Фрида подумала несколько тоскливо, что прекрасно обошлась бы без информации о том, что им с Катой говорили о том, что они хорошо смотрятся вместе. Это только лишний раз подтверждало ее выводы, как и выводы главных министерских сплетниц, которые так или иначе, но все же давили по самолюбию ирландки, не особо умевшей проигрывать.

Она старалась держать лицо беспристрастным, но не была уверена, что у нее это действительно выходило как в лучшие школьные годы. В общем-то, в школе она, пожалуй, сомневалась в себе куда реже, чтобы демонстрировать какое-то смущение или расстройство. Она всегда считала, что ее сложно выбить из колеи, но внезапно столкнулась с ситуацией, в которой куда тяжелее было сохранять спокойствие.

Откровенно говоря, она не особо понимала, к чему он ведет, рассказывая об отношениях с той женщиной, когда из его слов она могла делать только неутешительные выводы. Ей не особо верилось, что отношения, длящиеся, как он сказал, больше десятилетия могли внезапно закончиться. Она пока не видела ни одного логического аргумента в пользу их перевода из постельной плоскости исключительно в дружескую. Дружеский секс как данность ее вообще вдохновлял мало, а причины от него отказываться вообще находились за гранью ее понимания, если всех все устраивало.

Фрида не нашла, что ответить ему на его размышления относительно Катаржины, лишь неловко кивнула, принимая во внимание. Ей больше всего хотелось закрыть эту тему и разойтись спокойно, без лишней драмы как минимум в ее голове, но она не знала, как поставить в разговоре точку. По ее мнению, она дала это сделать ему, когда признала, что ее вовсе не касаются его отношения с кем-либо.

Его вывод и вопрос застали ее врасплох, и она бросила на него растерянный взгляд, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Обсуждать это у нее не было никакого желания, но она чувствовала, что ей, кажется, некуда от этого деваться, словно он загнал ее в угол.

- Ничего, - ведьма чуть поморщилась от того, насколько резко прозвучал ее ответ. - У меня нет причин ревновать.

Она отвернулась от него, пододвигая ближе к себе чашки и берясь за ручку заварочного чайника, стараясь отвлечься. Фрида не поняла, как это произошло, когда у нее дернулась рука и кипяток парой капель попал на кожу, заставляя ее зашипеть от боли и отставить со звоном чайник в сторону.

- Черт! - она выругалась зло, бросая на Бальтазара недовольный взгляд, будто в этом виноват был он. - Я не знаю, Харт, не знаю, что изменилось в моем отношении к тебе. Но это не твоя проблема, поэтому давай сменим тему.

Фриде не нравилась ее неаккуратность и несдержанность, грозившая остаться ожогом на руке из-за ее излишней эмоциональности. Ей не нравилось и то, как она реагировала на все происходящее, недовольная в первую очередь собой. Из-за нее снова были проблемы, только теперь иного рода, и она не понимала, как вообще умудрилась дойти до этого - до каких-либо чувств к надзирателю, к мужчине, который был старше ее на восемнадцать лет, к человеку, которого она всей душой ненавидела к моменту их первой встречи на Рождество. По ее мнению, у судьбы было чертовски плохое чувство юмора.

Она напряглась от неожиданности, когда он коснулся ее талии, обхватывая, но не стала делать попыток отстраниться. Откровенно говоря, она слабо понимала, что и зачем он делает, как и не понимала, зачем ему разговоры на заведомо неприятную тему. Сейчас ведьма предпочитала, чтобы они пустили все на самотек, сделав вид, что все в порядке, и действительно разошлись завтра по углам. Она готова была обещать, что больше не доставит ему хлопот.

- Потому что это и есть проблема, - она отозвалась упрямо, по-прежнему не вдаваясь в конкретику, но не видя причин считать это чем-то иным.

Его "признание" застало ее врасплох, и она бросила на него недоверчивый взгляд, чуть нахмурившись. Ирландка помрачнела в следующее мгновение, отзываясь резко:

- Это дурацкая шутка, Харт.

Она убрала руку, движимая каким-то детским капризом, не давая ему взглянуть, когда протянула упрямо:

- Все в порядке, - руку жгло, и она сама не отказалась бы взглянуть на то, что с ней, но она продолжала упорствовать, отчего-то боясь расслабиться рядом с ним даже на мгновение. Ее нервировала его близость, и ведьма сделала шаг в сторону, высвобождаясь мягко, но настойчиво, ловя себя на дурацкой мысли, что весь вечер убегает от него по кухне, когда он пытается к ней приблизиться.

- Слушай, я не знаю, откуда у меня взялись к тебе какие-то чувства, но это неважно. Давай просто поставим завтра точку в этом спектакле и разойдемся, чтобы не мучить друг друга. Мне так будет легче отвлечься от этого, а ты вернешься к прежней нормальной жизни. Обещаю, что больше не буду доставлять хлопот.

Фрида не стала сопротивляться больше, когда он перехватил ее руку, лишь взглянула недовольно. Ей казалось это лишним, потому что она и сама могла справиться с небольшим ожогом. По крайней мере у Бубенчика наверняка была тысяча и одна склянка, которой он запасся на случай, если ей понадобится его помощь.

Она наблюдала за тем, как восстанавливается кожа, чувствуя, как перестает неприятно жечь, и после неохотно кивнула, признавая, что действительно стало лучше. Ведьма понимала, что ведет себя глупо и по-детски, но отчего-то не могла взять себя в руки, продолжая обижаться. Не на него, а на всю сложившуюся ситуацию в целом, категорически ей не нравящуюся.

Она отметила это про себя - то, как он провел по коже подушечкой пальца, не понимая, впрочем, почему вообще заостряет на этом внимание. Вероятно потому, что заострять хотела.

- Я не считаю, что возраст имеет значение, но, наверное, так не считаю только я, и те, кого возмущает наша разница в возрасте, правы. Что тебе ловить со мной? Ну, не считая постели, к этому вроде ни у кого вопросов нет.

- Не знаю, замечаешь ты этого или нет, но в Министерстве есть женщины куда более подходящие тебе. На их фоне мне сложнее понять, почему я.

Ей действительно тяжело давался этот разговор, но она понимала, что деваться было некуда, раз уж она дала понять до этого, что ее это волнует. Фрида по-прежнему не могла воспринимать всерьез его признание, полагая, что возможно они вкладывают разный смысл в слово "нравишься". Она признавала, что вполне может нравиться ему как неплохой человек, с которым приятно общаться, но отчаянно сопротивлялась мысли, что он может иметь в виду что-то другое.

- Я не боюсь, - ирландка чуть вздернула подборок, бросая упрямый взгляд. Ей с детства не нравилось признавать за собой каких-либо слабостей, тем более - трусости. - Мерлин, Харт, чего ты от меня еще хочешь?

- Ты мне нравишься, и меня это нервирует, потому что я не верю, что могу нравиться тебе. Потому что вокруг полно женщин умнее, красивее, старше, в конце концов, интереснее. Так понятнее? Ты это хотел услышать?

Фрида вздохнула глубже, когда он признал, что у него никогда не было отношений с девушками настолько младше. Для нее сейчас пять лет вовсе не были разницей, о которой действительно стоило бы задумываться. Впрочем, она ловила себя на причудливой мысли, что ее их восемнадцать лет смущают только в одном вопросе - вопросе того, как он к ним относится. Она с подозрением относилась ко всякого рода стереотипам, но эти несколько недель сделали свое дело, когда всех вокруг интересовало лишь одно - что он мог в ней найти.

- То, что ты надзиратель, я давно заметила, - она фыркнула, немного развеселившись от его уточнения. К его характеру сейчас у нее не было претензий. К работе несомненно были, но она пыталась приучить себя к мысли, что то, чем он занимается, неизбежно сейчас. Ей хотелось верить, что рано или поздно это изменится.

- Харт, не заставляй меня перечислять то, что мне в тебе нравится, сейчас меня это окончательно добьет, - она предупредила дружелюбно, не имея ничего против комплиментов, но не считая, что морально готова к подобным перечислениям сейчас. Она и так ощущала себя влюбленным подростком, и ей совершенно не нравилось это дурацкое чувство неловкости.

Фрида кивнула без особого энтузиазма, когда ему вроде как понравилась его откровенность, на которую он сам вынудил ее пойти. Ничего хорошего она в ней не видела, но спорить не бралась. В целом, ей больше нечего было сказать, потому что у нее было не так много мыслей на этот счет, и всех их она успела так или иначе озвучить в ходе разговора. Все они так или иначе сводились к тому, что ей очень хотелось бы, чтобы он обратил на нее внимание, но она все, в общем-то, прекрасно понимала.

Она вздрогнула от неожиданности, когда он подался к ней снова, целуя. Ведьма почувствовала, как сердце на мгновение замерло, а по коже пробежали от волнения мурашки. Ей потребовалось несколько секунд, прежде чем прикрыть глаза, отвечая на его поцелуй, и считая со своей стороны это глупостью, которая несомненно ни к чему хорошему не приведет.

- Харт, ты сумасшедший, - она констатировала, отстраняясь на короткое мгновение и обнимая его крепче. - У тебя был шанс восстановить наконец свою репутацию, но ты им не воспользовался.

- И это очень нечестный способ заставить меня замолчать.

Фрида фыркнула возмущенно, когда он придрался к ее самооценке, с которой у нее, по ее же собственному мнению, все было в порядке. Она смотрела на ситуацию объективно, когда высказывала ему свои аргументы в пользу того, почему она ему не подходит, и почему подходит еще десяток женщин в Министерстве. Откровенно говоря, она продолжала так считать, но не находила в себе больше ни сил, ни желания на сопротивление.

- Не трогай мою самооценку, с ней все в порядке, - она ответила шутливо, но не стала развивать тему, поймав его чуть более серьезный взгляд.

Ведьма поразмыслила мгновение, прежде чем кивнуть, принимая его объяснение насчет "долго и счастливо". Она не питала особых иллюзий и предпочитала не строить планы, учитывая, что все происходящее для нее по-прежнему было чем-то из области фантастики. Она не хотела себя накручивать размышлениями о том, что завтра он может пожалеть о сказанном, но и старалась не драматизировать на ровном месте. Ирландка знала за собой эту особенность и не собиралась давать ей волю хотя бы сейчас.

- Я понимаю, - ей хотелось верить, что они действительно поняли друг друга правильно, и она была благодарна ему за честность и желание хотя бы попробовать.

Фрида рассмеялась коротко на его замечание о ровесниках и том, что он не против послушать аргументы в его пользу:

- Я составлю список и озвучу его тебе, не волнуйся, - она пообещала весело, прежде чем, чуть смутившись, обозначить туманно, - если бы мне нравились ровесники, я бы уже кого-нибудь выбрала.

Ей пришлось чуть привстать на носочки, чтобы поцеловать его еще раз, а после неизбежно покраснеть, кажется, сильнее в ответ на его замечание:

- Это редкий случай, Харт. Не привыкай к этому особо, больше такого не будет.

Блетчли заметила только сейчас, что он по-прежнему стоял в камзоле, так и не сняв его. Она не имела ничего против, чтобы он задержался, и кажется можно было подумать об ужине уже серьезнее.

- Если ты не собираешься уходить прямо сейчас, предлагаю тебе снять твой ужасный рабочий камзол и согласиться на ужин.

- Он тебе идет, но в своей квартире я предпочитаю не видеть намеков на надзирательную полицию.

Она высвободилась мягко, ненавязчиво потянув за края камзола, помогая ему снять. Она решила в первое мгновение, что ей показалось, но после, перехватив его руку, действительно увидела на рубашке багровое пятно, не оставлявшее простора для фантазии. Ведьма "ахнула", поднимая пораженный взгляд на Бальтазара, в надежде получить объяснения.

- У тебя кровь, - она не была поклонницей подобных очевидных высказываний, но отчего-то не могла смолчать, а следом скомандовала требовательно, - показывай, что там.

- Я люблю готовить, - она кивнула расслабленно, прикидывая, что может сообразить на скорую руку, чтобы им не пришлось долго ждать. Фрида не имела ничего против еды на вынос, но считала, что вполне в состоянии справиться с этим сама и, пожалуй, даже лучше, чем кто-либо, пусть и никогда не умаляла чужих талантов.

- А вот от вина я точно не откажусь.

Она могла бы попросить и Бубенчика, но не возражала, чтобы этим вопросом занялся Бальтазар, доверяя его вкусу и ловя себя на мысли, что все же их общение выходило чертовски причудливым. Не сказать, что ей не нравилось, пусть она и чувствовала остатки неловкости и легкой напряженности. Ей хотелось верить, что это лишь последствия их странного разговора, которые обещали быстро пройти. В конце концов, ей всегда было приятно его общество, не считая того случая на рождественском приеме, когда ее отношение к нему было страшно предвзятым.

Фрида, впрочем, позабыла и об ужине и о вине достаточно быстро, стоило ей увидеть пятно у него на рукаве. Она показала ему, где находится ванная комната, следуя за ним встревоженная и полная решимости так или иначе получить ответ, что с ним. Она знала, что его работа просто не могла обойтись без тех или иных ран, но после того, как его однажды пригвоздили к деревянному кресту, не могла относиться к подобным вещам спокойно.

У нее побежали по коже мурашки, когда вода окрасилась в розовый, и она не сразу заметила, что у него на руке не просто рана, а надпись. Ведьма сделала шаг ближе, стремясь рассмотреть, когда он упомянул Лестрейндж и ее методы "воспитания". Она коснулась его руки аккуратно, боясь причинить боль, разворачивая ее к себе, чтобы прочитать надпись.

- Это же девиз их рода, - она нахмурилась не понимающе. - Почему она вырезала его у тебя на руке?

- С чего бы ей тебя "воспитывать", Баль?

Фрида спрашивала требовательно, не собираясь так просто заминать эту тему, когда не выдержав закатила глаза на его заявление, что он не собирался ей это показывать.

- Если ты будешь скрывать от меня такое, то с "долго и счастливо" у нас точно не сложится, предупреждаю сразу.

Фриду воротило от этого девиза всегда, как от олицетворения всего того, что она ненавидела. Она считала его абсурдным, как и в принципе само понятие чистоты крови и гордости на этот счет. Видеть его на руке Бальтазара было чертовски неприятно, но она не могла заставить себя отвести от него взгляд, чувствуя как в душе волной поднимается бессильная злоба на ненормальную Беллатрикс, которой было место в самой дальней камере Азкабана, а не в Министерстве.

Она молчала, не зная, что сказать, чувствуя как у нее перехватывает дыхание от его слов. Ведьма понимала, что просила это сама - чтобы он помог ей. Как и понимала, что до этого неоднократно обвиняла его в бездействии, в том, что он не делает всего, что может, чтобы прекратить это. Отчего-то сейчас ее слова в голове звучали несколько иначе, чем тогда, когда она не представляла в самом деле, что ему действительно может тоже что-то угрожать из-за подобного поведения. Как, наверное, эгоистично не беспокоилась об этом в полной мере.

Фрида растерянно наблюдала за тем, как он касается руки полотенцем, не зная, как вообще реагировать на все это, и отчего-то отозвалась резко, на его предложение:

- Оставь.

Она рассматривала его "приобретение" мрачно, не желая из каких-то мазохистских чувств, чтобы он его скрывал. Вероятно, чтобы это отпечаталось у нее в голове достаточно сильно, чтобы она наконец-то осознала до конца, что ее дурацкий подростковый бунт имел куда более неприятные последствия, чем ей казалось изначально.

Блетчли обхватила себя за локти, бросая на Бальтазара внимательный взгляд и игнорируя вопрос об ужине:

- Ты же знал, что можешь нарваться на ее садистские методы. Ты лучше всех это знал! Тебе что жить надоело?

- У Беллы, наверное, было хорошее настроение, раз ты отделался только этим. Что, если следующим после Гарольда был бы ты?

Фриде не нравилось, что его аргументы звучали достаточно логично, чтобы она перестала на него ругаться. Как минимум потому, что ей по-прежнему казалось, что он ведет себя неосмотрительно, но она не могла этого объяснить. По ее мнению, привлечь внимание Беллы к себе, пусть даже до этого у него была безупречная репутация, означало рано или поздно подписать себе смертный приговор. Лестрейндж была сумасшедшей, а сумасшедшие жили по какой-то одной им известной логике.

- Это можно будет как-то свести?

Она знала, что это не было их главной проблемой на сегодняшний день, но ее коробил сам факт того, что у Бальтазара на руке отныне красовалась эта чудовищная надпись, которой оправдывали столько убийств и пыток. Ведьма считала это злой насмешкой со стороны судьбы, когда мужчина, который ей нравился, обладал отныне всеми атрибутами отдела, который она ненавидела.

Ее отвлек на мгновение домовик, появившийся с бутылкой вина, и она улыбнулась ему благодарно, пусть и все еще несколько напряжно. Она спохватилась, что действительно так и не ответила на его вопрос об ужине, увлеченная более мрачными мыслями.

- Прости, - она покачала головой, стараясь взять себя в руки и перевести мысли в иное русло. - Есть пожелания по поводу ужина?

Фрида помрачнела следом вновь, когда он назвал свое приобретение "благословением" в глазах Беллатрикс, что наверняка так и было.

- Тогда пусть вырежет его у себя на лбу, - она посоветовала раздраженно, жалея лишь об отсутствии возможности посоветовать это ей лично.

Она коснулась его шеи мягко, когда он поцеловал ее вновь, испытывая по-прежнему странное, необычное ощущение от того, что, кажется, она теперь имела на это право, а он вовсе не шутил насчет того, чтобы попробовать начать не фиктивные отношения. Ирландка, впрочем, все еще не питала иллюзий, но сейчас предпочитала наслаждаться моментом.

- Тебе не удастся каждый раз заставлять меня замолчать таким способом, - она пробормотала, чуть отстранившись, чтобы в следующее мгновение коротко поцеловать его вновь.

- Пойдем на кухню, иначе мы никогда не доберемся до ужина.

Новость о том, что Бальтазара забрали на допрос, распространилась по Министерству с небывалой скоростью. Ей сказала об этом одна из девочек-стажеров, услышавшая, как переговаривались два сотрудника Надзирательной полиции о судьбе своего начальника, которому явно не светило ничего хорошего, раз сама Лестрейндж заинтересовалась им.

Министерство гудело, встревоженное необычной новостью, и ведьма не знала куда себя деть в ожидании хоть каких-то новостей. Она хотела подняться на его этаж, но понимала прекрасно, что ей там делать нечего. Более того, возможно ей лучше вовсе не напоминать никому о своем существовании, если она хочет, чтобы они оба остались целы и невредимы. Ирландка не хотела нагнетать, но чувствовала, как внутри все сжимается от жестокой статистики - после допроса Беллы в лучшем случае жертва отправлялась гнить в Азкабан, в худшем - в психушку. Она поймала себя на мысли, что не шутила ни мгновения, когда просила передать Роули, чтобы он проявил милосердие и применил к ней "Аваду".

Когда один из сотрудников полиции пришел за ней в Отдел Тайн, она лишь кивнула, неторопливо, чуть заторможенно поднимаясь из-за стола и следуя за ним. Это было, наверное, неизбежно - раз пришли за Бальтазаром, стоило ожидать, что придут и за ней. Фрида чувствовала, насколько тяжело ей дается каждый шаг, ведущий в кабинет к Торфинну, вздумавшему с ней поболтать. Она прекрасно понимала, как он проводит допросы, чтобы не питать иллюзий и осознавать ясно, что в ближайшие несколько часов будет корчиться от боли.

Блетчли не знала, на что надеялась, когда тянула время неосознанно, задавая вопросы о Бальтазаре, на которые не получила прямого ответа кроме того, что с ним они еще не закончили. Она не знала, чего боялась больше - что Роули приступит наконец к полноценному допросу ее, или того, что ждет Бальтазара дальше, если их разговор с ним еще не окончен. Она поймала себя на мгновение на малодушной мысли, что возможно стоит рассказать все самой, чтобы их обоих оставили в покое, пусть даже в камере Азкабана.

Ее спас отец, появившийся на пороге вовремя, когда Торфинн, кажется, постепенно начинал терять терпение, которого у него и так было маловато. Она почти не вслушивалась в его объяснения, почему надзиратель должен оставить ее в покое, чувствуя, как ее бьет крупная дрожь, а в голове шумит кровь как последствие пережитого стресса. Ведьма молчала всю дорогу до кабинета отца, обняв его крепко лишь после того, как за ними захлопнулась дверь.

Фрида отказалась от настойчивого предложения отца отправиться домой, желательно в Блетчли-холл и отдохнуть. Ее волновало сейчас только одно - что с Бальтазаром, и она отказывалась покидать Министерство до тех пор, пока не выяснит это. Они получили какую-то вразумительную информацию только к вечеру, когда узнали, что его отправляют в камеру предварительного заключения, а после в Азкабан, как только будут представлены доказательства его вины.

Она обдумывала полученную информацию лихорадочно, пообещав отцу, что отправится спать, как только окажется дома. Вместо этого, после некоторых раздумий, она аппарировала на порог к единственному человеку, связанному с Визенгамотом, которому считала, что могла доверять. Реджинальд был хорошим парнем, испытывавшим определенную к ней симпатию, которой она старалась никогда не пользоваться, но сейчас ей чертовски была нужна его помощь.

Фрида колебалась недолго, прежде чем рассказать ему всю правду, в том числе и о том, почему вообще Бальтазар попал под подозрение. Она ушла от него только тогда, когда Реджинальд со вздохом, но признал, что готов попробовать помочь, но не может ничего обещать. Ей было этого недостаточно, но она понимала, что не может требовать большего.

Следующие три дня она почти не спала, появляясь на работе лишь в надежде, что сможет узнать что-то о шведе быстрее, чем если будет ждать дома. К пятнице ирландка окончательно отчаялась, что сможет увидеть его раньше следующей недели, если сможет вовсе. Давить на Реджинальда она не хотела, зная, что тот, если обещал, действительно сделает все, что в его силах.

Она успела лишь переодеться после работы, когда раздался звонок в дверь. Блетчли открыла ее, не утрудившись тем, чтобы посмотреть в глазок, и ахнула от неожиданности, когда Бальтазар сгреб ее в охапку. Она обняла его крепко, не веря до конца, что его все же отпустили, и кивнула следом, подтверждая лихорадочно:

- Я в порядке, в порядке. Как ты?

Ведьма втянула его в квартиру, захлопывая за ним дверь и оглядывая его с ног до головы. У нее как ненормальное стучало сердце, но восторг от его возвращения постепенно сменялся мрачными мыслями, чем больше она оценивала его внешний вид. Не самый привлекательный в данный момент.

- Ты ужасно выглядишь, - она нахмурилась страдальчески, касаясь подушечками пальцев ссадины на его лице. - Голоден? Я приготовлю что-нибудь, пока ты сходишь в душ.

Фрида затараторила взволнованно, ведя его за собой в сторону ванны, полагая разумно, что ему самому хочется как можно быстрее принять душ.

- Бубенчик сейчас принесет что-нибудь, чем мы сможем обработать твои раны, - она протянула мужчине полотенце, обнимая его коротко вновь, целуя под мочкой уха. - Я так боялась, что у Реджи ничего не получится.

- Три-четыре года, - ведьма задумалась, прикидывая в уме, когда они познакомились с Реджинальдом, поясняя следом, - он учился на пару курсов старше, поэтому мы познакомились уже когда он выпустился из Хогвартса.

- Он правда замечательный.

Фрида улыбнулась тепло, испытывая к другу сейчас огромную благодарность за то, что он сделал, понимая, насколько тяжело это ему далось. Отбирать у Лестрейндж ее игрушку было опасно всегда, в том числе и для него самого, и она ценила то, что он все же рискнул. За него, впрочем, особо переживать не приходилось - его отец вряд ли допустил бы, чтобы Реджи оказался на скамье подсудимых. Хотя в последние годы в Англии ни в чем нельзя было быть уверенным на сто процентов.

Она позвала Бубенчика, когда вышла из ванны, оставляя Бальтазара, и попросила принести все необходимое. Какие-нибудь мази, выпивку покрепче из отцовских запасов и что-нибудь поесть на двоих с кухни. Она обещала рассказать обо всем попозже, зная любопытный нрав своего домовика.

Бубенчик справился быстрее шведа, появляясь через несколько минут посреди кухни с двумя заполненными корзинками. В одну он, кажется, скинул все, что обладало хоть какими-то целительными свойствами, а судя по второй - вынес подчистую кухню. Ведьма фыркнула, развеселившись, не забыв поблагодарить домовичка за старательность и рвение, с которым он выполнял все ее просьбы.

Фрида бросила веселый и чуточку смущенный взгляд на Бальтазара, стоило ему появиться в одном полотенце:

- О, не торопись, не могу сказать, что мне не нравится.

Она вздохнула глубже, касаясь его руки и призывая сесть на ближайший стул. Вопреки тому, что ей в общем-то нравился его вид, ей категорически не нравились ссадины и синяки на его теле, свидетельствовавшие о том, что ему пришлось совсем не сладко.

- Роули вызывал меня на допрос, интересовался как на самом деле попал ко мне твой порт-ключ.

- Отец быстро узнал об этом. Удивительно, с какой скоростью разносится по Министерству новость, что кто-то из чистокровных попал под подозрение, - она сейчас была от всей души благодарна министерским сплетникам за то, что те так быстро донесли до ее отца новость о допросе. - В общем, отец вытащил меня оттуда раньше, чем у Торфинна закончилось терпение.

Ведьма знала, что это еще ничего не значит. Что Торфинн, если захочет, найдет способ прижать ее снова, и у Энтони уже не получится так просто забрать ее с допроса. Думать об этом чертовски не хотелось, поэтому она заставила себя отвлечься, доставая из корзиночки бутылку виски и отходя к шкафчику за бокалами. Им обоим действительно не мешало бы выпить.

- Бубенчик ограбил домашнюю кухню, так что у тебя широкий выбор на ужин.

Фрида поставила перед Бальтазаром бокал, обходя его, чтобы оценить ущерб, который Беллатрикс нанесла ему. Она потянулась за одной из баночек, открывая и зачерпывая немного мази. Ведьма старалась касаться его кожи аккуратно, чтобы не причинить боль, и чувствовала, как с каждым движением нервничает все больше, а каждая его ссадина давит на нее сильнее.

Она вздохнула немного судорожно, прижимаясь губами к его плечу и поднимаясь короткой дорожкой поцелуев выше к шее, чтобы выдохнуть обреченно:

- Тебе не стоило давать мне этот порт-ключ.

Фрида понимала, о чем он говорил: если бы он не отдал ей порт-ключ тогда, то сейчас вряд ли бы они сидели на кухне в ее квартире. Скорее всего, она была бы либо действительно мертва, либо отправлена в Азкабан без всяких перспектив на ближайшую вечность. Ни того, ни другого она себе не могла желать, но также не могла желать ему тех проблем, которые он приобрел, связавшись с ней.

Ведьма знала, что виной всему было ее неуемное любопытство, толкнувшее ее на то, чтобы принять предложение Гарольда и появиться на собрании, зная, чем это может грозить. Она, пожалуй, не отдавала себе отчета в том, насколько это может быть опасно, утешая себя мыслью, что закон подлости не может сработать так четко и выверенно. Они собирались без нее не раз, и он обещал, что все будет в порядке. Ей хотелось думать, что у нее не было ни единого повода не верить ему, но это было не так. На самом деле, у нее не было повода думать, что все пройдет спокойно.

Она сделала шаг ближе, не сопротивляясь, когда Бальтазар обнял ее, но не могла избавиться от чувства вины, гложущего ее эти дни, а сейчас захватившего ее мысли полностью. Вероятно виной тому было то, что она наконец воочию видела последствия своей глупости, и они ей совершенно не нравились.

- Ты бы не дал ему убить меня, - она покачала головой, раздумывая о том, что все могло бы быть, возможно, не так плохо. - И не дал бы ему зверствовать на допросе. Худшее, что мне могло грозить - это Азкабан, если моя вина была бы доказана.

Чем больше она говорила, тем сильнее убеждалась в том, что права. Он рисковал необдуманно и рисковал зря, подставившись из-за нее под удар, которого можно было избежать.

- Я не могу не жалеть, Баль, - она не хотела, чтобы ее слова звучали резко, но плохо контролировала себя в целом. - Не могу не жалеть, что тебе пришлось пережить все это из-за меня.

Ее сбивали с толку его прикосновения, по которым она скучала как сумасшедшая то время, пока его не было, но сейчас ведьма отдавала себе отчет в том, что им нужно поговорить. Она не могла спокойно принять как данность произошедшее и ни о чем не жалеть, как он и предлагал.

- Постой, - ирландка коснулась ладонями его плеч, неохотно отстраняясь, - нам надо поговорить.

- Что с тобой будет дальше? Я не думаю, что Лестрейндж и Роули так легко от тебя отстанут. Рано или поздно они найдут доказательства твоей вины, и что тогда?

Фрида знала, что это будет проще простого, если они найдут способ устроить допрос по всей правилам ей. Она понимала, что вряд ли продержится на нем долго, не выдав нужную им информацию. Пока ее защищал отец и отсутствие возможности так легко подступиться к девушке из хорошей, чистокровной семьи, но она осознавала, что это все было лишь условностью.

Она вспомнила внезапно его предложение справиться с ссадинами самому, когда покачала головой, отказываясь:

- Я обработаю, лучше передай мне бокал.

Фрида понимала, что с самой большой вероятностью оказалась бы в Азкабане, и ни отец, ни Бальтазар не смогли бы ее уберечь от этого. Вместе с тем она упрямо отказывалась признавать действительность такой, какой она была, полагая, что они нашли бы выход. Или, как минимум, за свои действия отвечала бы только она, как это и должно было быть, если бы она не впутала в это Бальтазара.

Она почувствовала, как неприятно свело лопатки от напоминания, чем закончилась его попытка выгородить Гарольда. Как бы швед ни старался, но надпись, вырезанная на его руке, всегда была у нее перед глазами, даже когда он скрывал ее маскирующими чарами.

- Разве стало лучше? Теперь в Азкабане окажемся мы оба, а не только я.

Ведьма не хотела злиться, но неизбежно злилась, пусть и не на него, а на то, что они так глупо оба оказались под пристальным вниманием нынешней власти. Ей казалось, что она относится к этой ситуации куда серьезнее, чем он, понимая, что их легко отправить в тюрьму обоих, если только найти грамотный подход. Она считала, что это лишь вопрос времени, причем не такого уж длинного.

Фрида не знала, на самом деле, чего ждет от Бальтазара, делясь своими переживаниями, но и молчать не могла. Ее пугало будущее и нервировало чувство вины, которое слабо удавалось заглушить, несмотря на все его слова, возможно даже правильные.

Она не могла толком объяснить панику, накрывшую ее, стоило ему сказать, что его начальником отныне будет Торфинн, но взглянула на мужчину с ужасом, не понимая, как тот может так спокойно говорить об этом. По ее мнению, "больной ублюдок" звучало даже ласково в отношении Роули, и она не питала никаких иллюзий насчет того, как тот может вести себя с подчиненным, попавшим в немилость.

- Он же тебя со свету сживет, Харт! - она воскликнула, не пытаясь особо сдерживать эмоции на этот счет и немного бледнея на глазах. - Уверена, он постарается превратить твою жизнь в ад.

- Ты должен оттуда уйти.

Блетчли понимала, что это не так просто, как звучит на словах, но не представляла, как Бальтазар будет работать под командованием Торфинна, который его, кажется, ненавидел. Она сделала глоток виски, чуть морщась и после отставляя бокал в сторону, когда он притянул ее к себе вновь, обнимая. Ирландка не верила в его обещание, что все будет хорошо, но позволила себе на несколько мгновений отвлечься, выдыхая чуть рвано, поверхностно, когда его губы коснулись ключиц.

- Ты сумасшедший, Харт, - она поделилась наблюдениями негромко, обнимая его за плечи и делая еще шажочек, желая быть ближе. Ведьма считала его методы нечестными, ощущая, как учащается пульс и сбивается дыхание от его прикосновений. Она обняла его крепче, запуская пальцы в короткие волосы на затылке, но все же стараясь сохранять хотя бы остатки здравомыслия. - Для меня они не ерунда.

Фрида прижалась губами к его шее, прежде чем следом поднять голову, ловя его взгляд:

- Тебе стоит уехать, Баль. Вернуться домой, так будет лучше для тебя.

Фрида считала, что Бальтазар слишком оптимистичен, если действительно верит в свои слова о том, что никто из них не окажется в Азкабане. Она ловила себя порой на мысли, особенно, после того, как он оказался на допросе, что это неизбежность. Их не самое светлое будущее, которое наступит рано или поздно, чтобы они ни делали. Она паниковала, но полагала, что имеет на это все основания, и мыслит здраво, предполагая подобный итог.

- Угрожает, - она отозвалась упрямо, считая, что вовсе необязательно ждать, когда Торфинн возьмется за него с новой силой, но все же стоило отдать должное шведу - он с ней не спорил. По всей видимости, понимая, что в ее словах есть здравый смысл.  - Ты знаешь, что угрожает, но давай подождем. Я только боюсь, что в какой-то момент станет уже поздно.

- Мне будет больно, если из-за меня с тобой что-то случится, Харт, - ведьма произнесла спокойно, бросая на него серьезный взгляд, желая, чтобы он понял, что она говорит это вовсе не на эмоциях и не для красного словца. Ей действительно будет больно, и все, чего она хочет сейчас - чтобы он этого не допустил.

Вопреки мрачным мыслям, Фрида улыбнулась тепло, когда он заявил, что она сама выбрала отношения с ним:

- И нисколько не жалею, - она поцеловала его вслед за ним снова, озорно прихватывая зубами его губу и отвлекаясь от их основной, не самой приятной темы. - Тогда ты тоже не жалуйся.

Блетчли понимала, что предложила это сама, но почувствовала, как внутри все на короткое мгновение сжалось от мысли, что он действительно уедет. Что это не просто мысли вслух, а чертовски необходимая реальность, в которую она верила, нисколько не сомневаясь. Ему нужно было уехать и как можно скорее, по ее мнению, а ей стоило поскорее привыкнуть к этой мысли.

- Мой отец не даст меня в обиду, - она старалась, чтобы голос звучал ровно и спокойно, и улыбнулась следом на предложение поехать туда на экскурсию. - Пожалуйста, только не зимой. Я приеду к тебе как-нибудь летом, когда мне не потребуется везти с собой тысячу свитеров.

Ведьма потянулась к мужчине ближе, прижимаясь щекой к его скуле, и прикрыла глаза, вспоминая на выдохе:

- Нужно разобраться с остальными ссадинами.

Фрида признавала его просьбу разумной. Она больше не должна была иметь никаких дел с повстанцами, несмотря ни на какое любопытство или собственные взгляды на обстановку в стране. Все это, на самом деле, не имело никакого значения в сравнении с тем страхом, который она испытывала от мысли, что это все может закончиться как в самом страшном ее сне, но теперь не только для нее.

- Я понимаю, - она кивнула, принимая аргумент насчет Торфинна, и согласилась, пожалуй, даже как-то легко, - обещаю. Больше никаких повстанцев.

Она собиралась всерьез выполнить это обещание, потому что с них обоих было уже достаточно внимания надзирательной полиции. Любой их промах стал бы путевкой в Азкабан незамедлительно, а, оказавшись от него на волоске, ведьма ощутила насколько сильно, на самом деле, ценит свободу. И насколько сильно боится боли тоже.

Фрида наблюдала за тем, как Бальтазар забирает вещи у домовика, ловя себя на мысли, что в общем-то, ее все устраивало и до его появления. Их отношения были крайне целомудренными, и она была ему за это благодарна, но не имела ничего против того, чтобы рано или поздно они стали ближе. Впрочем, подобная перспектива ее смущала в виду некоторых обстоятельств.

Она почувствовала, как у нее вспыхнули от его вопроса щеки, и она растянула губы одновременно озорно и смущенно, не ожидая настолько прямого подхода. Ведьма наблюдала за ним с интересом, не отрицая, что в этот момент он выглядел как шкодливый мальчишка, и прикрыла глаза, вздыхая глубже, когда он коснулся губами ее кожи.

Блетчли считала, что он чертовски плохо на нее влияет, когда почувствовала, как заходится быстрее сердце. Она целовала его откровеннее прежнего, пробегая подушечками пальцев по позвоночнику, и не видела смысла держать дистанцию, прижимаясь ближе.

Впрочем, в какой-то момент она все же коснулась ладонью его плеча, не отстраняясь, но призывая взглянуть на нее. Ее смущала сама необходимость говорить об этом, и она выглядела немного растерянно, когда все же начала аккуратно:

- Есть одна вещь, о которой тебе, наверное, стоит знать, - она поймала его взгляд смущенным своим, признавая открыто следом, - у меня никогда ни с кем не было отношений. Вообще никаких. Ну, то есть, я иногда гуляла с мальчиками в школе, и они покупали мне мороженое, но это был самый интимный момент в наших отношениях, не считая поцелуев.