Сигарету она приняла с благодарностью, отмечая мимоходом, что действительно совершенно позабыла о них, увлеченная новыми подробностями собственной жизни. Бальтазар знал о ней все же достаточно, хоть пока это и не укладывалось у нее в голове, чтобы безошибочно выбирать десерты шоколаднее некуда и вовремя напоминать о привычном успокоительном для отнюдь не железных нервов.

Фрида сделала пару затяжек, возвращая сигарету законному владельцу и внимательно вслушиваясь в слова. Харт не нагнетал, но честно предупреждал, что ей может не понравиться увиденное. Однако на последнюю его фразу, она еле сдержалась, чтобы не закатить глаза, и вместо этого серьезно кивнула.

- Предупрежу. Но, если я не захотела уйти тогда, вряд ли захочу и сейчас, - предупредила в ответ ведьма, добавляя в шоколад капельку рома, а после смешивая все остальное.

Чтобы там ни было, они один раз это уже пережили, раз к девяносто первому году она все еще была миссис Харт. Сейчас же ей нужно было всего лишь это вспомнить.

Шоколадный-прешоколадный десерт, все как любила Блетчли, в сочетании с хорошим портвейном сделал свое дело, переводя тему разговора в более легкую и приятную плоскость. Заканчивался вечер примерно также, как начинался – скорее болтовней обо всем, чем обсуждением насущных проблем.

Отправив последнюю ложку десерта в рот, ведьма почувствовала, что все же ужасно устала. Последние полторы недели с парой часов сна в сутки, сегодняшние впечатления и пара бокалов портвейна в сочетании со сладостями начинали сказываться, навевая мысли о подушке и одеяле. Сонно потерев глаза, она извинилась и, заверив, что помнит, где лежат футболки, за неимением собственной пижамы (Крис, зараза, все перетащил подчистую), попрощавшись, вышла из гостиной.

Оказавшись под одеялом, Фрида с досадой осознала, что спать не может, хоть усталость никуда и не ушла. Отчего-то сонливость, которая была на кухне, и умиротворение куда-то исчезли, а взамен вернулась нервозность и тоскливость. Все эти полторы недели ее угнетало ощущение какого-то дикого, ранее никогда не испытываемого так сильно одиночества. Сейчас, в чужой квартире, оно вернулось с новой силой, приведя с собой еще и мрачные мысли.

Она заприметила на тумбочке, оставленные сигареты и, оглядевшись, нашла пепельницу. Организм, видимо, решил оторваться за то, что его весь вечер держали без никотина, потому как от своих мыслей ведьма отвлекалась, докуривая уже третью. Тихонько выругавшись, она потушила остатки в пепельнице и, откинув одеяло, вышла из комнаты.

Ей очень хотелось с ним поговорить. Отчего-то рядом с Бальтазаром ей было куда спокойнее. Возможно, Фриде казалось, что, если кто-то и мог ее сейчас понять так, как ей того хотелось бы, то это был он. В конце концов, не только ее лишили привычной жизни.

Она нашла мужа, спящего в гостиной. Замерев на пару секунд, вздохнула, понимая, что будить его ради того, чтобы он с ней поговорил, она не может – совесть не позволяла, он и так с ней носился весь вечер, - Блетчли подхватила с ближайшего кресла плед и подошла к дивану.

Немного поколебавшись, она тихонько, чтобы его не разбудить, легла рядом. Возможно, не стоило этого делать и, откровенно говоря, она не знала, как он отнесется к этому, когда проснется, но оставаться одной ей не хотелось. Накрыв их обоих пледом, Фрида уютно устроилась у него под боком и закрыла глаза, почти мгновенно проваливаясь в сон.

***

За пределами Англии Фрида никогда не пользовалась какими-то особыми защитными заклинаниями, ограничиваясь банальным антиаппарационным барьером. В Англии на то были веские причины – после похищения она еще долго с опаской заходила в квартиру, хоть и отказалась наотрез переехать на какое-то время обратно в Блетчли-холл, понимая, что вряд ли кто-то осмелится вновь за ней прийти, после смерти одного из Пожирателей. К тому же, ее с тем же успехом могли отловить по пути на работу, так что смысла в этом не было совсем. Но даже отчетливо все это осознавая, она ничего не могла поделать с тем, что каждый раз, поворачивая ключ в замке двери, надеялась, что там никого нет.

Швеция и Италия ей беспечно казались безопасными, к тому же с тех пор прошло целых шесть лет, чтобы паранойя уснула крепким сном. Поэтому, вернувшись от Бальтазара в свою квартиру, которая, как оказалось, была, в общем-то, и не ее, и вовсе не здесь она жила последние годы, Блетчли даже не подумала как-то ее обезопасить. Кто вообще мог знать, что она вернулась из Италии. Оказалось, что могли и знали.

Она услышала мужские голоса сквозь сон и, подумав на Харта и Криса, перевернулась на другой бок, зарываясь поглубже под одеяло. Ее выдернули из сна довольно бесцеремонно, откидывая одеяло и приказывая встать. Убедившись, что она проснулась, выволокли из комнаты на кухню, усаживая на стул.

Они заверили, что хотят просто поговорить. И что, если она будет умничкой, они надолго не задержатся. На Пожирателей они похожи были мало – тем разговаривать с ней было вообще не о чем. Возможно, это было связано с кем-то из ее клиентов и с их не самыми легальным делами, но в таком случае она просто терялась от обилия вариантов.
Пропустив мимо ушей вопрос о том, согласна ли она просто честно ответить на их вопросы, Фрида потребовала сигареты и пепельницу, объявив, что без этого у них конструктивной беседы не получится. Один из мужчин ухмыльнулся, но достал из внутреннего кармана пачку и бросил на стол. Закурив, ведьма сообщила, что не отказалась бы и от кофе, на что ей посоветовали не наглеть.

Разговор как-то сразу не задался. Им нужны были какие-то специфические ингредиенты и секреты производства летучего пороха, производимого компанией Бальтазара. Сказать, что она удивилась – не сказать ничего, потому как она мало того, что абсолютно не смыслила в производстве летучего пороха, так еще и искренне не понимала, с чего бы ей знать именно секреты компании шведа. То, что она была его женой, еще не означало, что он с ней ими делился. К тому же, даже, если и делился, то у нее для этих ребят были плохие новости – она этого не помнила совершенно.

Естественно, ей не поверили. Дружелюбие, пусть и фальшивое, куда-то резко испарилось, и разговор стал больше похож на допрос. Окончательно он утратил любые намеки на спокойную беседу, когда она попыталась схватить свою палочку, небрежно брошенную на столе одним из них. Дальнейшее их общение строилось на ее попытках прожечь взглядом в каждом из них по внушительной дыре и вытащить руки, из плотно обхватывающих веревок. Ни в том, ни в том ей преуспеть не удалось, а запястья обзавелись красными следами.

Они сошлись на том, что она слишком упряма и слишком неправдоподобно врет, а, значит, пора переходить к более действенным методам. Выбирая между пытками, которыми ее и так пугали все это время, и Империусом, они логично остановились на втором варианте – на садистов мужчины были похожи мало, чтобы выбивать информацию подобным образом из любви к искусству.

Под Империусом Фрида подтвердила все сказанное до этого. Поняв, что просчитались, но, видимо не осознавая в чем именно и как такое вообще возможно, они вылетели из квартиры, оставив дверь нараспашку.

От необходимости изощряться, пытаясь подцепить палочку, чтобы не сидеть со связанными руками до скончания века, ее спас Кристоф, появившийся сразу после их ухода. Зачем он пришел, он не пояснил, видимо, более обеспокоенный произошедшим, чем делами, которые его привели. Разговаривать ей не хотелось, поэтому объяснив в двух словах, что случилось и что от нее хотели, Блетчли подхватила пачку, забытую на столе, дошла до ванны, снимая с крючка халат, и вышла на балкон. Друга она попросила за ней не идти.

Она чувствовала, что у нее сдают нервы. Империус был не самой приятной штукой, в первую очередь для самолюбия, поэтому ощущения были паршивые. Ко всему прочему, ее раздражало, что она даже не знает, с какой такой радости они нагрянули именно к ней, и почему вообще она должна знать что-то про этот чертов летучий порох.

Фрида открыла нараспашку окно на балконе, не особо заботясь о том, что на улице была зима. От свежего воздуха как-то полегчало. Закурив, она высунулась в окно, разглядывая прохожих, когда за спиной открылась стеклянная дверь.

Она не стала оборачиваться, когда он заговорил, отчасти злясь на него за то, что вообще оказалась в подобной ситуации. Одно дело знать, что от тебя хотят, другое половину утра провести со связанными руками в не самой приятной компании и делать ставки, кто из вас озадачен больше – горе преступники или ты сам.

- Ну и как? Стало лучше?

Обернувшись к нему наполовину, Блетчли выдохнула дым в распахнутое окно и серьезно посмотрела на мужа. У их с Кристофом действий появлялось логичное и крайне неприятное обоснование.

- И нет, не понимаю. Зато понимаю, почему тебе лучше без моих воспоминаний – теперь у меня нет возможности проболтаться о твоих секретах. Судя по всему, тебе приходится их тщательно оберегать. Я права, Харт?

Оказалось, что она помнила не все. Как такое могло быть, что барьер слетел только с тех воспоминаний, которые она увидела в омуте, она не понимала, но ее, вопреки здравому смыслу, начинало это вновь раздражать. Быть связанной Непреложный Обетом с человеком, о котором все еще толком ничего не знаешь, было не слишком приятно, и, как оказалось, достаточно опасно для жизни. Что же там были за документы, что она настояла на этом обряде с незнакомым человеком? Умирать ей, конечно, не хотелось, но отчего-то желание наконец-то все вспомнить, чтобы хотя бы знать, чего стоит опасаться, только усилилось.

Фрида на автомате помотала головой на его последние слова, отрицая и не принимая их. Мысли о смерти были абсурдны, но слова звучали слишком жестко и хлестко, чтобы в них усомниться. По всей видимости, выходило, что она должна быть благодарна мужу и другу за то, что осталась жива, однако она была бы куда больше благодарна, если бы они просто предупредили ее  о том, что ей грозит, а не решали бы самолично, как ее уберечь.

- Ты должен был мне сказать, - с нотками истерики в голосе, обвиняя, сказала Блетчли, когда Баль отступил, - должен был предупредить о том, что мне угрожали, а не просто лишить памяти и делать вид, что между нами никогда ничего не было.

Раздраженно выкинув в окно дотлевшую сигарету, ведьма сделала пару шагов к мужу, вновь сокращая расстояние и оказываясь почти вплотную рядом с ним. Осознание того, что она действительно могла умереть, наконец-то пришло в полной мере, приводя вместе с собой запоздалый страх от произошедшего.

- А если бы мы с тобой после этого вообще не встретились, я бы даже не знала, из-за кого меня допрашивают. Что, если бы они не додумались до Империуса? Есть много других способов добыть информацию, ты об этом не подумал?  – не сдержавшись, Фрида ударила кулаком по плечу мужчины, не в силах остановить новую волну истерии, смешанную с испугом, - и как бы вообще узнал, если бы что-то случилось? Ты бросил меня одну, не оставив ни единого воспоминания о себе, и решил, что теперь-то мне ничего не угрожает. Ты ошибся, Харт. Не знаю, почему им не пришло это в голову, но чтобы похитить меня и шантажировать тебя, наличие у меня памяти не требуется. Чтобы ты делал тогда?!

Выговорившись, ведьма ударила еще раз кулаком по плечу шведа, чувствуя, что истерика почти полностью ее вымотала, и отвернулась к окну.

Ни спать, ни отдыхать Фриде не хотелось. Она устала, да, но понимала, что уснуть ей все равно не удастся, а просто лежать, разглядывая потолок, значит обречь себя на не самые приятные мысли. После того, как муж ушел, она постояла на балконе еще немного, задумчиво повертев в руках связку ключей, оставленных на подоконнике, пока окончательно не замерзла. Закрыв окно, спрятала ключи в кармане и вернулась обратно на кухню.

Кристоф все еще был там и поражал ее своей силой воли – учитывая, что переживал он не меньше, а в какой-то степени даже больше, возможно, чувствуя свою вину за то, что предусмотрел не все, то, что он так и не притронулся к сигаретам, вызывало громадное уважение. Вот это выдержка. Решив, что добивать его еще сильнее нежеланием с ним разговаривать, она не хочет, Блетчли сварила кофе и на скорую руку приготовила завтрак. Непреклонный тон и угроза не выпустить из квартиры, пока он по-человечески не поест и не придет в себя, на Криса подействовали лучше, чем обычно на Бальтазара. Да и, будем откровенны, в отличие от супруга, друг к завтракам, хоть и поздним, судя по времени, был более благосклонен.

Убедившись, что сырники, варенье и кофе исчезли в правильном количестве, ведьма с чистой совестью отпустила мужчину работать и осталась одна. Нужно было решать, что делать дальше. Вопрос о том, хочет ли она все еще вспомнить все, что было, несмотря на то, что, как оказалось, некоторые воспоминания могли стоить ей жизни, даже не стоял – конечно, хочет. Исправлять ошибки прошлого ей претило – если это произошло, значит, так оно и должно было быть. Тем более в то, что она действительно умрет такой нелепой смертью, ей не верилось.

Блетчли просидела дома до вечера, разумно предположив, что, возможно, Бальтазар отправился от нее на работу. Заглядывать в омут одной ей все еще не хотелось, в особенности, после услышанного про восемьдесят седьмой, а потому следовало дождаться его возвращения. С трудом дотерпев до семи, она вышла из дома, решив пройтись.
Оказавшись на пороге его квартиры, ведьма открыла дверь, проходя внутрь.

- Бальтазар? – негромко окликнула мужа, снимая пальто и вешая на вешалку. Разувшись, прошла вглубь квартиры, натыкаясь на Констанцию, вышедшую встречать вместо хозяина. Аппартаменты отозвались глухой тишиной. Походив по комнатам, чтобы убедиться, что мужчины дома нет, Фрида напоследок заглянула в кабинет, натыкаясь взглядом на каменную чашу с воспоминаниями. Через пару секунд раздумий, ведьма переступила порог, делая несколько шагов по направлению к ней, когда услышала, как в дверном замке повернулся ключ.

Выскочив из кабинета, Блетчли вышла в коридор, встречаясь взглядом с Хартом, и миролюбиво улыбнулась.

- Я решила воспользоваться твоим предложением. Хотела прийти, когда ты будешь дома, но немного не рассчитала.

Облокотившись на стенку, ведьма усмехнулась, наблюдая за снимающим пальто шведом:

- Кристоф в бешенстве, да?

Отчего-то ей казалось, что друг, хоть и сдерживал себя, пока был у нее дома, не скажет спасибо Харту за то, что тот чуть все не испортил, допустив ее до омута.

Фрида довольно улыбнулась, услышав ответ на вопрос. Все-таки, хоть Бальтазар и сопротивлялся, а вкусные завтраки творили чудеса, поднимая настроение и вообще настраивая на более дружелюбный лад.

- Сырниками с вишневым вареньем, от такого кто угодно подобреет, - весело фыркнула ведьма, тем самым еще и ставя мужа в известность, чего он лишился своим поспешным уходом. Впрочем, если сегодня все пойдет так, как она того хотела, у нее была возможность вновь начать терроризировать его завтраками. Почему-то ей казалось, что даже за те шесть лет, которые она не помнила, приучить его к ним ей так и не удалось.

- Только зашла. В омут еще не заглядывала, - Блетчли поспешила ответить на незаданный вопрос, чувствуя его настороженность, - нет, не ужинала – не хотелось. Я пойду тогда в кабинет, ладно?

Получив одобрение, ведьма скрылась за поворотом коридора и дошла до нужной двери. Несмотря на то, что в кабинете она все равно была одна, присутствие Бальтазара в квартире ее необъяснимым образом успокаивало. По крайней мере, в этот раз она вошла в комнату куда увереннее, подгоняемая еще и вновь проснувшимся любопытством.

Она не стала медитировать над чашей как в первый раз, решив покончить с этой дурацкой ситуацией, в которой оказалась, раз и навсегда. На омут, после первой удачной попытки, она возлагала большие надежды.
Омут встретил ее концом восемьдесят пятого и спокойным восемьдесят шестым. Они все также виделись по вторникам и четвергам и иногда ездили по выходным навестить Алекса и побаловать Майлза новой порцией игрушек.

Все началось с сентября восемьдесят седьмого, когда Фрида нашла старую колоду Таро.

Переживать те же эмоции заново было не самым приятным ощущением. Девять Арканов испугали ее вновь, но она быстро приказала себе не думать сейчас о том, за кого когда-то согласилась выйти замуж. В конце концов, если она приняла это тогда, почему должна зацикливаться сейчас? Это был уже пройденный этап, возвращаться к которому не имело смысла.

Дальнейшие воспоминания – рассказ о Регулусе, незнакомая женщина в квартире у Харта, снятое кольцо и его извинение, в которое ей даже не верилось, - все это вызывало неподдельное удивление и досаду. Она видела, как меняется ее  отношение к мужу. Видела, но все еще не чувствовала, и ее это начинало раздражать. Без этого половина ее поступков выглядела лишенной смысла, хоть она и понимала, чем они вызваны.

Последовавший после извинений супруга и вечера примирения октябрьский понедельник, начался с ее вскрика и его разбитого лица. Фрида почувствовала, как по спине вновь пробежал холодок при взгляде на него. Ощущение было такое, словно истерика подступает не к той девушке из воспоминаний, а к ней нынешней, вот прямо сейчас, накрывая волной. Разглядывая кровоподтеки, она вцепилась в края чаши так, что побелели костяшки пальцев, и через пару секунд резко вынырнула из омута, отшатнувшись.

Страх за Бальтазара заставил ее оглянуться по сторонам, чтобы убедиться, что все в порядке и это было лишь воспоминание. Она поняла, что оставшийся барьер слетел, как только восстановила дыхание.

Блетчли вылетела из комнаты, как только смогла поверить в происходящее. Желание мужа убить причудливым образом смешивалось с желанием обнять, и ведьма не могла решить, что из этого было сильнее.

Она нашла его в спальне, отходящим от шкафа, куда, по всей видимости, только что повесил пиджак. Сократив в пару шагов расстояние между ними, Фрида обняла мужа, утыкаясь лбом в плечом. Чувствовать, что он снова рядом, а кошмарные полтора месяца позади и больше никогда не повторятся, было до одури приятно.

Однако, когда первый порыв прошел, она все-таки отстранилась, и несильно ударив ладонью по его плечу, обиженно сообщила:

- Ты обещал доверять мне, Харт! Это по-твоему доверие?!

Реакция Бальтазара не сказать, что ее обидела, а скорее разозлила. Невольно сделав пару шагов назад, она почувствовала, что упирается спиной в стену и бросила раздраженный взгляд на мужа. Нет, она, конечно, все понимала, но по ее представлениям, он должен был радоваться, что она снова «вернулась», в особенности, учитывая, что он сам поспособствовал этому, а не смотреть на нее сейчас так, будто она как обычно разрушила все его планы.

- Против меня?! – возмущенно уточнила ведьма, складывая руки на груди, - если я ничего не путаю, ты первым решил наплевать на мое мнение и сделать так, как счел нужным сам, не потрудившись даже поставить в известность о своих планах и о том, что мне что-то угрожает.

Откровенно говоря, быть загнанной в угол, да еще и смотреть на мужа снизу вверх ей совершенно не нравилось. В особенности, когда она точно знала, что права и обвинения Бальтазара никаких оснований под собой не имели.

Однако его реакцию она не понимала совсем. На радость это было похоже мало, а если до него только дошло, что она теперь вновь  может быть в опасности, то у нее для него были плохие новости – максимум, что он может с этим поделать, это постараться сделать так, чтобы она дожила до старости, но без какого-либо вмешательства в ее голову. Хватит, наигрались.

- Ты пытался меня защитить? Спасибо, но с чего ты вообще решил, что мне нужна защита такой ценой? – проворно сделав шаг в сторону, Фрида выскочила из угла комнаты, оказываясь сбоку от мужчины: такого откровенного давления на свою хрупкую психику она не переносила от слова совсем.

- Ты ведь не сказал мне ни слова, потому что знал, что я буду против. Знал и все равно сделал, пусть и не своими руками, потому что тебе показалось, что так будет лучше. Главное ведь твое мнение, а на остальное плевать, да?

Если раньше основные претензии Блетчли были к Крису, то сейчас все ее недовольство обрушилось на Харта. Пусть даже это сделал друг, но муж не имел никакого права его в этом поддерживать.

- И, кстати, с твоей легкой руки я не помнила о своем обещании тебе доверять, - мстительно произнесла, окончательно взбешенная Фрида.

- А с тобой разве возможно? – парировала возмущенно Фрида, искренне считая, что с ней-то как раз возможно разговаривать, - и вообще, это не я заявляюсь периодически домой с кровоподтеками на половину лица и пугаю Бубенчика своим внешним видом.

Если о ком в их семье и стоило волноваться, так это о Бальтазаре. И пусть она уже реагировала на его внешний вид не так, как в первый раз, но каждое его появление в таком виде было для нее болезненным. Потому чрезмерную заботу о ней она не понимала совершенно, считая, что ему бы в первую очередь стоило подумать о себе, раз уж он четыре года назад пообещал, что будет рядом.

Признание в том, что решение лишить ее памяти было не согласовано и являлось вообще личной инициативой Криса, ее немного отрезвило. Не до конца, но все же ведьма почувствовала какое-то облегчение от того, что все-таки супруг к этому имел меньше отношения, чем ей казалось на первый взгляд. Тот уникальный случай, когда оказаться неправой было куда приятнее, чем все время изводить себя и его тем, что он не посчитался с ее мнением и вообще так с ней поступил. Она бы, конечно, непременно его все равно простила, но забыть смогла бы очень вряд ли. А подобных инцидентов, остающихся на душе камнем, ей в их отношениях хотелось меньше всего.

- Все равно, ты потом его поддержал… - протянула Блетчли, скорее по инерции, продолжая обвинять, чем действительно обижаясь.

Он сделал к ней шаг, подходя ближе, когда она хотела сказать еще что-то в подобном духе, и она почувствовала, что любые ее дальнейшие слова окончательно потеряют смысл. Зачем они вообще были нужны, когда главным было то, что она наконец-то во всех смыслах дома. Фрида прикрыла глаза, чувствуя умиротворение и совершенно не желая отстраняться и вообще двигаться.

- Нужно, - легко согласилась ведьма, - и пусть Кристоф сам объясняет моему начальству, почему они должны вернуть меня в Швецию.

Маленькая месть другу за излишнюю самостоятельность.

Обняв мужа, Блетчли совершенно серьезно добавила, окончательно успокаиваясь:
- И не смей больше оставлять меня одну.