возвращении домой обещает быть нелегкой, но он настойчив.
Бальтазар объясняет в лоб, что это он – причина того, что Фрида оказалась здесь. Точнее, его смерть. Он наталкивается на тоскливый взгляд врача, который не оказывается рад иметь дел с ещё одним "возвращенцем". Тем более, достаточно настырным.
Он обещает вернуть её, если что-то случится, и то, что она будет под наблюдением двух врачей.
Одного из которых – круглосуточно.
Бальтазар знает, что за их разговором последует ворох бумажной волокиты, и обращается к Фриде, когда врач отходит:
– Я отправлю домовиков убраться в квартире, и – скорее всего – завтра мы сможем уехать.
– И я уйду отсюда только с тобой, – обещает Баль.

***
Бальтазару нравится это - то, что она держится ближе к нему, и давно не представляет без неё свою жизнь. Он по-прежнему не знает, как ведьме это удалось - стать всепоглощающим объектом его мыслей, но швед давно признает, что, помимо неё, его волнует ничто мало.
Он знает, что о его возвращении прознают быстро, но ему удаётся продержаться первые двое суток до того, как родственники и друзья начинают ломиться в дверь их с ведьмой квартиры.
Он отчего-то воспринимает это острее, чем мог бы - своё отсутствие, ощутимые пять лет, вырванные из жизни, пусть в квартире ни одна из вещей не сдвигается ни на миллиметр с момента, как они покидают дом перед битвой.
К нему возвращается это чувство - желание уберечь её от всего, что может ей навредить или побеспокоить, и вполне осознанно не выпускает из-под одеяла до полудня. Единственное, когда он пренебрегает своим инстинктом самосохранения, это когда просит её пойти вместе с ним к Тильде и Патрику. Потому что Ларс возвращается из школы, а Бальтазару необходима её моральная поддержка, чтобы поздороваться со своим сыном. Он знает, что это будет ещё тяжелее, чем их общение прежде, но не желает отказываться даже от такого.
Он привыкает к тому, что Фрида по-прежнему не говорит, и не больше, по сравнению с первым визитом, не давит. Пусть и периодически подначивает. Потому что скучает по её голосу слишком сильно. Потому что его Фрида - сильная; потому что она не заслужила того, что с ними произошло; потому что Бальтазар хочет тешиться иллюзией, что ничего не произошло, но она не даёт ему об этом забыть.
Страх за свою жизнь - уже потерянную - приходит позже, однажды, когда Бальтазар закрывает глаза, засыпая. Он видит Долохова и наставленную на него палочку; швед не помнит ни грамма из этого, но отчего-то перестаёт сомневаться в том, что это его воспоминания, после того, как Пожиратель бросает в него пыточное. Бальтазар в какой-то момент срывается на крик, потому что знает, что его не жалуют в пожирательских кругах, но никогда не задумывается, что настолько.
Он просыпается в холодном поту, так и не увидев заключительной сцены. На тот момент Харт не уверен, что желает её видеть вовсе. Он ищет Фриду рядом с собой слепо и испуганно, так толком не бросив взгляд в сторону жены, словно парализованный.

Бальтазар вздыхает глубже, чувствуя её рядом, и поспешно смыкает руки за её спиной, притягивает ближе. Он ведёт себя эгоистично, когда радуется, что она проснулась из-за того, что он потревожил её сон. Чародей не помнит, когда в последний раз боялся кошмаров, и не может объяснить, что с ним происходит сейчас.
Он не хочет отпускать её вовсе, когда она отстраняется для того, чтобы написать на листке. Мужчина по-прежнему воздерживается от комментариев в отношении её образа жизни, но не знает, как долго ещё сможет делать вид, что они живут в атмосфере безмятежности. Чем дальше, тем меньше переставало забавлять то, что Блетчли считала его галлюцинацией, а не человеком из плоти и крови. Он никогда не отрицал богатое воображение своей жены, но считал, что сейчас ей стоило взглянуть на свои возможности трезво.
Он ловит себя на интересной мысли, что они, видимо, так и не успели пожениться снова, если он не вернулся с Битвы.
Бальтазар остаётся согласен, что утешения о том, что она рядом, выглядят, написанные на листке, несколько нелепо. Он, однако, знает, что Фрида делает это не ради красного словца.
Он не знает, как ответить на её вопрос сходу, когда быстро облизывает лихорадочно сухие губы. Его коробит, что он всё ещё чувствует боль в теле - после пыточного, которое накладывает Долохов. Харт испытывает нездоровый интерес к тому, насколько гуманно в результате его убили.
- Мне снилась моя смерть, - задумчиво, негромко отзывается швед, - или, вернее, прелюдия к ней.
Он откидывается спиной на изголовье кровати, не отпуская от себя Фриду, а также не давая той больше дотянуться до листков и карандашей.
- Не пиши, - просит Бальтазар. Он не хочет обижать её, но в самом деле скучает по их разговорам.
Он обводит подушечкой пальца чужие губы, после целуя, прижимаясь, женские ключицы.
- Почему ты не можешь говорить? - он помнит о просьбе, которую озвучивает ранее, и предлагает иной выход:
- Покажи мне, - просит чародей, зная, что Блетчли поймёт, помня о его способностях к легилименции.
- Что ты пережила за эти пять лет?
- Пожалуйста, - просит Харт, когда, в целом, просит редко, понижая голос едва ли не до шепота, - я хочу быть рядом с тобой сейчас, хоть я не мог сделать этого раньше.

Бальтазар подмечает её испуг и следом ждёт, что она ему откажет. Потому что она ему ничего не должна в целом, и тем более после пяти лет, на которые он её бросил; потому что она имеет на это право - распоряжаться собственными воспоминаниями, не делясь ими с кем попало. Особенно с галлюцинациями.
Мужчина не знает, как объяснить ей, насколько он скучает по ней, несмотря на то, что она находится постоянно рядом. Он ловит себя на мысли, что, несмотря на точёную фигурку жены, прежде она никогда не казалась ему настолько хрупкой.
Он вздыхает тихо, когда она снова отстраняется, дотягиваясь до листов, и терпеливо ждёт, пока ведьма допишет.
- Почему ты не хочешь пользоваться палочкой? - между делом, без каких-либо претензий, интересуется швед.
Он молчит некоторое время, потому что знает, что она права: ему, наверняка, действительно не понравится.
Бальтазар в итоге всё-таки коротко мотает головой, повторяя упрямо:
- Покажи мне.
Харт садится на постели рядом с ней и следом, давая ей сжиться с мыслью, что он вторгается в её личное пространство, едва ли не ласково касается чужого сознания. Бальтазар успевает переплести свои пальцы с чужими, сжимая некрепко, прежде чем на него обрушиваются боль и отчаяние её последних пяти лет.
Харт видит и не может поверить в то, чем она жила; не может принять, что то, что он не вернулся с Битвы, настолько искалечило жизнь дорогого ему человека. Он считает, что она чудом осталась в своём уме, что то, что она теряет голос - меньшая из возможных принесённых жертв.
Он сжимает женскую ладонь в своей заметно крепче к тому моменту, как обрывает связь с чужим сознанием. Бальтазар хорошо владеет собой, но всё равно смотрит на неё пораженно. Он замечает позже, чем следовало бы, что плачет, прежде чем вытереть со щеки слезы.

Бальтазар не знает, почему колеблется, прежде чем обнять её. Вместо этого мужчина подсаживается ближе, ловя чужое лицо в ладони.
- Я живой, - швед произносит мягко, едва ли не нежно. Он знает, что его увещевания мало что изменят, но всё равно пытается. Отныне швед воздерживается от разговоров о своей смерти. Теперь он считает, что это неважно, когда важно лишь то, что она снова рядом. - Доверься мне, Фрида. Ты не сходишь с ума.
Он считает, впрочем, что явно близок к этому сам.
Бальтазар, наконец, не выдерживает, обнимая её, прижимая крепко к себе.
Он считает отстранённо, что стресс находит выход для всех по-разному, и выбирает один из неординарных путей интуитивно.
Бальтазар немного отстраняется, чтобы заглянуть в чужие глаза:
- Я давно хотел спросить, - он позволяет себе улыбнуться коротко, прежде чем, выдерживая оценивающий взгляд на ней, интересуется:
- Как насчёт того, чтобы снова выйти за меня замуж, Блетчли?

Бальтазара начинает всерьёз пугать то, что происходит. Ему хватало подобного и прежде - её непредсказуемости, но сейчас он не понимает вовсе то, что происходит в её голове. Всё ещё нет, несмотря на то, что он только что там побывал.
Его всё ещё пугает до дрожи то, как Фрида переживает его смерть. Переживает до сих пор, даже когда он вернулся к ней, и он не считает это здоровым. Он признает, впрочем, задним умом, что их любовь (вульгарное, пошлое слово) никогда не была здоровой, в рамках человеческих понятий о разумности.
Он сдерживается, чтобы не потянуться за ведьмой следом, когда та отсаживается. Швед молчит, как истукан, не двигаясь, когда она начинает плакать. Бальтазара сводит с ума при этом тишина, в которой оказывается не слышно ни всхлипа, ни стона. По его мнению, было бы лучше, кричи она или бей посуду.
Мужчина вздыхает тяжело, когда она снова начинает что-то записывать на листке.
На самом деле, он не слышит её настолько, насколько слышать и слушать бы стоило. Бальтазар зацикливается на мысли, отчаянном ощущении, что боится её потерять. И сейчас боится этого, как никогда, потому что ни к кому, кроме неё, не видел бы смысла возвращаться с того света. Даже к собственному сыну.
Бальтазар вдруг смаргивает одно из видений, одну из игр её подсознаниях, призрак которой забрал с собой, в мир "живых" после легилименции. Он замирает на некоторое мгновение, когда она пишет то, отчего озноб пробирает тело.
Ей страшно.
Бальтазар знает об этом. Чувствует это до сих пор и считает, что её страх - это вирус, грозящий парализовать их обоих. Он знает об её состоянии до точки, где начинается его отрицание, и боится потерять над собой контроль.
Он действительно не понимает до конца всех причин, почему она боится; после её головы в его голове чистый хаос. Но он теперь осознает это явно - то, что боится она, в первую очередь, саму себя. Ему вдвойне не нравится, что его она боится тоже.
Бальтазар осознает, что предложение о замужестве - это его способ убедиться, что она никуда не исчезнет, не бросит его однажды.
Он молчит некоторое время, когда, признаться, понятия не имеет о том, что делать с ней. Бальтазар не уверен, что после им движет интуиция, а не глупость.
- Чем я могу тебе помочь? - швед, наконец, спрашивает прямо, потому что прежде оказывается слишком самоуверен, чтобы спросить.
- Что мне сделать, чтобы ты поверила мне?
Бальтазар вдруг улыбается ласково, едва ли не с трепетом, но с заметной горечью:
- Я слишком тебя люблю, чтобы, вернувшись твоим наваждением, продолжить сводить тебя с ума.
Харт раздумывает некоторое мгновение, когда поднимается с постели. Он передвигается задумчиво, когда перебирает один из ящиков трюмо, и выуживает оттуда ножичек для писем.
Бальтазар поймёт, если она посчитает его больным, но предполагает, что галлюцинации не могут заляпывать ковёр кровью. Ему не нравится осознание, что, на самом деле, он делает это ради себя, не для неё. Потому что происходящее больше похоже на страшный сон, и чародей хочет знать, что именно из происходящего реально. Если вообще есть хоть что-то, - позволяет себе неохотную мысль мужчина.
Швед неслышно шипит от отвращения к сцене, когда проводит лезвием по ладони, надрезая плоть, и некоторое время заворожённо наблюдает за тем, как из раны вытекает кровь.
Он оборачивается к Фриде, демонстрируя дело рук своих, и отчасти мягко, насмешливо интересуется:
- Привидения так умеют, Блетчли?

Бальтазар не ожидает "нападения" и роняет узкий ножичек, стоит Фриде ударить по ладони. Он отчасти выпускает его, не желая пугать её больше, но не отдаёт отчёт прежде в том, как может выглядеть со стороны.
Он сносит также удар кулаком, в целом считая, что заслужил его. Бальтазар одёргивает себя до этого, когда понимает, что после пяти ей лет действительно может требоваться время, чтобы привыкнуть к нему, живому, но раз за разом не может контролировать своё желание вернуть прежнюю близость. Не говоря о физической, когда помнит, насколько та устраивала обоих.
Бальтазар чувствует режущую боль из-за пореза и то, как тот ноет, когда Фрида сжимает его ладонь; вместо того, чтобы высвободиться, он хватается за ирландку крепче, переплетая пальцы. Чародей ощущает, как сочится из раны кровь, не помещаясь между их ладоней, и капает на пол. Он слышит, как тяжело дышит ведьма, когда обнимает её свободной рукой, не отпуская от себя.
- Прости, - успокаивает её Бальтазар, судорожно выдыхая и прижимаясь губами к виску, - мне было необходимо это сделать.
- Уже я перестаю верить в то, что настоящий, - вымученно усмехается швед, не отпуская женщину от себя.
Он всё-таки морщится, потому что надрез выходит и вправду глубоким, но не торопится отстраняться, пока не признает негромко:
- Больно, - он даёт ей понять тоном, что в этом нет её вины тем, как она сжимает его руку.
Он прижимается щекой к её виску, ощущая родной запах, и на мгновение отказывается бороться с отчаянием, потому что, кажется, теряет её.
- Перестарался, - следом замечает Бальтазар, когда расцепляет их ладони, подмечая, что, вымазанная в его крови, Фрида выглядит необычно.
Нездорово, подбирает более подходящее выражение мужчина.
Он считает, что сейчас у них всё нездоровое.
- Пойдём на кухню: там есть аптечка, - зовёт её с собой швед, скрываясь следом в дверном проёме.
Бальтазар обращается к маггловским способам обработки ран, когда, склонившись над раковиной, промывает всё ещё сочащийся перекисью. В этот момент, стиснув зубы, он успевает пожалеть о сделанном, как никогда.
На самом деле, он осознает, что в той, словно другой реальности, до Битвы, он никогда бы не задумался о подобном.
Бальтазар встряхивает мокрую из-за перекиси руку, когда, морщась в очередной раз, просит, поднимая взгляд на ведьму:
- Передай, пожалуйста, бинт. Он в той коробке.
Харт отчего-то вспоминает о компании и об отце, который взял её сейчас на себя.
Бальтазар задумывается о том, что, если он жив, возможно был смысл вернуться к прежней жизни также в профессиональном плане.
- Я думаю о том, чтобы вернуться на работу, - честно сознается швед. Он вздыхает глубже, шумно и тяжело, когда признает очевидное: - Но я не хочу тебя бросать на целый день в одиночестве.

Бальтазар приходит в себя лишь после того, как затягивает узел марлевого бинта на перевязанной ладони. Он действует сосредоточенно, точными движениями по старой памяти, и поднимает голову к тому моменту, как Блетчли тянется к листу бумаги.
Швед не надеется, что она изменит отношение к его работе за прошедшие годы.
Он действительно не надеется, потому что для него не существует пяти минувших лет, которые сломали её жизнь.
Бальтазар вздыхает глубже терпеливо, сдерживаясь от бессмысленных комментариев о том, что он знает. И также знает, чем это может закончиться. Как заканчивалось не один раз. Харт не хочет делать ей больнее, но знает, что свихнется сам и поспособствует её расстройству психики, если останется сидеть дома.
Он сокращает расстояние между ними интуитивно, и ему не нравится, когда Фрида говорит о пяти годах, которые провела без него.
– Ты не должна была, – возражает швед, – проводить эти годы одна.
Бальтазар не обманывает себя и не ведется на "провокацию", когда, само собой, не может не думать о ней, как просит ведьма.
Он чувствует, как ноет обработанная рана, когда наблюдает за тем, как Фрида готовит кофе; Бальтазар не может сосчитать, сколько раз наблюдал эту картину в своей жизни, и любит её такую – домашнюю. Он пребывает в собственных иллюзиях о прежней Блетчли, пока женщина не оборачивается, снова протягивая руку к листам бумаги.
Харт знает, что рано или поздно она задаст этот вопрос. Он смог бы смириться с "никогда".
Он медлит мгновения, воскрешая в памяти воспоминания о нападениях, после чего, вопреки далеко не радужным мыслям, парирует бодро:
– Однажды я уже умер. Теперь я знаю, кто меня вернет, случись это вновь.
Он отдает отчет, что сказанное Блетчли не понравится совсем.
Бальтазар подходит к ней вплотную, когда больше не сдерживается, отвлекая ведьму от ароматного напитка. Он чувствует, как его ведёт из-за её близости, и Харт осознает лишний раз, насколько скучает по ней.
Ему всегда не хватало слов, чтобы выразить всё, что он чувствует к ведьме.
Бальтазар целует её настойчивее, чем обычно, когда, бесцеремонно передвинув турку на другую конфорку, следом подсаживает ведьму на кухонный гарнитур, жадно прижимаясь губами к женской шее.

Фрида обнадёживает Бальтазара ненадолго, когда целует в ответ и по первости не даёт отстраниться. Он знает, почему цепляется за неё - потому что их связывают почти двадцать лет отношений, строящихся на их общем безумии, - и не понимает, почему воссоединение должно быть обязательно таким болезненным.
Бальтазар вздыхает глубже, стараясь успокоить быстро участившийся пульс, когда она отстраняет его от себя, и заставляет себя соблюдать расстояние, о котором его молчаливо просит ирландка.
Он всё равно пристраивает ладонь на чужом бедре, когда Фрида возвращается к чистописанию. По мере того, как ведьма заканчивает волнующую её мысль, Харт осознает, что ему нечего ей противопоставить.
Бальтазар знает, по какой причине ей не нравятся его действия, но всё равно тянется к ней снова. Он целует её в шею, прежде чем обнять ведьму крепко.
- Ты не останешься одна больше, - заверяет её швед, принимая её сторону.
Он не представляет ситуацию, в которой сказал бы это в своей прошлой жизни:
- Я не буду заниматься компанией, если ты не хочешь.
Бальтазар обречённо думает, что его ждёт напряженных разговор с отцом. На самом деле, его волнует это в последнюю очередь.
- Но мне нужно чём-то заниматься, - всё-таки признает Бальтазар, - иначе и ты, и я сойдём с ума в четырёх стенах.
Он раздумывает некоторое мгновение, когда тянется за листом бумаги и некоторое время выводит буквы, прежде чем продемонстрировать Фриде:
"Как насчёт кондитерской, Блетчли?"

***
Бальтазар никогда не стесняется этого – замыкаться, строить свою жизнь вокруг ведьмы. Они давно стали нужны друг другу больше, чем кто-либо из близких родственников, друзей или прочих знакомых; больше, чем были нужны себе сами, и это было удивительным в их паре для обоих. В их действиях и мыслях никогда не было намека на самопожертвование ради подобных отношений. Просто в какой-то момент терялась надобность выходить из дома, строить карьеру или поддерживать отношения. Они пользовались тем, что близкий круг общения в какой-то момент мирился с их, несомненно, диагнозом, с которым не довелось пока что работать ни одному из психиатров.
Бальтазар любит её любую, но счастливую – больше всего. Потому что с момента, когда он возвращается (он всё ещё не осознает этот факт до конца, потому что в своих воспоминаниях никогда не умирал), он видит её такой редко. Чародею нравится, что по мере того, как они обживают снятое в Стокгольме помещение, Фрида чаще улыбается.
Он всё-таки ведет разговор с отцом сразу после их разговора с ведьмой. Мужчина ловит себя на мысли, что его пыл, направленный на то, чтобы оберегать компанию, в самом деле угас. Бальтазар никогда не боялся смерти как таковой (или, по крайней мере, удачно храбрился), но в этот раз испытывает неприязнь к мысли, что ему придется раз за разом подставлять свою шею.
Он знает, что отец сильнее, и знает, какую власть тот имеет над ним – воспитание детства не проходит бесследно. Бальтазар знает, что Фриде не понравится компромисс, о котором они договариваются, но всё равно на него идёт. Потому что, как он считает, это по-прежнему вызывает у него любопытство; у него, а не у его отца.
Бальтазар, впрочем, не появляется в офисе компании вовсе, довольствуясь тем, что старый друг предпочитает заглядывать в едва открывшееся заведение в магическом центре города, и вести беседы за сладким. Харт улыбается шире, наблюдая за ним, потому что всегда знал, что в глубине души Кристоф был сладкоежкой. Швед знает, почему тот смотрит на него серьезно каждый раз, когда приходит, но предпочитает игнорировать последствия своей затеи.
Потому что Фрида не должна об этом знать. И не узнает.
Бальтазар считает, что узнавать, собственно и нечем, потому что единственное, чем он занимается – это бумажки.
Он знает, что сознательно избегает говорить о действительных рисках.
Бальтазар не хранит документы, касающиеся компании, вовсе, либо передавая через Кристофа, либо отправляя с совами, либо предавая огню в небольшом камине, который горит их в таком же небольшом с Фридой кабинете, отдельном от выставочной залы и кухни. Швед считает, что, будь здесь удобнее диван, они с ведьмой перестали бы возвращаться домой вовсе.
Он знает, что Фрида сегодня с отцом, поэтому в какой-то момент позволяет себе расслабиться, оставляя бумаги на столе в кабинете, чтобы выйти через торговый зал. Он считает, впрочем, это название неподходящим, потому что то, что в результате делает со сладостями Фрида – это произведение искусства. Бальтазар знал, что его бывшая жена талантлива, но никогда не видел это в полном величии.
Он осознает, что они так и не договорились об этом – о замужестве. Бальтазар просит одного из домовиков присмотреть за посетителями, когда выходит в ближайший ювелирный магазин, движимый голой инициативой.
Он возвращается только для того, чтобы застать Фриду, разглядывающую его документы на столе, и первое время молчит, не считая нужным оправдываться. Потому что она – не дура, чтобы понять всё не так, как есть на самом деле.
–  Это влечет за собой минимальные риски, – в попытках предупредить чужое волнение дежурно замечает об этом Бальтазар. Он не понимает, почему чувствует себя провинившимся школьником, и в целом ценит иронию момента – ссориться с ведьмой, стоя с кольцом в кармане куртки.